 |
Вместо эпилога
|
|
|
|
В одну из темных ночей октября 1941 года фашисты совершили массированный налет на Особый завод. Оборудование цехов было уже эвакуировано на Урал, бомбы падали на опустевшие заводские корпуса. Но вот на что обратили внимание очевидцы – несколько «юнкерсов», отделившись от основной группы, с остервенением бомбили… городской крематорий. Один за одним, с воем срываясь в пике, фашисты прицельно сыпали бомбы на ничем не примечательное здание, одиноко стоявшее в парке. Ошибка? Приняли крематорий за какой‑ то важный военный объект? А может быть, старательно выполняли какой‑ то особый приказ?
В эту недобрую осеннюю ночь прах Михаила Ильича Кошкина, покоившийся в одной из урн колумбария, был взрывами фашистских бомб развеян по ветру. Главный конструктор тридцатьчетверки – случайно или нет – разделил судьбу сотен и тысяч безвестных солдат, могилы которых не сохранились. И здесь ничего уже не изменить, это непоправимо. Говорят, что фашистские асы в эту ночь выполнили личный приказ Гитлера. А что тут удивительного? Люди, подобные этому выродку, способны мстить и мертвым.
* * *
В старинном уральском городе Особый завод разместился в цехах одного из местных предприятий. В труднейших условиях поздней осени сорок первого южане и уральцы совершили то, что не назовешь иначе как подвигом – всего за 55 дней наладили выпуск танков Т‑ 34 на не приспособленном для этого заводе, ранее выпускавшем вагоны. В декабре 1941 года – в очень трудный период войны – на фронт был отправлен первый эшелон Т‑ 34 уральского производства. В дальнейшем Уральский завод стал и оставался до конца войны основным предприятием, поставлявшим фронту знаменитые тридцатьчетверки.
|
|
|
Здесь впервые, в суровых условиях военного времени, было организовано массово‑ поточное производство танков. Танки на потоке! Из всех цехов завода необходимые узлы и детали стекались подобно ручейкам в длинный сборочный корпус. Сюда же доставлялись и устанавливались краном в линию один за другим броневые корпуса. На последнем из них парторг сборочного цеха Захарченко водружал красный флаг. К концу смены танк под красным флагом выходил – просто не мог не выйти – из цеха, мощно рокоча двигателями и лязгая новыми сверкающими гусеницами.
Сюда, на завод, со всех концов огромного фронта приезжали танкисты для получения новых машин. По заведенному порядку, каждый экипаж, когда приходил черед, шел в сборочный цех и участвовал в сборке предназначенного ему танка. Танкисты, двигаясь вдоль конвейера, видели, как броневая коробка постепенно наполняется агрегатами и узлами, как устанавливается двигатель и монтируется вооружение. А выводил новый танк из сборочного цеха обычно уже его штатный механик‑ водитель. Потом на заводском полигоне танкисты проводили боевые стрельбы, участвовали в тактическом учении в составе взвода или роты. А затем, загрузив боекомплект и получив все необходимое – до топора и пилы, – шли на погрузку. И получалось, что завод отправлял на фронт не просто танки, а танковые взводы и роты.
Каждую ночь в кабинете директора завода к определенному часу собирались начальники цехов и руководители основных служб. Каждый раз в одно и то же время – минута в минуту – раздавался телефонный звонок. Звонили из Москвы. И один и тот же спокойный голос спрашивал, сколько танков отгружено за истекшие сутки. И за все годы войны не было случая, чтобы завод не додал фронту хотя бы одну машину. А всего за время войны только один этот завод выпустил около тридцати пяти тысяч Т‑ 34.
|
|
|
Говорят, что у машины, как и у человека, своя судьба и свой характер. Если так, то у нашей тридцатьчетверки счастливая судьба, а характер… Недаром полюбилась она фронтовикам – не только танкистам, но и пехотинцам, привыкшим всюду встречать ее на фронтовых дорогах. Было в ней многое сродни характеру русского солдата. По‑ русски простая, красивая, надежная, грозная для врага – и неприхотливая. Есть дорога – пройдет с ветерком по дороге. Нет – будет пробираться по бездорожью и в распутицу, и в осеннюю слякоть. Хорошо идти летом, но не остановит ее и зимняя стужа, и метель. Есть даже на ней теплое место, где можно погреться продрогшему солдату – сверху над трансмиссией, как на русской печке.
