Дейенерис 12 страница
Не думает ли Змей, что он припрятал где‑ то Сансу, словно орех на зиму? Если так, незачем его разочаровывать. – Поездка в Дорн представляется мне весьма приятной. – Рассчитывайте на длительное пребывание. – Оберин глотнул вина. – Вам с Дораном есть о чем поговорить. Музыка, торговое дело, история, вина, карликов грош… законы наследования и престолонаследия. Не сомневаюсь, что королеве Мирцелле очень пригодится совет ее дяди в предстоящие нелегкие времена. Если маленькие пташки Вариса сейчас слушают их, Оберин дает им богатую пищу для слуха. – Пожалуй, я все‑ таки выпью, – сказал Тирион. Королева Мирцелла! Недурно – жаль, что он действительно не прячет Сансу за пазухой. Если бы она приняла сторону Мирцеллы против Томмена, поддержала бы ее Север или нет? То, на что намекает Красный Змей, – измена. Смог бы Тирион не на словах, а на деле поднять оружие против Томмена и собственного отца? Серсея взбесилась бы – ради одного этого стоит попытаться. – Помните, о чем я вам рассказывал в нашу первую встречу? – начал Оберин, пока Бастард из Дара Богов застегивал на нем поножи. – Мы с сестрой приехали в Бобровый Утес не только ради вашего хвоста. Мы совершали своего рода поход через Звездопад, Бор, Старомест, Щитовые острова, Кракехолл и Бобровый Утес – истинной же его целью был брак. Дорана, уже помолвленного с леди Мелларио из Норвоса, оставили в Солнечном Копье кастеляном, но у нас с сестрой еще не было нареченных. Элию это волновало, как всякую девушку ее возраста; хрупкое здоровье до сих пор не позволяло ей много путешествовать. Я же развлекался тем, что высмеивал ее поклонников. Я давал им прозвища: Лупоглазый Лордик, Сир Губошлеп, Двуногий Кит и так далее. Единственным, кто хоть чего‑ нибудь стоил, был молодой Бейелор Хайтауэр. Сестра почти уже влюбилась в этого красавчика, но тут он имел несчастье пукнуть при ней. Я тут же прозвал его Ветродуем, и с тех пор Элия смотреть на него не могла без смеха. Я был тогда скверным мальчишкой – не знаю, почему никто не позаботился подрезать мой злой язык.
Тирион про себя согласился с ним. Бейелор Хайтауэр уже не молод, но по‑ прежнему остается наследником лорда Лейтона; он богат, красив и пользуется заслуженной рыцарской славой. Теперь его называют Бейелор Белозубый. Если бы Элия вышла за него, а не за Рейегара Таргариена, она и посейчас жила бы в Староместе и растила своих детей. Сколько жизней погасило одно злополучное «пук». – Свое путешествие мы должны были завершить в Ланниспорте, – продолжал принц. Сир Эррон Кворгил тем временем надел на него стеганый нижний камзол и стал зашнуровывать его на спине. – Вы знаете, что наши матери были старыми приятельницами? – Кажется, девушками они вместе служили во фрейлинах у принцессы Рейеллы? – Точно так. Полагаю, они и состряпали весь этот заговор. Сиры Губошлепы и те прыщавые юные девы, которых представляли мне, были всего лишь закуской перед пиром, призванной разжечь наш аппетит. Главное блюдо нам должны были подать в Бобровом Утесе. – Серсею и Джейме. – Умница, карлик. Мы с Элией, конечно, были старше – вашему брату и сестре не могло тогда быть больше восьми‑ девяти лет. Но разница в пять или шесть лет не так уж много значит. И у нас на корабле имелась пустая каюта, очень красивая каюта, вполне пригодная для особы знатного рода. Походило на то, что мы собираемся взять кого‑ то с собой в Солнечное Копье – юного пажа, возможно, или компаньонку для Элии. Ваша леди‑ мать намеревалась обручить Джейме с моей сестрой или Серсею со мной – а может быть, и обоих.
