 |
Дейенерис 2 страница
|
|
|
|
«А я получу тысячу одичалых, – добавил про себя Джон. – Хотя мне и пятьсот прокормить нечем».
Тирион
«Робкая дева» пробиралась в тумане, как слепой через незнакомый чертог. Густая мгла глушила молитвы септы Леморы. Грифф расхаживал по палубе, звякая кольчугой под волчьим плащом, и время от времени трогал меч, как бы удостовериваясь, что тот по‑ прежнему висит на боку. Ройли Уткелл работал шестом на правом борту, Яндри на левом, Изилла правила.
– Не нравится мне здесь, – пробормотал Хелдон.
– Тумана боишься? – поддразнил Тирион, хотя сам в таких туманах еще не бывал.
Молодой Грифф стоял на носу с третьим шестом, отталкивая возникающие перед лодкой препятствия. Тирион только и видел, что размытые огни фонарей впереди и позади, на корме. Ему самому поручили поддерживать огонь на жаровне.
– Это не простой туман, Хугор Хилл, – сказала Изилла. – Он пахнет колдовством – будь у тебя нос, сам бы учуял. Здесь погибло много плоскодонок, пиратских лодок и даже больших галей. Люди блуждают в тумане, пока не сходят с ума или не умирают голодной смертью. Неупокоенные духи витают здесь в воздухе и таятся под водой.
– Вон один, – показал Тирион. Из воды появились кончики чьих‑ то пальцев. Лодка прошла мимо, но карлик, оглянувшись, увидел в глубине всю огромную руку и очертания бледного лица. Ему, несмотря на шутки, было не по себе: эти места в самом деле пахли отчаянием и смертью. Изилла права. В тумане есть что‑ то противоестественное, и с водой тоже нечисто, и с воздухом. Неудивительно, что каменные люди все сумасшедшие.
– Негоже смеяться, – упрекнула Изилла. – Шепчущие ненавидят все живое и теплое – так и норовят новые души к себе забрать.
|
|
|
– Вряд ли у них найдется саван, чтоб был мне впору. – Тирион поворошил угли.
– Каменных людей донимает не столько ненависть, сколько голод, – пробубнил Хелдон Полумейстер из‑ под желтого шарфа, которым замотал себе нос и рот. – В этих туманах ничего съедобного не может произрасти. Волантинские триархи трижды в год отправляют сюда галею с провизией, но посланцы милосердия часто запаздывают и порой привозят больше ртов, чем еды.
– А как же рыба? – спросил молодой Грифф.
– Я бы не стала есть ничего, что здесь выловлено, – сказала Изилла.
– Вдыхать этот туман тоже незачем, – сказал Хелдон. – Он весь напитан проклятием Гаррина.
Не вдыхать туман возможно только не дыша вовсе.
– Проклятие Гаррина – это серая хворь, ничего более, – сказал Тирион. Оно часто постигает детей, особенно в сыром и холодном климате. Кожа каменеет и трескается, хотя Тирион читал, что это можно вылечить лимоном, горчичными припарками и обжигающе‑ горячими ваннами (по мнению мейстеров), а также постом и молитвой (по словам септонов). При успешном лечении маленькие больные не умирают, но остаются обезображенными. Мейстеры и септоны согласны в том, что к детям, помеченным серой хворью, она больше никогда не пристанет – как и родственная ей серая чума, от которой спасения вовсе нет. – Да и в той повинна сырость, как говорят. Дурные миазмы, а не проклятие.
– Завоеватели тоже в него не верили, Хугор Хилл, – не унималась Изилла. – Волантинцы с валирийцами повесили Гаррина в золотой клетке и смеялись, когда он взывал к своему отцу. Но в ночи Ройн поднялся и захлестнул их. Те, кто повелевал огнем, посейчас остаются там, под водой. Их холодное дыхание вызывает туманы, а сердца их и плоть обратились в камень.
Тирион почесал свербящий остаток носа. Старуха, может, и права – это место дурное. Будто снова стоишь в нужнике и смотришь, как умирает отец. Нетрудно сойти с ума или окаменеть, оставаясь в этом сером супе до конца дней своих.
|
|
|
Молодой Грифф не разделял его настроения.
