 |
Подруги. Малютка. Полные кавалеры
|
|
|
|
ПОДРУГИ
Не так давно, знакомясь с документами о подвигах наших советских разведчиц, я узнал о волнующей судьбе девушек‑ патриоток Евгении Зенченко и Тамары Аксеновой. Их подвиги так бесстрашны, и так велико воспитательное значение ратных дел юных разведчиц, что молодежь, воины должны знать о них подробнее.
Допрос шел на русском языке. Вел его колонел Бэдэрэу, которого в сигуранце считали хорошим знатоком России. Еще в молодости он служил в Петербурге в гвардейском кавалерийском полку, а позднее – в Добровольческой армии генерала Деникина. В конце гражданской войны волей судеб Бэдэрэу оказался за Днестром и вот уже более двадцати лет верой и правдой служил часто сменявшим друг друга правителям «великой Румынии».
Устало откинувшись на спинку кресла, Бэдэрэу с нескрываемым интересом разглядывал стоявшую перед ним девушку, почти девочку. Сколько раз за последние годы, допрашивая советских разведчиков, он ловил себя на мысли, что завидует их мужеству, душевной чистоте и вере в справедливость своего дела! И хотя сослуживцы считали колонела хорошим психологом, опытным разведчиком, он никак не мог понять, в чем же источник мужества вот хотя бы этой девушки – Тамары Аксеновой. Она радистка. Захвачена в Аккермане с рацией и другим разведывательным снаряжением. И все же упорствует, хотя хорошо знает, что дни ее сочтены.
– Ты, Аксенова, напрасно упрямишься, – с трудом подбирая русские слова, говорит Бэдэрэу. – Не согласишься работать с нами, завтра же расстреляют. А мне очень хочется спасти тебе жизнь. Ведь ты еще так молода…
Бэдэрэу считал себя гуманистом и втайне гордился этим. Ведь не так‑ то легко быть гуманистом в его положении.
|
|
|
– Поверь, у тебя нет другого выхода, – продолжал он. – Я советую все хорошенько взвесить. Нам нужна радистка на одно задание. Только на одно. И у тебя будет все: свобода, деньги. Сможешь уехать куда захочешь, например в Швейцарию. И поверь мне, будешь счастлива. А если не согласишься, то, как говорят русские, пеняй на себя…
Ночь. Тишина.
Лишь изредка в это позднее время из конца в конец длинного коридора, гремя подковами, за дверью медленно пройдет надзиратель. А перед рассветом по этому же коридору жандармы уведут на смертный двор очередную партию обреченных.
Тамаре не спится. В такие минуты не хочется думать о будущем, оно – смертный двор. Хочется вспоминать.
…Бессарабия. Летнее утро 1940 года. Тогда в ее родное село Петропавловку вошли советские войска. Тамара стояла у плетня и, радостно улыбаясь, протягивала проходившим и проезжавшим мимо нее красноармейцам цветы.
Осенью Тамара пошла в школу, в ту самую школу, в которой ей не пришлось учиться с тех пор, как на рассвете ее отца увели жандармы. Трудно было жить без отца. Всей семьей работали у попа с рассвета и до позднего вечера. Особенно тяжело было к концу дня: ломило спину, болели растрескавшиеся на жаре руки.
Теперь отец Тамары работал в сельском Совете, а она училась в восьмом классе.
Сколько нового, удивительного вошло в ее жизнь! Уж очень хотелось как можно больше узнать о своей великой Родине, которая пришла к ней из‑ за Днестра.
И вдруг – война…
Тамара уехала с родителями на восток.
Аксеновы остановились в Мечетинском районе, Ростовской области. Жили и работали в колхозе. А в сентябре 1943 года Тамара добровольно ушла в армию.
…Шаги по коридору. Быть может, сейчас ее поведут на смертный двор… Нет. На этот раз мимо. Но он сказал: «Тогда пеняй на себя». Скоро, очень скоро будет это «тогда».
…В папке, где хранятся документы о Тамаре Аксеновой и Жене Зенченко, немало страниц.
|
|
|
Вот несколько отрывков из документов, которые рассказывают о судьбе разведчиц.
«При допросе перебежчика, прибывшего из Аккерманского уезда 2 августа, стало известно, что в сигуранце содержались две девушки‑ разведчицы. Одной из них 19–20 лет, другой – 24–25. 21 июля они были направлены в Сарату для предания военно‑ полевому суду…»
И далее:
«Есть основание предположить, что Евгения Зенченко и Тамара Аксенова при поисках пути перехода фронта были задержаны и, следовательно, расстреляны противником».
Женя Зенченко в годы войны.
