 |
Дейенерис 5 страница
|
|
|
|
– Что там?
– Снова брод, миледи.
Кейтилин, завернувшись в халат, поднялась на крышу. Оттуда поверх стен она видела залитую луной реку, где кипела битва. Защитники разложили вдоль берега костры, и Ланнистеры, вероятно, надеялись ночью застать их врасплох, но напрасно. Темнота – ненадежный союзник. Войдя по грудь в воду, люди начали проваливаться в специально вырытые ямы, спотыкаться о камни и разбросанные по дну колючки. Лучники Маллистера послали через реку тучу огненных стрел, очень красивых издали. Один солдат, пронзенный в дюжине мест, в горящей одежде, крутился по колено в воде. Наконец он упал, и его унесло течением. Когда он проплыл мимо Риверрана, огни уже погасли, как и его жизнь.
«Маленькая, но победа», – подумала Кейтилин, когда бой кончился и уцелевшие враги отошли обратно в ночь. Спускаясь по винтовой лестнице с башни, она спросила Бриенну, что та думает на этот счет.
– Лорд Тайвин коснулся нас пальцем, миледи. Он нащупывает слабое место, незащищенный брод. Если он его не найдет, то сожмет все свои пальцы в кулак и попытается пробиться силой. Я бы на его месте поступила именно так. – Рука Бриенны потрогала рукоять меча, словно проверяя, на месте ли он.
«И да помогут нам тогда боги», – подумала Кейтилин. Она тут ничего не могла поделать. Биться на реке – дело Эдмара, ее дело – держать замок.
Наутро, сев завтракать, она послала за пожилым стюардом отца, Утерайдсом Уэйном.
– Пусть сиру Клеосу Фрею принесут штоф вина. Я собираюсь вскоре допросить его, и мне нужно, чтобы язык у него развязался.
– Слушаюсь, миледи.
Некоторое время спустя гонец с вышитым на груди орлом Маллистеров привез послание от лорда Ясона, где говорилось о еще одной стычке и еще одной победе. Сир Флемент Бракс пытался перейти реку у другого брода в шести лигах к югу. На этот раз Ланнистеры укоротили копья и двинулись через реку пешими, но лучники стали пускать стрелы высоко, им за щиты, а скорпионы, поставленные на берегу Эдмаром, метали тяжелые камни.
|
|
|
– Дюжина убитых осталась в воде, и только двое добрались до нашего берега, где мы мигом с ними разделались, – рассказывал гонец. Рассказал он и о сражении выше по реке, где брод держал лорд Карил Венс. – Там враг тоже отбит и понес тяжелые потери.
«Быть может, Эдмар умнее, чем я полагала, – подумала Кейтилин. – Все лорды одобрили его план – возможно, я просто слепа? Мой брат уже не тот маленький мальчик, каким я его помню, как и Робб».
Посещение сира Клеоса Фрея она отложила до вечера, рассудив, что чем дольше она промедлит, тем больше он напьется. Когда она вошла к нему в башню, сир Клеос хлопнулся на колени.
– Миледи, я ничего не знал о побеге. Бес сказал, что у Ланнистера должен быть достойный эскорт. Клянусь своей рыцарской честью…
– Встаньте, сир, – сказала Кейтилин и села. – Я знаю, что внук Уолдера Фрея не может быть клятвопреступником. – (Если только не видит в этом выгоды для себя. ) – Мой брат говорил, что вы привезли условия мира.
– Это так. – Сир Клеос поднялся на ноги, и Кейтилин с удовлетворением заметила, как нестойко он на них держится.
– Расскажите мне о них, – велела она, и он рассказал. Кейтилин, выслушав его, нахмурилась. Эдмар прав: это вообще не условия, кроме разве что… – Значит, Ланнистер готов поменять Арью и Сансу на своего брата?
– Он поклялся в этом, сидя на Железном Троне.
– При свидетелях?
– Перед всем двором, миледи. И перед богом. Я передал это сиру Эдмару, но он сказал, что это невозможно, что его величество Робб никогда не согласится.