Мнение фронтовиков о Т‑ 34 хорошо выразил Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев:
«Тридцатьчетверка прошла всю войну от начала до конца, и не было лучшей боевой машины ни в одной армии. Ни один танк не мог идти с ней в сравнение – ни американский, ни английский, ни немецкий… Как мы благодарны были за нее нашим уральским и сибирским рабочим, техникам, инженерам! »
Полюбилась она танкистам тем, что была верткой, маневренной, имела мощное вооружение, удачно «вписывалась» в местность, становясь неуязвимой для врага. А в критический момент из стальной «ласточки» можно было выжать и то, на что, казалось бы, и не была она способна. Словом, характер у тридцатьчетверки русский, советский. И прав был один из наших поэтов, назвав ее железной песней войны.
Ну а что свидетельствуют враги, встретившие тридцатьчетверку на поле боя? В одном из западногерманских военных журналов появилась любопытная статья под названием «Первые Т‑ 34». Ее автор, бывший офицер гитлеровской горнострелковой дивизии некий Алекс Бюхнер, довольно ярко описывает встречу на поле боя с танками Т‑ 34 в первые дни войны – 25 июня 1941 года.
«Новая атака! На этот раз на немецкие линии двигались танки, невиданные прежде. Те, что приближались, – мощные колоссы обтекаемой формы, с широкими гусеницами, с приплюснутыми башнями и длинными стволами.
Это были первые Т‑ 34, которые потом прославились как советские стандартные танки второй мировой войны.
Кажется, ничто не может остановить эти движущиеся стальные крепости. Напрасно стреляют горные стрелки, огонь противотанковых пушек не причиняет машинам никакого вреда. С почерневшими лицами лежат расчеты позади своих 37‑ миллиметровых орудий. Задыхаясь от ярости, они видят, что их малокалиберные снаряды отскакивают от толстой брони. И все‑ таки пушки стреляли, пока сами не были раздавлены гусеницами.
|
|
|
«Танки справа! », «Танки слева! », «Противотанковые пушки вперед! » – слышны возгласы на передовых позициях. Танки приближаются. Где замечается какое‑ то движение, туда направляют они стволы орудий, изрытая пламя. Танковые пулеметы неслышно поливают во все стороны трассами свинца. В окопах наши солдаты с побелевшими лицами, онемевшие, беззащитные, умоляющие о помощи. Что это – конец? Вот‑ вот разразится паника…»
Правда, далее этот недобитый гитлеровец, давая, очевидно, волю фантазии, живописует для солдат бундесвера, как храбрые «люди с эдельвейсами», оправившись от страха, начали якобы «с мужеством львов» бросаться на тридцатьчетверки со связками гранат и перебили гусеницы у нескольких машин.
Мы хорошо знаем, что связкой гранат боец, не потерявший мужества, может остановить танк – это доказал в боях не один советский солдат. Но ясно также, что связка гранат – не то оружие против танков, с которым можно начинать блицкриг, рассчитывая одержать решающую победу в несколько недель, «до наступления холодов».
Планируя разбойничье нападение на Советский Союз, гитлеровские стратеги исходили из технического превосходства своих танков T‑ III и T‑ IV над известными им типами советских танков. И действительно, имевшиеся тогда на вооружении Красной Армии в довольно большом количестве танки противопульного бронирования Т‑ 26 и БТ уже не отвечали требованиям современной войны. О новых же советских танках Т‑ 34 и KB в Германии попросту ничего не знали. Встреча с ними на поле боя, по словам самих же гитлеровцев, была «крайне неприятным сюрпризом».
«Танк Т‑ 34 произвел сенсацию, – пишет один из немецких мемуаристов генерал Эрих Шнейдер. – Этот 26‑ тонный русский танк был вооружен 76, 2‑ мм пушкой, снаряды которой пробивали броню немецких танков с 1, 5–2 тыс. м, тогда как немецкие танки могли поражать русские с расстояния не более 500 м, да и то лишь в том случае, если снаряды попадали в бортовую и кормовую части танка Т‑ 34… Русские, создав исключительно удачный и принципиально новый тип танка, совершили большой скачок вперед в области танкостроения».
|
|
|
Другой мемуарист, генерал Блюментрит, свидетельствует: «В районе Вереи танк Т‑ 34 прошел как ни в чем не бывало через боевые порядки 7‑ й пехотной дивизии до самых артиллерийских позиций. Огонь противотанковых пушек не причинял ему никакого вреда. Понятно, какое впечатление произвело это на наших солдат. Началась так называемая «танкобоязнь».
