Жиды замучили девочку Ефросинью

В 1823 году в Заславском уезде Волынской губернии власти начали расследовать совсем уж дикое дело. Крестьянин графа Грохольского, Прокоп Казан, явился 20-го апреля к местным начальникам и знаками объяснил с трудом, что когда он шёл в деревню Волковцы, на него напали три жида. «Я был настигнут евреями, когда перешёл лес, на перекрёстке между деревнями Городище и Серединцы. Поравнявшись со мною, сначала подошёл ко мне один еврей и, разговаривая, шёл рядом. Потом присоединился к нам другой и, наконец, третий. Ничего не подозревая, я беспечно отвечал на вопросы, как вдруг один еврей, отстав немного, схватил меня сзади и повалил. Другие тоже бросились на меня и начали давить мне на грудь и душить за горло так сильно, что я вошёл в беспамятство и, вероятно, высунул язык. Пришедши от боли в чувство, я увидел себя поставленным на колени с наклонённой головой. Один еврей поддерживал мою голову, а другой подставлял под рот миску, в которую лилась сильно кровь. В таком положении, всё время подталкивая меня в бока и затылок, вероятно, для усиления кровотечения, держали они меня до тех пор, пока миска не наполнилась кровью и, отняв у меня 12 рублей серебром, которые я нашёл на ярмарке, евреи сели в свою бричку и уехали. Это случилось около полудня. Евреи уехали на бричке, запряжённой тремя гнедыми и одной белой лошадью. От истечения крови Прокоп опять обмер, а когда пришёл в себя, солнце было уже низко».

Заславский городничий собрал немедленно всех тамошних евреев-фурманов, поставил их в два ряда и, позвав Прокопа Казана, велел ему указать преступников. Прокоп Казан три раза прошёл по рядам и, так как совсем не мог говорить, знаками показал, что их здесь нет. Городничий, проверив по списку, каких жидов нет, выяснил, что это Ицка Малах, Шая Шопник и Шлема Калия. Их сыскали, поставили в ряд, снова позвали Казана, и он сразу указал на Ицку Малаха и объяснил, что именно этот жид отрезал ему язык. В Шае он узнал того, кто его держал, а в Калии нашёл сходство с третьим участником этого преступления. Казан твёрдо стоял на своих показаниях, даже после беседы со священником.

Но все жиды, как обычно, запирались. Малах утверждал, что он уже 10 дней не выезжал из города. Шопник признался, что выезжал, но утверждал, что воротился именно 20-го числа и с евреем Резником и на одной лошади. Калия уверял, что также был в городе. И каждый из жидов предоставил своих свидетелей - жидов, разумеется. А некоторые из жидов, в том числе хозяин Малаха Гирштель, от свидетельства и вовсе отказались, не желая оказаться на скамье подсудимых как лжесвидетели. Стали расспрашивать жителей селений, соседних с местом, где случилось происшествие. Многие показали, что действительно видели в этот день трёх жидов, но куда они ехали – не заметили. Некоторые показали уверенно, что действительно в тот день проезжали жиды на подобных лошадях, но не заметили, сколько человек было в бричке и куда они поехали. Один свидетель объявил, что видел именно трёх жидов, которые проезжали через деревню Городище на трёх гнедых и одной белой лошади. А полицейский чиновник из Заславля положительно удостоверил, что жид Малах выезжал из города на трёх гнедых и одной белой лошади, и что в это время ни брички, ни таких лошадей больше, ни у кого не было. Он не мог только сказать с полной уверенностью, ездил ли Малах куда-нибудь в самый день происшествия.

Врачебная управа установила, что язык у Прокопа Казана действительно отрезан каким-то острым инструментом, но выразила сомнение, что язык отрезали жиды, ибо не обнаружили следов крови на одежде Казана и не обнаружили никаких следов борьбы. Магистрат решил «оставить евреев в сильном подозрении». Уголовная палата постановила оставить жидов на свободе. Губернатор высказал мнение, что считает жида Малаха уличённым, этот жид должен быть сослан в Сибирь. Шопника надо оставить в подозрении и перевести на жительство в другой город. А Калия подвергнуть полицейскому надзору на месте жительства. Но Правительствующий Сенат постановил: «жидов признать по делу неприкосновенными, а Казана за ложный оговор их наказать плетьми двадцатью ударами и оставить под надзором полиции в подозрении, что он сам изуродовал себя из преступных видов». С какой преступной целью крестьянин Прокоп Казан сам себе отрезал язык? – об этом почтенные сенаторы, конечно, не сказали ничего. Вот такое в интересах жидов было правосудие в тогдашней России. Сначала жиды отрезали крестьянину Прокопу Казану язык и набрали около половины миски крови, а потом по приказу вельмож-начальников из Петербурга бедного крестьянина Прокопа Казана ещё и избили плетьми.