– Он верно сказал. – Быть может, Робб даже прав. Арья и Санса – дети. Цареубийца же, живой и свободный, – чуть ли не самый опасный человек в королевстве. Этот путь никуда не ведет. – Вы видели моих девочек? С ними хорошо обращаются?
|
|
|
– Да… как будто бы… – замялся сир Клеос.
«Ищет, как бы соврать, – поняла Кейтилин, – вино затуманило ему мозги».
– Сир Клеос, – холодно сказала она, – вы злоупотребили званием посла, приведя сюда злоумышленников. Если будете мне лгать, вас повесят на стене рядом с ними. Можете мне верить. Я спрашиваю вас еще раз: видели ли вы моих дочерей?
На лбу у него выступила испарина.
– Видел Сансу при дворе в тот день, когда Тирион назвал мне свои условия. Она очень хороша, миледи, – разве что похудела немного. Осунулась.
«Сансу, но не Арью. Это может означать все что угодно. Арью всегда было нелегко укротить. Быть может, Санса не захотела брать ее ко двору, боясь, что она скажет или сделает что‑ нибудь не то, и Арью просто убрали с глаз долой. Но могли и убить». Кейтилин прогнала от себя эту мысль.
– Вы сказали – его условия… но ведь регентша – королева Серсея.
– Тирион говорил от лица их обоих. Мне объяснили, что королеве нездоровится.
– Любопытно. – Кейтилин вспомнила жуткий путь через Лунные горы, когда Тирион умудрился переманить к себе ее наемника. Он чересчур умен, этот карлик. Кейтилин до сих пор не понимала, как он проделал обратную дорогу, когда Лиза выгнала его из Долины, но ее не удивляло, что он остался жив. Но в убийстве Неда он не участвовал. «И встал на мою защиту, когда горцы напали на нас. Если б я могла доверять его словам…»
Раскрыв руки, она посмотрела на свои шрамы и напомнила себе, что это след его кинжала. Его кинжала в руке убийцы, которому он заплатил за смерть Брана. Карлик, конечно же, это отрицает. Даже когда Лиза заперла его в своей небесной камере и угрожала ему лунной дверью, он продолжал отрицать.
– Он лжет, – резко поднявшись, сказала Кейтилин. – Ланнистеры – лжецы все до единого, а карлик худший из них. Убийца был вооружен его кинжалом.
– Я ничего не знаю о… – опешил сир Клеос.
– Верно, не знаете, – сказала она, повернулась и вышла. Бриенна молча шагала рядом с ней. Ей проще, с внезапной завистью подумала Кейтилин. Она как мужчина, а для мужчин ответ всегда один и тот же и находится там же, где и меч. Для женщины, для матери путь гораздо более крут.
|
|
|
Ужинала она поздно, в Большом Чертоге вместе со своим гарнизоном. Надо было насколько возможно приободрить людей. Раймунд‑ Рифмач пел во время всей трапезы, избавляя ее от необходимости разговаривать. Закончил он сложенной им песней о победе Робба при Окскроссе: «И звезды в ночи словно волчьи глаза, и ветер – словно их зов». Между куплетами Раймунд задирал голову и выл. К концу песни гарнизон выл вместе с ним, в том числе и порядком захмелевший Десмонд Грелл. Под стропилами гуляло эхо.
«Пусть поют, если это прибавляет им храбрости», – думала Кейтилин, вертя в руках серебряный кубок.
– Когда я была девочкой, у нас в Вечернем Замке всегда жил какой‑ нибудь певец, – тихо сказала Бриенна. – Я знаю все песни наизусть.
– Санса тоже знала, хотя мало кто из певцов давал себе труд проделать весь долгий путь до Винтерфелла. – (Я сказала ей, что при дворе короля много певцов. Сказала, что там она будет слушать всевозможную музыку и что отец найдет мастера, который обучит ее играть на большой арфе. Да простят меня боги…)
– Помню одну женщину, – сказала Бриенна. – Она приехала откуда‑ то из‑ за Узкого моря. Не знаю даже, на каком языке она пела, но голос ее был столь же прекрасен, как она сама. Глаза у нее были как сливы, а талия такая тонкая, что мой отец охватывал ее ладонями. У меня руки почти такие же большие, как и у него. – Бриенна смущенно убрала с глаз свои толстые пальцы.