– Пусть только тронут, мы им покажем, из чего сделаны.
– Мы сделаны из плоти и крови, по образу Отца с Матерью, – прошептала Лемора. – Не похваляйся, прошу тебя. Гордыня – тягчайший грех. Каменные люди тоже гордились, а Лорд‑ Покойник был самым гордым из всех.
Тирион раскраснелся от горящих углей.
– Так он вправду есть, Лорд‑ Покойник? Это не сказка?
– Лорд‑ Покойник повелевает туманами со времен Гаррина, – сказал Яндри. – Кое‑ кто говорит, будто он и есть Гаррин, восставший из водной могилы.
– Мертвые не встают из могил, – заспорил Хелдон, – и никто не живет тысячу лет. Их не меньше двадцати, лордов‑ покойников – когда один умирает, его заменяет другой. Нынешний – это корсар с островов Василиска, полагающий, что на Ройне можно нажиться лучше, чем в Летнем море.
– Я тоже слышал о нем, – сказал Утка, – но другая история мне нравится больше. Он в отличие от прочих каменных был настоящей статуей, но из тумана вышла серая женщина и коснулась его губ холодным как лед поцелуем.
– Хватит. Заткнитесь все, – резко бросил Грифф.
– Что там? – затаила дыхание септа.
– Где? – Тирион ни зги не видел в тумане.
– Движется что‑ то. Рябь на реке.
– Да черепаха это, – весело заявил принц. – Большой костохряст. – Он выбросил вперед шест и оттолкнулся от зеленого обелиска.
Из тумана возник затонувший храм. Яндри и Утка налегли на шесты и медленно прошли на корму. Мраморная лестница, вырастая из ила, уходила, закручиваясь, в пустой воздух. За ней смутно виднелись поваленные шпили, безголовые статуи, деревья с корнями длиннее лодки.
– Он был самым богатым и красивым на всей реке, – сказал Яндри. – Кройян, праздничный город.
Слишком богатым, слишком красивым. Драконов искушать неразумно. Затопленный город окружал их со всех сторон. Бледные кожистые крылья взмахнули в тумане, но всю фигуру карлик не разглядел.
Вскоре они увидели чей‑ то другой огонь.
– Эй, на лодке, – донеслось оттуда, – кто будете?
– «Робкая дева», – откликнулся Яндри, – а вы?
– «Зимородок». Вверх или вниз?
– Вниз. Шкуры, мед, эль и свечное сало.
|
|
|
– А мы вверх. Ножи, иголки, кружева, полотно, вино с пряностями.
– Что слышно в старом Волантисе?
– Война будет.
– Где? – крикнул Грифф. – Когда?
– На исходе года. Ниэссос и Малакуо идут рука об руку, слоны заполосатели. – Голос удалялся, лодочный огонь исчезал из глаз.
– Разумно ли перекликаться с лодками, которых не видишь? – спросил Тирион. – А если это пираты? – Кинжальное озеро «Дева» миновала удачно, ночью, никем не замеченная. Утка якобы видел во тьме корабль Уро Немытого, но «Дева» шла против ветра, и Уро, если то был Уро, к ней интереса не проявил.
– Пираты в Горести не пойдут, – сказал Яндри.
– Что бы это значило – полосатые слоны? – бормотал Грифф. – И Ниэссос с Малакуо… Ниэссоса Иллирио давно купил с потрохами.
– Сырами платил или золотом? – съехидничал Тирион.
– Остроты свои держи при себе – туман они все равно не прореживают.
«Да, отец», – чуть было не сказал Тирион. Слоны, как он полагал, вполне могли объединиться с тиграми против драконов. Может быть, торговец сырами неверно оценил ситуацию. Человека можно купить за золото, но только кровь и сталь делают его верным.
Он снова помешал и раздул угли. Мерзкий туман, мерзкое место, мерзавец Грифф. Тирион сохранил ядовитые грибы, собранные в усадьбе Иллирио, и временами испытывал искушение подсунуть их Гриффу за ужином. Беда в том, что тот почти ничего не ест.