Но вот совсем неожиданная находка – коротенькое письмо, на которое вначале я не обратил внимания. Привожу его полностью:
«Секретарю ЦК ЛКСМ Молдавии. При этом направляю для вручения комсомольский билет № 14782014 Аксеновой Тамары Тихоновны, проживающей в г. Кишиневе (улица Щусева, 109, Сельхозинститут), которая считалась погибшей».
Из села Александровки, Одесской области, в Министерство обороны пришло письмо. Учительница Тамара Тихоновна Райлян просила немногое: выслать ей справку о том, что в годы Великой Отечественной войны она служила в армии. Справка нужна была для установления трудового стажа…
В этом же письме она подробно рассказала о работе в тылу немецко‑ фашистских войск двух советских девушек‑ разведчиц.
Читатель, очевидно, уже догадывается, что Тамара Тихоновна Райлян и Тамара Аксенова – одно и то же лицо.
…18 сентября 1943 года было обычным днем в жизни Мечетинского истребительного батальона. Шли военные занятия. Тамара Аксенова в этот день дежурила по батальону. Уже во второй половине дня она увидела, как к комбату прошел неизвестный офицер.
А через полчаса Тамару вызвали к командиру батальона. Там был и неизвестный майор. Разговор шел обычный – о комсомольских делах. Тамара была комсоргом батальона. Когда она уже собралась уходить, майор подошел к ней.
– Вы, Аксенова, родились в Бессарабии? – спросил он и, получив утвердительный ответ, попросил ее рассказать подробнее о себе. Слушал внимательно, не перебивая.
– А вы бы хотели помочь скорее освободить Бессарабию от фашистов? – спросил он, когда Тамара закончила свой рассказ.
|
|
|
– Конечно, товарищ майор! – взволнованно ответила девушка. – Возьмите меня к себе в разведку!
– А ты откуда знаешь, что я из разведки?
– По сердцу, товарищ майор, – улыбнувшись, ответила Тамара.
Комбат и майор рассмеялись.
А спустя несколько минут они говорили о будущей работе. Здесь же Тамара познакомилась с девушкой, с которой предстояло учиться, а потом и работать в тылу врага. Женя Зенченко – так звали новую подругу – старше ее на четыре года. Как и Тамара, родилась и выросла в Бессарабии. Комсомолка. Пошла в разведку. Она будет командиром. Тамара – радисткой.
Шли последние дни подготовки. Девушки уже знали, что их пошлют в Аккерман (ныне Белгород‑ Днестровский, Одесской области). Перед войной Женя училась в Аккермане, а у Тамары там жили родственники. С их помощью нужно было устроиться в городе, прописаться, найти работу.
…В распахнутую дверь самолета врывается холодный ветер. Зажмурившись, первой шагнула в нее Женя и сразу же за ней Тамара.
Земля быстро приближалась. Тамаре казалось, что она отчетливо слышит ее неясный нарастающий гул. И столько в этом гуле было тревожного, неведомого! Приземлилась неудачно: ушибла ногу. Попыталась встать, но запуталась в стропах парашюта и упала. Подбежала Женя.
– Что с тобой?
– Не беспокойся. Сейчас встану.
Женя помогла ей отстегнуть и спрятать парашют.
– Идти можешь? Надо уходить. Скоро рассвет.
– Могу. Нужно найти грузовой парашют. Там запасные батареи к рации.
Поиски оказались напрасными. Парашюта с грузом не нашли, хотя искали до самого рассвета.
Уже поднялось солнце, когда разведчицы, спрятав в лесу рацию, питание к ней, лишние вещи, двинулись в путь. Теперь это были девушки‑ молдаванки, направлявшиеся в Аккерман на базар.
В Мологу, пригород Аккермана, пришли, когда уже начало смеркаться. Решили до утра остаться здесь. Не идти же в город на ночь глядя.
Ночевали у одной бедной молдаванки. Утром девушек ждала первая неожиданность.
– Марина, – позвала Женя дочь хозяйки, девочку лет десяти, – сходи к соседям и купи нам яблок. Вот тебе деньги.
|
|
|
Девочка выбежала из дому, но тут же вернулась.
– Тетя, – сказала она, протягивая Жене бумажку, – а эти деньги сейчас не ходят. Нужны новые, с королем Михаем.
– Покажи. – Женя взяла в руки помятую купюру. – Правда старые! Смотри, Тамара.
– Сейчас только новые леи ходят, – доверительно сообщила девочка. – Даже немецкие марки в магазинах не берут…
– Да… Положение у нас с тобой неважное, – задумчиво проговорила Женя, когда подруги вышли на дорогу. – Груза не нашли, считай, что и денег нет.
– Ничего, как‑ нибудь выкрутимся.
Акулина Лопенко, или просто тетя Киля, обрадовалась племяннице. Хозяйство большое, а тут две молодые дивчины. Пусть живут, даром хлеб есть не будут.
Спустя два дня Тамара как‑ то сказала:
– А у нас, тетя, в Каргасанах вещи остались.