– А ты для отца не пела? – спросила Кейтилин.
Бриенна потрясла головой, уставившись в свою миску.
– А для лорда Ренли?
– Никогда. – Бриенна залилась краской. – Его дурак очень зло шутил, и я…
– Я когда‑ нибудь попрошу тебя спеть для меня.
– Нет. Я не обладаю таким даром. – Бриенна поднялась из‑ за стола. – Простите, миледи, – можно мне уйти?
Кейтилин кивнула, и девушка вышла из зала большими неуклюжими шагами, почти незамеченная среди буйного веселья. «Да будут с тобой боги», – подумала Кейтилин, вновь с неохотой возвращаясь к еде.
|
|
|
Через три дня обрушился удар молота, предсказанный Бриенной, а через пять они услышали об этом. Кейтилин сидела с отцом, когда прибыл гонец от Эдмара – в щербатых доспехах, пыльных сапогах, разодранном камзоле, но его лицо, когда он преклонил колени, сказало Кейтилин, что он привез добрые вести.
– Победа, миледи. – Он подал ей письмо Эдмара, и она дрожащими руками взломала печать.
«Лорд Тайвин пытался переправиться у дюжины разных бродов, – писал брат, – но каждый раз его отбрасывали назад. Лорд Леффорд утонул, рыцарь Кракехоллов по прозвищу Дикий Вепрь взят в плен, сира Аддама Марбранда заставили отступить трижды… но самый жестокий бой завязался у Каменной Мельницы, где атакой командовал сир Грегор Клиган. Он понес такие потери, что туши убитых коней едва не запрудили реку. В конце концов Гора с горстью лучших своих бойцов выбрался‑ таки на западный берег, но Эдмар бросил на них свой резерв, и они насилу унесли ноги обратно. Сам сир Грегор лишился коня и побрел через Красный Зубец, покрытый кровью из дюжины ран, осыпаемый градом стрел и камней. Им нипочем не перейти реку, Кет, – писал Эдмар. – Лорд Тайвин повернул на юго‑ восток. Уловка это или полное отступление – разницы нет. Здесь они не пройдут».
Сир Десмонд Грелл ликовал.
– Хотел бы я быть вместе с ним, – сказал старый рыцарь, когда Кейтилин прочла ему письмо. – Где этот дурак Раймунд? Это просится в песню, клянусь богами – такую даже Эдмар захочет послушать. Я сам готов сочинить, как мельница смолола гору, вот только таланту не хватает.
– Не стану я слушать никаких песен до конца войны, – чуть резковато ответила Кейтилин, однако позволила сиру Десмонду рассказать о происшедшем и согласилась с его предложением открыть несколько бочек вина в честь Каменной Мельницы. Настроение в Риверране напряженное и мрачное – пусть выпьют немного и воспрянут духом.
Ночью замок шумно праздновал. «Риверран! Талли! » – кричал народ. Эти люди пришли сюда напуганные и беспомощные, и брат впустил их, хотя большинство лордов закрыли перед ними ворота. Их голоса проникали сквозь высокие окна и тяжелые двери красного дерева. Раймунд играл на арфе в сопровождении пары барабанщиков и юноши, дудевшего на тростниковой свирели. Кейтилин слышала девичий смех и болтовню мальчишек, оставленных ей братом в защитники. Но эти приятные звуки не трогали ее – она не разделяла общего веселья.
Она нашла в отцовской горнице тяжелый, переплетенный в кожу том и раскрыла его на карте речных земель. Вот он, Красный Зубец. Кейтилин вела вдоль него глазами при мерцающем огоньке свечи. Повернул на юго‑ восток… Теперь они уже, вероятно, достигли истоков Черноводной.
|
|
|
Она закрыла книгу, и ее тревога стала еще сильнее. Боги даруют им победу за победой. При Каменной Мельнице, при Окскроссе, в Шепчущем Лесу…
Почему же тогда ей так страшно?
Бран
Звук царапнувшей о камень стали был едва слышен. Он поднял голову, вслушиваясь и принюхиваясь.