– Да, возможно, – но мой отец… – Семью Королевствами правил он, но дома им правила его леди‑ жена – так по крайней мере говорила моя мать. – Принц Оберин поднял руки, чтобы лорд Дагос Манвуди и Бастард из Дара Богов могли надеть ему через голову кольчужную рубаху. – В Староместе мы узнали о смерти вашей матери и о чудовище, которое она произвела на свет. Мы могли бы тогда повернуть домой, но наша мать решила плыть дальше. О приеме, который оказали нам в Бобровом Утесе, я вам уже рассказывал. Хочу добавить к этому, что мать, выждав, сколько требовали приличия, посвятила вашего отца в свой замысел. Много позже, на своем смертном одре, она сказала мне, что лорд Тайвин наотрез отказал ей. Дочь его предназначена принцу Рейегару, заявил он. А когда она завела речь о Джейме, он предложил взамен него вас. – И она отнеслась к этому как к оскорблению. – Само собой. Думаю, даже вам это понятно. – Еще бы. – Все тянется издавна – от наших отцов и матерей и еще дальше, от дедов и прадедов. Мы марионетки в руках тех, кто жил до нас, а когда‑ нибудь наши дети запляшут на нитках, натянутых нами. – Но в итоге принц Рейегар женился на Элии Дорнийской, а не на Серсее Ланнистер, так что турнир выиграла ваша мать. – Она тоже так думала – но ваш отец не из тех, кто способен забыть такую обиду. Лорд и леди Тарбек и Рейны из Кастамере узнали это на себе, а потом настал черед моей сестры. Шлем, Дагос. – Манвуди подал ему высокий золоченый шлем с медным диском – солнцем Дорна – на лбу. Тирион заметил, что забрало убрано. – Элия и ее дети долго ждали, когда за них отомстят. – Принц натянул перчатки из мягкой красной кожи и взял копье. – Но сегодня возмездие осуществится. Для поединка выбрали внешний двор. Тириону приходилось бежать вприпрыжку, чтобы поспеть за длинными шагами принца Оберина. Змею не терпится. Будем надеяться, что яда у него хватит. День был серый и ветреный. Солнце упорно боролось с тучами, но исход этого поединка Тирион мог предсказать не более, чем исход того, от которого зависела его жизнь. На это зрелище собралось посмотреть около тысячи человек. Они стояли на крепостных стенах, теснились на ступенях домов и башен. Они смотрели из дверей конюшни, из окон, с мостов, балконов и крыш. Сам двор был так набит зрителями, что золотые плащи и рыцари Королевской Гвардии оттесняли их назад, чтобы очистить место для боя. Одни принесли с собой стулья, чтобы смотреть с удобством, другие взгромоздились на бочки. Надо было устроить бой в Драконьем Логове, кисло подумал Тирион, и брать по грошу с каждого – так мы оплатили бы и свадьбу Джоффри, и похороны. Кое у кого в толпе на плечах сидели дети – они кричали и показывали пальцами на Тириона.
Серсея рядом с сиром Григором сама казалась ребенком. В доспехах Гора был прямо‑ таки нечеловечески громаден. Под длинным желтым верхним камзолом с тремя черными псами Клиганов у него, помимо кольчуги, был надет тяжелый панцирь из тусклой серой стали, помятый и поцарапанный в боях. Еще ниже, должно быть, поддета вареная кожа и стеганая подкладка. Шлем с узкими щелями для рта, носа и глаз соединялся с латным воротом. На плоской макушке торчал каменный кулак. Если сир Григор как‑ то страдал от полученных им ран, Тирион через двор этого не видел. С тем же успехом Клигана могли вытесать из камня. Шестифутовый, весь в щербинах меч был воткнут в землю перед ним, и ручищи Клигана в стальных перчатках сжимали перекладину эфеса с обеих сторон. Даже любовница принца Оберина побледнела, увидев его, и воскликнула вполголоса: – Ты собираешься драться вот с этим?! – Я собираюсь это убить, – беззаботно ответил принц. У Тириона были свои сомнения на этот счет. В этот последний миг, глядя на принца Оберина, он желал бы, чтобы его защитником выступил Бронн… а еще лучше Джейме. Слишком уж легкие доспехи на Красном Змее. Поножи, нараменники, ворот, паховый щиток – вот и все, остальное покрыто гибкой кожей и шелком. На кольчуге у него блестящая медная чешуя, но чешуя вместе с кольчугой не дает ему и четверти той защиты, что тяжелый панцирь Клигана. А шлем без забрала, в сущности, всего лишь полушлем – на нем даже носовой стрелки нет. Круглый стальной щит ярко отполирован, и пронзенное копьем солнце на нем выполнено из красного золота, желтого золота, белого золота и меди.
