 |
Дейенерис 3 страница
|
|
|
|
Костры позади превратились в тусклое зарево на черном небе, и земля почти скрылась из виду. Пришло время поворачивать назад.
– Поберегите голову, миледи. – Давос налег на руль, и лодка сделала поворот, взрезая черную воду. Мелисандра пригнулась под реем, держась рукой за планшир, спокойная, как всегда. Казалось, что в замке непременно должны услышать шум, производимый треском дерева, хлопаньем паруса и плеском воды, – но Давос знал, что это не так. Рокот волн, бьющих о скалы, – вот и все, что проникает за массивную морскую стену Штормового Предела, да и то слабо.
Рябь потянулась за ними, когда они двинулись к берегу.
– Мы говорили о мужчинах, – сказал Давос. – С луком тоже все ясно. Ну а женщины как же? Это и к ним относится? Вот вы, миледи, хорошая или плохая?
– Ну что ж, – усмехнулась она, – я тоже рыцарь своего рода, достойный сир. Рыцарь света и жизни.
– Однако нынче собираетесь убить человека – как убили мейстера Крессена.
– Ваш мейстер сам отравился. Он хотел отравить меня, но меня охраняла высшая сила, а его – нет.
– А Ренли Баратеона кто убил?
Она повернула голову. Ее глаза в тени капюшона светились, как тусклые красные свечи.
– Не я.
– Лжете. – Теперь Давос был в этом уверен. Мелисандра засмеялась снова.
– Вы блуждаете во мраке, сир Давос.
– Оно и к лучшему. – Давос указал на далекие огни Штормового Предела. – Чувствуете, какой ветер холодный? Часовые на стенах будут жаться поближе к своим факелам. Немного тепла, немного света – это утешительно в столь бурную ночь. Но снег ослепит их, и они нас не заметят. – (Надеюсь. ) – Сейчас нас защищает бог тьмы, миледи, – даже и вас.
Ее глаза вспыхнули чуть ярче.
– Не произносите этого имени, сир, и да не глянет на нас его черное око. Он никого не может защитить, ручаюсь вам. Он враг всего живого. Вы сами сказали: нас скрывают факелы, то есть огонь – сияющий дар Владыки Света.
|
|
|
– Будь по‑ вашему.
– Не по‑ моему, но так, как хочет Он.
Ветер переменился – Давос видел это по колебаниям черного паруса. Он взялся за фалы.
– Помогите мне спустить парус. Остаток пути пройдем на веслах.
Вместе они убрали парус, стоя в раскачивающейся лодке, и Давос, опустив весла в бурную черную воду, спросил:
– А кто вез вас к Ренли?
– В этом не было нужды. Его ничто не защищало. Но Штормовой Предел – древняя крепость, и его камни напитаны чарами. Сквозь эти темные стены не пройдет ни одна тень – старые чары давно забыты, но действуют до сих пор.
– Тень? – По телу Давоса прошли мурашки. – Но тень – порождение тьмы.
– Вы невежественнее, чем малый ребенок, сир рыцарь. Во тьме нет теней. Тени – слуги света, дети солнца. Чем ярче пламя, тем они темнее.
Давос, нахмурясь, велел ей замолчать. Они приблизились к берегу, и над водой послышались голоса. Давос греб, и тихий плеск его весел терялся в грохоте прибоя. С моря Штормовой Предел защищал белый меловой утес – он круто вставал из воды, в полтора раза выше массивной крепостной стены наверху. В утесе зияла трещина – туда‑ то и правил Давос, как шестнадцать лет назад. Трещина вела в пещеру под замком, где штормовые лорды в старину построили пристань.
Этот канал, проходимый только во время прилива, был очень коварен, но Давос не забыл былых контрабандистских навыков. Он ловко провел лодку между острыми скалами, и скоро перед ними разверзлось устье пещеры. Он позволил волнам внести лодку внутрь – они швыряли ее туда‑ сюда и промочили его с Мелисандрой насквозь. Каменный палец в кольце пены высунулся из мрака, и Давос едва успел оттолкнуться веслом.