Изилла повернула руль, Утка и Яндри налегли на шесты, молодой Грифф оттолкнулся от разрушенной башни с окнами как черные пустые глаза. Парус отяжелел и обвис от влаги. Шесты уже не доставали до дна, но лодка продолжала плыть по течению, пока…
Из реки поднялось нечто горбатое и зловещее. Остров? Скала, поросшая мхом и папоротником? Нет… деревянный замок, тоже разрушенный. Шпили – как сломанные копья, башни без крыш. Чертоги, галереи, изящные арки, стройные колонны, террасы, беседки.
Запустение и уныние.
Серый мох покрывал ковром упавшие камни и бородой свисал с башен. Из окон, дверей и арок сползал черный плющ. Тирион, несмотря на туман, смог заметить, что некогда этот замок был в пять раз больше и в сто раз красивее Красного.
|
|
|
– Дворец Любви, – тихо вымолвил он.
– Так его называли ройнары, – сказал Хелдон. – Последние тысячу лет он называется Дворцом Горя.
Руины всегда навевают грусть, но еще грустнее, когда знаешь, чем они были раньше. Когда‑ то здесь звенел смех, в садах росли цветы и сверкали на солнце фонтаны. По этим ступеням всходили влюбленные, под дырявым куполом скреплялись поцелуем бессчетные браки. Тирион в который раз вспомнил Тишу, свою недолгую леди‑ жену. Это все Джейме. Его кровь, его старший брат. Он приносил маленькому Тириону игрушки – обручи, кубики, деревянного льва. Подарил брату первого пони и научил ездить на нем. Когда он сказал, что купил младшему и жену, Тирион даже не усомнился. С чего бы? Джейме был Джейме, а она – просто девочка, хорошо сыгравшая свою роль. Тирион боялся этого в самом начале, когда она впервые улыбнулась ему и взяла его за руку. Родной отец не любил его, за что же она полюбила? За деньги, само собой.
Арбалетная тетива снова прогудела в тумане, лорд Тайвин крякнул и хлопнулся задом на камень. «Куда все шлюхи отправляются», – так он сказал. Куда же это? «Куда ушла Тиша, отец? »
– Долго нам еще терпеть этот проклятый туман?
– Около часу, – ответил Хелдон. – Выйдем из Горестей, и все пойдет веселее. На Нижнем Ройне за каждым поворотом деревня. Сады, виноградники, золотые нивы, рыбаки, горячие бани, сладкие вина. Даже города, хоть Семи Королевствам впору: Селхорис, Валисар, Валан‑ Терис.
– Прямо впереди, – предупредил молодой Грифф.
Тирион сначала подумал, что это плоскодонка наподобие «Зимородка», но нет. Огонек в тумане разгорался все ярче; вскоре рядом стал виден другой огонь, а там и третий.
– Мост Мечты, – определил Грифф, – а на нем полно каменных. Многие поднимут вой, когда мы подойдем, но нападать вряд ли станут. В большинстве своем они слабаки, неуклюжие и безмозглые. Ближе к концу все поголовно сходят с ума и вот тогда делаются опасными. Если что, отбивайтесь факелами и ни в коем разе не давайте прикоснуться к себе.
– Может, они нас и не увидят в тумане, – понадеялся Хелдон. – Проскочим под мостом, и прощай.
«Каменные глаза слепы», – мысленно согласился с ним Тирион. Смертельная разновидность серой хвори начинается с пальцев на руках и ногах: ногти чернеют, чувствительность пропадает. Затронутая онемением рука или нога холодеет и становится серой, как камень. Для таких случаев есть три верных средства: меч, топор и тесак. И даже отсечение больной конечности не всегда останавливает болезнь. Пожертвуешь одной ногой – начинает сереть другая, и тогда уж надежды нет. Когда онемение доходит до глаз, человек слепнет; в конечной стадии болезнь перекидывается на внутренние органы, мышцы и кости.
|
|
|
Мост Мечты… разбитой мечты. Бледные арки тянутся от Дворца Горя на западный берег. Половина из них обвалилась под тяжестью серого мха вкупе с черным плющом, доски наверху сгнили, но немногие из огромного количества фонарей горят до сих пор. Тирион видел, как вокруг них толкутся здешние жители – без всякого смысла, точно ночные бабочки. Одни совсем голые, другие одеты в шкуры.
