 |
Дейенерис 5 страница
|
|
|
|
– Ты мой сын…
– Я рыцарь Королевской Гвардии! Ее лорд‑ командующий! И никем больше быть не хочу!
Огонь озарял бакенбарды лорда Тайвина и пульсирующую жилу на его шее. Он молчал. Молчал. Молчал.
Джейме наконец стало не под силу выдерживать это гнетущее молчание.
– Отец… – начал он.
– Ты мне не сын. – Лорд Тайвин отвернулся. – Ты сказал, что ты лорд‑ командующий и ничего больше. Очень хорошо, сир. Идите и выполняйте свой долг.
Давос
Их голоса поднимались в пурпурное вечернее небо, как искры.
– Выведи нас из тьмы, о Владыка! Исполни огнем наши сердца, дабы могли мы следовать твоим сияющим путем.
Молитвенный костер пылал в густеющих сумерках, ярко‑ рыжий зверь, бросающий тени на двадцать футов от себя и приводящий в движение армию горгулий на стенах Драконьего Камня.
Давос смотрел на него из окна верхней галереи. Мелисандра воздела руки, как бы обнимая пляшущее пламя, и пропела громким, чистым голосом:
– Рглор, свет наших очей, огонь наших сердец, жар наших чресел! Ты повелеваешь солнцем, согревающим наши дни, и звездами, озаряющими тьму наших ночей.
– Владыка Света, защити нас. Ночь темна и полна ужасов. – Королева Селиса с вдохновением на щуплом личике возглавляла хор. Король Станнис стоял рядом с женой, сцепив зубы, и его корона червонного золота вспыхивала всякий раз, как он поворачивал голову. Он с ними, но к ним не принадлежит, подумал Давос. Принцесса Ширен стояла между отцом и матерью. Серая шелуха на ее лице и шее казалась черной при свете костра.
– Владыка Света, защити нас, – выпевала королева, король же молча смотрел в огонь. Хотел бы Давос знать, что он там видит. Снова картины грядущей войны – или кое‑ что поближе к дому?
|
|
|
– Рглор, дающий нам дыхание, слава тебе, – пела Мелисандра. – Рглор, дающий нам день, слава тебе.
– Слава тебе за солнце, что согревает нас, – откликнулся хор во главе с королевой, – слава тебе за звезды, что смотрят за нами. Слава тебе за очаги наши и факелы, что отгоняют злую тьму. – Давосу казалось, что молельщиков стало меньше, чем прошлой ночью, меньше голосов и лиц, озаренных оранжевым светом. Убавится их завтрашним вечером – или прибавится?
Голос сира Акселла Флорента поднимался над другими, как труба. Он стоял там, кривоногий, с могучей грудью, и свет лизал его лицо рыжим языком. Очень может быть, что скоро он скажет Давосу спасибо – события этой ночи могут сделать его десницей короля, как он мечтает.
– Слава тебе за Станниса, милостью твоей нашего короля, – воскликнула Мелисандра, – слава тебе за чистый белый огонь его праведности, за красный меч правосудия в его руке, за любовь его к своим верноподданым. Веди и оберегай его, Рглор, и даруй ему силу сокрушить врагов своих.
– Даруй ему силу, – отозвалась королева Селиса, сир Акселл, Деван и остальные. – Даруй ему отвагу. Даруй ему мудрость.
В детстве септоны учили Давоса просить мудрости у Старицы, отваги – у Воина, силы – у Кузнеца. Но теперь он молился Матери, прося ее сохранить своего милого сына Девана от бога‑ демона красной женщины.
– Лорд Давос, не пора ли приступать? – тронул его за локоть сир Эндрю. – Милорд?
Уши Давоса еще не привыкли к его новому титулу, однако он отвернулся от огня.