Они прошли в пещеру, волны улеглись, и тьма объяла их со всех сторон. Лодка медленно кружилась на месте. Эхо их дыхания отражалось от стен. Давос не ожидал, что будет так темно. В прошлый раз вдоль всего канала горели факелы, и глаза оголодавших защитников смотрели сквозь амбразуры в потолке. Он знал, что где‑ то впереди подъемная решетка. Работая веслами, он придержал лодку, и она мягко причалила к железной преграде.
|
|
|
– Вот и все – если только у вас в замке нет человека, который поднял бы решетку для вас. – Его шепот пробежал по воде, как вереница мышей на мягких розовых лапках.
– Мы уже прошли под стеной?
– Да, мы под замком, но дальше хода нет. Решетка доходит до самого дна, а прутья поставлены так близко, что даже ребенок не пролезет.
Вместо ответа послышался тихий шорох, и во тьме блеснул свет.
Давос заслонил рукой глаза, и у него перехватило дыхание. Мелисандра сбросила свой плащ. Под ним она была нагая и на последнем сроке беременности. Тяжелые груди набухли, живот, казалось, вот‑ вот лопнет.
– Да помогут нам боги, – прошептал он, а она засмеялась, низко и гортанно. Глаза ее горели, как раскаленные угли, а потная кожа светилась, точно изнутри. Она сияла во мраке.
Тяжело дыша, она присела и широко расставила ноги. По ее ляжкам хлынула кровь, темная, как чернила. Крик, полный муки и экстаза, вырвался у нее. Давос увидел, как из нее показалась голова ребенка. Следом выскользнули две руки, черные пальцы впились в напрягшиеся ляжки Мелисандры, и наконец тень выбралась наружу вся и поднялась – выше Давоса, под самый потолок, нависала она над лодкой. Еще миг – и тень пролезла сквозь прутья решетки и помчалась прочь по воде, но Давосу хватило и этого мгновения.
Он узнал эту тень. Он знал человека, которому она принадлежала.
Джон
Звук плыл в черноте ночи. Джон приподнялся на локте, по привычке нашарив Длинный Коготь. Весь лагерь пришел в движение. «Рог, пробуждающий спящих», – подумал Джон.
Долгий низкий зов замер на грани слуха. Часовые у стены стояли на местах, дыша паром, повернув головы на запад. Звук рога затих, а с ним и ветер. Люди вылезали из‑ под одеял, разбирая копья и пояса с мечами, прислушиваясь. Один из коней заржал, но его заставили умолкнуть. Казалось, будто весь лес затаил дыхание. Братья Ночного Дозора ждали, не затрубит ли рог второй раз, молясь о том, чтобы этого не случилось, и боясь услышать его.
|
|
|
Тишина тянулась нескончаемо. Наконец все поняли, что рог дважды не затрубит, и заухмылялись, стараясь скрыть испытанное ими беспокойство. Джон Сноу подбросил несколько веток в огонь, застегнул пояс, натянул сапоги, отряхнул плащ от росы и грязи и надел его на себя. Костер трещал, и желанное тепло согревало Джона, пока он одевался. Лорд‑ командующий зашевелился в палатке и поднял входное покрывало:
– Один раз трубили? – Ворон, нахохленный и несчастный, молча сидел у него на плече.
– Один, милорд. Братья возвращаются.
Мормонт подошел к костру.
– Полурукий. Да и пора уж. – С каждым днем, проведенным ими здесь, Старый Медведь делался все беспокойнее: еще немного – и кидаться бы начал. – Позаботься о горячей еде для них и корме для лошадей. Куорена сразу ко мне.
– Я приведу его, милорд. – Отряд из Сумеречной Башни ожидался много дней назад. Но он не появлялся, и у костров начались мрачные разговоры, которые заводил не один только Скорбный Эдд. Сир Оттин Уитерс стоял за то, чтобы вернуться в Черный Замок как можно скорее. Сир Малладор Локе предлагал идти к Сумеречной Башне, надеясь найти следы Куорена и выяснить, что с ним случилось. Торен Смолвуд хотел двигаться дальше в горы. «Манс‑ Разбойник знает, что сражения с Дозором ему не миновать, но не ожидает, что мы зайдем так далеко на север. Если мы пойдем вверх по Молочной, то захватим его врасплох и разобьем в пух и прах, не успеет он опомниться».