– Вещи? Почему же вы сразу не сказали?
– Да все некогда было.
– И много вещей‑ то?
– Не очень.
– Сходите, милые, обязательно. А то, чего доброго, пропадут вещи.
На следующее утро подруги отправились в путь. К вечеру были на месте. В небольшой рощице дождались ночи.
И вот наконец рация и питание к ней в большом домотканом мешке. Несли его по очереди.
На рассвете, усталые, измученные, пришли в Мологу. Здесь наняли подводу, на которой и добрались до города.
Тети Кили дома не было. Тамара отнесла мешок на чердак и спрятала там в углу, забросав хламом.
– А где же ваши вещи? – спросила хозяйка, вернувшись с базара.
– Нет вещей, тетя, ‑ – чуть не плача, проговорила Тамара. – Женщина, у которой мы их оставили, уехала, и мы ничего не нашли.
– Вот досада‑ то! – посочувствовала тетя. – А много ли вещей было?
– Да нет, не очень. Но там было мое новое платье. Такое красивое!
Как только она ушла, Тамара забралась на чердак и, растянув антенну, стала настраивать рацию. Через полчаса спустилась вниз.
– У меня все готово! Давай скорее подготовим радиограмму. Ведь это наша первая!
Первая радиограмма… С каким нетерпением ее ждут там, за линией фронта! Майор Лебедев, очевидно, не дает покоя ребятам из армейского радиоузла. Ждут вестей и в штабе, где у больших карт и днем и ночью идет напряженная работа. Может быть, там еще ничего не знают о том, что происходит здесь, в Аккермане. Но скоро их короткие «точка‑ тире‑ точка» принесут первые вести, и молчавшая до сих пор карта покроется кружками, стрелками, линиями, заговорит на своем, военном языке. А потом в воздух поднимутся самолеты, выйдут из укрытия танки и самоходки, по всей линии фронта загрохочут раскаты орудийных залпов.
Радиограмма была уже почти готова, но неожиданно вернулась тетка. Так и не удалось в этот день послать весточку своим… И на следующий день не удалось: мешал дядя Федор. Весь день он что‑ то мастерил, ходил по двору и даже поднимался на чердак. Хорошо, что Тамара успела свернуть антенну и спрятать рацию.
|
|
|
Так повторялось несколько раз. Нужно было скорее связаться с нашими. Они ждут, а рация все молчит. И девушки решили рассказать обо всем тете Киле, заручиться ее помощью.
Когда та вернулась домой, Тамара издалека повела, разговор о приближении Советской Армии.
Молча слушая племянницу, тетя хлопотала по хозяйству.
– А вот вы, тетя, хотели бы помочь Советской Армии?
– Помочь? Чем? Это, дочка, не наше бабье дело.
– Нет, можете! Вот мы, например, – Тамара на мгновение запнулась, но потом, решившись, продолжала: – Мы разведчицы…
– Разведчицы? У меня в доме?! – Тетя Киля плюхнулась на табуретку и с ужасом уставилась на племянницу. – Да вы что, с ума сошли? Хотите, чтобы нас всех повесили? Сейчас же уходите из моего дома! Слышите?
Девушки молчали. Что теперь делать? Куда идти?
– Тамарочка! – плакала хозяйка. – Христа ради, уходи. Забирай свои вещи и уходи.
– Хорошо, мы уйдем, – брезгливо глядя на тетку, сказала Тамара. – Как только найдем другую квартиру, сразу же уйдем. Слышите? Да успокойтесь вы!..
– Деточки, уходите… Ради бога, уходите…
Два дня ушло на поиски новой квартиры. Наконец устроились за городом, в селе Турлаки. Хозяйке дома Татьяне Студентовой шел уже пятый десяток. Во всем облике тети Тани, как стали называть ее девушки, было что‑ то располагающее к доверию, и они вскоре решили рассказать ей о своей работе. Теперь они понимали, что одним им не справиться. Выслушав девушек, тетя Таня на мгновение задумалась, а потом решительно сказала:
– Хорошо, дочки, работайте. Мы вам поможем. Надо помочь.
Утром Андрей, ее старший сын, высокий темноволосый юноша, запряг лошадь, положил на телегу мешок зерна, большую плетенку луку, и тетя Таня вместе с Тамарой отправились в город на базар. К вечеру двинулись обратно. На телеге под новым корытом лежала радиостанция.
Все шло хорошо, но у выезда из города к ним привязался жандарм, стоявший на посту. Хотел проверить, что везут. Но тетя Таня, не останавливая лошадь, громко рассмеялась:
– Что, парень, дочка моя понравилась? Так бы и сказал.
И, уже проезжая мимо смутившегося жандарма, добавила, лукаво улыбаясь:
– Не робей, хлопче! Приходи в Турлаки на пасху. Гостем будешь.
