 |
Таблица 2
|
|
|
|
Довольно очевидно, что подобные факты не являются строгими, поскольку не позволяют развести действия наследственности и среды: при выраженных способностях родителей с большой вероятностью создаются благоприятные, а иногда и уникальные условия для развития тех же способностей у детей.
Вспоминаются в связи с этим яркие описания регулярных музыкальных праздников в семье Бахов. В их семейном хоре каждый участник, включая детей, получал свой «голос» и должен был вести его в сложной многоголосной фуге.
Итак, количественные данные только что приведенного типа, вообще говоря, любопытны. Однако они скорее отражают результаты совместного действия обоих факторов (генотипического и средового), чем говорят в пользу одного из них.
3. Более строгие факты поставляют исследования с применением близнецового метода (хотя и он имеет свои ограничения (см. 90)).
В ряде исследований сравнивались между собой показатели умственных способностей однояйцевых (монозиготных) близнецов и просто братьев и сестер (так называемых сибсов). Корреляция показателей внутри монозиготных пар оказалась очень высокой: 0, 8–0, 7; тогда как те же сравнения в парах сибсов дали коэффициенты порядка 0, 4–0, 5 (цит. по: 89).
4. Впечатляющие результаты были получены также в экспериментальных исследованиях на животных с применением метода искусственной селекции.
В одном исследовании крысы обучались находить путь в лабиринте. Из всех животных отбирались те, которые справлялись с задачей наиболее успешно, и те, которые, наоборот, были наименее успешными. Внутри каждой группы (успешных, или «умных», и неуспешных, или «глупых») производились скрещивания. В следующем поколении процедура повторялась: снова отбирались «умные» и «глупые» животные, и снова они скрещивались между собой внутри каждой группы. Так повторялось в течение шести поколений. На рис. 13 можно видеть результаты этих экспериментов. Они убедительно свидетельствуют о возможности накопления генетической предрасположенности к успешному обучению. Дивергенция животных по этому признаку к шестому поколению достигает внушительных размеров!
|
|
|
Таким образом, все-таки существуют доказательства в пользу генотипических предпосылок способностей. Но как велика их роль? Насколько успех в развитии способностей зависит от наследственных задатков?
Для обсуждения этого вопроса нужно рассмотреть противоположные факты – те, которые показывают действие внешних условий, а также воспитания и обучения на формирование способностей. Среди них есть также и менее, и более точные.
1. К менее точным, но достаточно впечатляющим, можно отнести результаты деятельности выдающихся педагогов. Известно много случаев, когда в различных областях деятельности (науки, искусства) вокруг одного учителя возникала большая группа талантливых учеников, по своей численности и уровню способностей необъяснимая с точки зрения простых законов статистики.
Некоторое время тому назад в Москве жил и работал учитель музыки М. П. Кравец. Он любил выбирать себе особенно неспособных в музыкальном отношении учеников и иногда доводил их до уровня учащихся Центральной музыкальной консерватории (уровня, как известно, самого высокого). Его увлекал сам процесс «производства способностей»; по его словам, неспособных детей вообще не бывает.
Мне довелось наблюдать работу М. П. Кравеца с начинающими учениками. Уроки всегда проходили в обстановке высокого эмоционального накала. Ребенок вовлекался в живое и разнообразное общение с учителем. Он пел, отгадывал музыкальные загадки, подбирал к звукам картинки, бил в бубен, ритмично двигался под аккомпанемент. Все это сопровождалось радостным настроением и поощрениями учителя.
|
|
|
Урок обычно заканчивался хорошо знакомой мелодией, которую издавала музыкальная модель «спутника», а под ней ребенок находил открытку с большой красной «пятеркой». Следующий урок ожидался, конечно, с большим нетерпением.
2. Пожалуй, более точные доказательства представляют факты массового развития некоторых специальных способностей в условиях определенных культур. Пример такого развития был обнаружен в исследовании звуковысотного слуха, которое проводилось О. В. Овчинниковой и мною под руководством А. Н. Леонтьева (58).