– Да. Пора. – Станнис, Мелисандра и люди королевы будут молиться еще час, а то и больше. Красные жрецы зажигают свои костры каждый вечер на закате, чтобы возблагодарить Рглора за минувший день и молить его, чтобы назавтра он снова послал миру солнце и разогнал грядущую тьму. Контрабандист должен знать, когда наступит прилив, и пользоваться им – а он по сути своей так и остался Давосом‑ контрабандистом. Его короткопалая рука привычно потянулась к горлу, но ладанки не нашла. Давос опустил ее и скорым шагом двинулся вперед.
|
|
|
За ним шли его спутники: Бастард из Ночной Песни с изрытым оспой лицом и видом рыцаря‑ оборванца; сир Джеральд Кавер, могучий и белокурый; сир Эндрю Эстермонт, на голову выше других с окладистой бородой и лохматыми бурыми бровями. Все хорошие по‑ своему люди, и все скоро могут умереть, если не справятся с задуманным на эту ночь делом.
«Огонь – живое существо, – сказала Давосу красная женщина, когда он спросил ее, как научиться видеть в пламени будущее. – Он постоянно движется, постоянно меняется… как книга, в которой буквы пляшут, когда вы пытаетесь их прочесть. Нужны годы, чтобы начать видеть за ним какие‑ то картины, и еще больше лет, чтобы отличать то, что будет от того, что может быть или уже было. Но даже когда ты достигаешь этого, тебе тяжело. Вам, людям закатных стран, этого не понять». Давос спросил ее, как же тогда сир Акселл столь быстро овладел этой наукой, но она только улыбнулась загадочно и сказала: «Любая кошка может смотреть в огонь и видеть, как там играют красные мыши».
Давос не лгал людям короля ни в этом, ни в чем‑ либо другом.
– Красная женщина может увидеть, что мы замышляем, – предупредил он.
– Тогда нам лучше первым делом убить ее, – заметил Левис‑ Рыбник. – Я знаю место, куда ее можно заманить – нас там будет четверо с острыми мечами…
– Это всех нас погубит, – ответил Давос. – Мейстер Крессен тоже хотел убить ее, но она сразу узнала. В пламени увидела, наверно. Мне сдается, она мигом почувствует то, что грозит ей самой, но все знать наверняка не может. Если мы ее не тронем, то, может, она ничего и не заметит.
– Нет чести в том, чтобы действовать украдкой, – возразил сир Тристон с Рубежного Холма – он был человеком Сангласса, пока Мелисандра не сожгла лорда Гансера на костре.
– А много ли чести в том, чтобы сгореть заживо? – спросил его Давос. – Вы видели, как умер лорд Сангласс – и вам того же хочется? Сейчас мне нужны не люди чести, а контрабандисты. Со мной вы или нет?
И они пошли за ним. Боги милостивые, они пошли за ним…
Мейстер Нилос занимался с Эдриком Штормом арифметикой, когда Давос отворил дверь. С ним был сир Эндрю, остальные сторожили лестницу и дверь в подвал.
|
|
|
– На сегодня довольно, Эдрик, – сказал мейстер.
Мальчика удивило это внезапное вторжение.
– Лорд Давос, сир Эндрю… У нас урок арифметики.
– В твоем возрасте я терпеть не мог арифметику, кузен, – улыбнулся сир Эндрю.
– Нет, я ничего – правда, история мне больше нравится.
– Эдрик, – сказал мейстер, – возьми свой плащ и ступай вместе с лордом Давосом.
– Куда это? – упрямо набычился Эдрик. – Я не хочу молиться Владыке Света. Я поклоняюсь Воину, как мой отец.
– Мы знаем, – сказал Давос. – Пойдем, паренек, время дорого.
Эдрик надел толстый плащ с капюшоном из некрашеной шерсти. Мейстер помог мальчику застегнуть его и надвинул капюшон на лоб.
– Вы тоже с нами, мейстер? – спросил Эдрик.
– Нет. – Пилос потрогал цепь у себя на шее. – Мое место здесь, на Драконьем Камне. Ступай с лордом Давосом и слушайся его. Он десница короля, помни об этом. Я говорил тебе, кто такой десница. Повтори‑ ка.
– Десница говорит голосом короля.
– Верно, – улыбнулся молодой мейстер. – Иди.
Прежде Давос был не совсем уверен в Пилосе и, пожалуй, недолюбливал его за то, что он занял место старого Крессена, но теперь не мог не восхищаться его мужеством. Их заговор и мейстеру грозил смертью.
