В) соблюдения условий, гарантирующих необходимую свободу либо федеративный статус национальным меньшинствам

(нам следует как минимум настаивать на полном осво­бождении прибалтийских государств и на предоставле­нии федеративного статуса Украине, который обеспечил бы местным украинским властям большую степень автономии;

г) соблюдения условий, гарантирующих устранение железного занавеса, обеспечивающих свободный поток идей извне и установление широких личных контактов между людьми в зоне Советской власти и вне ее.

Таковы наши цели по отношению к любым остаткам Советской власти. Остается вопрос, каковы наши цели по отношению к любой некоммунистической власти, ко­торая может быть установлена на части или на всей рос­сийской территории вследствие войны.

Прежде всего следует сказать, что независимо от идео­логического базиса любой такой некоммунистической власти и независимо от степени, в которой она может быть готова приобщиться к идеалам демократии и либе­рализма, мы должны проследить, чтобы тем или иным способом было бы гарантировано достижение основных целей, вытекающих из вышеизложенных требований. Другими словами, мы должны обеспечить автоматичес­кие гарантии того, что даже некоммунистический и номинально дружественный нам режим:

а) не будет обладать большой военной мощью;

б) будет экономически сильно зависим от окружающего мира;

в) не будет обладать слишком большой властью над национальными меньшинствами;

г) не установит ничего, напоминающего железный занавес в отношении контактов с окружающим миром.

В случае режима, относящегося враждебно к коммунистам и дружественно к нам, мы несомненно должны позаботиться о том, чтобы способ, которым будут обеспечены эти условия, не был бы обидным или унизительным. Но мы должны проследить за тем, чтобы тем или иным способом обеспечить эти условия для защиты наших интересов и интересов мира во всем мире.

Таким образом мы можем смело утверждать, что в случае войны с Советским Союзом наша цель — проследить за тем, чтобы после окончания войны никакому режиму на российской территории не было позволено:

а) сохранять военные силы в количестве, способном представлять угрозу любому соседнему государству;

б) пользоваться такой степенью экономической автаркии, которая позволила бы осуществить восстановление экономического базиса военной мощи без содействия западного мира;

в) отказывать в автономии и самоуправлении основ­ным национальным меньшинствам;

г) сохранить какое-либо подобие нынешнего железного занавеса.

Если эти условия гарантированы, нас устроит любая политическая ситуация, возникшая после войны. Мы бу­дем в безопасности независимо от того, сохранится ли Советское правительство на всей российской территории, или только на небольшой части этой территории, или же исчезнет вообще. И мы будем в безопасности, даже если первоначальный демократический энтузиазм нового ре­жима окажется кратковременным и сменится тенденцей постепенной замены асоциальными концепциями меж­дународных отношений, на которых воспитано нынеш­нее советское поколение.

Все вышеизложенное является описанием наших во­енных целей в том случае, если политические процессы в России пойдут своим путем в условиях войны, и мы не будем обязаны принимать на себя существенной от­ветственности за политическое будущее страны. Но сле­дует также рассмотреть ситуацию, которая сложится, если советская власть распадется настолько быстро и настолько радикально, что страна окажется в состоя­нии хаоса, и это обяжет нас, как победителей, делать политический выбор и принимать решения, которые должны будут сформировать политическое будущее страны. В этом случае необходимо рассмотреть три основных вопроса.

4. РАЗДЕЛЕНИЕ ИЛИ НАЦИОНАЛЬНОЕ ЕДИНСТВО Прежде всего желательно ли в этом случае, чтобы ны­нешние территории Советского Союза оставались объе­динены одним режимом или же желательно их разделе­ние? И если желательно оставить их едиными, по край­ней мере в значительной степени, то какую степень фе­дерализма должно соблюдать российское правительство? Как быть с основными национальными меньшинствами, в частности с Украиной?

Мы уже отметили проблему прибалтийских государств. После следующей войны прибалтийские государства не должны оставаться под какой-либо коммунистической властью. Если же территория, прилегающая к прибалтий­ским государствам, будет контролироваться российской властью, не являющейся коммунистической, мы должны будем руководствоваться волей прибалтийских народов и степенью умеренности, которую российская власть будет склонна проявлять по отношению к ним.

В случае с Украиной проблема совсем иная. Украинцы — наиболее развитый из народов, находящихся под управ­лением России в настоящее время. В целом они обижены российским господством; их националистические орга­низации за рубежом активны, к ним прислушиваются. Было бы легко прийти к выводу, что они должны полу­чить наконец свободу от российского управления и реа­лизоваться в качестве независимого государства.

Мы должны быть очень осторожны с таким выводом. Сама простота делает его непригодным в условиях вос­точноевропейской реальности.