Звуковысотный слух, или восприятие высоты звука, составляет основу музыкального слуха. Исследуя эту перцептивную способность с помощью специального метода, мы обнаружили сильную недоразвитость ее примерно у одной трети взрослых русско-язычных испытуемых. Как и следовало ожидать, эти же лица оказались крайне немузыкальны.
Применение того же метода к испытуемым-вьетнамцам дало резко отличные результаты: все они по показателю звуковысотного слуха оказались в группе лучших; по другим тестам эти испытуемые обнаружили также 100%-ную музыкальность.
Эти удивительные различия находят объяснение в особенностях русского и вьетнамского языков: первый относится к «тембровым», второй – к «тональным» языкам. Во вьетнамском языке высота звука несет функцию смыслоразличения, а в русском языке такой функции у высоты речевых звуков нет. В русском, как и во всех европейских языках, фонемы различаются по своему тембру. В результате все вьетнамцы, овладевая в раннем детстве родной речью, одновременно развивают свой музыкальный слух, чего не происходит с русскими или европейскими детьми.
Пример очень поучителен, так как показывает фундаментальный вклад условий среды и упражнения в формирование такой «классической» способности, какой всегда считался музыкальный слух.
3. Убедительные доказательства участия фактора среды были получены в экспериментальных исследованиях на животных, где применялся уже известный вам метод искусственной селекции.
|
|
|
На этот раз предварительно отобранное поколение «умных» крыс выращивалось в условиях обедненной среды, где они были лишены и разнообразных впечатлений и возможности активно действовать. В результате оказалось, что такие крысы при обучении в лабиринте действовали на уровне «глупых» животных, воспитанных в естественных условиях. Противоположный результат дали опыты с выращиванием «глупых» крыс в обогащенной среде: их показатели оказались приблизительно такими же, что и у «умных» крыс, выросших в нормальных условиях (цит. по: 6).
Эти исследования не просто показывают значение условий воспитания для формирования способностей. Общий вывод, который можно сделать на их основании, более значителен: факторы среды обладают весом, соизмеримым с фактором наследственности, и могут иногда полностью компенсировать или, наоборот, нивелировать действие последнего.
Перед психологией очень остро стоит проблема выявления механизмов формирования и развития способностей. Тонкие механизмы такого процесса еще неизвестны. Однако некоторые сведения могут быть привлечены к обсуждению этого вопроса. Это прежде всего данные о сензитивных периодах формирования функций.
Каждый ребенок в своем развитии проходит периоды повышенной чувствительности к тем или иным воздействиям, к освоению того или иного вида деятельности. Известно, например, что у ребенка 2–3 лет интенсивно развивается устная речь, в 5–7 лет он наиболее готов к овладению чтением, в среднем и старшем дошкольном возрасте дети увлеченно играют в ролевые игры и обнаруживают чрезвычайную способность к перевоплощению и вживанию в роли. Важно отметить, что эти периоды особой готовности к овладению специальными видами деятельности рано или поздно кончаются, и если какая-то функция не получила своего развития в благоприятный период, то впоследствии ее развитие оказывается чрезвычайно затруднено, а то и вовсе невозможно. Например, в подростковом возрасте уже очень трудно научиться прямохождению и речи.
Исследования, проведенные, правда, в основном на животных, показали, что сензитивные периоды могут быть очень короткими и составлять недели и даже дни. Но зато формирование определенной функции может произойти почти «с места» – в результате одного-двух повторений. Именно так в детстве фиксируются, например, аффективные реакции.
|
|
|
Применяя все сказанное к специальным способностям, можно пока в виде самой общей гипотезы предположить, что и их функциональные структуры имеют свои сензитивные периоды или отдельные моменты, в которые они получают (или не получают) своего рода толчки к развитию.
Часто приходится слышать такое рассуждение. В одной семье растут два ребенка; один проявляет явные способности к музыке, другой – нет. Значит, первый одарен «от природы», другому от природы «не дано» – ведь условия воспитания одни и те же.
Это рассуждение слишком огрубляет действительное положение вещей. Нужно различать макро– и микроусловия развития, и только последние можно принимать всерьез. Может быть, в жизни первого ребенка музыка прозвучала в тот момент, когда он был особенно готов к восприятию ее, и она произвела на него глубокое впечатление. А другому ребенку пели, когда он был отвлечен, утомлен или болен.