На лестнице их ожидал сир Джеральд Кавер. Эдрик посмотрел на него с любопытством и по пути вниз спросил:
– Куда мы идем, лорд Давос?
– К морю. Там тебя ждет корабль.
Мальчик остановился.
– Корабль?
– Галея Салладора Саана. Салла – мой близкий друг.
– Я еду с тобой, кузен, – сказал Эдрику сир Эндрю. – Тебе нечего бояться.
– Я и не боюсь, – негодующе ответил Эдрик. – Но… Ширен тоже едет с нами?
– Нет, – сказал Давос. – Принцесса останется здесь, со своими родителями.
– Тогда я хочу попрощаться с ней. Чтобы она не так грустила.
Она будет грустить еще больше, когда тебя сожгут.
– Времени нет, – сказал Давос. – Я передам принцессе, что ты думал о ней. А ты сможешь ей написать, когда прибудешь на место.
|
|
|
– Вы уверены, что я должен ехать? – нахмурился мальчик. – Почему дядя отсылает меня с Драконьего Камня? Он недоволен мной? Но отчего? – Его лицо вновь приняло упрямое выражение. – Я хочу видеть короля Станниса.
Сир Эндрю переглянулся с сиром Джеральдом и сказал:
– У нас нет на это времени, кузен.
– Я хочу его видеть! – повторил Эдрик, уже громче.
– Но он тебя видеть не хочет, – нашелся Давос. – Я его десница и говорю его голосом. Прикажешь сказать королю, что ты не желаешь меня слушаться? Да знаешь ли ты, в какой гнев это его приведет? Видел ли ты, как твой дядя гневается? – Давос снял перчатку и показал мальчику свои обрубленные пальцы. – Я видел.
Это была ложь: Станнисом Баратеоном, когда он обрубил пальцы своему Луковому Рыцарю, руководил не гнев, а лишь железное понятие о справедливости. Но Эдрик Шторм тогда еще не родился и не мог этого знать – поэтому угроза возымела желанное действие.
– Он не должен был этого делать, – сказал мальчик и снова двинулся вниз по лестнице, ведомый Давосом за руку.
Бастард из Ночной Песни встретил их у двери в подвал. Они быстро перешли через темный двор и снова спустились вниз, под хвост каменного дракона. У калитки ждали Левис‑ Рыбник и Орнер Блэкберри; двое часовых, связанные, лежали у их ног.
– Лодка на месте? – спросил их Давос.
– Да, с четырьмя гребцами. Галея стоит на якоре за самым мысом. Зовется она «Безумный Прендос».
Подходящее название, усмехнулся про себя Давос. Салле не чужд черный пиратский юмор.
Он опустился на одно колено перед Эдриком Штормом.
– Теперь я должен оставить тебя. Лодка доставит тебя на корабль, а корабль перенесет через море. Ты сын Роберта, и я знаю, что ты будешь храбрым, что бы с тобой ни случилось.
– Конечно, буду. Только…
– Смотрите на это как на приключение, милорд. – Давос старался говорить твердо и весело. – Это начало большого приключения вашей жизни. Да хранит вас Воин.
– Да рассудит вас Отец по справедливости, лорд Давос. – Мальчик вышел за калитку со своим кузеном сиром Эндрю. Все остальные последовали за ними, кроме Бастарда из Ночной Песни. Прощальные слова Эдрика остались звучать в ушах Давоса, но сейчас его заботил не столько суд Отца, сколько суд короля.
– Что с этими двумя? – спросил сир Ролланд о часовых, закрыв и заперев калитку.
– Затащите их в подвал и освободите, когда Эдрик благополучно отправится в путь.
Бастард молча кивнул. В словах не было нужды: самое легкое осталось позади. Давос надел перчатку, от души сожалея о своей потерянной удаче. Он чувствовал себя лучше и смелее с этими костяшками в ладанке. Проведя укороченными пальцами по своим редеющим волосам, он подумал, не подстричь ли их – ему хотелось предстать перед королем в достойном виде.
|
|
|
Замок никогда еще не казался ему таким темным и наводящим страх. Он шел медленно, и его шаги звучали эхом в скопище каменных драконов. Да не допустят боги, чтобы эти драконы когда‑ нибудь пробудились. Впереди высился Каменный Барабан. Часовые у его дверей развели скрещенные копья. Не перед Луковым Рыцарем – перед десницей короля. Сюда он входит десницей – кем‑ то он выйдет, если выйдет вообще?