– Их намного больше, чем нас, – возражал сир Оттин. – Крастер сказал, что Манс собрал большое войско, много тысяч человек. А нас без Полурукого всего двести.
– Пошлите двести волков, сир, на десять тысяч овец – и увидите, что будет, – не сдавался Смолвуд.
– Среди этих овец немало козлищ, Торен, – заметил Джармен Баквел, – да и львы попадаются. Гремучая Рубашка, Харма Собачья Голова, Альфин Убийца Ворон…
– Я их знаю не хуже, чем ты, Баквел, – огрызнулся Смолвуд, – и намерен со всех снять головы. Это одичалые, а не солдаты. Несколько сотен героев, скорее всего беспробудно пьяных, на громадную орду женщин, детей и рабов. Мы разобьем их и загоним обратно в их логовища.
|
|
|
Они спорили часами, но к согласию так и не пришли. Старый Медведь был слишком упрям, чтобы отступать, но и вверх по Молочной идти не желал. В конце концов решили подождать братьев из Сумеречной Башни еще несколько дней, а если они не придут, собрать совет снова.
И вот они здесь – стало быть, решение откладывать больше нельзя. Джон и этому был рад. Если уж сражения с Мансом не избежать, пусть это случится поскорее.
Скорбный Эдд сидел у костра, жалуясь на рога, трубящие в лесу и не дающие ему спать. Джон дал ему новый повод для жалоб. Вместе они разбудили Хейка, который встретил приказ лорда‑ командующего градом проклятий, но все‑ таки встал и тут же поставил дюжину человек резать ему овощи для супа.
Когда Джон шел через лагерь, его догнал запыхавшийся Сэм, чье круглое лицо под черным капюшоном маячило во мраке, как бледная луна.
– Я слышал рог. Не твой ли это дядя возвращается?
– Это только люди из Сумеречной Башни. – Надежды на благополучное возвращение Бенджена Старка оставалось все меньше. Плащ, найденный Джоном у подножия Кулака, вполне мог принадлежать его дяде или кому‑ то из его людей – это даже Старый Медведь признавал, хотя зачем этот плащ зарыли здесь, завернув в него груду изделий из драконова стекла, оставалось загадкой. – Мне надо идти, Сэм.
У стены часовые вытаскивали колья из промерзшей земли, освобождая проход. Вскоре на склоне показались первые братья из Сумеречной Башни. Среди кожи и мехов там и сям поблескивала сталь или бронза, косматые бороды скрывали исхудалые лица, придавая новоприбывшим сходство с их лохматыми лошадьми. Джон с удивлением заметил, что на некоторых конях едет по двое всадников, а присмотревшись получше, он разглядел, что многие братья ранены. Видно, в пути у них не обошлось без стычки.
Куорена Полурукого Джон узнал сразу, хотя никогда его прежде не видел. Этот легендарный разведчик слыл в Дозоре скупым на слова, но быстрым в деле. Высокий и прямой, как копье, длинноногий, длиннорукий и сумрачный. В отличие от своих людей он был чисто выбрит. Из‑ под его шлема спускалась тяжелая коса, тронутая инеем, а черная одежда так выцвела, что казалась серой. На руке, держащей поводья, остались только большой палец и мизинец – остальные пальцы отсек топор одичалого, который иначе бы раздробил Куорену череп. Рассказывали, что он ткнул изувеченной рукой в лицо врагу, залив ему глаза кровью, и убил его. С того дня у одичалых за Стеной не было недруга более беспощадного.
|
|
|
– Лорд‑ командующий хочет вас видеть, – обратился к нему Джон. – Я провожу вас к его палатке.
Куорен слез с седла.
– Мои люди голодны, и лошади нуждаются в уходе.
– О них обо всех позаботятся.
Полурукий отдал коня одному из своих и пошел за Джоном.
– Ты Джон Сноу. У тебя отцовский взгляд.
– Вы знали его, милорд?
– Я не лорд, просто брат Ночного Дозора. Да, я знал лорда Эддарда – и отца его тоже.