Роль первых «толчков» в развитии способностей, по-видимому, очень велика, и они всегда связаны с яркими эмоциональными переживаниями.
Так, например, известно, что Чарли Чаплин впервые вышел на сцену в возрасте 5 лет. В тот день у его матери-актрисы сорвался голос. Ее освистали, и она ушла за кулисы. Возник неприятный разговор с директором театра, который боялся потерять денежный сбор. Но тут директору пришла в голову мысль вывести на сцену мальчика, который был здесь же с матерью за кулисами. Раньше ему доводилось видеть, как маленький Чарли пел и танцевал, подражая ей. Сказав несколько слов публике, директор ушел, оставив мальчика одного на ярко освещенной сцене. Тот начал петь, ему стали кидать деньги. Он воодушевился, и концерт продолжался с нарастающим успехом. В этот день Чарли испытал яркое эмоциональное потрясение; он понял, что сцена – его призвание.
Заметьте, что произошло это как раз в «артистический» сензитивный период, характерный для детей 5–6 лет. А у другого ребенка, может быть, тоже звучала «артистическая струнка», но подобных впечатлений и переживаний он не испытал, и она заглохла.
Мы, таким образом, подошли к еще одному вопросу, который непосредственно связан с развитием способностей, – к особенностям мотивации. В этом отношении очень яркий материал дает изучение одаренных детей (50).
Очень общий, неизменно повторяющийся факт состоит в том, что одаренные дети обнаруживают сильную тягу к занятиям той деятельностью, к которой они способны. Они могут буквально часами изо дня в день заниматься интересующим их делом, не уставая и как бы вовсе не напрягаясь. Это для них одновременно и труд и игра. Все их интересы, переживания, поиски, вопросы концентрируются вокруг этих занятий.
|
|
|
Мне пришлось наблюдать одного мальчика, у которого очень рано, в 3, 5 года, пробудился интерес к числам. Едва с ними познакомившись, он провел много дней за пишущей машинкой, печатая последовательно числа натурального ряда от 1 до 2000. Очень скоро он освоил операции сложения и вычитания, практически не задерживаясь в пределах десятка. Больше всего его привлекало из окружения все то, что можно было измерить или выразить числом: возраст и годы рождения родственников, всевозможные веса, температуры, расстояния, количества страниц в книгах, цены, железнодорожные расписания. По всем этим поводам он активно спрашивал, переживал, размышлял. Персонажами его воображаемых игр были числа, многие из которых имели свой особый характер и поведение. Он сам «открыл» отрицательные числа, операцию умножения и т. п.
Легко понять, как много в результате подобной почти непрекращающейся деятельности успевает ребенок узнать, понять и усвоить, и как много потребовалось бы времени и усилий педагогу, чтобы специально всему этому его научить.
Трудно определить, как именно связаны высокие достижения способных детей и их эмоциональная увлеченность, что здесь причина, а что следствие. Справедливо считается, что оба эти фактора взаимосвязаны и один усиливает другой. Во всяком случае, повышенная мотивация и вызываемая ею напряженная активность являются и признаками и неотъемлемыми условиями развития любой способности.
После всего сказанного становится более или менее ясно, что ни один из полярных ответов на вопрос о происхождении способностей (их наследственности или приобретенности) неверен.
Мнение о том, что способности генетически предопределены, по существу, содержит мысль о том, что они появляются «сами собой», без процесса развития. Очевидно, что при этом игнорируется факт напряженной деятельности, самообучения способных детей.
Противоположное мнение, что всему можно научить или научиться, если приложить старания, содержит ошибку неразличения труда, порождаемого сильной потребностью, увлекательного труда-игры и труда-обязанности. Нельзя научить человека, если отсутствуют его собственная активность, желание и увлеченность.
Резюмирую все сказанное о природе и развитии способностей.
Существуют природные предпосылки способностей – задатки. Еще нет точных сведений о том, в чем именно они состоят. Возможно, это некоторые свойства нервной системы – степень общей активности, повышенная чувствительность нервных структур и т. п. Возможно, это какая-то специальная предрасположенность, например, к восприятию звуков, красок, пространственных форм, к установлению связей и отношений, к обобщениям.