Грифф вынул свой длинный меч.
– Зажигай факелы, Йолло, а ты, парень, уйди с Леморой в ее каюту.
– Лемора и без меня каюту найдет, – заупрямился молодой Грифф. – Я останусь.
– Мы поклялись защищать тебя, – напомнила септа.
– Не надо меня защищать. Мечом я владею не хуже Утки. Наполовину рыцарь, можно сказать.
– А наполовину мальчишка, – отрезал Грифф. – Делай, что тебе говорят. Быстро.
Парень, тихо выбранившись, кинул свой шест на палубу. Грохот в тумане вызвал странное эхо, как будто шестов было много.
– Почему я должен прятаться? Хелдон вон остается, Изилла тоже. И Хугор.
– Я в случае чего и за Уткой спрячусь, – сказал Тирион, зажигая от углей полдюжины обмотанных масляными тряпками факелов. На огонь он старался не смотреть, чтобы самому не ослепнуть.
– Карлик несчастный, – презрительно бросил мальчик.
– Вот ты и раскрыл мою тайну. Хелдону я еле до пояса достаю, и всем наплевать, буду я жив или сдохну. – «В том числе и мне самому». – Зато тебе цены нет.
– Я предупреждал тебя, карлик, – прорычал Грифф.
В тумане послышался пронзительный вой.
– Да спасут нас Семеро, – прошептала, дрожа, Лемора.
До разрушенного моста осталось всего пять ярдов. Пена кипела у его опор, как на губах у бесноватого. Каменные люди обращали на лодку не больше внимания, чем на плывущее вниз бревно. Тирион, затаив дыхание, сжимал в руке факел. Еще немного, и «Дева» вошла в пенную воду, под мост, обросший с исподу серым грибком. Казалось, что они вот‑ вот разобьются, но Утка отпихнул лодку от правой опоры и снова вывел на стрежень.
Карлик начал дышать лишь после того, как молодой Грифф схватил его за руку.
– Почему это мне цены нет? Что ты этим хотел сказать?
– Ну… Если б каменные люди схватили Яндри, Гриффа или нашу Лемору, мы оплакали бы их и пошли себе дальше. Но без тебя наше путешествие утратило бы весь смысл, и оказалось бы, что торговец сырами с евнухом зря плели свои козни на протяжении стольких лет.
– Он знает, кто я, – сказал парень, взглянув на Гриффа.
Тирион тоже знал – и даже не зная, понял бы в этот миг. «Робкая дева» ушла уже далеко от Моста Мечты, лишь один огонек еще мигал за кормой.
– Ты молодой Грифф, сын наемника, – сказал карлик. – А может, Воин в смертной оболочке – дай погляжу. – Он поднял факел, осветив лицо юноши.
– Отстань, не то пожалеешь.
– Из‑ за синих волос твои глаза тоже кажутся синими. Умно придумано, как и басня о покойной матери‑ тирошийке – прямо слеза прошибает. Но любопытно все же, почему сына простого наемника наставляет в вопросах веры осквернившая себя септа, а истории и языкам обучает не имеющий цепи мейстер. Любопытно также, почему твой отец выписал межевого рыцаря для обучения тебя военному ремеслу – он мог просто отправить тебя в один из вольных отрядов. Можно подумать, тебя намеренно скрывают, готовя… к чему? Вот в чем загадка, но я уверен, что со временем разгадаю и это. Для мертвеца ты, надо сказать, очень хорош собой.
– Я не мертвец, – вспыхнул мальчик.
– Как же так? Мой лорд‑ отец завернул тебя в красный плащ и положил рядом с сестрой у подножия Железного Трона, в дар новому королю. Те, у кого хватало духу откинуть плащ, видели, что у тебя полголовы снесено.
– Твой… – попятился парень.
– Отец, да. Тайвин из дома Ланнистеров. Ты, возможно, слышал о нем.