«Я бы плясал вокруг него, пока он не устанет махать мечом, а потом повалил бы его на спину», – сказал Бронн. Красный Змей, как видно, замышляет то же самое. Но наемник откровенно высказался и о риске, который влечет за собой такая тактика. «Очень надеюсь, что ты знаешь, что делаешь, Змей». Под башней Десницы, как раз посередине между двумя бойцами поставили помост, где сидел лорд Тайвин со своим братом сиром Киваном. Хорошо, что хотя бы короля Томмена здесь нет. Лорд Тайвин, мельком взглянув на сына, поднял руку, и голос дюжины труб заставил толпу притихнуть. Верховный септон, выйдя вперед в своей высокой кристальной короне, призвал Отца Небесного рассудить их спор, а Воина – вложить свою силу в десницу правого. Это я, чуть было не крикнул Тирион, но над ним только посмеялись бы, а смеха он не мог больше слышать. Сир Осмунд Кеттлблэк подал Клигану тяжелый дубовый щит с черным железным ободом. Гора продел левую руку в лямки, и Тирион увидел, что собаки Клиганов замазаны и поверх них нарисована семиконечная звезда, под которой андалы, переплыв Узкое море, победили Первых Людей и их богов. Очень благочестиво, Серсея, но сомневаюсь, что боги обратят на это внимание. Расстояние между противниками составляло пятьдесят ярдов. Принц Оберин преодолевал его быстро, сир Григор медленно и зловеще. Это не земля дрожит под его шагами, говорил себе Тирион. Это стучит мое сердце. Когда между ними осталось всего десять ярдов, Красный Змей остановился и громко спросил: – Тебе сказали, кто я? – Мертвец, – проворчал сквозь зубы Клиган, продолжая надвигаться на него. Дорниец отступил вбок. – Я Оберин Мартелл, принц Дорна. – Гора повернулся, чтобы не терять его из виду. – Принцесса Элия была моей сестрой. – Кто‑ кто? Оберин сделал выпад копьем, но Григор принял удар на щит и сам ринулся на принца. Дорниец отскочил, невредимый, и копье его снова метнулось вперед. Клиган рубанул по нему, но Мартелл отдернул копье и опять нанес удар. Металл скрежетнул по металлу – это наконечник копья проехался по панцирю Горы, порвав камзол и оставив яркую царапину на стали. – Элия Мартелл, принцесса Дорнийская, – прошипел Красный Змей. – Ты изнасиловал ее. Ты убил ее. Ты убил ее детей. Сир Григор с рычанием взмахнул мечом, целя принцу в затылок, но тот без труда увернулся. – Ты изнасиловал ее. Ты убил ее. Ты убил ее детей. – Ты болтать пришел или драться? – Я пришел, чтобы услышать твое признание. – Копье скользнуло к животу Горы. Григор рубанул мечом, но промахнулся. Копье плясало вокруг меча, как змеиный язык, шмыгая то вверх, то вниз, метя в пах, в щит, в глаза. Гора по крайней мере – очень большая мишень. Принц не промахнулся ни разу, хотя ни один из его ударов не мог пробить панцирь Григора. Дорниец продолжал описывать круги, то делая выпады, то отскакивая назад, вынуждая громадного рыцаря все время поворачиваться в его сторону. Клиган постоянно терял его из виду – узкая глазная прорезь сильно ограничивала поле его зрения. Оберин хорошо пользовался и этим, и длиной своего копья, и собственным проворством.