Лестница показалась ему длиннее и круче обычного – возможно, он просто устал. Матерь не создала его для таких дел. Он взлетел слишком высоко и слишком быстро – ему трудно дышать в этом разреженном горном воздухе. Мальчиком он мечтал о богатстве, но это было давно. Когда он вырос, его желания свелись к нескольким акрам доброй земли, дому, где можно спокойно стариться, и лучшей жизни для его сыновей. Слепой Бастард говаривал, что умный контрабандист не должен пускать пыль в глаза и обращать на себя нежелательное внимание. Несколько акров, дранковая крыша, «сир» перед именем – вот этим и надо было довольствоваться. Если он переживет эту ночь, то возьмет Девана и уплывет домой, на Мыс Гнева, к своей милой Марии. Вместе они будут скорбеть по убитым сыновьям, растить хорошими людьми живых, а о королях и говорить больше не станут.
В Палате Расписного Стола было темно и пусто: король все еще оставался у костра с Мелисандрой и людьми королевы. Давос, став на колени, раздул огонь в очаге, чтобы согреть комнату и разогнать тени по углам. Сделав это, он стал переходить от одного окна к другому, раздвигая тяжелые бархатные занавеси и открывая ставни. Ветер, пахнущий морем, заполоскал его простой бурый плащ.
Давос облокотился на подоконник северного окна, дыша холодным ночным воздухом и надеясь увидеть, как «Безумный Прендос» поднимает паруса, но море, насколько видел глаз, казалось пустым и черным. Стало быть, корабль уже отчалил? Давос мог только молиться об этом. Месяц нырял в облаках. И Давос видел знакомые звезды. Вон галея, плывущая на запад, вон Фонарь Старицы – четыре яркие звезды с золотистой туманностью между ними. Ледяной Дракон почти весь был закрыт облаками, но его голубой глаз исправно указывал на север. Их много на небе, контрабандистских звезд, старых его друзей. Давос надеялся, что они предвещают удачу.
Он перевел взгляд с неба на стены замка, и надежды у него поубавилось. Крылья каменных драконов отбрасывали черные тени при свете молитвенного костра. Это всего лишь изваяния, холодные и безжизненные, сказал себе Давос. Прошли те времена, когда это место принадлежало им. Им и драконьим лордам из дома Таргариенов, в чьих жилах текла кровь древней Валирии…
Ветер рыскал по комнате, колебля пламя в очаге. Поленья потрескивали и шипели. Давос отошел от окна, и его тень, длинная и тонкая, упала на Расписной Стол, как меч. Он остановился и стал ждать, слыша, как их шаги поднимаются сюда.
– …не трое, – послышался голос короля.
– Теперь их трое, – ответила Мелисандра. – Клянусь, ваше величество: я видела, как он умер, и слышала вой его матери.
– В молитвенном костре. – Станнис и Мелисандра вошли вместе. – Пламя полно загадок. Что есть, что будет, что может быть. Ты не можешь утверждать этого с уверенностью.
– Ваше величество, – шагнул вперед Давос. – То, что видела леди Мелисандра, – правда. Ваш племянник Джоффри мертв.
Если король и удивился, найдя его у Расписного Стола, то не подал виду.
– Он не был моим племянником, лорд Давос, хотя я много лет считал его таковым.
– Он подавился чем‑ то на свадебном пиру – а может статься, его отравили.
– Вот вам и третий, – сказала Мелисандра.
– Я умею считать, женщина. – Станнис обошел вокруг стола мимо Староместа и Бора к Щитовым островам и устью Мандера. – Свадьбы становятся опаснее битв. Отравитель известен?
– Говорят, что это его дядя – Бес.
– Опасный человек, – скрипнул зубами Станнис. – Я хорошо понял это на Черноводной. Кто донес тебе об этом?
