 |
2. Выбор псевдонима
|
|
|
|
В просторной землянке, отведенной группе Фазлиахметова, было тепло и уютно. Расположившись вокруг стола из свежевыструганных досок, разведчики подпевали патефону, но при появлении генерала лихо вскочили со своих мест. Их командир, пожалуй, такой, каким и представлял его себе заместитель начальника штаба фронта, порывисто шагнул вперед для доклада. Кто‑ то потянулся к пластинке на патефоне.
– Не надо! С душой поет, и голос приятный, – сказал генерал, одним жестом останавливая и доклад, и прекращение песни. Где шинель повесить? Чайком угостите?
«И я, и все, кто был тогда в землянке, – вспоминает Фарид Салихович, – думали, что такой гость начнет проверять нас, экзаменовать. А он присел к столу, к песне прислушался. Потом знак подал: ну‑ ка подхватывайте, мол, и сам запел негромко:
Парня встретила дружная
Фронтовая семья.
Всюду были товарищи
Всюду были друзья…
Затем пили чай, генерал расспрашивал про наших родных и близких…»
В тот вечер только раз коснулся заместитель начальника штаба фронта предстоящего разведчикам задания, спросив Фазлиахметова:
– Какой псевдоним выбрали?
Фарид назвал, теперь уже не помнит какую, фамилию с окончанием на «ский».
– Ой, не очень нравится. Люблю, когда псевдоним у разведчика со смыслом. А то недавно докладывают: старший разведгруппы – Щукарь. Нелепо! Так и видишь шолоховского деда на крючке. Вроде бы недобрый намек. Заменил! Я бы на вашем месте вот чью фамилию взял, – и генерал указал на висевший в землянке плакат с портретом Александра Матросова.
Фазлиахметов ответил, что сам ни за что бы не решился взять фамилию героя. Слишком ответственность высока.
|
|
|
– А ты решайся! Так и затвердим – Матросов.
И, круто меняя тему, обратился ко всем:
– Каких‑ либо личных просьб, вопросов ко мне нет?
– Товарищ генерал, – решился Фазлиахметов, – я второй месяц друга не встречаю. Александра Чеклуева. На той стороне?
– Чеклуев?
– Так точно. Мы с ним трижды выбрасывались в тыл, награждены одним приказом…
– Встревожился, значит? Это хорошо, что о товарищах думаешь. Все в порядке у Чеклуева. Это ведь ему Щукаря подсовывали. Заменили хорошим именем, и дела идут преотлично, – пошутил генерал. – Молодец твой Чеклуев! И в тебя верю, Матросов!
Ночь перед вылетом в глубокий тыл врага. Это почти всегда – заново прожитая жизнь, только месяцы в ней сжимаются в минуты, дни пролетают за несколько ударов сердца. Какие‑ то – за три, какие‑ то – за десять. Не по порядку в сложно запутанной очередности вызывает их память на повторный смотр.
…Явочная квартира. Вбегает лейтенант Морозов. Бледный, дрожащие губы едва шевелятся – слов не разобрать. Да возьми же себя в руки, докладывай! Оказывается, Прищепчик погиб. Сначала ранили его гестаповцы, потом окружать стали. Выждал разведчик, пока подошли они поближе. Выкрикнул какие‑ то слова, издали не расслышать, какие именно, рванул чеку гранаты и на разжатой ладони протянул подбегающим фашистам: нате, гады!
Чудес не бывает, и все‑ таки ночью Фазлиахметов послал людей, а вдруг жив остался?! Ни с чем вернулись. Что же сказал, что выкрикнул Прищепчик перед гибелью? Так хотелось услышать эти последние слова героя… Ведь месяцы, долгие месяцы проведены вместе… Истинный патриот был – и пусть земляки его об этом знают.
…А Самуйлик? О чем подумал этот разведчик, когда понял, что жить остается не более минуты? Он все шутил, что заворожен от пуль разнастоящей испанской цыганкой. Серьги – с блюдце величиной! Поколдовала, поцеловала и предрекла бессмертие добровольцу республиканской армии. Перед боем с фашистами, под Мадридом. И туда – добровольцем, и в разведку – добровольцем. Смелый, как дьявол. Как Саша Чеклуев. Там, в Испании, сбылось цыганкино обещание, здесь не сбылось…
|
|
|
…Лиходиевская Лена. Лучше – Елена Викентьевна: немолодая была, лет на пятнадцать старше Фарида. Белоруска, беспартийная, многодетная. Знали, что хороший человек, настоящая патриотка, но не звали к себе в отряд. Из‑ за детей. Сама пришла с надежной рекомендацией, взмолилась: дайте поручение, испытайте! Вы же видите, горит родная Белоруссия, гибнут родные советские люди – как же стоять в стороне, не быть бойцом?
Поначалу встревожил ее подход к делу. Она считала, что немецких и особенно венгерских, румынских, итальянских солдат и унтер‑ офицеров надо привлекать на сторону Красной Армии разъяснениями, пламенной агитацией. Из рабочих ведь большинство, из крестьян, как мажет не дойти до них великая правда? Елену предупредили: поосторожней, товарищ агитатор! Ты теперь в разведке, и от тебя незримая нить к спецотряду «Москва» протянулась. Схватят фашисты – будут допытываться про эту нить. Сначала с лисьей ласковостью, потом – с каленым железом в руках. Не всякий выдержит. «Это выдержать невозможно, – спокойно сказала Лиходиевская, – только вы не тревожьтесь. Если случится непоправимое, никто, кроме меня, в опасности не окажется».