Казалось, что все это продолжается очень долго. Они кружили по двору, и меч Клигана со свистом рассекал воздух, а копье Оберина тыкало его то в руку, то в ногу, то в висок. Щит Клигана тоже получал свою долю ударов. В одном месте из‑ под звезды показалась собачья голова, в другом – голый дуб. Клиган время от времени издавал рычание или ругался, но большей частью дрался в угрюмом молчании. В отличие от Оберина Мартелла. – Ты изнасиловал ее, – твердил принц в промежутках между ударами. – Ты изнасиловал ее, – говорил он, уворачиваясь от убийственного взмаха меча. – Ты убил ее детей, – выкрикивал он, и его копье тыкалось в горло гиганта, со скрежетом царапая латный ворот. – Оберин играет с ним, – сказала Эллария Сэнд. Дурацкая игра. – Гора немного великоват для игрушки, – ответил ей Тирион. Зрители дюйм за дюймом придвигались к бойцам, чтобы лучше видеть. Королевские гвардейцы пытались оттеснить зевак назад своими большими белыми щитами, но тех было несколько сотен, а рыцарей в белой броне – только шестеро. – Ты изнасиловал ее. – Оберин отразил копьем свирепый удар врага. – Ты убил ее. – Он ткнул в глаза Клигану, заставив того отшатнуться назад. – Ты убил ее детей. – Копье скользнуло вниз, оцарапав панцирь Горы. – Ты изнасиловал ее. Ты убил ее. Ты убил ее детей. – Копье на два фута превышало длиной меч Клигана – более чем достаточно, чтобы не подпускать Гору близко. Клиган каждый раз норовил рубануть по древку, но с тем же успехом он мог бы пытаться отсечь крылья у мухи. – Ты изнасиловал ее. Ты убил ее. Ты убил ее детей. – Григор кидался в атаку, как бык, но Оберин отскакивал вбок и заходил ему за спину. – Ты изнасиловал ее. Ты убил ее. Ты убил ее детей. – Замолчи. – Сир Григор как будто стал двигаться немного медленнее, и меч его взлетал уже не так высоко. – Закрой свой поганый рот. – Ты изнасиловал ее. – Принц отступил вправо. – Хватит! – Григор, сделав два огромных шага, опустил меч на голову Оберина, но дорниец отскочил назад. – Ты убил ее. – ЗАТКНИСЬ! – Клиган ринулся вперед – прямо на копье, которое с мерзким скрежетом проехалось по правой стороне его груди. Внезапно он оказался достаточно близко для удара, и его меч описал сверкающую дугу. Толпа издала дружный вопль. Оберин увернулся от первого удара и бросил бесполезное сейчас копье. Второй удар он принял на щит. Раздался режущий уши грохот металла о металл, и Красный Змей пошатнулся. Григор с ревом напирал на него. Этот слов зря не тратит – просто ревет, как бык. Оберин уже не отступал – он бежал от огромного меча, свистящего совсем рядом с его грудью, его руками, его головой. Позади у него была конюшня, и зеваки, вопя и толкаясь, спешили убраться с его дороги. Один оказался у принца за спиной. Гора нанес очередной удар, вложив в него всю свою силищу. Красный Змей отшатнулся вбок и упал. Злосчастный конюх вскинул руки, защищая лицо, и меч пришелся ему между плечом и локтем. – Заткнись! – взревел Гора, услышав крик несчастного. Он рубанул еще раз, и верхняя часть головы конюха пролетела через двор, разбрызгивая кровь и мозги. Зрители внезапно утратили всякий интерес к вине или невиновности Тириона Ланнистера, судя по тому, как резво устремились они со двора. Красный Змей между тем уже вскочил на ноги и подобрал копье. – Элия, – крикнул он Клигану. – Ты изнасиловал ее. Ты убил ее. Ты убил ее детей. А теперь назови ее имя. Гора повернулся к нему, забрызганный кровью с головы до пят. – Ты слишком много болтаешь. У меня от тебя голова болит. – Я хочу, чтобы ты произнес ее имя. Ее звали Элия Дорнийская. Гора, презрительно фыркнув, двинулся к нему… и в тот миг солнце пробилось из‑ за низких облаков, застилавших небо с самого рассвета. Солнце Дорна, подумал Тирион, однако Клиган первым успел стать так, чтобы оно светило ему в спину. При всей своей тупости он был наделен безошибочным воинским чутьем. Красный Змей присел, щуря глаза, и снова