– Тот лиссениец по‑ прежнему торгует в Королевской Гавани, и у Салладора Саана нет причин лгать мне.
– Надеюсь, что нет. – Король провел пальцами по столу. – Джоффри… Я помню тот случай с кухонной кошкой – повара прикармливали ее объедками и рыбьими головами. Кто‑ то сказал мальчику, что она брюхата, думая, что он захочет взять себе котенка. Джоффри вспорол бедную тварь кинжалом, чтобы посмотреть, так ли это. Найдя у нее в брюхе котят, он понес их показать отцу. Я уж думал, мальчишке конец пришел – так сильно ударил его Роберт. – Станнис снял корону и поставил ее на стол. – Убийца, будь то карлик или пиявка, оказал стране хорошую услугу. Теперь им поневоле придется послать за мной.
– Они этого не сделают, – сказала Мелисандра. – У Джоффри есть брат.
– Томмен, – ворчливо признал король.
– Они коронуют Томмена и будут править его именем.
Станнис сжал кулак.
– Томмен. В отличие от Джоффри хороший мальчик, но рожден от того же кровосмешения. Еще одно чудовище, еще одна пиявка на теле государства. Вестерос нуждается в мужской руке, а не в детской.
Мелисандра подступила поближе к нему.
– Спасите свой народ, государь. Позвольте мне пробудить каменных драконов. Три узурпатора мертвы – отдайте мне мальчика.
– Эдрика Шторма, – сказал Давос.
Станнис метнул на него взгляд, полный холодной ярости.
– Я знаю, как его зовут! Избавь меня от своих упреков. Мне это так же не по душе, как и тебе, но я должен соблюдать долг перед королевством. Ты клянешься, что иного пути нет? – обратился король к Мелисандре. – Поклянись своей жизнью, ибо ты умрешь медленной смертью, если солжешь мне.
– Вы тот, кому суждено выступить против Иного, тот, чье пришествие было предсказано пять тысяч лет назад. Красная комета – вот ваша вестница. Вы принц, который был обещан, и если вы потерпите неудачу, с вами вместе погибнет весь мир. – Красные губы Мелисандры раскрылись, рубин на шее пульсировал огнем. – Отдайте мне этого мальчика, и я отдам вам ваше королевство.
– Это не в его силах, – сказал Давос. – Эдрика Шторма здесь нет.
– Как то есть – нет? – обернулся к нему Станнис.
– Он сейчас в море, на борту лиссенийской галеи. – На бледном лице Мелисандры промелькнули испуг и неуверенность. Она не знала об этом!
Глаза Станниса смотрели из впадин, как синие кровоподтеки.
– Ты хочешь сказать, что бастарда увезли с острова без моего позволения? На галее? Если этот лиссенийский пират намерен использовать мальчика, чтобы выжать из меня золото…
– Это сделал ваш десница, государь. – Мелисандра вперила в Давоса проницательный взгляд. – И вы же вернете его назад, милорд.
– Мальчик теперь за пределами моей власти. И вашей тоже, миледи.
Огонь ее красных глаз заставил его поежиться.
– Надо было мне оставить вас во мраке, милорд. Понимаете ли вы, что наделали?
– Я исполнил свой долг.
– Это можно назвать и по‑ другому: изменой. – Станнис подошел к окну и стал там, глядя в ночь. Не корабль ли он ищет? – Я поднял тебя из грязи, Давос. – Голос его звучал скорее устало, чем гневно. – Неужели в этом мире ни на кого нельзя положиться?
– Четверо моих сыновей погибли за вас на Черноводной, как мог погибнуть и я. На меня вы всегда можете положиться. – Давос Сиворт долго обдумывал слова, которые собирался сказать дальше: ведь от них зависела его жизнь. – Я поклялся давать вашему величеству честные советы, беспрекословно вам повиноваться, защищать вашу страну и ваш народ. Разве Эдрик Шторм не принадлежит к вашему народу? Я сдержал свою клятву – как может это быть изменой?