Генерал Гудериан:
«…Южнее Мценска 4‑ я танковая дивизия была атакована русскими танками, и ей пришлось пережить тяжелый момент. Впервые проявилось в резкой форме превосходство русских танков Т‑ 34. Дивизия понесла значительные потери. Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось пока отложить».
Признание это любопытно, между прочим, и тем, что раскрывает, чему обязан город‑ герой Тула тем, что он не был атакован с ходу полчищами Гудериана.
Известно, что еще в сентябре 1941 года группа фашистских генералов‑ фронтовиков обратилась со специальным письмом к Гитлеру, прося его организовать в Германии производство танков типа Т‑ 34. Вот что об этом пишет тот же Гудериан:
«…В ноябре 1941 года видные конструкторы, промышленники и офицеры управления вооружения приезжали в мою танковую армию для ознакомления с русским танком Т‑ 34, превосходившим наши боевые машины; непосредственно на месте они хотели уяснить себе и наметить, исходя из полученного опыта боевых действий, меры, которые помогли бы нам снова добиться технического превосходства над русскими. Предложение офицеров‑ фронтовиков выпускать точно такие же танки, как Т‑ 34, для выправления в наикратчайший срок чрезвычайно неблагоприятного положения германских бронетанковых сил не встретило у конструкторов никакой поддержки. Конструкторов смущало, между прочим, не отвращение к подражанию, а невозможность выпуска с требуемой быстротой важнейших деталей Т‑ 34, особенно алюминиевого дизельного мотора. Кроме того, наша легированная сталь, качество которой снижалось отсутствием необходимого сырья, также уступала легированной стали русских».
Любопытно, не правда ли? И хотели бы немецкие конструкторы, спрятав спесь, скопировать советскую конструкцию, но оказались не в состоянии это сделать. Вот так! Гитлер полагал, что советские конструкторы бросятся копировать T‑ III, а получилось все наоборот. Ирония судьбы!
|
|
|
Гитлеровские мемуаристы от Манштейна до Гудериана в один голос твердят об ужасных русских снегах и распутице, якобы остановивших их танковые полчища.
«Мои танки застряли на так называемых русских автострадах», – паясничает Гудериан, описывая битву под Москвой. В этой фразе слышна издевка над русскими дорогами, а издеваться надо было бы над теми, кто проектировал танки (машины по самой своей сути для бездорожья) в расчете на автострады и достижение молниеносной победы «до наступления холодов». Потешаться следовало бы над авантюрной доктриной блицкрига, вместе с которой потерпели крах и изготовленные для него танки. «Отец» гитлеровских танковых войск не мог это не понимать. Так и хочется сказать битому стратегу Гудериану знаменитое чеховское: «Генерал, а безобразите! » Пришлось гитлеровцам вместо обанкротившихся Г‑ III и T‑ IV спешно создавать «пантеры» и «тигры», что в разгар войны было чревато многими осложнениями.
В 1943 году на Абердинском полигоне (США) были проведены сравнительные испытания американских и многих зарубежных танков, в том числе Т‑ 34. Американские испытатели, традиционно не очень‑ то щедрые на похвалу неамериканской технике, свои впечатления от тридцатьчетверки выразили не свойственной техническим отчетам экспансивной фразой: «Конструктор этого танка заслуживает памятника при жизни! ».
…На бывших полях сражений и во многих городах у нас и за рубежом можно увидеть необычный памятник – танк Т‑ 34 на высоком пьедестале. Стоят танки‑ памятники в лесах Подмосковья и в степи под Курском, в Минске и Киеве, в Севастополе и во Львове. А две тридцатьчетверки установлены на постаменте там, где они сделали свои последние выстрелы, где кончилась война, – в берлинском Тиргартене, у подножия памятника советскому воину‑ победителю. Их может увидеть каждый, кто пройдет по бывшей Зигес‑ аллее, той самой Аллее побед, на которой некогда горделиво возвышались монументы в честь прусских королей и полководцев многих войн и разных эпох. С поднятыми стволами пушек тридцатьчетверки словно бы сторожат вечный покой священного захоронения героев, павших при штурме Берлина.
Как старому танкисту, мне всегда приятно видеть боевую тридцатьчетверку, вознесенную на высокий пьедестал. Это простое и достойное напоминание о подвигах советских танкистов и битвах за Родину. Но когда я склоняю голову у этого рожденного войной монумента, то невольно думаю, что каждый из них – величественный памятник и безвременно ушедшему из жизни творцу легендарной стальной «ласточки».
|
|
|