«Здесь невозможно удержаться от некоторых замечаний, - писал Даль. – Во-первых, управа (мнение которой оказалось убедительным для сенаторов) или сама по простоте своей, была обманута, или же, что гораздо вероятнее, обманула других. Свидетельство, во всяком случае, ложное, неосновательное. Если три человека повалят одного и будут душить его за горло, придавив грудь, до беспамятства, то у него не только рот откроется, но даже и язык высунется; стоит только придавить кадык или гортань. Не менее ясно, отчего у Казана не было крови на одежде: он очнулся от нервного обморока, стоя на коленях, с наклонённою вперёд, над посудой, головою, и три жида держали его; вскоре он опять обмер и лежал, потеряв много крови от полудня до вечера. Итак, сначала кровь бежала в подставленную вплоть ко рту чашку, потом, на всё время обморока, остановилась, запеклась на языке, и когда он вторично пришёл в себя, то уже кровотечения не было, а потому и платье не было окровавлено».

Чем же закончилось расследование Велижского дела? В 1829 году Следственная комиссия «представила, наконец, полный обзор ужаснейших преступлений». Вина жидов, по убеждению членов этой Комиссии, была вполне доказана. Жиды действительно заклали русского мальчика своему богу и выцедили из мальчика кровь. Генерал-губернатор представил в Петербург «обстоятельнейший рапорт, в котором он тоже положительно обвинил жидов и посчитал их изобличёнными». Кроме умерших и бежавших, за решёткой оставались ещё 42 жида обоего пола. Казалось, на этот раз жиды не уйдут от расплаты. Но жиды надеялись и не зря на благоприятный для себя результат. Все документы о ритуальных убийствах в Велиже были переданы в Сенат. И жиды, естественно, сделали натиск на сенаторов. В ход пошли жидовские деньги и обычная жидовская пропаганда для обработки сенаторских голов. Более всего напирали жиды, как всегда, на то, что «в наш просвещённый век вера в кровавые жертвоприношения и в добывание евреями крови из детей – это мракобесие». И надев маски с горестным выражением лица, жиды слёзно умоляли сенаторов защитить «бедных и верноподданных евреев от ужасной клеветы».

Сначала приступили к делу сенаторы 2-го отделения 5-го департамента. Одни сенаторы требовали отправить виновных жидов из г. Велижа на каторгу, а перед каторгой для позора отстегать жидов и жидовок плетьми. Князь Хованский тоже считал вину жидов доказанной и требовал сослать их в Сибирь. Он считал также необходимым принять постановление: в случае похищения и убиения христианских детей жидами даже тех жидов, которые непосредственно не участвовали в преступлении, ссылать на поселения в Сибирь, «если не выдадут виновных». Иначе с такого рода преступлениями жидов-сектантов правительство не справится, ибо всё жидовьё покрывает и будет покрывать преступников-изуверов. Но нашлись, к сожалению, и такие сенаторы, которые посчитали вину жидов недостаточно доказанною.

На общем собрании департаментов Сената единодушия также не было. Тогда дело было отправлено в Государственный Совет. И вот в это время жиды мощно усилили натиск на высших чиновников России и, прежде всего, на Н. С. Мордвинова, начальника департамента гражданских и духовных дел. Мордвинов уже давно привлекал жидов, и они уже несколько раз обращались к нему за помощью. Кто же такой этот защитник жидов? Мордвинов Николай Семёнович по национальности – из обрусевших мордвин, но русским по духу так и не стал. В начале своей карьеры он плавал на английских военных судах и, естественно, набрался «либерального духа» от английских офицеров. А какой либерал не любит «бедных жидов»? К тому же Мордвинов был богатым белорусским помещиком и дружил, и сотрудничал с местными жидами. К тому же он был другом и соратником либерала Сперанского, который, как писал Державин, «с потрохами продался жидам». Поэтому «беду» велижских жидов Мордвинов очень близко принял к своему «либеральному сердцу». Жиды очень надеялись на него. Ведь он такая крупная и влиятельная политическая фигура в России. Он – адмирал (хотя и не было у него никаких героических побед над врагами России на море). Он – морской министр. Он – начальник департамента гражданских и духовных дел.