Вечерний дождь пробудил к жизни сто уснувших запахов, сделав их густыми и сильными. Трава, колючки, осыпавшиеся ягоды ежевики, земля, черви, прелые листья, крыса, крадущаяся в кустах. Он уловил лохматый черный запах братнина меха и резкий медный дух крови белки, которую убил. Другие белки шмыгали в ветвях наверху – от них пахло мокрым мехом и страхом, их коготки царапали кору. Незнакомый звук походил на этот.
Звук послышался снова, и он вскочил на ноги и поднял хвост. Он испустил вой – низкий дрожащий зов, пробуждающий спящих, но человечьи скалы оставались темными и мертвыми. В такую тихую сырую ночь люди всегда забираются в берлоги. Дождь уже кончился, но они все еще жмутся к огню в своих норах.
Брат выбежал из‑ за деревьев тихо, как другой брат, которого он помнил смутно, – белый, с кровавыми глазами. У этого брата глаза темные и не видны, но шерсть на спине стоит дыбом. Он тоже слышал звуки и знает, что они означают опасность.
На этот раз за царапаньем последовал скользящий шорох и тихое шлепанье босых ног по камню. Ветер донес слабую струйку человечьего запаха, незнакомого ему. Чужой. Опасность. Смерть.
Он помчался на этот звук. Брат бежал рядом. Человечья скала возникла впереди, мокрая и скользкая. Он оскалил зубы, но скала не обратила внимания. Ворота – туго свернувшийся черный железный змей. Он бросился на них, и змей дрогнул и лязгнул, но удержался. Сквозь прутья виднелся длинный каменный ров, бегущий между стен к каменному полю, но пути к нему не было. Между прутьями только морду можно просунуть, больше ничего. Брат не раз пытался разломать черные кости ворот своими зубами, но они не ломались. Внизу тоже не подкопаешься – там лежат большие плоские камни, присыпанные землей и палыми листьями.
Рыча, он побегал перед воротами и снова бросился на них. Они отшвырнули его назад. «Заперты», – шепнуло ему что‑ то. Замком и цепью. Голоса он не слышал и запаха не учуял. Другие пути тоже закрыты – все проходы в человечьей скале загорожены толстым крепким деревом. Выхода отсюда нет.
«Есть», – возразил шепот, и он увидел образ большого дерева с иглами, в десять раз выше человека. Он огляделся, но его тут не было. На том конце богорощи, скорей, скорей…
Во мраке раздался приглушенный крик и тут же оборвался.
Он кинулся обратно в лес – мокрые листья шуршали под лапами, ветки хлестали его. Брат бежал за ним по пятам. Они промчались под сердце‑ деревом, вокруг холодного пруда, сквозь кусты ежевики, через дубраву, ясени, терновник – и вот оно, дерево, которое он увидел не видя, кривое, наклоненное в сторону крыш. «Страж‑ дерево», – промелькнуло в голове.
Он помнил, как лазал по нему. Иглы колют лицо, сыплются за шиворот, руки в липкой смоле, остро пахнущей. Но лезть легко – дерево наклонное, ветки посажены близко, почти как лестница, и взбираешься прямо на крышу.
Ворча, он обнюхал ствол, поднял ногу и пометил его. Низкая ветка задела его морду – он схватил ее зубами, потянул и оторвал прочь. Пасть наполнилась иглами и горьким соком. Он потряс головой и зарычал.
Брат сел и протяжно, скорбно завыл. Никакой это не выход. Они не белки и не человечьи детеныши – не могут они лазить по деревьям, у них лапы не так устроены. Они бегуны, охотники, пластуны.
В ночи, за каменным ограждением, подняли лай собаки – сперва одна, потом другая, потом все прочие. Они тоже учуяли это – врага и страх.