Джону приходилось шагать пошире, чтобы Куорен его не обгонял.
– Лорд Рикард умер, когда я еще не родился.
– Он был другом Дозора. – Куорен оглянулся. – Говорят, ты приручил лютоволка?
– Призрак вернется сюда на рассвете. Ночью он охотится.
Скорбный Эдд поджаривал на костре Старого Медведя ломтики ветчины, и в котелке варилась дюжина яиц. Мормонт сидел на походном стуле из кожи и дерева.
– Я уж начал за вас бояться. Случилось что‑ нибудь?
– Мы встретились с Альфином Убийцей Ворон. Манс послал его произвести разведку вдоль Стены, и мы напоролись на него, когда он возвращался. – Куорен снял шлем. – Он уж больше не будет беспокоить страну, но часть его шайки от нас ушла. Мы преследовали их, сколько могли, но малое число все‑ таки вернется в горы.
– И чего вам это стоило?
– Четверо братьев убиты, дюжина ранены. У врага потерь втрое больше, и мы взяли пленных. Один сразу же умер от ран, но второй дотянул до допроса.
– Об этом лучше поговорим в палатке. Джон принесет вам эля – или ты предпочитаешь подогретое вино?
– С меня и горячей еды будет довольно – еще яйцо и ломтик ветчины.
– Как скажешь. – Мормонт приподнял входное полотнище, и Куорен, пригнувшись, вошел внутрь.
Эдд стоял над котелком, поворачивая яйца ложкой.
– Завидую этим яйцам. Будь котелок побольше, я бы сам залез в кипяток. Только лучше бы вместо воды было вино. Есть худшие способы умереть – а тут тебе и тепло, и пьяно. У нас один брат утонул в вине. Пойло было так себе, и утопленник его не улучшил.
– Ты что, пробовал?!
– Если б ты нашел одного из братьев мертвым, Джон Сноу, тебе тоже захотелось бы выпить с горя. – Эдд добавил в котелок щепотку мускатного ореха.
Джон присел у огня, вороша костер палкой. В палатке слышался голос Старого Медведя, перемежаемый карканьем ворона и тихим говором Куорена, но слов Джон не разбирал. Хорошо, что Альфин Убийца Ворон убит. Он был одним из самых кровожадных вожаков одичалых и заслужил свое прозвище, убив немало черных братьев. Почему же Куорен так мрачен, если он одержал победу?
Джон надеялся, что приход отряда из Сумеречной Башни взбодрит братьев в лагере. Прошлой ночью, выйдя справить нужду, он услышал, как пять или шесть человек тихо разговаривают у догоревшего костра. Четт заявил, что давно пора повернуть назад, и Джон остановился послушать.
«Старикан дурачится, а мы терпим. В этих горах мы найдем себе могилу, вот и весь сказ». «В Клыках Мороза живут великаны, оборотни и еще худшие твари», – сказал Ларк Сестринец. «Я туда не пойду, так и знайте». «Не больно‑ то Старый Медведь тебя спросит». «А может, мы сами его не спросим», – буркнул Четт.
Тут одна из собак зарычала, и пришлось Джону убираться, пока его не заметили. Этот разговор явно не предназначался для его ушей. Джон думал, не пересказать ли слышанное Мормонту, но ему претило доносить на своих братьев, даже таких, как Четт и Сестринец. «Все это пустые слова, – сказал он себе. – Им просто холодно и страшно, как всем нам. Тяжело это – ждать, сидя на каменном бугре над лесом, не зная, что принесет тебе завтрашний день. Невидимый враг – самый ужасный».
Джон вытащил из ножен свой новый кинжал, глядя, как отражается пламя в его блестящем черном лезвии. Он сам выстрогал к нему деревянную рукоять и обмотал ее веревкой, чтобы легче было держать. Не больно красиво, зато удобно. Эдд говорил, что от стеклянного ножа проку как от сосков на рыцарском панцире, но Джон не был в этом так уверен. Драконово стекло острее стали, хотя гораздо более хрупкое. И все эти вещи зарыли в лесу не зря.