– Я не напрашивался на эту корону, – снова скрипнул зубами Станнис. – Она тяжела и холодит лоб. Но пока я король, я облечен долгом, и если я должен принести в жертву пламени одного ребенка, чтобы спасти от тьмы тысячи тысяч… Жертва не бывает легкой, Давос, – иначе это не жертва. Скажите ему, миледи.
– Азор Ахаи закалил свой меч, Светозарный, пронзив им сердце своей любимой жены. Если человек, имеющий тысячу коров, отдает одну богу, это ничто. Но если человек жертвует свою единственную корову…
– Здесь речь не о коровах, а о мальчике, друге вашей дочери и сыне вашего брата, – сказал королю Давос.
– О сыне короля с могущественной королевской кровью в жилах. – Рубин Мелисандры сиял, как красная звезда. – Вы думаете, что спасли этого мальчика, Луковый Рыцарь? Когда настанет долгая ночь, Эдрик Шторм умрет вместе со всеми, где бы он ни прятался. И ваши сыновья тоже умрут. Тьма и холод покроют землю. Вы вмешались в то, чего не понимаете.
– Я многого не понимаю, – признал Давос. – И никогда не притворялся, что понимаю. Я знаю толк в морях, реках и очертаниях берегов, знаю, где таятся рифы и мели. Знаю тайные гроты, куда лодка может пройти незамеченной. И знаю, что король обязан защищать свой народ – иначе он не король.
– Ты что, в глаза мне смеешься? – потемнел Станнис. – Луковый контрабандист будет учить меня, в чем состоит королевский долг.
Давос опустился на колени.
– Если я был дерзок, отрубите мне голову. Я умру, как и жил, вашим верным вассалом. Но сначала выслушайте меня. Выслушайте ради лука, который я вам привез, и ради пальцев, которые вы мне отрубили.
Станнис извлек из ножен Светозарный, и комната озарилась.
– Говори, только быстро. – Жилы на шее короля натянулись, как веревки.
Давос достал из‑ под плаща скомканный клочок пергамента – тонкий и хлипкий, но лучшего щита у него не было.
– Королевский десница должен быть грамотным, и мейстер Пилос учит меня читать.
Он разгладил письмо на колене и стал читать его вслух при свете волшебного меча.
Джон
Ему приснилось, что он снова в Винтерфелле и хромает по крипте мимо каменных королей. Их серые гранитные глаза поворачивались ему вслед, серые гранитные пальцы сжимали рукояти заржавленных мечей у них на коленях. Ты не Старк, говорили ему их глухие гранитные голоса. Тебе здесь не место. Уходи прочь. Но он шел все глубже во мрак, взывая:
– Отец! Бран! Рикон! – Ответа не было, и холодный ветер дул ему в затылок. – Дядя Бенжен! – звал он. – Отец! Помогите мне! – Ответа не было, и где‑ то наверху били барабаны. В Большом Чертоге пируют, а его не позвали. Он не Старк, и ему там не место. Костыль выскользнул из‑ под руки, и он упал на колени. В крипте совсем не стало света. – Игритт, прости меня, – прошептал он, но увидел только лютоволка, забрызганного кровью, с печальными, горящими во мраке золотистыми глазами.
Он проснулся в темной каморке, на твердой постели. «Это моя собственная постель, – напомнил он себе, – и моя каморка стюарда под покоями Старого Медведя». Казалось бы, они должны были навеять ему более сладкие сны. Он замерз, несмотря на шкуры, которыми покрывался. Перед походом с ним спал Призрак, который грел его по ночам, а за Стеной его согревала Игритт. Теперь их обоих нет. Игритт он сжег сам, зная, что она желала бы этого, а Призрак… Где он? Тоже умер? И окровавленный волк в крипте, приснившийся Джону, оповещает именно об этом? Но волк во сне был не белый, а серый, как у Брана. Может быть, тенны выследили и убили его там, у Короны Королевы? Если так, Бран для Джона потерян навсегда.
Джон все еще размышлял об этом, когда затрубил рог.
Рог Зимы, подумал он, не совсем еще опомнившись после сна. Но нет, ведь Манс так и не нашел рог Джорамуна. Рог затрубил во второй раз, столь же низко и протяжно, как в первый. Надо вставать и идти на Стену, но это так тяжело.