…И вот уже все готово. Тамара включила радиостанцию. В эфир полетели ее позывные. Вскоре была передана и первая радиограмма:
«Приземлились в районе Каргасан. Грузовой парашют не нашли. Находимся в Турлаках, ждем указаний».
Теперь уже каждый день на чердаке небольшого дома работала радиостанция. К ней чутко прислушивались на Большой земле. И это понятно, так как городу Аккерману отводилась важная роль в планах немецко‑ фашистского командования. Через Днестровский лиман, у Бугаза и Овидиополя, шли на Одессу линии коммуникаций. В порту было много кораблей, вдоль лимана и по высокому правому берегу Днестра строились мощные оборонительные сооружения. От Аккермана уходили шоссейные и железные дороги на Кишинев, Измаил и дальше, в Румынию. Если к тому же вспомнить, что Женя и Тамара были выброшены в тыл врага 25 марта 1944 года, незадолго до наступления 3‑ го Украинского фронта, то нетрудно представить, какая важная и ответственная задача была поручена разведчицам.
Конечно, Женя и Тамара вряд ли смогли многое сделать, если бы семья Студентовых, а через них и многие другие советские патриоты, имена которых так и остались неизвестными, не помогли девушкам в их работе. Организацией сбора разведывательных данных занимались Андрей и тетя Таня. Помогали Виктор, ее младший сын, и пятнадцатилетняя дочь Варя. Вместе со своими друзьями‑ комсомольцами они каждый день бывали в городе, и от их глаз ничто не могло укрыться. А вечером собранные за день сведения аккуратными колонками цифр ложились на клочок бумаги и тут же передавались в штаб советских войск.
Уже почти полмесяца работали в Аккермане разведчицы. За это время многое изменилось на фронте. Советские войска освободили Одессу и вышли к Днестровскому лиману. Теперь до наших передовых частей было всего лишь несколько километров. Девушки уже готовились к встрече своих, но вдруг по радио получили приказ: срочно перейти западнее, в район Болград – Рени, и оттуда передавать сведения о противнике.
Задача оказалась очень трудная. Питание к рации было на исходе.
По идти надо. Тетя Таня дала на дорогу немного денег. Она же упросила офицера, стоявшего несколько дней у нее на квартире, взять с собой дочек, которые очень боятся красных и хотят уехать к родным в Румынию. На дорогу зажарили самого лучшего гусака, достали у соседей небольшой бочонок вина.
И вот к отъезду все готово. Девушек посадили в кузов закрытой грузовой автомашины, а их вещи, в знак особого внимания, обер‑ лейтенант велел положить в багажник своего «оппель‑ капитана». Пришлось согласиться, хотя всю дорогу девушки волновались: что, если офицер или его шофер заинтересуются, какие пасхальные подарки везут с собой девушки?
Но все обошлось благополучно. Жаль только, что дальше Аккермана немцы не ехали. Неожиданно вся колонна повернула на юг, к морю. Пришлось сойти в Акмангите. Заночевали у Семена Горбенко, дальнего родственника Аксеновых. Рацию спрятали на огороде, под стогом.
Утром в селе началась облава. Жандармы кого‑ то искали. Целую неделю девушкам пришлось скрываться в плавнях.
Когда тревога улеглась, Тамара ночью установила рацию и попыталась связаться с центром. Но усилия оказались напрасными: батареи питания разрядились. Чуть не плача, Тамара рассказала об этом Жене.
Девушки задумались. Что делать дальше?
– Придется возвращаться назад, – решила наконец Женя. – Попытаемся достать питание в городе.
И вот они снова в Турлаках. Питания к рации в городе найти не удалось, и Женя решила с помощью Андрея перебраться через лиман к нашим. Получить там все необходимое и вернуться обратно. А Тамаре на это время она посоветовала устроиться домработницей в богатую семью в пригороде Аккермана.
Но случилось непредвиденное: во время одной из облав девушек арестовали. На первом же допросе стало ясно, что их кто‑ то выдал. Разведчиц под конвоем отправили в Сарту, где находился штаб оккупантов, а оттуда – в Кишинев, в информационное отделение, возглавляемое колонелом Бэдэрэу.
Допрашивали часто. Били. Боясь, что Тамара не вынесет пыток, Женя приказала ей сказать, что она не знает шифра.
В синяках и кровоподтеках, Женя лежала в камере на дне опрокинутого книжного шкафа, служившего подругам кроватью. Солома и обрывки каких‑ то довоенных бухгалтерских отчетов были вместо подушек и матраса.
В одну камеру подруг посадили недавно. Очевидно, их участь уже была решена.
– Тебя сегодня били? – спросила Женя, когда после очередного допроса Тамару втолкнули в камеру.