Как‑ то привела она в условленное место венгерского унтер‑ офицера, и тот объявил представителям спецотряда, что при первой же возможности сдастся в плен советским солдатам. В необходимости такого шага его убедила вот эта (кивнул на Лиходиевскую) очень умная женщина. Он – из 151‑ й венгерской дивизии, входящей во 2‑ ю венгерскую армию. Но прошел слух, что эта армия уже фактически перестала существовать, так как многие солдаты 106‑ й и 108‑ й ее дивизий расстреляны гитлеровцами из пулеметов под Брянском за отказ воевать. А 151‑ я прибыла в Осиповичи и готовится следовать в Минск. Штаб расположился в здании ГФП – полевой секретной полиции…
Унтер‑ офицер все рассказывал, словно боялся, что его не дослушают до конца. А Елена Викентьевна улыбалась: вот видите, и мой агитаторский подход приносит результаты!
|
|
|
И они были значительными – результаты смертельно опасной работы Елены Лиходиевской и других патриотов – добровольцев разведки.
Гитлеровцы бесновались, расстреливали и вешали, стремясь запугать местное население, чтобы оно не помотало партизанскому движению, не вливало в него обновляющие силы. «В обращении с бандитами (так на официальном языке фашистов назывались партизаны) и их добровольными пособниками проявлять крайнюю жестокость», – приказывал Гитлер.
Но и самые варварские меры не приносили гитлеровцам желанных результатов: сотни патриотов приходили к партизанам. Сотни людей, не боясь смерти, нападали на вражеские гарнизоны, взрывали мосты и дороги. Опять, как живые, предстают герои, без которых спецотряд ни за что бы не добился успеха, не выполнил, как нужно, боевое задание. Добыть важную информацию – это было девизом всей жизни этих людей. Смыслом ее!
Один сообщает: в военном городке Марьиной Горки поселились 1888 курсантов зенитно‑ артиллерийской школы № 0/П‑ 41. Там же находится сейчас и гренадерский полк № 2635, личного состава – 1571 человек. Другой подтверждает: да, совершенно точно, это 2635‑ й полк, полевая почта 11024. И добавляет: на станции Талька гитлеровцы разгрузили 32 вагона с авиабомбами. Бомбы из 12 вагонов отправлены на склады в Медведовку и Михайлово, из остальных 20 – на Пуховичский аэродром…
Эти сведения, едва успев зашифровать, без промедления передавал в Центр Николай Гришин. Он уверенно обеспечивал спецотряд «Москва» радиосвязью с мая 1943 года. Присланный Большой землей заменить погибшего радиста Василия Железняка, Гришин и был одним из тех людей, кто ходил «в Бортны за семенами табака», пока не повстречал недалеко от Попова Гряда любопытного Сеню.
А 20 ноября 1943 года Гришин сообщил Центру:
«Разведчица, наблюдавшая за гарнизоном и станцией Осиповичи, Е. В. Лиходиевская сегодня арестована гестапо. В тюрьме покончила с собой, чтобы под пытками не назвать имен товарищей…»
Трудно, очень трудно уснуть перед вылетом в глубокий вражеский тыл – в неведомое, подстерегающее тебя множеством неожиданных испытаний. Знает командир разведгруппы, что и его боевые друзья не спят, а только притихли и каждый думает о чем‑ то своем, решает какую‑ то важную для себя задачу. А какую задачу решает он, Фарид Фазлиахметов, бывший студент 3‑ го курса Московского авиационного института имени С. Орджоникидзе, попросившийся в разведчики, когда фашисты напали на его Родину? Ничего он сейчас не решает, просто случаи вспоминает: разные, да и то в сложно запутанной очередности…
|
|
|
Нет, не в запутанной, отмечает вдруг Фарид. Со строгим отбором подбрасывает память пережитое. Подбрасывает случаи для раздумий на вечную тему о жизни и смерти. Не праздная для солдата тема, не заумное философствование. Разве не ставят солдаты подписей под клятвой, обязывающей их защищать Родину мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни? Не это ли подтолкнуло память выстроить в один ряд: Прищепчик, Самуйлик, Лиходиевская, Железняк…
В чем же смысл того, что он, Фарид Фазлиахметов, отправляется за линию фронта с именем Александра Матросова? Задал задачу товарищ генерал! Трудность хотел подчеркнуть, смертельный риск, даже безысходность? Напомнить о готовности к самопожертвованию? Не то, не то! Смысл тут в том, что в делах разведгруппы «Александр Матросов» должно как бы конкретизироваться, обрести реальность бессмертие солдата‑ героя, закрывшего своим телом амбразуру вражеского дзота у деревни Чернушки, что недалеко от города Локня.
Фарид попытался рассмотреть в темноте плакат, подсказавший генералу псевдоним со смыслом, и ему показалось, что видит его, видит портрет, такой знакомый, читает много раз прочитанный и, кажется, наизусть запомнившийся текст.
Локня – это Великолукская область. А Бютов – это уже Восточная Пруссия. Но у деревни Чернушки, близ Локни, не оборвался боевой путь Александра Матросова, одним из первых советских воинов ступит он на территорию врага.
Тихо в землянке.
– Все ли спят? – вполголоса спросил Фазлиахметов.
Никто не ответил.
|
|
|