– Ланнистер? Твой отец…
– Его уже нет. Погиб от моей руки. Если вашему высочеству угодно по‑ прежнему именовать меня Хугором или Йолло, пусть будет так, но рожден я Тирионом из дома Ланнистеров, законным сыном Тайвина и Джоанны. Обоих своих родителей я убил, хотя и не сразу. Вам скажут, что я цареубийца, отцеубийца и лжец, что в общем‑ то верно, но кто здесь не лжец? Взять хоть вашего мнимого батюшку. Благодарите богов, что Варис‑ Паук тоже участвует в заговоре – его Грифф ни на миг бы не одурачил, как не провел и меня. Не лорд, не рыцарь… а я не карлик. То, что нам говорят, не обязательно правда. Кто воспитал бы маленького принца лучше, чем близкий друг Рейегара Джон Коннингтон, в свое время лорд Гриффин‑ Руста и королевский десница?
– Замолчи, – вымолвил Грифф.
Из воды с левого борта высунулись два каменных пальца. Сколько же их здесь? Тирион содрогнулся от сбежавшей по спине струйки пота. Горести проплывали мимо: рухнувший шпиль, обезглавленный торс героя, вырванное из земли дерево, чьи корни проросли сквозь окна и крышу дома. Почему это кажется Тириону таким знакомым?
Беломраморная лестница выросла впереди и оборвалась в десяти футах над лодкой. Нет. Быть не может.
– Свет впереди, – дрожащим голосом сообщила Лемора.
– «Зимородок» или другая лодка, – сказал Грифф и снова обнажил меч.
Остальные молчали. Парус не поднимали со времени входа в Горести – только течение несло вперед лодку. Утка и даже Яндри стояли праздно с шестами в руках. Рядом со слабым огоньком загорелся другой… и третий.
– Мост Мечты, – сказал Тирион.
– Невероятно, – выдохнул Хелдон. – Мы оставили его позади, а реки текут в одну сторону.
– Отец Ройн течет, как он хочет, – произнес Яндри.
– Да спасут нас Семеро, – пролепетала Лемора.
На мосту поднялся вой. Несколько каменных людей указывали на лодку.
– Хелдон, уведи принца вниз, – скомандовал Грифф.
Он опоздал: течение неотвратимо влекло их к мосту. Яндри уперся шестом в опору. Толчок бросил лодку вбок, на завесу из серого мха. Его щупальца прошлись по лицу Тириона ласково, как шлюхины пальцы. Сзади раздался грохот, и палуба накренилась так, что карлик едва устоял.
На крышу надстройки спрыгнул каменный человек, такой тяжелый, что лодка заколебалась. Он выкрикнул что‑ то на языке, неведомом Тириону, за ним последовал другой, прыгнувший на корму. Палуба треснула, у Изиллы вырвался крик.
Утка, стоявший к ней ближе всех, не стал хвататься за меч, а огрел каменного шестом и спихнул в реку, где тот сразу пошел ко дну.
Грифф, как только другой слез на палубу, стал теснить его назад с мечом в правой руке и факелом в левой. Лодку затянуло под мост, тени плясали на мшистых стенах. На корме каменного ждал Утка с шестом, а Хелдон ткнул в чужака своим факелом, поневоле вернув его к Гриффу. Меч наемника высек искру из шелушащейся серой плоти, отрубленная рука упала на палубу. Грифф пинком послал ее за борт, Утка и Яндри с шестами пришли на подмогу, и втроем они сбросили врага в черные воды Ройна.
«Робкая дева» вышла из‑ под моста.
– Все, что ли? – спросил Утка. – Сколько их спрыгнуло?
– Двое, – поеживаясь, сказал Тирион.
– Трое! – крикнул ему Хелдон. – Сзади, смотри!
Тирион повернулся и увидел его.
В прыжке каменный сломал себе ногу – кость торчала из полусгнивших штанов. Это не мешало ему надвигаться прямо на молодого Гриффа. Серые пальцы с разбитыми в кровь костяшками шарили в воздухе. Мальчик замер в ужасе, словно тоже окаменел. Он держался за рукоять меча, даже не пытаясь вынуть клинок из ножен.