– Нет, Женечка. Вот уже третий день колонела как подменили: все уговаривает согласиться работать у них радисткой. Хотят с группой выбросить в тыл к нашим.
– Ну а ты?
– Что я? Лучше смерть, чем такое!
– Лучше смерть… – задумчиво проговорила Женя. – А их выбросят…
– Кого «их»? – не поняла Тамара.
– Разведчиков. Фашистов. Вот кого!
– Ну и что? Их все равно наши переловят.
– Конечно, их поймают. Но сколько они могут навредить!
Помолчали. Каждая думала о своем.
– А может, Тамара, тебе стоит согласиться?
От неожиданности та опешила. С минуту смотрела на подругу удивленными, ничего не понимающими глазами.
– Да ты что, с ума сошла? Как ты можешь говорить такое?!
– Нет, я, Тамара, серьезно. Давай вместе подумаем. Вот мы сейчас здесь, в камере. А какая польза нашим? Никакой. А если бы тебе представилась хотя бы малейшая возможность помочь им? Неужели ты бы отказалась?
– Конечно нет!
– Вот видишь. А у тебя есть такая возможность.
– У меня? Да ты о чем, Женя?
– Да все о том же. Ты должна согласиться. Тебя выбросят с группой в тыл к нашим, и ты… Понятно? Лишь бы не догадались раньше времени.
– А как же ты, Женя? Ведь они замучают тебя здесь. Я не могу так. Нет!
И Тамара, уткнувшись головой в плечо подруги, заплакала.
– Успокойся, доченька, – ласково сказала Женя. Так иногда она называла свою младшую подругу. – Надо, понимаешь, очень надо, чтобы ты вернулась к нашим и рассказала обо всем. Я не прошу тебя, а приказываю.
Наутро Тамару увели на допрос. Вернулась она нескоро.
– Ну как? – В голосе Жени нетерпение, тревога.
– Сказала, что подумаю и завтра скажу.
– А он?
– Обрадовался. Ласковый такой. Говорит, денег даст много, замуж выдаст за гвардейского офицера.
– А ты не перестаралась?
– Думаю, что нет.
Тамара устало опустилась на край «кровати».
А на следующий день Тамара подписала «ангажемент» – обязательство работать на разведку его величества короля Румынии Михая. Подписала лишь при одном условии: ее подруге должна быть гарантирована жизнь и безопасность. Бэдэрэу с готовностью согласился, сказав, что Женя останется заложницей, на всякий случай. И уже за несколько дней до вылета на задание Тамара подписала еще один документ. В нем говорилось, что, если она не выполнит задания или попытается бежать к русским, ее подруга «умрет в страшных мучениях».
Несколько недель занятий в школе, где готовили диверсантов, позади. Тамару познакомили с группой, с которой она вылетит на задание. Возглавлял ее Василе Штефанеску, сын кулака из‑ под Черновиц. У диверсантов были автоматические пистолеты, гранаты, мины и другое необходимое в таких случаях снаряжение. Тамаре «забыли» дать пистолет, и, когда она с обидой сказала об этом начальнику, тот постарался ее успокоить:
– Зачем тебе оружие? Ведь ты же радистка, и тебя вся группа будет охранять.
Наступил день вылета. Тамара прощалась с Женей. И даже сейчас, расставаясь навсегда, нужно было сдерживать себя: за ними наблюдали. Говорили ничего не значащие слова, бессмысленно улыбались. Но в глазах друг друга девушки прочли то, чего нельзя было сказать словами.
Взревели моторы, и «юнкерс», специально выделенный немецким командованием, ушел в темноту ночи.
С пристегнутым парашютом и рацией, закрепленной на груди, Тамара сидела на металлической скамейке. Напротив, рядом, – ее враги. Они испытующе поглядывают на Тамару.
Первым прыгал Штефанеску, за ним – Тамара и сразу же ее «помощник» – Стан.
Когда парашют раскрылся и утихла болтанка, Тамара оглянулась кругом. Немного ниже белел в темноте купол. «Штефанеску», – подумала девушка. Отыскала она и своего «помощника», он спускался почти рядом.
Решение пришло неожиданно. Рывком подтянув стропы парашюта, Тамара начала быстро скользить вниз. Порывистый ветер относил ее в сторону. Теперь она уже не видела парашютов Стана и Штефанеску, они растаяли во мраке.
Быстро приближалась земля, только за каких‑ нибудь сто метров до нее Тамара отпустила стропы. Купол парашюта расправился, и падение сразу же замедлилось. Коснувшись земли, Тамара отстегнула парашют и бросилась бежать на лай собак, который она услыхала еще в воздухе.
И вот спустя семнадцать лет после описанных событий я хожу и езжу по тем местам, где прошли свой нелегкий путь две девушки‑ разведчицы.