«Вы единственный есть защитник утеснённых евреев», - писали ему жиды, и такого рода оценка его личности Мордвинова сильно растрогала. Как и большинство либералов, полагающих себя сильно «просвещёнными», он не считал нужным вникать ни в жидовские догматы о крови, ни в историю жидовских ритуальных убийств в Европе, ни в расследование Велижского дела. Он просто считал за азбучную истину, что таких диких убийств «в наше время не бывает». «Не может просвещённый человек верить, что евреи добывают и употребляют человеческую кровь». Мордвинов сам признался, что получил записку от одного «просвещённого еврея», который рассказал ему, что евреям запрещено Библией и Талмудом употреблять не только кровь человеческую, но и кровь животных. «Просвещённый» еврей рассказал Мордвинову также о папских буллах и указах европейских королей, которые запрещали даже подозревать евреев в употреблении человеческой крови. Рассказал о тысячах «невинно загубленных евреев». И «просвещённый жидами» Мордвинов «с жаром и пылом» стал «просвещать» членов Государственного Совета. С жидовской подачи Мордвинов даже выдвинул идею «заговора против евреев», во главе которого якобы стоял генерал-губернатор, князь Хованский, который злостно нарушил Указ Александра Первого, «запрещающий даже подозревать евреев в добывании и употреблении человеческой крови». Обвинение евреев в добывании и употреблении христианской крови, убеждал членов Государственного Совета Мордвинов, - это «фантазии», это «произведение ума, омраченного предубеждением», это «предубеждение недостойное нашего времени».
(Гессен Ю. Там же. С. 143).
Поверив наивно жидам, отказавшись серьёзно и объективно исследовать вопрос о жидовских ритуальных убийствах и экспансии жидов в России, движимый желанием защитить это «утеснённое» нацменьшинство – евреев, равнодушный к судьбе замученных русских детей и их родителей, любящий евреев, но не любящий истину, Мордвинов, полагая себя «сильно просвещённым», на самом деле оказался куклой жидовских мракобесов-изуверов и, следовательно, и сам оказался в лагере мракобесов.

Мракобес Мордвинов предложил Государственному Совету незамедлительно освободить всех арестованных «бедных евреев», так как они не есть виноватые. Он предложил незамедлительно открыть все еврейские молитвенные дома в Велиже. А так как «невинные евреи» 8 лет пробыли в тюрьме и понесли по этой причине большие убытки в торговых делах и в промыслах, то Мордвинов предложил освободить этих «бедных евреев» на 8 лет от платежа казенных повинностей. А доказчиц (Терентьеву, Максимову и Козловскую) за то, что «не смогли доказать тех ужасных преступлений, о которых рассказывали следователям», Мордвинов предложил послать на поселение в Сибирь, а доказчицу Еремееву в монастырь. И ещё: «Дабы положить конец предубеждению об употреблении евреями крови христианских младенцев в обрядах их веры и отвратить от возбуждения дел, подобных Велижскому процессу, - мракобес-либерал Мордвинов предложил, - подтвердить повсеместно: Высочайшее Повеление, объявленное бывшим министром духовных дел и народного просвещения, князем Голицыным 6 марта 1817 года, должно быть «исполнено по всей силе». Всякое подозрение в адрес жидов в употреблении крови христианских детей должно пресекаться самым строгим образом.

Понятно, что подчинённые Мордвинову чиновники департамента гражданских и духовных дел раболепно поддержали мнение своего начальника. Но и Общее собрание Государственного Совета, рассмотрев 15-го, 17-го и 20-го декабря 1834 года и 3-его января 1835 года делопроизводство по Велижскому делу и предложения Мордвинова, согласилось почти со всеми предложениями этого жидовствующего мракобеса. Судьба замученных русских детей большинство госсоветников нисколько не интересовала. Не согласились госсоветники лишь с его предложением освободить евреев на 8 лет от платежа казенных повинностей. Затем это мнение сенаторов-мракобесов и мракобесов-госсоветников было отправлено на утверждение царя с проектами двух предписаний министру МВД. Первый проект предписывал министру МВД освободить евреев и открыть в Велиже иудейские молитвенные дома. Второй проект подтверждал указ Александра Первого о защите жидов от обвинений в добывании и употреблении христианской крови.

Николай Первый

Николай Первый, увы, согласился, что если следовать тогдашнему законодательству Российской империи, улик против жидов всё же недостаточно. В 1835 году всех жидов освободили из тюрьмы, и в Велиже были открыты жидовские молитвенные дома. Жиды ликовали и смеялись над беспомощностью русского народа.

Но Николай Первый посчитал всё же нужным сделать дополнение к первому проекту предписаний к министру МВД: «внутреннего убеждения, что убийство евреями произведено не было, не имею и иметь не могу. Неоднократные примеры подобных умерщвлений с теми же признаками… и даже ныне производимое весьма странное дело в Житомире, доказывают, по-моему мнению, что между евреями существуют, вероятно, изуверы или раскольники, которые христианскую кровь считают нужною для своих обрядов». А на втором проекте предписаний министру МВД была поставлена памятка государственного секретаря о том, что этот проект рассмотрен императором, но «Высочайшего соизволения не воспоследствовало».
(Замысловский Г. Убийство Андрея Ющинского. Петроград. 1917. С. 373 – 374).

То есть Николай Первый, к негодованию жидов, отказался подтвердить антирусский указ Александра Первого, который создал императорскую «крышу» для жидов-кровососов. Именно по этой причине жиды до сих пор ненавидят царя Николая Первого.