Тирион дал парню подсечку, перепрыгнул через него и сунул факел каменному в лицо. Тот, волоча поврежденную ногу, отмахивался серыми руками от пламени. Карлик не отступал, тыча факелом прямо в глаза. Еще три шага… еще два… Они были на самом краю, когда каменный выхватил факел у Тириона. «А, чтоб тебе! »
Факел полетел в воду, каменный взвыл. Родом он был с Летних островов: не окаменевшие пока области его кожи чернели, как ночь. Боли в потрескавшихся от факела пальцах он, похоже, не чувствовал. Маленькая, но милость: серая хворь не болезненна, хотя и смертельна.
– Не подходи! – крикнул кто‑ то.
– Спасайте принца! – воззвал другой.
Руки каменного человека нашаривали врага.
Тирион саданул плечом ему в грудь, точно в стену – но стена эта зиждилась на шаткой опоре. Каменный опрокинулся в реку, успев схватить Тириона, и отец Ройн поглотил обоих.
Холод зажал карлика словно тисками. Одна каменная рука шарила по лицу, другая тянула вглубь. Тирион захлебывался, бил ногами, пытался вырваться, но каменные пальцы не отпускали. Последний воздух пузырями уходил изо рта.
Ну что ж, бывает смерть и похуже. Если по правде, он утонул уже давно, в Королевской Гавани. Это его дух, маленький мстительный призрак, задушил Шаю и послал стрелу в кишки великому лорду Тайвину. Кто оплачет существо, которым он стал? «После смерти буду являться в Семи Королевствах, – решил Тирион, уходя все глубже. – Не любили меня живого – будут бояться мертвого».
Он открыл рот, чтобы проклясть их всех. Черная вода наполнила легкие, и тьма сомкнулась вокруг.
Давос
– Его милость сейчас тебя примет, контрабандист. – Накладки с чернью на серебряных доспехах рыцаря долженствовали изображать пышные водоросли. Шлем на сгибе руки был сделан в виде головы морского царя с перламутровой короной и торчащей бородой из нефрита и темного янтаря. Борода самого рыцаря была седой, как зимнее море.
– Могу я узнать ваше имя, сир? – спросил Давос.
– Сир Марлон Мандерли. – На голову выше Давоса, на три стоуна тяжелее, с грифельно‑ серыми глазами и крайне надменный. – Имею честь быть кузеном лорда Вимана и командиром его гарнизона. Следуй за мной.
Давос, приехав в Белую Гавань послом, оказался в плену. Поместили его в хороших, богато обставленных комнатах, но у дверей поставили часовых. Из окон он видел улицы Белой Гавани, но гулять по ним позволения не имел. Гавань и «Веселая повитуха», идущая по заливу, тоже были как на ладони. Кассо Могат ждал его четыре дня вместо трех, а после отчалил. С тех пор прошло две недели.
Домашние гвардейцы Мандерли носили шерстяные плащи цвета морской волны и серебряные трезубцы вместо обычных копий. Один из них шел перед Давосом, другой позади, еще двое по бокам. Процессия двигалась мимо поблекших знамен, разбитых щитов и ржавых мечей, повествующих о давних победах. Деревянные фигуры, все в трещинах и червоточинах, когда‑ то, несомненно, украшали носы кораблей.
У покоев лорда стояли два мраморных водяных, младшие родичи Хвостонога. Гвардейцы отворили двери, глашатай стукнул посохом о деревянные половицы и возвестил:
– Сир Давос из дома Сивортов!
За все свои посещения Белой Гавани Давос ни разу не ступал ногой в Новый Замок, а уж в Водный Чертог – и подавно. Тщательно пригнанные доски стен, пола и потолка были расписаны всевозможными морскими созданиями. Давос шагал по крабам, моллюскам и морским звездам. Между ними клубились водоросли и лежали кости погибших моряков. На синей глубине стен мелькали белые акулы, угри и осьминоги. Между высокими окнами плавали косяки сельди и крупной трески. Выше подводного мира изображался надводный: справа шла на фоне восходящего солнца боевая галея, слева уходил от шторма потрепанный старый когг с рваными парусами. За помостом сошлись в схватке кракен и серый левиафан, на стропилах висели рыбачьи сети.