Сначала иду в Александрову, где живет Тамара Аксенова, а потом буду добираться в Ивановку‑ Русскую и попытаюсь там разыскать родных и близких Жени Зенченко.
У меня есть несколько фотографий Жени. Те самые, что были в ее личном деле. На одной из них Женя снята в саду, у яблоньки, еще не одевшей весенний наряд. Когда я пытаюсь представить себе Женю в самую трудную для нее минуту, я вижу ее такой, как у этой молоденькой яблони.
Но сначала о Тамаре. Знаю, что трудный это будет разговор. Ведь и через семнадцать и через тридцать лет тяжело вспоминать годы, которые так много унесли с собой друзей и родных и оставили на память столько горя. Трудно вспоминать последнее прощание с лучшей подругой, ее улыбки, шутливые напутствия, за которыми притаились мужество и добровольно подписанный самой себе смертный приговор. Но об этом не должен был никто догадаться. Это было семнадцать лет назад.
Тамара Аксенова‑ Райлян с сыном.
С волнением стучу в дверь, переступаю порог дома. Вот и Тамара. Такая же, как на давних фотографиях. Конечно, годы и пережитое оставили свои следы. Но это видишь только вначале. А потом не замечаешь ни морщин, ни тонких нитей преждевременной седины. Наверное, это потому, что глаза у Тамары молодые, задорные.
После того как с ее помощью была поймана группа диверсантов, Тамара почти до конца войны прослужила в армии, а потом поступила учиться в Кишиневский сельскохозяйственный институт. Закончила его, работала агрономом, преподавала биологию в средней школе, затем стала инспектором‑ организатором Тарутинского колхозно‑ совхозного территориального управления.
…Первые приветствия, обычные при встрече.
И сразу же неожиданное:
– А знаете, Женя жива!
Голос Тамары ликующий, звонкий. Рассказывает, как все это было.
Демобилизовавшись в конце войны, Тамара попыталась узнать о судьбе своей подруги. Написала ее родным в Ивановку‑ Русскую, но ответа не получила. Из части на ее запрос сообщили, что
«Зенченко Евгения Семеновна не вернулась с боевого задания в апреле 1944 года».
Не хотелось верить, что Женя погибла, но все дальнейшие поиски были безуспешными. Шли дни, месяцы, годы. Со временем несколько притупилась боль утраты, да и жизнь в эти годы не скупилась на испытания. Несколько лет Тамара тяжело болела, а когда немного поправилась, нужно было работать, растить троих детей, оставшихся без отца.
И вот однажды почтальон принес волнующую весть – письмо Жени Зенченко! Правда, теперь у нее была другая фамилия – Константинова, и жила она не в Одесской области, а в Молдавии, где ее муж работал в средней школе.
И вот мы едем в большое молдавское село Олонешты, где живет Евгения Семеновна Константинова, а для нас с вами, читатель, Женя Зенченко, просто Женя.
Не берусь описывать эту встречу. Как бежали друг другу навстречу две женщины. Как перебивали друг друга вопросами. Как плакали, обнявшись.
Женя уцелела чудом. Это было ночью под Фонтанами в августе 1944 года. Отступавшие гитлеровцы заночевали в большом селе в десяти километрах от города. Женю вместе с другими красноармейцами, захваченными в плен, на ночь загнали в сарай и выставили охрану. Но на рассвете неожиданно началась стрельба. Советские войска прорвались на этом участке, и гитлеровцы в панике разбежались, не успев уничтожить пленных.
С частями Красной Армии Женя дошла до Вены. Демобилизовавшись, вернулась домой. Вышла замуж. Муж ее работает завучем в школе, а Женя – воспитателем в группе продленного дня. У нее двое детей.
Вот, пожалуй, и все, что я знаю о них.
Они подружились на одном из перекрестков войны. И расстались так же неожиданно, как встретились. И вот снова вместе, уже на другом перекрестке – мирном.
А. Нестерский
МАЛЮТКА
Во время боев с врагами в грозные годы войны девушки‑ патриотки, как и все советские люди, шли на самые ответственные и самые опасные участки, горя одним желанием – беспощадно громить врага. Они сражались почти во всех родах войск и всюду показывали образцы мужества и отваги.
Малюткой называли на фронте механика‑ водителя танка одесситку Екатерину Петлюк. Многое можно рассказать о ней, об этой смелой девушке‑ танкисте, маленьком богатыре войны.
Однажды весенним утром в комнату записи актов гражданского состояния Ленинского района Одессы вошли двое – парень, лет двадцати трех, с пышной шевелюрой, и молоденькая девушка, голубоглазая, веселая. Екатерина Алексеевна Петлюк посмотрела на молодую чету и подумала: «Вот это пара».
Парень был в военной форме. На его гимнастерке поблескивал значок классного специалиста, мастера вождения танка. У Екатерины Алексеевны забилось сердце. Она долго не могла унять волнения от нахлынувших воспоминаний.