То, насколько проявится и оформится задаток, зависит от условий индивидуального развития. По результатам этого развития, т. е. по наличной способности, нельзя сказать, каков был «вклад» задатка. Нет пока способов определить меру участия генотипического фактора в развитии способностей.
Становление и развитие способностей, по-видимому, связано с прохождением ребенка через различные сензитивные периоды с возможным научением в эти периоды по типу «запечатления». У особо одаренных детей возможна синхронизация нескольких сензитивных периодов, обычно сменяющих друг друга. Тогда возможности развития их способностей многократно увеличиваются.
Неотъемлемый компонент способностей – повышенная мотивация. Она обеспечивает интенсивную и в то же время «естественно» организующуюся деятельность, необходимую для развития способностей.
Из всего сказанного становится ясно, что неблагоприятные условия для развития способностей могут быть различной природы. При высокой спонтанной активности ребенка это может быть нехватка соответствующих впечатлений – обедненная среда.
При неблагоприятных общих условиях воспитания, например, при частых психических травмах, энергия ребенка может тратиться на неконструктивные переживания и «откачиваться» от развивающихся способностей.
Наконец, неправильное обращение с мотивацией, например излишнее принуждение, может погасить спонтанную активность ребенка и «засушить» способность.
Темперамент – следующая индивидная характеристика человека. Учение о темпераменте имеет давнюю и сложную историю.
Под темпераментом понимают динамические характеристики психической деятельности. Выделяют три сферы проявления темперамента: общую активность, особенности моторной сферы и свойства эмоциональности.
Общая активность определяется интенсивностью и объемом взаимодействия человека с окружающей средой – физической и социальной. По этому параметру человек может быть инертным, пассивным, спокойным, инициативным, активным, стремительным.
Проявления темперамента в моторной сфере можно рассматривать как частные выражения общей активности. К ним относятся темп, быстрота, ритм и общее количество движений.
Когда говорят об эмоциональности как проявлении темперамента, то имеют в виду впечатлительность, чувствительность, импульсивность и т. п.
На протяжении длительной истории своего изучения темперамент всегда связывался с органическими основами, или физиологическими особенностями организма.
Корнями эта физиологическая ветвь учения о темпераменте уходит в античный период. Гиппократ (V в. до н. э. ) описал четыре типа темперамента, исходя из физиологических представлений того времени. Считалось, что в организме человека имеется четыре основных жидкости, или «сока»: кровь, слизь, желтая желчь и черная желчь. Смешиваясь в каждом человеке в определенных пропорциях, они и составляют его темперамент (лат. temperamentum – «смесь», «соотношение»). Конкретное наименование каждый темперамент получил по названию той жидкости, которая якобы преобладает в организме. Соответственно были выделены следующие типы темперамента: сангвинический (от лат. sanguis – «кровь»), холерический (от греч. chole – «желчь»), флегматический (от греч. phlegma – «слизь») и меланхолический (от греч. melaina chole – «черная желчь»).
У Гиппократа был чисто физиологический подход к темпераменту. Он не связывал его с психической жизнью человека и говорил даже о темпераменте отдельных органов, например сердца или печени.
Но со временем появились умозаключения о том, какие психические свойства должны быть у человека, в организме которого преобладает кровь, желтая желчь и т. д. Отсюда и появились психологические описания – «портреты» различных темпераментов. Первая такая попытка принадлежит тоже античному врачу Галену (II в. н. э. ). Много позднее, в конце XVIII в., психологические портреты четырех темпераментов дал И. Кант, который писал, что они составлены «по аналогии игры чувств и желания с телесными движущими причинами» (38, с. 148).
Кантовские описания темпераментов были повторены потом во многих и многих источниках. Более того, представляя с самого начала полунаучные-полухудожественные образы, они довольно быстро перешли в общую культуру.
В качестве примера приведу отрывки из ярких описаний темпераментов, принадлежащих Стендалю.