Надежда Давоса поговорить с Виманом Мандерли наедине не сбылась. Народу здесь собралось великое множество, но мужчин было впятеро меньше, чем женщин. Хороши воины – одни седые старцы да безусые парни, отметил про себя Давос. Присутствовали также септоны и святые сестры в белых и серых одеждах. Ближе к помосту стояли около дюжины человек в голубых и серебристо‑ серых цветах дома Фреев. Сходство между ними приметил бы и слепой. У некоторых на груди имелись эмблемы Близнецов: две башни, соединенные с мостом.
Читать по человеческим лицам Давос выучился задолго до того, как мейстер Пилос научил его читать слова на бумаге. Мертвый он этим Фреям куда милей, чем живой.
В бледно‑ голубых глазах Вимана Мандерли он тоже не находил привета. На мягком троне его милости могли бы усесться три человека средней упитанности, но Мандерли из него выпирал. Руки он не отнимал от подлокотников, будто и поднять их не мог. «Боги милостивые, да он наполовину мертвец! » – подумал Давос, глянув на серое, обрюзгшее лицо лорда.
Королям и покойникам всегда сопутствует свита, гласит пословица. С Мандерли так и было. По левую руку от него помещался мейстер, почти не уступающий толщиной лорду, розовощекий, с пухлыми губами и копной золотых кудрей. Сир Марлон занял почетное место по правую руку. На мягком стульчике у ног лорда сидела розовая дородная леди, за спиной стояли две девушки, по виду сестры. У обеих были длинные косы: у старшей каштановая, у младшей, от силы пятнадцати лет – крашеная, ярко‑ зеленая.
Никто не потрудился представить этих дам Давосу.
– Вы находитесь перед лицом Вимана Мандерли, – заговорил мейстер, – лорда Белой Гавани и Хранителя Белого Ножа, Щита Веры, Покровителя Неимущих, лорда‑ маршала Мандера, рыцаря ордена Зеленой Руки. Вассалы и просители в Водном Чертоге преклоняют колено.
Луковый Рыцарь не замедлил бы это сделать, но королевский десница? Это значило бы поставить своего короля ниже этого жирного лорда.
– Я не проситель, и у меня тоже есть титулы. Лорд Дождливого леса, адмирал Узкого моря, десница короля.
– Адмирал без кораблей, – закатила глаза толстуха на стульчике, – десница без пальцев на службе у короля без трона. Угадайте, кто такой?
– Это вестник, дочь моя, – сказал лорд Виман. – Луковица, не сулящая нам ничего доброго. Станнису не понравился ответ, который принес ему ворон, вот он и прислал сюда своего… контрабандиста. – Лорд еще больше прищурил утонувшие в жиру глазки. – Ты ведь уже бывал в нашем городе, верно? Таскал деньги из наших карманов и еду со стола. Любопытно было бы знать, сколько я из‑ за тебя потерял.
«Меньше, чем стоила одна твоя трапеза».
– За контрабанду я расплатился в Штормовом Пределе, милорд. – Давос, сняв перчатку, предъявил укороченные пальцы на левой руке.
– Четыре кончика пальцев за целую воровскую жизнь? – опять пропищала толстуха. – Дешево отделались, Луковый Рыцарь.
Давос не отрицал этого.
– Я хотел бы поговорить с милордом наедине.
Милорд был другого мнения.
– Мне нечего скрывать от родных и друзей, преданных мне лордов и рыцарей.
– Меня могут услышать враги моего короля… и ваши.
– Враги Станниса в этом чертоге, возможно, найдутся. Моих здесь нет.
– Даже тех, что убили вашего сына? Все Фреи, которых я вижу здесь, были на Красной Свадьбе.
Один из Фреев, длинный худощавый рыцарь с тонкими, как мирийский стилет, усиками, вышел вперед.
– Красную Свадьбу учинил Молодой Волк. На наших глазах он обернулся зверем и разорвал горло моему кузену Динь‑ Дону, безобидному дурачку. Он убил бы и моего лорда‑ отца, если б не вмешался сир Вендел.