Этот день был у нее днем удивительных сюрпризов. Когда она пришла после работы домой, на столе ее ожидало два письма. Одно прислал офицер запаса Хесанов.
«Может быть, – писал он, – вы не та Петлюк. А знал я одну прекрасную девушку‑ патриотку. Она служила механиком‑ водителем танка Т‑ 60 в роте, где я был помощником командира по технической части. Это была смелая, находчивая девушка. Она отлично водила танк. Боевые друзья ласково называли ее Малюткой».
Екатерина Алексеевна распечатала второе письмо. Оно было от курсантов танковой школы Васильевского, Шаповалова, Цымбала и Барановского. Они писали:
«Уважаемая тов. Петлюк, мы, как и вы раньше, учимся на механиков‑ водителей боевых машин. Будем рады, если расскажете о своей тогдашней учебе, о том, какие трудности вам пришлось преодолевать, как вы водили танк на полях сражений, за что получили два ордена, боевые медали? Нам, это очень интересно».
Екатерина Алексеевна задумалась. И в ее памяти ожили страницы былого. Кажется, очень далекого и в то же время такого близкого.
Юности свойственны мечты.
Катя Петлюк в школьные годы мечтала стать летчицей. Бывало, пойдут подруги в луга. Все собирают полевые цветы, а Катюша ляжет в траву и смотрит в бездонное синее небо. Не пролетит ли среброкрылая птица. В небе парил ястреб. Но и он казался девушке маленьким самолетом. Вскоре она стала посещать аэроклуб. Летала над морем на спортивном самолете. Но ей очень хотелось управлять боевым.
Первые желания и… первые неудачи.
Она сидит в кабинете председателя приемной комиссии авиационного училища. Седой мужчина в военной форме сочувственно смотрит на девочку с косичками и говорит:
– Ничего, товарищ Петлюк, не могу сделать. Решение врачебной комиссии для нас закон. Вы не проходите по росту. Вот подрастете, возмужаете, тогда и…
– Тогда, тогда! – обиделась она, но, тут же спохватившись, сбавила тон. – Извините, пожалуйста. Можно идти?
– Да, идите. И не падайте духом. Будете водить машину.
Катя пришла домой расстроенная. Мать спросила:
– Взяли?
Девушка сделала недовольный жест:
– Нет. Ростом мала…
– А чего же тут обижаться? Ведь верно. Тебя в школе как прозвали? Пуговица. Ты и есть пуговица. Обидного ничего в этом нет. Радуйся, что здоровье хорошее, а рост – это полбеды. Вырастешь.
– И вырасту, – сердито прикусив губу, проговорила Катя.
Она была маленькая, круглолицая, на вид хрупкая, но с самого детства крепла в ее характере одна примечательная черта – необыкновенное упорство. Чего захочет, обязательно сделает. Захотела стать метким стрелком – и стала. Решила научиться прыгать с парашютом – и научилась. Когда началась война, она заявила:
– Пойду на фронт. Воевать.
И на другой же день явилась в военкомат с заявлением, в котором писала:
«Прошу отправить меня добровольцем в армию. Умею прыгать с парашютом, стрелять, метать гранату».
Ждать пришлось недолго. Однажды пришел ответ. Катя запрыгала от радости. Ее зачислили в танковую школу.
Начались дни упорной учебы. Классные занятия чередовались с тренировками на танкодроме, теория подкреплялась практикой. Менялись темы упражнений, менялся и характер девушки, будущего бойца стальной гвардии.
…Зеленое поле танкодрома.
Сегодня у курсантов трудная тема – преодоление препятствий. Колейный мост. Катя Петлюк стоит у танка. Она нервно трогает пальцами шлем – волнуется. Ее темные глаза напряженно смотрят на переброшенные через ров бревна. Это колейный мост. Узкие, скользкие балки. Два десятка метров над рвом.
– Петлюк, в машину! – раздается голос командира.
Катя повела танк. Но когда он приблизился к мосту, резко затормозила. Холодок пробежал по спине. И сколько ни ругала Петлюк себя за робость, не могла преодолеть чувства страха.
– Серегин, за рычаги! – приказал командир. – Покажите, как берут препятствие.
Серегин сел в машину. Взревел мотор. Танк помчался по трассе, развернулся и вошел на мост. У препятствия Серегин замедлил ход машины, но как только ее широкие гусеницы коснулись бревен, переключил передачу. Танк на большой скорости перелетел через препятствие. Поднялся, высоко задрав стальной лоб, на крутой вал и сделал разворот.
– Вот здорово! – воскликнула Петлюк, пораженная виртуозностью механика‑ водителя.
Командир смотрел на девушку с улыбкой человека, понимающего состояние подчиненного.