Стендаль обращается к изображению темпераментов в своей работе «История живописи в Италии», считая, что каждый художник должен быть психологически образован, чтобы не делать ошибок в изображении персонажей – их общего облика, действий, настроений. Вот его «портреты» темпераментов (в сильно сокращенном виде) (104, т. 8, с. 209—226).
Сангвинический темперамент. Сангвиник – человек с ослепительным цветом лица, довольно полный, веселый, с широкой грудью, которая заключает в себе вместительные легкие и свидетельствует о деятельном сердце, следовательно, быстром кровообращении и высокой температуре.
Душевные свойства: приподнятое состояние духа, приятные и блестящие мысли, благожелательные и нежные чувства; но привычки отличаются непостоянством; есть что-то легковесное и изменчивое в душевных движениях; уму недостает глубины и силы. Сангвинику нельзя поручить защиту важной крепости, зато его следует пригласить на роль любезного царедворца. Подавляющая масса французов – сангвиники, и поэтому в их армии во время отступления из России не было никакого порядка.
Холерический темперамент. Желчь – один из самых своеобразных элементов в человеческом организме. В химическом отношении это вещество горючее, белковое, пенящееся. С точки зрения физиолога, это очень подвижная жидкость, сильно возбуждающая и действующая подобно дрожжам.
Душевные свойства: повышенная впечатлительность, движения резкие, порывистые. Пламя, пожирающее человека желчного темперамента, порождает мысли и влечения самодовлеющие и исключительные. Оно придает ему почти постоянное чувство тревоги. Без труда дающееся сангвинику чувство душевного благополучия ему совершенно незнакомо: он обретает покой только в самой напряженной деятельности. Человек холерического темперамента предназначен к великим делам своей телесной организацией. Холериками, по мнению Стендаля, были Юлий II, Карл V, Кромвель.
Флегматический темперамент присущ гораздо больше северным народам, например голландцам. Посетите Роттердам, и вы их увидите. Вот навстречу вам идет толстый, рослый блондин с необыкновенно широкой грудью. Вы можете заключить, что у него сильные легкие, большое сердце, хорошее кровообращение. Нет, эти объемистые легкие сдавлены излишним жиром. Они получают и перерабатывают лишь очень небольшое количество воздуха. Движения флегматика вялы и медлительны. В результате маленький и подвижный гасконец побивает огромного гренадера-голландца.
Душевные свойства: флегматику совершенно чужда тревога, из которой возникают великие дела, манящие холерика. Его обычное состояние – спокойное, тихое благополучие. Ему свойственна мягкость, медлительность, лень, тусклость существования.
Стендаль был участником войны 1812 г. и попал в Москву с армией Наполеона. Он выражает удивление по поводу того, что русские, живущие в стране с суровым климатом, обладают отнюдь не флегматичным темпераментом. В этом его убедила лихость московских извозчиков, а главное, тот факт, что Москва оказалась пустой. «Исход жителей из Смоленска, Гжатска и Москвы, которую в течение двух суток покинуло все население, представляет собой самое удивительное моральное явление в нашем столетии; я лично испытываю одно лишь чувство уважения < …> Исчезновение жителей Москвы до такой степени не соответствует флегматическому темпераменту, что подобное событие мне кажется невозможным даже во Франции», – заключает Стендаль (104, т. 8, с. 218).
И, наконец, меланхолический темперамент. Меланхолика отличают стесненность в движениях, колебания и осторожность в решениях. Чувства его лишены непосредственности. Когда он входит в гостиную, то пробирается вдоль стен. Самую простую вещь эти люди умудряются высказать с затаенной и мрачной страстностью. Любовь для них всегда дело серьезное. Один юноша-меланхолик пустил себе пулю в лоб из-за любви, но не потому, что она была несчастной, а потому, что он не нашел в себе сил признаться предмету своего чувства. И смерть показалась ему менее тягостной, чем это объяснение.
Описания Стендаля содержат все признаки общежитейского представления о темпераментах, которое мало изменилось и по настоящий день. Признаки эти следующие: во-первых, сохраняются четыре гиппократовских типа; во-вторых, обязательно предполагаются биологические основы обсуждаемых психических свойств (порой эти «основы» выглядят достаточно фантастично); в-третьих, что особенно следует подчеркнуть, в темперамент включается широкий спектр поведенческих свойств: от быстроты и резкости движений до способов объяснения в любви и манеры ведения войны.