Он и для Гренна сделал кинжал, и для лорда‑ командующего, а боевой рог подарил Сэму. Рог при ближайшем рассмотрении оказался надтреснутым, и Джон, даже вычистив из него всю грязь, не смог выдуть ни единой ноты, а обод был весь щербатый, но Сэм любит старинные вещи, даже бесполезные. «Будешь из него пить, – сказал ему Джон, – и вспоминать, как ходил в поход за Стену, до самого Кулака Первых Людей». Еще он дал Сэму наконечник копья и дюжину наконечников стрел, а остальное роздал другим своим друзьям на счастье.
Старому Медведю кинжал вроде бы понравился, но на поясе он по‑ прежнему носил стальной. Мормонт понятия не имел, кто мог зарыть этот клад и что это означало. Может быть, Куорен знает? Полурукий заходил в эту глушь дальше, чем любой из ныне живущих.
– Сам им подашь или мне пойти?
Джон убрал кинжал в ножны.
– Давай я. – Ему хотелось послушать, о чем они говорят.
Эдд отрезал три толстых ломтя от черствой ковриги овсяного хлеба, положил на них ветчину, накапал сала и выложил в миску сваренные вкрутую яйца. Джон взял миску в одну руку, деревянное блюдо с хлебом в другую и, пятясь задом, вошел в палатку.
Куорен сидел, скрестив ноги, на полу, с прямой как копье спиной. Огонь свечей обрисовывал его скулы.
– Гремучая Рубашка, Плакальщик и прочие главари, большие и малые, – говорил он. – Еще оборотни, мамонты, а людей видимо‑ невидимо. Если, конечно, верить его речам, за истинность которых не могу поручиться. Эббен полагает, он плел нам эти басни, чтобы продлить свою жизнь.
– Правда это или ложь, Стену нужно предупредить, – сказал Старый Медведь, когда Джон поставил перед ними еду. – И короля тоже.
– Которого?
– Всех, сколько есть, истинных и ложных. Если хотят стать во главе государства, пусть защищают его.
Полурукий взял себе яйцо и разбил его о край миски.
– Короли сделают то, что им заблагорассудится, – то есть скорее всего очень мало, – сказал он, облупливая скорлупу. – Вся надежда на Винтерфелл. Старки должны поднять Север.
– Правильно. – Мормонт развернул карту, нахмурился, смял ее, раскрыл другую. Думает, куда упадет молот, понял Джон. Когда‑ то у Дозора было семнадцать замков на протяжении ста лиг, занимаемых Стеной, но по мере уменьшения братства их покидали один за другим. Теперь только в трех есть гарнизоны, и Мансу‑ Разбойнику это известно не хуже их. – Можно надеяться, что сир Аллистер Торне приведет из Королевской Гавани новое пополнение. Если Сумеречная Башня даст людей в Серый Дозор, а Восточный Дозор заселит Бочонок…
– Серый Дозор сильно разрушен. Лучше уж заселить Каменную Дверь, если будет кем, еще Ледовый порог и Глубокое озеро. С дозорными отрядами, которые ежедневно будут ходить между ними.
– Да. Даже дважды в сутки, если будет возможность. Стена и сама по себе солидное препятствие. Без защитников она не остановит их, но задержит. Чем больше у них войско, тем больше времени им понадобится. Женщин они наверняка возьмут с собой – не бросать же их в той морозной пустыне. И детей, и скотину… видел ты козу, способную взобраться по приставной лестнице? Или по веревке? Придется им строить настоящую лестницу или откос… на это уйдет не меньше одной луны, а то и больше. Манс, конечно, понимает, что для него самое лучшее пройти под Стеной. Через ворота или…
– Через брешь.
– Что? – резко вскинул голову Мормонт.
– Они не собираются лезть на Стену или подкапываться под нее, милорд. Они хотят ее проломить.
– В Стене семьсот футов вышины, а у основания она такая толстая, что сто человек должны работать целый год, чтобы продолбить ее кирками.
– Все равно.
Мормонт запустил пальцы в бороду.
– Но как?
– Колдовством, как же иначе. – Куорен откусил половину яйца. – С чего бы еще Манс стал собирать свое войско в Клыках Мороза? Это голый суровый край, и до Стены от него будь здоров.