– Вендел всегда был храбрым мальчиком, – сморгнул слезы лорд Виман. – Я не удивлен, что он погиб как герой.
У Давоса дух захватило от столь беззастенчивой лжи.
– Вы утверждаете, что Вендела Мандерли убил Робб Старк?!
– И его, и многих других, в том числе моего сына Титоса с моим зятем. Все северяне начали оборачиваться волками вслед за своим королем. Все они мечены клеймом зверя. Всем известно, что укушенный варгом сам становится варгом. Мне и моим братьям оставалось только убить их, пока они сами нас не прикончили.
Фрей усмехался, рассказывая об этом. Давосу очень хотелось отрезать ему губы ножом.
– Могу я узнать ваше имя, сир?
– Сир Джаред из дома Фреев.
– Джаред из дома Фреев, вы лжец.
Джареда это лишь позабавило.
– Некоторые люди плачут, когда режут лук, но со мной такого никогда не случалось. – Меч с шорохом вышел из его кожаных ножен. – Защищайтесь, сир, если вы вправду рыцарь.
– Я не допущу кровопролития в Водном Чертоге, – выпучил заплывшие глазки лорд Виман. – Верните сталь в ножны, сир Джаред, не то мне придется попросить вас уйти.
Фрей спрятал меч.
– Под этим кровом слово милорда – закон, но я посчитаюсь с Луковым Рыцарем еще до его отъезда.
– Кровь, вот чего хочет эта злобная луковица! – взвыла толстуха. – Видите, как он сеет смуту? Молю вас, милорд, отослать его прочь. Он хочет пролить кровь ваших людей, ваших отважных сынов. Отошлите его. Королева, услышав, что вы принимали этого изменника у себя, может усомниться в вашей преданности короне. Она может…
– До этого не дойдет, дочь моя. У Железного Трона не будет причины в нас сомневаться.
Давосу не понравились эти слова – но не для того он проделал весь этот путь, чтобы держать язык за зубами.
– На Железном Троне сидит маленький узурпатор. Я не изменник, а десница Станниса Баратеона, единственного законного короля.
Толстый мейстер откашлялся.
– Станнис Баратеон был братом покойного короля Роберта, да рассудит его Отец по справедливости. Томмен – сын Роберта. Закон о престолонаследии не допускает сомнений: сын предшествует брату.
– Мейстер Теомор говорит верно, – изрек лорд Виман. – Он знаток таких дел и всегда подавал мне добрый совет.
– Законный сын в самом деле предшествует брату, – подтвердил Давос, – но Томмен – такой же бастард, каким был его покойный брат Джоффри. Оба они, в нарушение всех законов божеских и человеческих, зачаты Цареубийцей.
– Его устами говорит измена, милорд, – подал голос другой Фрей. – Станнис отсек его воровские пальцы, вам следовало бы отрезать его лживый язык.
– А еще лучше голову, – предложил сир Джаред. – Или позвольте ему сразиться со мной на поле чести, милорд.
– Что Фреи знают о чести? – не замедлил с ответом Давос.
На этот раз вперед подались сразу четверо Фреев, но лорд, вскинув руку, остановил их.
– Повремените, друзья мои. Я выслушаю его, прежде чем… что‑ то решать.
– Можете вы доказать факт этого кровосмешения, сир? – вопросил мейстер, сложив пухлые руки на животе.
Доказательством мог бы послужить Эдрик Шторм, но Давос отправил его за Узкое море, спасая от костра Мелисандры.
– Станнис Баратеон ручается своим словом в том, что все сказанное мной – правда.
– Слова – это ветер, – заметила девушка с каштановой косой. – Мужчины часто лгут, чтобы добиться желаемого, – это любая служанка знает.
– Слово одного лорда ничего не доказывает, – согласился с ней мейстер. – Станнис Баратеон не первый прибегает ко лжи, желая взойти на трон.
– Измены мы не потерпим, – заявила толстуха, грозя Давосу пухлым пальчиком. – В Белой Гавани живут добрые, законопослушные люди. Если будете по‑ прежнему вливать яд в наши уши, мой свекор посадит вас в Волчье Логово.
|
|
|