сделал выпад копьем. Клиган рубанул по нему, но это был только финт, и он, потеряв на миг равновесие, качнулся вперед. Оберин наклонил свой щит, и солнце, отразившись от полированного золота и меди, ударило в глазную прорезь врага. Клиган, защищая глаза, поднял собственный щит, и копье молниеносно устремилось в щель между панцирем и ручными латами – под мышку. Острие пробило кольчугу и вареную кожу, и Оберин тут же выдернул его назад. – Скажи это! Элия Дорнийская. – Принц описал круг, наставив копье для нового удара. – Скажи! Тирион про себя произносил другое заклинание. «Упади и умри», – звучало оно. Упади и умри, проклятый! Из подмышки Горы теперь текла его собственная кровь, а под панцирем кровотечение, должно быть, еще сильнее. Когда он попытался шагнуть, одно колено у него подогнулось, и Тириону показалось, что он падает. Принц Оберин обошел его сзади и крикнул: – ЭЛИЯ ДОРНИЙСКАЯ! – Клиган стал поворачиваться, но сделал это слишком медленно и слишком поздно. На этот раз копье кольнуло его под колено, между латами на бедре и голени. Гора закачался и ничком рухнул наземь, выпустив из пальцев огромный меч. Медленно и величественно он перевернулся на спину. Дорниец отшвырнул свой щит, перехватил копье двумя руками и отбежал назад. Гора застонал и приподнялся на локте. Оберин по‑ кошачьи быстро проделал поворот и ринулся на поверженного врага. С криком «ЭЛИЯАААААААА! » он всей своей тяжестью вогнал копье в тело Горы. Треск переломившегося ясеневого древка был почти столь же сладок, как полный ярости вопль Серсеи. На миг у принца словно отросли крылья, и Змей перелетел через гору. Встав на ноги, Оберин стряхнул с себя пыль. Из живота Клигана торчали четыре фута сломанного копья. Принц бросил обломок древка и подобрал меч противника. – Если ты умрешь, так и не назвав ее имени, сир, я найду тебя даже в седьмом пекле, – пообещал он. Сир Григор попытался встать. Копье пригвоздило его к земле, и он с рычанием потянул за древко обеими руками, но освободиться так и не смог. Под ним расплывалась лужа крови. – С каждым мгновением я чувствую себя все более невинным, – сказал Тирион Элларии Сэнд. – Назови ее имя!! – Принц Оберин поставил ногу на грудь Горы и обеими руками поднял меч. Что он намеревался сделать – отрубить Клигану голову или вогнать острие в глазную щель его шлема, – для Тириона так и осталось тайной. Гора вскинул руку и ухватил дорнийца за колено. Оберин с размаху опустил меч, но он уже потерял равновесие, и клинок только оставил еще одну вмятину на стали, защищавшей руку Горы. Еще миг – и Клиган повалил дорнийца на себя. Они схватились в пыли и крови, вихляя сломанным копьем туда‑ сюда. На глазах у объятого ужасом Тириона Гора обхватил принца своей ручищей и прижал к груди, как влюбленный. – Элия Дорнийская, – прогудел из‑ под шлема Григор. – Я убил ее скулящего щенка. – Он взялся свободной рукой за незащищенное лицо Оберина, вогнав стальные пальцы ему в глаза. – А уж потом изнасиловал ее. – Его кулак вошел в рот дорнийца, ломая зубы. – А после разбил ей башку. Вот так. – Он вытащил кулак обратно. Казалось, что кровь на перчатке дымится в холодном утреннем воздухе. Раздался тошнотворный хруст. Эллария Сэнд закричала, охваченная ужасом, и завтрак Тириона не улежал на месте. Упав на колени, он извергал из себя ветчину, колбасу, пирожки с яблоками и двойную порцию яичницы с луком и огненным дорнийским перцем. Он так и не услышал, как его отец произнес приговор. Да и нужны ли здесь были какие‑ то слова? Он вложил свою жизнь в руки Красного Змея, а тот ее выронил. Тут Тирион вспомнил с запозданием, что у змеев рук не бывает, и на него напал истерический смех. Он проделал уже половину пути вниз по наружной лестнице, когда понял, что золотые плащи ведут его не в башню. – Значит, теперь меня заключат в темницу, – сказал он. Они не позаботились ответить. Что толку разговаривать с мертвецами?