Бессильная ярость переполняла его, жгучая, как голод. Он отбежал от стены, пронесся под деревьями, где тени листвы пятнали его серую шкуру, вихрем повернул назад. Иглы и листья летели у него из‑ под ног – он охотился, гнал рогатого оленя, видя и чуя его. Запах страха заставлял сердце колотиться, и слюна бежала изо рта. С разбега он прыгнул на дерево, цепляясь когтями за кору. Еще прыжок, другой, третий – и он добрался до нижних ветвей. Он путался в них лапами, иглы кололи ему глаза, как он на них ни огрызался. Пришлось сбавить ход. Задняя лапа застряла, и он с рычанием выдернул ее. Ствол стал узким, почти отвесным и мокрым. Кора рвалась, как кожа, под его когтями. Он проделал уже треть пути, половину, еще больше, и крыша уже маячила перед ним… но он оступился на мокром дереве и заскользил вниз. Он взвыл от страха и ярости – он падал, падал, кувыркаясь в воздухе, и земля ринулась навстречу, чтобы сломать его.
Бран снова лежал в постели, один в своей башне, запутавшись в одеяле, и тяжело дышал.
– Лето, – позвал он вслух. – Лето. – Плечо у него болело, как будто он упал на него, но он знал, что это пустяки по сравнению с тем, что чувствует волк. «Жойен правду сказал – я оборотень». Снаружи доносился лай собак. Море пришло. Оно перехлестнуло через стену, как и говорил Жойен. Бран схватился за брус у себя над головой, подтянулся и позвал на помощь. Никто не пришел, да и не мог прийти. У его двери больше нет часового. Сиру Родрику нужно было как можно больше боеспособных мужчин, и гарнизон в Винтерфелле остался самый незначительный.
Остальные ушли восемь дней назад – шестьсот человек из Винтерфелла и окрестных селений. На пути к ним присоединился Клей Сервин еще с тремя сотнями, а мейстер Лювин послал воронов, вызывая подкрепление из Белой Гавани, с пустошей и даже из чащ Волчьего Леса. На Торрхенов Удел напал некий страшный воин по имени Дагмер Щербатый. Старая Нэн говорила, что убить его нельзя – однажды ему уже раскололи голову топором, но свирепый Дагмер просто свел половинки вместе и держал, пока они не срослись. А вдруг он победит, этот Дагмер? От Винтерфелла до Торрхенова Удела много дней пути, и все же…
Бран сполз с кровати и по брусьям добрался до окна. Повозившись немного, он открыл ставни. Двор был пуст, все окна, видные ему, темны – Винтерфелл спал.
– Ходор! – крикнул Бран вниз как можно громче. Ходор сейчас спит у себя над конюшней, но если кричать громко, авось услышит либо он, либо еще кто‑ нибудь. – Ходор, иди скорей! Оша! Мира, Жойен, кто‑ нибудь! – Бран сложил руки ковшом у рта. – ХОООООООООДОООООООР!
Дверь наконец открылась, но в нее вошел неизвестный Брану человек, в кожаном кафтане с нашитыми сверху железными дисками, с кинжалом в руке и топором за спиной.
– Чего тебе надо? – испугался Бран. – Это моя комната. Уходи отсюда.
Следом за незнакомцем вошел Теон Грейджой.
– Мы не причиним тебе зла, Бран.
– Теон? – У Брана даже голова закружилась от облегчения. – Тебя Робб послал? Он тоже здесь?
– Робб далеко и тебе не поможет.
– Не поможет? – испугался Бран. – Не пугай меня, Теон.
– Теперь я принц Теон. Мы оба с тобой принцы. Кто бы мог подумать? Однако я взял твой замок, мой принц.
– Винтерфелл? Да нет, это невозможно.
– Оставь нас, Верлаг. – Человек с кинжалом вышел, и Теон сел на кровать. – Я послал на стену четырех человек с крючьями и веревками, и они открыли нам калитку. Сейчас мои люди расправляются с твоими. Говорю тебе: Винтерфелл мой.
– Но ты воспитанник моего отца! – недоумевал Бран.
– А теперь вы с братом будете моими воспитанниками. Когда бой окончится, мои люди соберут все население замка в Большом Чертоге, и мы с тобой обратимся к ним. Ты скажешь, что сдал Винтерфелл мне, и велишь им служить новому лорду и слушаться его, как прежнего.
– Не скажу. Мы тебя побьем и вышвырнем вон. Я тебе не сдавался, и ты не заставишь меня сказать, что я сдался.