– Я полагал, он просто хочет скрыть свои маневры от глаз моих разведчиков.
– Может, и так, – сказал Куорен, приканчивая яйцо, – но я думаю, дело не только в этом. Он что‑ то ищет на этих холодных высотах – что‑ то, необходимое ему до зарезу.
– Но что? – Ворон Мормонта задрал голову и завопил так, что в палатке всем уши заложило.
– Некую силу. Наш пленник не мог сказать, в чем она заключается. Его, вероятно, допрашивали слишком ретиво, и он умер, не успев сказать всего, что знал. Но этого он, видимо, не знал вовсе.
Джон слышал, как снаружи воет ветер, проникая сквозь круглую стену и дергая растяжки палатки. Мормонт задумчиво потер подбородок.
– Сила, – задумчиво повторил он. – Я должен знать, в чем она.
– Тогда вам нужно послать разведчиков в горы.
– Не хочу я больше рисковать людьми.
– Двум смертям не бывать. Для чего мы еще надеваем черные плащи, как не для того, чтобы умереть за отечество? Предлагаю послать пятнадцать человек, разбив их на три отряда. Один пойдет по Молочной, второй – на Воющий перевал, третий поднимется на Лестницу Гигантов. Командирами будут Джармен Баквел, Торен Смолвуд и я. Надо узнать, что таится в этих горах.
– Таится, – крикнул ворон. – Таится.
Лорд‑ командующий испустил глубокий вздох.
– Другого выхода я не вижу, – признался он, – но если вы не вернетесь…
– Кто‑ нибудь непременно спустится с гор, милорд. Если не мы, то Манс‑ Разбойник, и мимо вас он не пройдет. Он не сможет оставить вас у себя в тылу и вынужден будет атаковать, а это крепкое место.
– Не настолько.
– Что ж, возможно, мы все умрем, зато выиграем время братьям на Стене. Время, чтобы заселить пустые замки и наглухо заморозить ворота, чтобы призвать себе на помощь лордов и королей, чтобы наточить топоры и починить катапульты. Мы потратим свою жизнь не без пользы.
– Умрем, – сказал ворон, расхаживая по плечам Мормонта. – Умрем, умрем, умрем. – Старый Медведь сидел молча, сгорбившись, словно придавленный тяжестью этих слов. Наконец он сказал:
– Да простят меня боги. Отбирай людей.
Куорен Полурукий, повернув голову, встретился глазами с Джоном и не отвел их.
– Хорошо. Я выбираю Джона Сноу.
Мормонт моргнул:
– Он совсем еще мальчишка и мой стюард к тому же. Даже не разведчик.
– Вам сможет прислуживать Толлетт, милорд. – Куорен поднял искалеченную двупалую руку. – Старые боги за Стеной еще сильны. Боги Первых Людей… и Старков.
– Что скажешь ты, Джон? – спросил Мормонт.
– Я готов, – сразу же ответил тот.
– Я так и думал, – грустно улыбнулся старик.
Когда Джон с Куореном вышли из палатки, забрезжил рассвет. Ветер шевелил их черные плащи и выдувал из костра красные угли.
– В полдень мы выступаем, – сказал Джону разведчик. – Постарайся найти своего волка.
Тирион
– Королева намерена отослать принца Томмена из города. – Они стояли рядом на коленях, одни в тишине и полумраке септы, окруженные мерцанием свечей, но Лансель все равно старался говорить потише. – Лорд Джайлс увезет его в Росби и скроет там под видом пажа. Они хотят перекрасить ему волосы в темный цвет и выдать его за сына межевого рыцаря.
– Чего она боится? Толпы? Или меня?
– И того, и другого.
– Ага. – Тирион ничего не знал об этой затее. Неужто певчие пташки Вариса в кои‑ то веки подвели его? Даже паукам случается задремать… а может, евнух ведет какую‑ то свою игру? – Прими мою благодарность, сир.
– Вы исполните мою просьбу?
– Возможно. – Лансель просил, чтобы в следующем бою ему позволили командовать собственным отрядом. Превосходный способ умереть, еще не отрастив как следует усов, но юные рыцари всегда считают себя непобедимыми.