Дейенерис
Дени завтракала под айвовым деревом на террасе, глядя, как ее драконы гоняются друг за другом над верхушкой Великой Пирамиды, где прежде стояла бронзовая гарпия. В Миэрине пирамид около двадцати, но ни одна из них даже наполовину не достает до Великой. Отсюда ей виден весь город: узкие извилистые переулки и широкие кирпичные улицы, храмы и житницы, лачуги и дворцы, бани и публичные дома, сады и фонтаны, большие красные круги бойцовых ям. А за стенами – оловянное море, петляющий Скахазадхан, сухие бурые холмы, сожженные поля и рощи. Здесь, в своем садике, Дени порой чувствовала себя богиней, обитающей на вершине самой высокой в мире горы. Неужели все боги так одиноки? Некоторые, определенно, да. Миссандея рассказывала ей о Владыке Гармонии, которому поклоняется мирный народ Наата. Это единственный истинный бог, сказала девочка, бог, который всегда был и всегда будет, который сотворил луну, звезды, землю и всех тварей, живущих во вселенной. Бедный Владыка Гармонии. Дени жалела его. Это ужасно, все время быть одному, в окружении женщин‑ мотыльков, которых ты можешь создать или уничтожить одним только словом. В Вестеросе по крайней мере семеро богов, хотя септоны, если верить словам Визериса, говорят, что эти семеро – только лики единого бога, семь граней одного кристалла. Какая путаница. А красные жрецы, она слышала, верят в двух богов, постоянно воюющих между собой. Это Дени устраивало еще меньше – ей бы не хотелось воевать постоянно. Миссандея подала ей утиные яйца, собачью колбасу и полчаши подслащенного вина с лимонным соком. Мед притягивал мух, но душистая свеча их отгоняла. Мух здесь гораздо меньше, чем повсюду в городе – за это Дени тоже любила свою пирамиду. – Надо что‑ то сделать с этими мухами, – сказала она. – На вашем Наате их тоже много, Миссандея? – Там водятся бабочки, – ответила девочка на общем языке. – Желаете еще вина? – Нет. Скоро здесь соберется мой двор. – Дени очень привязалась к Миссандее. Эта девочка с большими золотистыми глазами умна не по годам. И смелости ей не занимать – иначе она и до своих лет не дожила бы. Дени надеялась когда‑ нибудь увидеть ее сказочный остров Наат. Миссандея говорит, что Мирный Народ не знает войн – войну им заменяет музыка. Они никого не убивают, даже животных, и питаются одними плодами. Духи священных бабочек защищают остров от всех, кто хочет причинить ему вред. Многие завоеватели высаживались на берега Наата с оружием в руках, но их постигала болезнь, и они умирали. Но против невольничьих кораблей даже бабочки оказались бессильны. – Когда‑ нибудь я отвезу тебя домой, Миссандея, – пообещала Дени. Продал бы ее Джорах или нет, если бы она и ему дала такое же обещание? – Клянусь. – Ваша слуга рада будет остаться с вашим величеством. Наат никуда не денется. Вы добры к вашей… ко мне. – А ты ко мне. – Дени взяла девочку за руку. – Пойдем, поможешь мне одеться. Чхику вместе с Миссандеей искупали ее, Ирри тем временем приготовила одежду. На сегодня Дени выбрала платье из пурпурного плотного шелка с серебряным кушаком и корону в виде трехглавого дракона, которую подарило ей в Кварте Турмалиновое Братство. Туфли тоже были шелковые, с такими высокими каблуками, что Дени боялась упасть. По завершении туалета Миссандея поднесла своей госпоже зеркало из полированного серебра. Дени молча рассматривала себя. Таким ли должно быть лицо завоевательницы? На вид она все та же девчонка. Пока ее еще не называют Дейенерис Завоевательницей, но, возможно, скоро