Обратимся теперь к собственно научной судьбе «учения о темпераментах». Как уже говорилось, она развивалась по двум основным линиям: физиологической и психологической.
Дальнейшее развитие физиологической линии состояло в последовательной смене представлений об органических основах темпераментов. Перечислю несколько основных гипотез этого рода: химический состав крови (кровь – главная жидкость в организме); ширина и толщина кровеносных сосудов; особенности обмена веществ; деятельность желез внутренней секреции; тонус нервных и мышечных тканей и, наконец (последняя гипотеза), свойства нервной системы.
Наиболее серьезная попытка подвести физиологическую базу под темперамент связана с именем И. П. Павлова, а также с именами советских психологов Б. М. Теплова и В. Д. Небылицына, идеи которых продолжают разрабатывать их сотрудники и ученики и по сей день.
Первоначально эта физиологическая концепция получила в школе Павлова название учения о типах нервной системы, а позже она трансформировалась в «учение о свойствах нервной системы». Эту трансформацию мы и проследим.
И. П. Павлов и его сотрудники, проводя многочисленные эксперименты на собаках, в которых применялись условно-рефлекторные процедуры, обнаружили, что животные сильно различаются между собой по многим параметрам – по скорости и легкости выработки условных связей, по их устойчивости, по скорости и легкости выработки дифференцировок, по способности выдерживать смену положительных подкреплений стимулов на отрицательные и др.
Анализ соответствующих экспериментальных ситуаций показал, что каждая из них выявляет какое-либо основное свойство нервной системы. Таких основных свойств И. П. Павлов выделил три: силу, уравновешенность и подвижность.
Так, если собака могла выдержать действие очень сильного раздражителя, не впадая в запредельное торможение, она демонстрировала силу нервной системы. Если у нее очень быстро вырабатывались условные рефлексы с положительным подкреплением и очень плохо – с отрицательным, то ее нервная система отличалась неуравновешенностью с преобладанием процесса возбуждения и т. п.
Наряду с этим Павлов и его сотрудники наблюдали общую картину поведения животных. Одни и те же животные исследовались в течение многих лет, так что каждое животное становилось известным по типичной манере своего поведения. Так определились агрессивные животные, которые могли даже укусить хозяина, наоборот, трусливые собаки, которые чуть что – поджимали хвост и уши, спокойные, которые мало на что реагировали, подвижные, «как ртуть», и т. д.
И вот встал вопрос: а нельзя ли скоррелировать особенности поведения животных с теми находимыми в лабораторных испытаниях свойствами нервных процессов, которые оказывались также характерными для каждого индивида? Такая работа по коррелированию двух систем индивидуальных свойств – свойств нервной системы (или высшей нервной деятельности) и особенностей поведения – была проведена и привела к очень известной схеме, которую я воспроизведу, чтобы вам ее еще раз напомнить.
Схема типов высшей нервной деятельности
(по И. П. Павлову)
Эта схема представляет собой «дерево» свойств. Определенные сочетания этих свойств были зафиксированы как типы нервной системы, или, что то же самое, как типы высшей нервной деятельности.
Так были выделены следующие четыре типа: сильный – уравновешенный – подвижный; сильный – уравновешенный – инертный; сильный – неуравновешенный; слабый.
И. П. Павлов счел возможным приписать каждому из этих типов название соответствующего темперамента по Гиппократу (см. схему).
Эта очень известная схема И. П. Павлова до сих пор приводится в некоторых учебниках психологии (например, для педвузов) как последнее слово науки о темпераментах, хотя она уже давно устарела и преодолена дальнейшим развитием исследований как в школе Павлова, так и в советской дифференциальной психологии.
Рассмотрим основные положения, на которых строилась эта концепция Павлова и по которым шел ее критический пересмотр. Таких положений я бы выделила пять.
1. Ключ к пониманию индивидуальных особенностей поведения животных и человека следует искать в свойствах нервной системы, а не в чем-либо другом.