– Это не игра, Бран, так что перестань капризничать – я этого не потерплю. Замок мой, но люди в нем пока еще твои. Если принц хочет их уберечь, надо сделать так, как я сказал. – Теон встал и подошел к двери. – Сейчас кто‑ нибудь придет одеть тебя и отвести в Великий Чертог. Подумай хорошенько о том, что будешь говорить.
Ожидание заставило Брана почувствовать себя еще более беспомощным, чем прежде. Он сидел на подоконнике, глядя на темные башни и черные во мраке стены. Один раз ему почудился крик у кордегардии и что‑ то похожее на звон мечей, но сейчас у него не было ни острого слуха Лета, ни его обоняния. «Наяву я сломанный, но во сне, когда я Лето, я бегаю, дерусь, все слышу и все чую».
Бран ждал, что к нему придет Ходор или кто‑ то из служанок, но вошел мейстер Лювин со свечой.
– Бран… ты ведь знаешь уже, что случилось? Тебе сказали? – Под глазом у мейстера была неглубокая рана, и по щеке текла кровь.
– Теон приходил сюда. И сказал, что Винтерфелл теперь его.
Мейстер поставил свечу и вытер кровь с шеи.
– Они переплыли ров, влезли на стену с крючьями и веревками и обрушились на замок мокрые, с мечами наголо. – Он сел на стул у двери. На его лице снова проступила кровь. – На воротах стоял Элбелли – его захватили в башне и убили. Хэйхед ранен. Я успел отправить двух воронов, прежде чем они ворвались. Тот, что направляется в Белую Гавань, улетел, но другого сбили стрелой. – Мейстер опустил глаза в пол. – Сир Родрик увел с собой слишком много людей, но винить следует не его, а меня. Я не подумал о том, что нам грозит, я…
«Жойен знал», – подумал Бран и сказал:
– Помогите‑ ка мне одеться.
– Да‑ да. – Мейстер достал из окованного железом сундука в ногах кровати рубашку, бриджи и камзол. – Ты Старк из Винтерфелла, наследник Робба – ты должен быть одет, как принц. – С его помощью Бран облачился в подобающий лорду наряд.
– Теон хочет, чтобы я сдал ему замок, – сказал он, когда мейстер застегнул на нем плащ его любимой, серебряной с янтарем пряжкой в виде волчьей головы.
– Это не стыдно. Лорд должен защищать своих людей. В жестоких местах рождаются жестокие люди – помни об этом, Бран, когда имеешь дело с жителями Железных островов. Твой лорд‑ отец делал что мог, чтобы смягчить нрав Теона, но, боюсь, эти меры были недостаточны, да и запоздали.
За ними пришел коренастый воин с угольно‑ черной бородищей, закрывавшей половину груди. Брана он поднял довольно легко, хотя эта повинность явно его не радовала. Спальня Рикона была на полпролета ниже. Малыш раскапризничался, когда его разбудили.
– Хочу маму, – ныл он. – И Лохматика.
– Твоя мать далеко, мой принц, – зато мы с Браном здесь. – Мейстер натянул на мальчика одежки и повел с собой, держа за руку.
Внизу они увидели Миру и Жойена – их выводил из комнаты лысый островитянин, вооруженный копьем на три фута длиннее, чем он сам. Жойен посмотрел на Брана зелеными, полными скорби глазами. Другие захватчики конвоировали Фреев.
– Твой брат потерял свое королевство, – сказал Брану Уолдер Малый. – Ты теперь не принц, а только заложник.
– Ты тоже, – сказал Жойен, – и я, и мы все.
– Тебя, лягушонок, никто не спрашивал.
Один островитянин пошел впереди с факелом, но дождь, зарядивший снова, скоро погасил огонь. Идя через двор, они слышали, как воют лютоволки в богороще. Бран надеялся, что Лето не слишком пострадал, упав с дерева.
Теон Грейджой сидел на высоком месте Старков. Плащ он снял. Поверх его тонкой кольчуги был надет черный камзол с золотым кракеном его дома. Руки лежали на волчьих головах, вырезанных на конце широких каменных подлокотников.
– Теон сидит на месте Робба, – сказал Рикон.