назовут. Эйегон завоевал Вестерос с тремя драконами, а она взяла Миэрин за один день, не имея ничего, кроме канавных крыс и деревянной палки. Бедный Гролео, он все еще горюет о своем корабле. Если боевая галея способна протаранить другой корабль, почему бы ей не протаранить ворота? Именно так подумала Дени, когда отдала своим капитанам приказ выброситься на берег. Таранами послужили мачты, а сами корабли орды ее вольноотпущенников разобрали на щиты, черепахи, катапульты и лестницы. Наемники присвоили каждому тарану откровенно непристойное имя. Первой восточные ворота проломила грот‑ мачта «Мираксеса», прежнего «Шалуна Джозо», прозванная Хреном Джозо. Кровавый бой под стенами кипел весь день и половину ночи, но наконец ворота затрещали и железный оголовник мачты в виде головы смеющегося шута пробил их створки. Дени хотела сама возглавить атаку, но все капитаны в один голос заявили, что это безумие – а ее капитаны никогда и ни в чем не сходились. И Дени держалась позади, сидя в длинной кольчужной рубахе на своей Серебрянке. Но даже за пол‑ лиги она услышала, как пал город – это произошло, когда воинственные крики его защитников сменились воплями ужаса. Все ее драконы в этот миг взревели хором, наполнив ночь пламенем. Рабы восстали, поняла она. Мои канавные крысы перекусили их цепи. Когда Безупречные сломили сопротивление миэринцев окончательно, Дени въехала в город. У сломанных ворот громоздилось столько трупов, что ее вольноотпущенники чуть ли не час расчищали ей дорогу. Внутри валялись Хрен Джозо и обтянутая лошадиными шкурами черепаха, служившая ему прикрытием. Дени ехала мимо сожженных домов и выбитых окон, по кирпичным улицам со сточными канавами, забитыми раздутыми телами. Толпы ликующих рабов простирали к ней обагренные кровью руки и называли ее Матерью. На площади у большой пирамиды сбились в кучу «великие господа», в которых не осталось ничего великого. Голые, без драгоценностей и каемчатых токаров, они превратились в скопище жалких старцев и молодых людей с нелепыми прическами. Женщины, либо жирные и дряблые, либо сухие как палки, рыдали, и краска ручьями стекала с их лиц. – Мне нужны ваши главари, – сказала им Дени. – Выдайте их, и я пощажу остальных. – Сколько тебе нужно? – с плачем спросила ее какая‑ то старуха. – Сколько нужно, чтобы ты пощадила нас? – Сто шестьдесят три человека, – ответила Дени. Она велела прибить их к деревянным столбам вокруг площади так, чтобы каждый указывал на следующего. Она кипела гневом, отдавая этот приказ, и чувствовала себя, как мстительный дракон. Но после, проезжая мимо умирающих на этих столбах, слыша их стоны и вдыхая запах их нечистот и крови… Дени хмуро отложила зеркало. Это было справедливым возмездием. Она сделала это ради убитых детей. Ее приемная, высокий гулкий зал со стенами пурпурного мрамора, помещалась ярусом ниже. Несмотря на пышность помещения, в нем веяло холодом. Прежде здесь стоял трон в виде свирепой гарпии, причудливо изваянный из резного золоченого дерева. Дени, только взглянув на него, сразу приказала порубить его на дрова. – Я не стану сидеть на коленях у гарпии, – заявила она. С тех пор сиденьем ей служила простая скамья черного дерева, хотя миэринцы и говорили, что королеве это не подобает. Кровные всадники уже дожидались ее, с серебряными колокольчиками в намасленных косах, обвешанные золотом и драгоценностями, снятыми с мертвых. Богатство Миэрина превосходило всякое воображение. Даже ее наемники казались удовлетворенными, по