– Ну как, попробуем?
– Попробуем, товарищ сержант! – повеселев, ответила Катя.
Флажок снова показал «Вперед». Петлюк повела танк к колейному мосту. Десять, пять метров, три… Гусеницы коснулись балок. Грохоча по ним, машина уверенно двигалась все дальше и дальше. Вот она замедлила ход, остановилась, будто повисла над рвом, и… сделала рывок. Препятствие – позади. Катя вытерла ладонью горячий пот.
– Так‑ то дается учеба, – похлопал ее по плечу командир, когда она доложила о выполнении упражнения. – Но помните: в бою будет и посложнее. Победа на войне куется сейчас, Малютка. – Сержант улыбнулся широкой русской улыбкой.
Так закрепилось за Катей ласковое прозвище, данное ей сержантом. Петлюк унесла с собой это прозвище на фронт. Когда она вела свой танк в первый бой, о ней говорили:
– Малютка получает боевое крещение.
Это было нелегкое крещение – и физическое, и моральное. Вечерами, выйдя из землянки, Катя смотрела на пылающий горизонт. Смотрела не на пожар золотого осеннего листопада, не на милые майские закаты и не на багряные зимние зори, которые она тысячи раз видела в России, в Одессе. То полыхали зловещие зарева войны. И от этого болью сжималось ее маленькое девичье сердце.
Бывали дни, когда, измотанная боями, она валилась с ног от усталости. Как‑ то один из танкистов посмотрел сочувственно на девушку и бросил:
– Не за девичье взялась дело, Малютка.
Пожилой боец, чистивший у печурки пулемет, поднял брови:
– Ты говоришь «не девичье». Нет, брат, не так. Вот ты сказал это слово, и мне вспомнился один случай. Под Москвой это было. Дрались мы за одну деревушку. А она, как орешек, не поддается. Сильно в ней враг укрепился. Кругом – дзоты, проволочные заграждения. Служила в нашей роте санитаркой девушка Тася. Дружила она с командиром отделения автоматчиков Васей Попковым. Душа был парень. Первый в полку шутник, весельчак и балагур. Все на свете казалось ему простым и доступным. И вот однажды его отделение получает задание – пробраться в деревушку к противнику в тыл и во время общей атаки захватить каменное здание. Бойцы пробираются к немцам и штурмуют дот. Попков бежит впереди, бойцы – за ним. Бегут, и вдруг – колючая проволока! А медлить нельзя. Отступать – тем более невозможно. Приказ – закон для солдата. Попков начинает рубить проволоку. Его ранило. К нему подбегает санитарка Тася. Делает перевязку. Около них разрывается мина. Попков убит, а Тася получает ранение в грудь. Она зажимает ладонью рану и поднимает бойцов в атаку. Солдаты захватывают объект. Вот какое оно бывает дело‑ то, «не девичье»…
Танкисты легли спать. А Катя широко раскрытыми глазами смотрела в темноту и долго думала о той санитарке. Вот какие они бывают, девушки.
Уже более часа били наши орудия. Огненная лавина свинца и стали обрушилась на передовые позиции немцев. С воздуха их бомбили советские самолеты. Потом, когда огонь был перенесен в глубь вражеской обороны, в атаку пошли танки. Армада танков. Разрезая снежный наст, они с ревом мчались вперед. А над ними кружились в бешеном танце белые вихри.
Петлюк сидела за рычагами и неотступно следовала за головной машиной. Катей, как и тысячами людей, идущих за танками в атаку, овладел азарт боя. У нее не было ни страха, ни колебаний. Какая‑ то неведомая сила мчала ее сквозь разрывы снарядов туда, где укрылся в окопах и траншеях враг. Над танками проносились молниями краснозвездные штурмовики. Катя видела их в смотровую щель и мысленно посылала им пожелания успехов. И прибавляла скорость.
Впереди что‑ то чернело на снегу. Когда машина подошла ближе, Петлюк воскликнула:
– Офицер! Раненый офицер!
Командир приказал остановиться. Катя закрыла раненого бортом машины. Люк нельзя было открывать: противник начал вести по танку пулеметный огонь. И лишь когда огневая точка врага была уничтожена, Петлюк вышла из танка.
– Жив, товарищ? – склонилась она над офицером.
– Жив… Помогите…
Катя узнала офицера.
– Помпотех! Вы ранены?! Скорее в машину! – крикнула она и тут же легла на землю: застучала пулеметная очередь. Где‑ то появилась новая огневая точка. Из танка ударила пушка. Катя под прикрытием огня товарищей помогла офицеру забраться в люк. Офицера передали санитаркам. А экипаж продолжал выполнять боевую задачу. Он уничтожил в этот день два пулемета, разбил несколько дзотов противника.
Наступали по снежной целине, в лютую с
|
|
|