Отпустив кузена, Тирион задержался и поставил на алтарь Воина свечу, зажженную от другой. «Храни моего брата, ублюдок этакий, – он ведь один из твоих». Вторую свечу он поставил Неведомому – за себя.
Ночью, когда в Красном Замке погасли огни, к нему в покои пришел Бронн. Тирион запечатывал письмо.
– Отнесешь это сиру Джаселину Байвотеру, – сказал карлик, капая золотым воском на пергамент.
– А что там написано? – Бронн читать не умел, поэтому задавал беззастенчивые вопросы.
– Что он должен взять пятьдесят своих лучших мечей и произвести разведку по Дороге Роз. – Тирион приложил свою печать к мягкому воску.
– Станнис скорее уж приедет по Королевскому Тракту.
– Без тебя знаю. Скажи Байвотеру – пусть не смотрит на то, что написано в письме, и ведет своих людей на север. Надо устроить засаду на дороге в Росби. Лорд Джайлс через день‑ другой отбудет в свой замок с дюжиной латников, слугами и моим племянником. Принц Томмен может быть одет пажом.
– Ты хочешь вернуть парнишку обратно?
– Нет, пусть его отвезут в Росби. – Убрать мальчика из города – один из лучших замыслов Серсеи. В Росби ему не грозит опасность от бунтующих толп – кроме того, его удаление затруднит жизнь Станнису. Даже если тот возьмет Королевскую Гавань и казнит Джоффри, у Ланнистеров все‑ таки останется претендент на престол. – Лорд Джайлс слишком хвор, чтобы бежать, и слишком труслив, чтобы драться. Он прикажет кастеляну открыть ворота. Войдя в замок, Байвотер должен разогнать тамошний гарнизон и остаться стеречь Томмена. Спроси его, как ему нравится сочетание «лорд Байвотер».
– «Лорд Бронн» еще лучше. Я бы тоже мог постеречь мальчонку. Я качал бы его на колене и пел ему колыбельные, раз за это лордом делают.
– Ты нужен мне здесь. – (И своего племянника я тебе не доверю). – Случись что‑ нибудь с Джоффри, вся надежда Ланнистеров на Железный Трон окажется в слабых ручонках Томмена. Золотые плащи сира Джаселина сберегут мальчика, а наемники Бронна вполне способны продать его врагу.
– А как новый лорд должен поступить со старым?
– Как угодно, лишь бы кормить его не забывал. Я не хочу, чтобы Джайлс умер. – Тирион вылез из‑ за стола. – Моя сестра пошлет с принцем одного из королевских гвардейцев.
Бронна это не встревожило.
– Пес – телохранитель Джоффри и не оставит его, а с остальными золотые плащи Железнорукого уж как‑ нибудь управятся.
– Скажи сиру Джаселину: если дело дойдет до драки, на глазах у Томмена никого убивать нельзя. – Тирион накинул тяжелый плащ из темно‑ бурой шерсти. – У моего племянника нежное сердце.
– Ты уверен, что он Ланнистер?
– Ни в чем я не уверен, кроме зимы и войны. Пошли. Я проеду с тобой часть пути.
– К Катае?
– Слишком ты много обо мне знаешь.
Они вышли через калитку в северной стене. Тирион пришпорил лошадь каблуками и поскакал по Дороге Тени. Несколько фигур шмыгнуло во мрак, услышав стук копыт, но напасть никто не осмелился. Совет подтвердил и продлил его указ: всякому, взятому на улице после вечернего звона, грозила смерть. Эта мера немного умиротворила Королевскую Гавань и вчетверо сократила число трупов, находимых утром в переулках, но Варис сказал, что народ клянет Тириона за это. «Им бы спасибо сказать мне за то, что они живы и могут ругаться». На улице Медников их остановили двое золотых плащей, но, увидев, кто едет, извинились перед десницей и пропустили. Бронн повернул на юг к Грязным воротам, и они расстались.
Тирион продолжил путь к Катае, но терпение вдруг изменило ему. Повернувшись в седле, он оглядел улицу – за ним никто не следил. Все окна были темны или плотно закрыты ставнями, и только ветер свистал в переулках. Если Серсея и послала за ним соглядатая, тот скорее всего прикинулся крысой.