2. Эти свойства нервной системы могут или, лучше сказать, должны изучаться с помощью условно-рефлекторных процедур.
3. Таких основных свойств три: сила, уравновешенность, подвижность. Они общие и постоянные для данного животного.
4. Сочетания основных свойств образуют четыре основных типа нервной системы (НС), или высшей нервной деятельности (ВИД).
5. Эти основные типы НС соответствуют четырем классическим типам темперамента, т. е. представляют собой физиологическую основу психологических портретов, описанных в рамках учения о темпераментах.
Первым обнаружил свою несостоятельность тезис о том, что каждому типу НС соответствует свой стиль, или «картина», поведения (см. п. 5).
Уже при жизни И. П. Павлова стали выявляться и постепенно накапливаться факты следующего рода: по общей картине поведения животное следовало отнести к какому-либо одному темпераменту, а по лабораторным испытаниям – к другому. Иными словами, в опытах это животное показывало набор совсем других свойств НС, чем в поведении, иногда эти свойства по своему смыслу оказывались даже противоположными.
Вот пример с одной собакой. По поведению трусливое, покорное существо, при обращении к нему «стелется» по земле, взвизгивает, мочится. Таким образом, по всем признакам – слабый тип, меланхолик. Однако в станке (т. е. в лабораторных испытаниях) собака работает прекрасно, обнаруживает сильную уравновешенную нервную систему.
Наблюдались и противоположные случаи. Например, бодрые, оживленные и общительные животные оказывались по экспериментальным процедурам представителями слабого типа.
На основании подобных фактов И. П. Павлов окончательно отказался ориентироваться в определении типа НС на картину поведения и сделал вывод о том, что типы НС должны определяться только по лабораторным процедурам, выявляющим особенности условно-рефлекторной деятельности (84, II, с. 358—359). Но тем самым, как вы понимаете, он отказался от того, чтобы рассматривать типы НС как физиологическую базу темпераментов, понимаемых как «картины поведения».
Более того, он изменил значение слова «темперамент», введя понятия «генотип» и «фенотип». Генотип Павлов определил как прирожденный тип нервной системы, фенотип – как склад высшей нервной деятельности, который образуется в результате комбинации врожденных особенностей и условий воспитания. Генотип Павлов связал с понятием «темперамент», а фенотип – с понятием «характер».
Это очень важный момент, поскольку тем самым Павлов, по сути, дал чисто физиологическую интерпретацию темперамента, отрешившись от его психологических аспектов. Психологические же аспекты темперамента он назвал характером.
Во всяком случае, последний тезис (п. 5) уже сам Павлов признал неверным: основные типы НС не соответствуют основным типам темперамента (в психологическом смысле).
Вскоре после этого был критически пересмотрен вопрос о количестве основных типов НС (п. 4). Возник вопрос: а почему именно названные типы следует считать основными? Разве только такие комбинации свойств возможны? Ведь теоретически можно говорить о сильном – неуравновешенном – подвижном типе, слабом – уравновешенном – подвижном, слабом – неуравновешенном – инертном и т. п. Да еще можно учитывать особенности отдельно тормозного и возбудительного процессов. Короче говоря, уже Павлов признавал, что различные комбинации свойств НС могут дать 24 разных типа. И действительно, позднее, при исследовании ВНД человека, оказалось, что стойких сочетаний основных свойств НС гораздо больше, чем четыре.
Почему же были выделены именно четыре типа, и именно такие четыре типа? Б. М. Теплов считает, что на Павлова, по-видимому, повлияла гиппократовская классификация темпераментов. Других оснований у него не было.
Перехожу к следующему тезису (п. 3): было критически пересмотрено понятие «общие свойства НС». Это было очень неприятное открытие. Оно состояло в том, что по мере умножения экспериментальных процедур стали получаться противоречивые факты. По одной процедуре индивид обнаруживал одни свойства НС, а по другой – другие. Например, при болевом подкреплении НС оказывалась сильной, а при пищевом – слабой.