– Тихо, Рикон. – Бран чувствовал вокруг угрозу, но брат был для этого слишком мал. Горело несколько факелов, и в большом очаге тлел огонь, но основная часть зала тонула во мраке. Скамьи составили у стен – сесть было негде, и обитатели замка стояли кучками, не смея переговариваться. Бран видел старую Нэн, открывавшую и закрывавшую беззубый рот. Хэйхеда поддерживали двое других стражников – его голую грудь обматывала окровавленная повязка. Рябой Том безутешно рыдал, Бет Кассель тихо плакала от страха.
– Это еще кто такие? – спросил Теон, указав на Ридов и Фреев.
– Это воспитанники леди Кейтилин – их обоих зовут Уолдер Фрей, – объяснил мейстер Лювин. – А это Жойен Рид и его сестра Мира – дети Хоуленда Рида из Сероводья. Они приехали, чтобы заново присягнуть Винтерфеллу.
– Другой бы сказал, не ко времени, а по мне – в самый раз. – Теон встал со своего места. – Раз приехали, тут и останутся. Лоррен, давай сюда принца. – Чернобородый плюхнул Брана на каменное сиденье, словно мешок с овсом.
Людей продолжали сгонять в Великий Чертог, подгоняя их копьями и криками. Гейдж и Оша явились с кухни все в муке – они замешивали хлеб на утро. Миккена тащили волоком, а он ругался. Прихрамывающий Фарлен поддерживал Паллу – платье на ней разодрали надвое, она зажимала его в кулаке и шла так, будто ей было больно. Септон Шейли бросился им на помощь, но один из островитян повалил его на пол.
Последним, кто вошел в дверь, был пленный Вонючка – ядреный запах опережал его, и Брана замутило.
– Этот был заперт в башне, – доложил конвоир, рыжий безусый парень, весь мокрый – несомненно, один из тех, кто переплывал ров. – Говорит, что звать его Вонючка.
– С чего бы это? – улыбнулся Теон. – Ты всегда так пахнешь, или только что полюбился со свиньей?
– Я ни с кем не любился с той поры, как меня взяли, милорд. Вообще‑ то меня зовут Хеке. Я служил Бастарду из Дредфорта, пока Старки не угостили его стрелой в спину вместо свадебного подарка.
Теона это, похоже, развеселило.
– И на ком же он женился?
– На вдове Хорнвуда, милорд.
– На этой старухе? Ослеп он, что ли? У нее титьки как пустые бурдюки, сухие и сморщенные.
– Так он не ради титек ее взял, милорд.
Островитяне закрыли высокие двери в дальнем конце. С высокого сиденья Бран насчитал их около двадцати. Теон, наверное, оставил стражу у ворот и оружейни, но все равно их никак не может быть больше тридцати.
Теон вскинул руки, призывая к тишине:
– Вы все меня знаете…
– Еще бы тебя не знать, дерьма мешок! – крикнул Миккен, но лысый двинул его концом копья в живот и ударил древком в лицо. Кузнец рухнул на колени и выплюнул выбитый зуб.
– Миккен, молчи. – Бран старался говорить сурово и важно, как Робб, когда командует, но голос подвел его, и он сорвался на писк.
– Слушайся своего маленького лорда, Миккен, – сказал Теон. – У него разума побольше, чем у тебя.
Хороший лорд защищает своих людей, напомнил себе Бран и объявил:
– Я сдал Винтерфелл Теону.
– Громче, Бран. И называй меня принцем.
– Я сдал Винтерфелл принцу Теону, – повысил голос Бран. – Вы все должны делать то, что он приказывает.
– Да будь я проклят, если стану его слушаться! – взревел Миккен.
Теон сделал вид, что не слышит.
– Мой отец возложил на себя древнюю корону соли и камня и провозгласил себя королем Железных островов. По праву завоевателя он требует себе также и Север. Вы все – его подданные.
– Да пошел ты. – Миккен вытер окровавленный рот. – Я служу Старкам, а не каким‑ нибудь поганым спрутам… а‑ а… – Тупой конец копья сбил его на каменный пол.
– Известно, что у кузнеца руки сильные, а голова слабая, – заметил Теон. – Но если вы все будете служить мне столь же преданно, как Неду Старку, то найдете во мне лорда настолько великодушного, как только можете пожелать.