крайней мере на время. В другом конце зала стоял Серый Червь в простой одежде Безупречного, с остроконечным бронзовым шлемом на руке. Дени надеялась, что может положиться хотя бы на них… и на Бурого Бена Пламма, кряжистого обветренного Бена с проседью в волосах, которого так полюбили ее драконы. И на Даарио, блещущего золотом с ног до головы. Даарио, Бен Пламм, Серый Червь, Ирри, Чхику, Миссандея… Дени смотрела на них и гадала, кто из них предаст ее в следующий раз. У дракона три головы. Есть где‑ то на свете двое мужчин, которым она может довериться, – надо только найти их. Это положит конец ее одиночеству. Их будет трое против всего мира, как Эйегон и его сестры. – Ночь в самом деле прошла так спокойно, как мне показалось? – спросила она. – Похоже, что да, ваше величество, – ответил Бен. Ей это было приятно. Миэрин подвергся буйному разграблению, как всегда бывает с только что взятыми городами, но после Дени решила положить этому конец. Она объявила, что впредь всех убийц будут вешать, грабителям рубить руки, а насильников кастрировать. Восемь убийц уже качались на стенах, а Безупречные наполнили объемистую корзину руками и мужскими членами, после чего Миэрин обрел покой. Вот только надолго ли? Над головой у нее жужжала муха. Дени раздраженно отмахнулась, но муха тут же вернулась опять. – В этом городе слишком много мух. – Они мне в пиво утром нападали, – хохотнул Бурый Бен. – Я проглотил одну. – Мухи – месть мертвецов. – Даарио с улыбкой погладил средний зубец своей бороды. – Трупы порождают червей, а черви – мух. – Значит, пора избавиться от трупов. Начнем с тех, что на площади. Займись этим, Серый Червь. – Слушаю и повинуюсь, моя королева. – Запасись мешками, Червь, – посоветовал Бурый Бен. – Уж больно они спелые. Валятся со своих столбов по кускам и кишат… – Он знает. И я тоже. – Дени вспомнился ужас, который она испытала при виде площади Кары в Астапоре. Здесь она создала такой же ужас, но эти люди получили по заслугам. Суровость не делает правосудие менее справедливым. – Ваше величество, – сказала Миссандея, – гискарцы хоронят мертвых в склепах под своими домами. Если выварить кости и вернуть их родственникам, вы окажете им большую милость. Вдовы от этого не перестанут ее проклинать. – Хорошо, так и сделайте. Желает ли кто‑ нибудь аудиенции этим утром? – спросила она Даарио. – Их двое, желающих погреться в лучах вашего величия. Даарио в Миэрине разжился новым гардеробом, в честь чего перекрасил свою троезубую бороду и кудри в густой пурпур. Из‑ за этого его глаза тоже казались почти пурпурными, как у древних валирийцев. – Они прибыли ночью на «Индиговой звезде», торговой галее из Кварта. Торговая – значит невольничья. Дени нахмурилась. – Кто они такие? – Хозяин «Звезды» и некто, якобы представляющий Астапор. – Посла я приму первым. Посол оказался бледным, похожим на хорька человечком с нитями жемчуга и крученого золота на шее. – Меня зовут Шаэль, ваше великолепие, – представился он. – Я привез Матери Драконов привет от астапорского короля Клеона Великого. Дени выпрямилась на своем сиденье. – Управлять Астапором я поручила совету. Лекарю, ученому и жрецу. – Эти коварные злодеи оказались недостойны доверия, оказанного им вашим великолепием. Было раскрыто, что они замышляли вернуть власть добрым господам и заковать народ в цепи. Клеон Великий разоблачил их и обезглавил своим тесаком, и благодарный народ Астапора короновал его за этот подвиг.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|