Джон откинул шкуры и сел. Боль в ноге притупилась и стала терпимой. Для тепла он спал одетым, поэтому ему пришлось только натянуть сапоги, надеть кожаный кафтан, кольчугу и плащ. Рог протрубил снова – дважды. Джон повесил через плечо Длинный Коготь, нашел костыль и заковылял вниз по лестнице.
Снаружи стояла глухая, студеная, ненастная ночь. Братья Джона выползали из башен и казарм, опоясывались мечами и шли к Стене. Джон искал Пипа и Гренна, но не видел их. Может, кто‑ то из них и есть часовой, протрубивший в рог. Это Манс. Он пришел наконец. Что ж, оно и к лучшему. Будет бой, а потом они отдохнут. Живые или мертвые, но отдохнут.
На месте лестницы под Стеной осталась только куча горелого дерева и битого льда. Теперь они поднимались наверх в клети, но она вмещала только десятерых человек и уже двигалась к вершине, когда Джон подошел. Придется ждать ее возвращения. Внизу уже собрались Атлас, Малли, Кегс, Пустой Сапог, большой белобрысый Гэрет с кроличьими зубами, которого все звали Конем. Он был конюхом в Кротовом городке, одним из немногих кротогородцев, оставшихся в Черном Замке. Остальные вернулись к своим полям и хижинам либо в свой подземный бордель, но Конь, этот большезубый дурень, пожелал надеть черное. Зея, девушка, так ловко стрелявшая из арбалета, тоже осталась, а Нойе взял в замок трех мальчишек‑ сирот, чей отец погиб на лестнице. Они совсем еще малы – девяти, восьми и пяти лет, – но никого больше их судьба, похоже, не заботила.
Пока они ждали клети, Клидас принес им чашки с подогретым вином, а Трехпалый Хобб роздал ломти черного хлеба. Джон взял горбушку и стал ее жевать.
– Это Манс‑ Разбойник? – с беспокойством спросил его Атлас.
– Будем надеяться. – Во тьме могут таиться вещи похуже одичалых. Джон помнил слова, которые произнес Король за Стеной на Кулаке Первых Людей, стоя на розовом снегу: «Когда мертвые встают, от стен, кольев и мечей нет никакой пользы. С мертвыми сражаться нельзя, Джон Сноу, – я это знаю лучше, чем кто бы то ни было». От одной этой мысли ветер сделался еще холоднее.
Клеть наконец с лязгом поползла вниз, раскачиваясь на длинной цепи. Все молча набились внутрь и закрыли дверцу.
Малли трижды звякнул в колокол, и они стали подниматься – сперва рывками, потом более плавно. Никто не разговаривал. Наверху Конь помог Джону выбраться на лед. Холод двинул его в зубы, точно кулаком.
На Стене в железных корзинах, водруженных на шесты выше человеческого роста, горела цепочка огней. Ветер крутил их, и свет колебался. Повсюду стояли наготове связки копий и стрел для луков, арбалетов и скорпионов. Рядом громоздились кучи камней и высились бочки со смолой и маслом. Боуэн Мурш оставил Черный Замок хорошо обеспеченным – всем, кроме людей. Ветер трепал черные плащи соломенных солдат, расставленных вдоль Стены с копьями в руках.
– Надеюсь, в рог трубил не один из них, – сказал Джон, приковыляв к Доналу Нойе.
– А это что? Слышишь? – спросил кузнец.
Джон слышал ветер, лошадей и еще что‑ то.
– Это мамонт, – сказал он.
Оружейник пускал клубы пара из широкого плоского носа. К северу от Стены лежала казавшаяся бесконечной тьма, только в лесу двигались тусклые красные огоньки. Это Манс, ясно как день, Иные факелов не зажигают.
– Как же с ним сражаться, если их не видно? – спросил Конь.
– Огня мне! – взревел Нойе, направляясь к двум большим требюшетам, которые Боуэн Мурш заблаговременно привел в порядок.
В рычаги машин поспешно вставили бочонки со смолой и подожгли их. Ветер раздул пламя, и оно заполыхало.