– А, пропади все пропадом, – проворчал Тирион. Предосторожности обрыдли ему. Он развернул и пришпорил коня. «Если позади кто‑ то есть, посмотрим, как он за мной угонится». Он несся по лунным улицам мимо темных извилистых закоулков, цокая по булыжнику, спеша к своей любви.
Постучав в ворота, он услышал из‑ за утыканных пиками стен слабую музыку. Один из иббенессцев впустил его. Тирион отдал ему коня и спросил:
– Кто там у нее? – Оконные ромбы зала светились желтым, и мужской голос пел.
– Какой‑ то толстопузый певец.
Пока Тирион шел от конюшни к дому, звуки стали громче. Он никогда особенно не любил певцов, а этот, хоть и невидимый, нравился ему еще меньше всех остальных. Когда Тирион толкнул дверь, мужчина умолк.
– Милорд десница, – пробормотал он, преклонив колени, лысеющий и пузатый. – Какая честь.
– Милорд, – улыбнулась Шая. Тирион любил ее быструю искреннюю улыбку, так шедшую к ее красивому личику. Шая облачилась в свои пурпурные шелка и подпоясалась кушаком из серебряной парчи. Эти цвета тоже шли к ее темным волосам и гладкой молочной коже.
– Здравствуй, милая, – а это кто такой?
– Меня зовут Саймон Серебряный Язык, милорд, – отозвался певец. – Я и музыкант, и певец, и сказитель…
– И набитый дурак к тому же. Как ты назвал меня, когда я вошел?
– Я только… – Серебро Саймонова языка, видимо, обратилось в свинец. – Я сказал «милорд десница, какая честь…».
– Умный притворился бы, что меня не узнал. Я, конечно, понял бы, что это притворство, но вид сделать стоило. А теперь что прикажешь с тобой делать? Ты знаешь мою милую Шаю, знаешь, где она живет, и знаешь, что я навещаю ее по ночам.
– Клянусь, я никому не скажу…
– В этом я с тобой согласен. Доброй тебе ночи. – И Тирион повел Шаю вверх по лестнице.
– Боюсь, мой певец никогда уже не будет петь, – поддразнила она. – Со страху лишился голоса.
– Наоборот – страх поможет ему брать высокие ноты.
Она закрыла за ними дверь спальни.
– Ты ведь ничего ему не сделаешь, правда? – Шая зажгла ароматическую свечу и стала на колени, чтобы снять с него сапоги. – Его песни помогают мне коротать ночи, когда тебя нет.
– Хотел бы я бывать здесь каждую ночь. – Шая растерла ему ноги. – Хорошо он хоть поет‑ то?
– Не хуже других, но и не лучше.
Тирион распахнул ее платье и зарылся лицом в ее грудь. От нее всегда пахло чистотой, даже в этом городе, похожем на грязный хлев.
– Оставь его при себе, если хочешь, только не отпускай никуда. Я не хочу, чтобы он шлялся по городу и сеял сплетни в харчевнях.
– Не отпущу, – пообещала она.
Тирион закрыл ей рот поцелуем. Довольно с него было разговоров – он нуждался в том сладостно‑ простом блаженстве, которое находил меж ее ног. Здесь ему по крайней мере были рады.
Позже он высвободил руку из‑ под ее головы, натянул рубашку и вышел в сад. Месяц серебрил листья плодовых деревьев и гладь выложенного камнем пруда. Тирион сел у воды. Где‑ то справа заливался сверчок – уютные домашние звуки. Какой тут покой – вот только надолго ли?
Неприятный запах заставил его повернуть голову. Шая стояла на пороге в серебристом халате, который он ей подарил. «Была моя любовь, как снег, прекрасна, и волосы ее – как свет луны». Рядом маячил нищенствующий брат, дородный, в грязных лохмотьях, с покрытыми грязью босыми ногами. На шее, где септоны носят кристалл, у него на кожаном шнурке висела чашка для подаяния, и запах от него шел такой, что впору крыс морить.
|
|
|