Далее выяснилось, что разные свойства НС обнаруживаются у одного и того же испытуемого и в том случае, если раздражители адресованы разным анализаторам. В лаборатории Теплова была проведена большая работа по вычислению коэффициентов корреляции между показателями, полученными на зрительных, слуховых, тактильных анализаторах при определении одного и того же свойства. Эти коэффициенты были, как правило, низкими, а иногда даже равны нулю.
В результате пришлось говорить не об общих, а о частных свойствах НС, имея в виду свойства отдельных анализаторных систем, и не об общих типах НС, а о парциальных типах, имея в виду различные подкрепления.
Кроме того, анализ свойств НС привел к необходимости пополнения их списка. К трем основным свойствам были добавлены еще два – динамичность и лабильность. Был поставлен вопрос о выделении среди них первичных и вторичных свойств. Таким образом, представления об основных свойствах НС (п. 3) продолжают меняться и уточняться.
Далее было поставлено под сомнение положение о том, что свойства нервной системы должны изучаться с помощью условно-рефлекторных процедур (п. 2). Так ли безусловно верно это утверждение?
Конечно, процессы в анализаторных отделах коры больших полушарий, которые изучаются с помощью условно-рефлекторных процедур, имеют прямое отношение к поведению человека, особенно к его сознательным формам. Но можно ли сбрасывать со счетов остальные отделы головного мозга, особенно когда речь идет об энергетических и эмоциональных экспектах поведения? Нет, ни в коем случае нельзя.
Последние данные нейрофизиологии показывают фундаментальную роль в активации поведения и в его эмоциональной регуляции подкорковых структур – ретикулярной формации, лимбических образований, лобных долей и др. Отсюда напрашивался естественный вывод: может быть, физиологические основы динамических особенностей поведения (т. е. темперамента) следует искать, так сказать, в другом месте?
Именно такой вывод был сделан. В частности, В. Д. Небылицын в конце рано оборвавшейся жизни возглавил поиски физиологических основ индивидуальности в свойствах лобно-ретикулярных структур головного мозга, которые определяют общую активность поведения и его регуляцию, и лобно-лимбических структур, которые заведуют эмоциональными аспектами поведения (80).
Так оказался пересмотрен второй записанный выше тезис.
Нам осталось рассмотреть последнее утверждение (п. 1). Пожалуй, только оно и сохраняет свое значение, да и то с важной оговоркой. Конечно, если существуют физиологические основы индивидуальных различий поведения, то их следует искать прежде всего в центральной нервной системе. Однако ЦНС не существует отдельно от организма. Ее особенности – частичное проявление своеобразия каждого организма вообще; оно обнаруживается также и в особенностях его морфологии, и в деятельности его эндокринных систем, и в общем гуморальном фоне.
Таким образом, имеют полный смысл поиски и обсуждение органических коррелятов индивидуальности в более широких биологических функциях человека. И такие поиски в настоящее время идут. Они уже были в истории науки и продолжаются в настоящее время.
Итак, подводя итог развитию «учения о темпераментах», можно констатировать следующее. Начало состояло в том, что Гиппократом были постулированы четыре типа темперамента, которые понимались в сугубо физиологическом смысле. Позже с ними были сопоставлены четыре психологических типа темперамента, что положило начало психологической линии. Дальнейшие поиски реальных органических основ темперамента все время соотносились с этими психологическими типами. Одна из последних попыток этого рода – учение о типах НС (или типах ВНД) Павлова. Типы НС некоторое время рассматривались как физиологическая основа темперамента. Однако развитие науки привело к тому, что и это представление стало достоянием истории. Что же осталось?
Некий «сухой остаток» состоит в следующем. Четыре типа темперамента уже нигде не фигурируют – ни в плане психологическом, ни в плане физиологическом. Выделяются «динамические аспекты» поведения, о которых говорилось вначале: это общая активность, включая ее моторные проявления, и эмоциональность. Темперамент (в психологическом смысле) – это совокупность соответствующих динамических свойств поведения, своеобразно сочетающихся в каждом индивиде.
Одновременно сохраняется уверенность, что такие свойства имеют «физиологическую базу», т. е. определяются некими особенностями функционирования физиологических структур. Каковы эти структуры и особенности? Этот вопрос находится «на перед
|
|
|