Миккен привстал на четвереньки, выплюнув кровь. Пожалуйста, не надо, мысленно взмолился Бран, но кузнец уже крикнул:
– Если ты думаешь, что сможешь удержать Север с твоей жалкой…
Лысый вогнал острие копья Миккену в затылок. Сталь пробила шею и вышла из горла с потоком крови. Закричала какая‑ то женщина, а Мира обхватила руками Рикона. «Он утонул в крови, – подумал Бран. – В собственной крови».
– Кто еще хочет высказаться? – спросил Теон Грейджой.
– Ходор‑ Ходор‑ Ходор, – завопил конюх, выпучив глаза.
– Заткните‑ ка этого полудурка.
Двое островитян начали бить Ходора концами копий, и он опустился на пол, прикрываясь руками.
– Я буду вам лордом не хуже, чем был Эддард Старк. – Теон поднял голос, чтобы перекрыть удары дерева по телу. – Но тот, кто предаст меня, горько пожалеет. И не думайте, что люди, которых вы видите здесь, – это все мое войско. Торрхенов Удел и Темнолесье тоже скоро будут нашими, а мой дядя, поднявшись по Соленому Копью, захватит Ров Кейлин. Пусть Робб Старк правит на Трезубце, если отобьется от Ланнистеров, – Север отныне принадлежит дому Грейджоев.
– Лорды Старка выступят против тебя, – отозвался Вонючка. – Тот боров из Белой Гавани, Амберы, Карстарки. Тебе понадобятся люди. Освободи меня – и я твой.
Теон поразмыслил немного:
– Говоришь ты лучше, чем пахнешь, но твою вонь я долго не выдержу.
– Ну что ж – если меня освободят, и я помыться могу.
– Редкого ума человек, – улыбнулся Теон. – Преклони колено.
Один из Железных Людей подал Вонючке меч, а тот положил его к ногам Теона и поклялся повиноваться дому Грейджоев и королю Бейлону. Бран не мог на это смотреть. Зеленый сон сбывался.
– Милорд Грейджой! – Оша вышла вперед, переступив через тело Миккена. – Я здесь тоже пленница. Вы были тут, когда меня взяли.
«Я думал, ты мне друг», – с болью молвил про себя Бран.
– Мне нужны бойцы, а не кухонные замарашки.
– Это Робб Старк отправил меня на кухню. Скоро год, как я скребу горшки, чищу котлы и грею солому вот для него. – Она оглянулась на Гейджа. – Я сыта этим по горло. Дайте мне снова копье.
– У меня есть для тебя копьецо, – сказал лысый, убивший Миккена, и с ухмылкой взялся за ширинку.
Оша двинула его между ног своим костлявым коленом.
– Оставь свою тряпичную висюльку при себе. – Выхватив у островитянина копье, она тупым концом сшибла его с ног. – Мне подавай дерево и железо. – Лысый скорчился на полу, а все остальные захватчики грохнули со смеху.
Теон смеялся вместе с ними.
– Ладно, сгодишься. Оставь копье при себе. Стигг найдет себе другое. Преклони колено и присягай.
Больше охотников принести присягу не нашлось, и всех отпустили с наказом исполнять свою работу и не смутьянничать. Ходору велели отнести Брана обратно в постель. Лицо у парня было все в синяках, нос распух, один глаз закрылся.
– Ходор, – жалобно проскулил он разбитым ртом, поднял Брана большими вымазанными кровью руками и вынес его под дождь.
Арья
– Есть тут призраки – я знаю, что есть. – Пирожок, по локоть в муке, месил тесто. – Пиа видела что‑ то в маслобойне прошлой ночью.
Арья изобразила неприличный звук. Пиа всегда что‑ то видела в маслобойне – в основном мужчин.
– Можно мне плюшку? Ты их целый противень напек.
– Он мне весь нужен. Сир Амори их очень любит.
Она ненавидела сира Амори.
– Давай на них наплюем.
Пирожок тревожно огляделся. Кухня была полна теней и шорохов, но все повара и посудомойки уже спали на просторных полатях над печками.
|
|
|