– ПЛИ! – гаркнул Нойе. Противовесы отскочили вниз, рычаги стукнулись в мягкую обивку перекладин, и горящие бочки полетели в ночь, озаряя ее мерцающим светом. Мелькнули и снова пропали чинно идущие мамонты – около дюжины. Бочки, ударившись оземь, лопнули. Басовито затрубил мамонт, и голос великана проревел что‑ то на древнем языке. От этих звуков Джон покрылся мурашками.
– Заряжай! – крикнул Нойе, и требюшеты снова зарядили. Горящие бочки опять улетели во мрак, и на этот раз одна из них зажгла сухое дерево. Теперь стало видно, что мамонтов внизу не дюжина, а сотня.
Джон подошел к самому краю, напомнив себе: осторожно, падать высоко будет. Рыжий Алин снова затрубил в рог. Аооооооооооооооо, аооооооооооо. На этот раз одичалые откликнулись – не одним, а добрым десятком рогов в сопровождении барабанов и волынок. Мы здесь, гласили они, мы пришли проломить вашу Стену, и захватить ваши земли, и забрать себе ваших дочерей. Ветер выл, требюшеты скрипели и грохали, горящие бочки взлетали в воздух. За шеренгой великанов и мамонтов Джон видел людей, идущих к Стене с луками и топорами, но темнота не позволяла разглядеть, сколько их – два десятка или двадцать тысяч. Это битва слепых, но у Манса слепцов на несколько тысяч больше, чем у нас.
– Ворота! – крикнул Пип. – Они у ворот!!
Стена слишком велика, чтобы штурмовать ее привычными средствами, слишком высока для лестниц и осадных башен, слишком толста для таранов. Ни одна катапульта не может метнуть такой величины камень, чтобы пробить в ней брешь, и поджечь ее нельзя – талая вода загасит любое пламя. На нее, правда, можно взобраться, как это проделали лазутчики у Серого Дозора, но это доступно только самым сильным и ловким, да и те могут упасть и оказаться насаженными на дерево, как Ярл. Единственный путь – взять ворота, иначе им не пройти.
Но ворота – это извилистый туннель во льду, у́ же любой замковой калитки в Семи Королевствах, такой узкий, что разведчики проходят сквозь него гуськом, ведя коней в поводу. Его перегораживают три железные решетки, замкнутые цепями и защищенные амбразурами. Наружные створки сделаны из старого дуба девятидюймовой толщины с железными заклепками. Взломать их не так‑ то легко – но у Манса есть мамонты и великаны.
– А холодно им там небось, – сказал Нойе. – Может, согреем их, ребята?
Вдоль края стояло с десяток горшков с маслом. Пип поджег их все факелом, а Оуэн Олух спихнул по одному вниз. Изрыгая бледно‑ желтый огонь, они полетели со Стены. Когда исчез последний, Гренн вышиб из гнезда бочонок со смолой и отправил его туда же. Раздавшиеся снизу вопли прозвучали сладкой музыкой в ушах защитников.
Барабаны продолжали бить, требюшеты грохотали, и волынки верещали в ночи, как исполинские хищные птицы. Хмельной септон Селладор затянул дрожащим голосом:
Матерь, Матерь всеблагая,
Помилуй наших сыновей,
Огради щитом их крепким
От стрел каленых…
– Всякого, кто тут вздумает укрываться за щитом, я спущу со Стены, – накинулся на него Нойе, – начиная с тебя, септон. Лучники, где вы там? В пекло, что ли, провалились?
– Мы тут, – сказал Атлас.
– Тут, – подтвердил Малли, – только куда стрелять‑ то? Черно, как у свиньи в брюхе.
– Знай стреляй, – распорядился Нойе, – авось куда‑ нибудь и попадешь. По крайней мере острастка будет. – Он оглядел освещенные огнем лица. – Мне нужны двое человек с луками и двое с копьями, чтобы держать туннель, если они взломают ворота. – Больше десяти человек шагнули вперед, и кузнец отобрал четверых. – Джон, Стену я оставляю на тебя.
|
|
|