Действительно, украинцы были несчастны под управле­нием России, и необходимо что-то предпринять для защи­ты их положения в будущем. Но есть ряд существенных нюансов, которые нельзя упускать из виду. Пока украинцы были важным и существенным элементом Российской им­перии, они не проявили никаких признаков «нации» (Даже американские политики не считали украинцев самостоятельной нацией и все же упорно добивались отделения Украины от России. — Ред.), способной успешно и ответственно нести бремя независимости перед лицом сильнейшего российского противодействия. Украина не является четко определенным этническим или географическим понятием. В целом население Украины изначально образовалось в основном из беженцев от рус­ского и польского деспотизма и трудноразличимо в тени русской или польской национальности. Нет четкой разде­лительной линии между Россией и Украиной, и установить ее затруднительно. Города на украинской территории были в основном русскими и еврейскими. Реальной основой «украинизма» являются «отличия» специфического крестьянско­го диалекта и небольшая разница в обычаях и фольклоре между районами страны. Наблюдаемая политическая аги­тация — это в основном дело нескольких романтично настроенных интеллектуалов, которые имеют мало пред­ставления об ответственности государственного управления.

Экономика Украины неразрывно сплетена с экономикой России в единое целое. Никогда не было никакого экономического разделения с тех пор, как территория была отвоевана у кочевых татар и стала осваиваться оседлым населением. Попытка оторвать ее от Российской эконо­мики и сформировать нечто самостоятельное была бы столь же искусственной и разрушительной, как попытка отделить Зерновой Пояс, включая Великие Озера, от экономики Соединенных Штатов.

Более того, народ, говорящий на украинском диалекте, как и народ, говорящий на белорусском диалекте, раско­лот по признаку, который в восточной Европе всегда яв­лялся подлинным признаком национальности: а именно религией. Если по Украине и может быть проведена ка­кая-то реальная граница, то логичной была бы граница между районами, традиционно тяготеющими к Восточной Церкви и районами, тяготеющими к Римской Церкви.

Наконец, мы не можем оставаться безучастными к чув­ствам самих великороссов. Они были самым сильным наци­ональным элементом Российской Империи, сейчас они явля­ются таковым в Советском Союзе. Они останутся самым сильным национальным элементом на этом пространстве при любом своем статусе. Долгосрочная политика США долж­на основываться на их признании и их сотрудничестве. Украинская территория настолько же является частью их национального наследства, насколько Средний Запад является частью нашего, и они осознают этот факт. Решение, которое попытается полностью отделить Украину от остальной части России, связано с навлечением на себя неодобрения и сопротивления с ее стороны и, как показы­вает анализ, может поддерживаться только силой. Суще­ствует реальная вероятность того, что великороссов мож­но убедить смириться с возвращением независимости прибалтийским государствам. Они мирились со свободой этих территорий от России в течение длительного периода в прошлом, и они признают, если не разумом, то подсозна­тельно, что эти народы способны к независимости. По отношению к украинцам дело обстоит иначе. Они слишком близки к русским, чтобы суметь успешно самостоятельно организоваться во что-либо совершенно отличное. Лучше или хуже, но они будут строить свою судьбу в виде какой-то особой связи с великорусским народом.

Кажется очевидным, что лучшей из подобных связей будет федерация, при которой Украина будет пользоваться значительной степенью политической и культурной автономии, но не будет независимой в экономическом или военном отношении. Такие отношения полностью удовлетворят требованиям самих великороссов и, по-ви­димому, соответствуют тем рамкам, которыми должны ограничиваться задачи США по отношению к Украине.

Следует заметить, что этот вопрос имеет значение не только для отдаленного будущего. Украинские и велико­русские элементы среди эмигрантских оппозиционных групп уже энергично соперничают за поддержку США. То, как мы будем воспринимать их конкурирующие пре­тензии, может оказать важное влияние на развитие и ус­пех движения за политическую свободу среди русских. Поэтому существенно, чтобы мы приняли решение сей­час и твердо его придерживались. И это решение должно быть не пророссийским и не проукраинским, а признающим географические и экономические реальности и требующим для украинцев подобающего и приемлемого места в семье традиционной Русской Империи, неотъемле­мую часть которой они составляют.

Следует добавить, что хотя, как утверждается выше, мы не склонны поощрять украинский сепаратизм, тем не менее если без нашего участия на территории Украины возникнет независимый режим, мы не должны прямо противодействовать этому. Поступить так означало бы принять на себя нежелательную ответственность за внутрироссийское развитие. Такой режим будет постоянно подвергаться проверкам на прочность со стороны Рос­сии. Если он сумеет успешно сохраниться, это означает, что вышеприведенный анализ не верен и что Украина имеет способность и моральное право на независимый статус. Наша политика прежде всего должна быть направ­лена на сохранение внешнего нейтралитета постольку, поскольку наши интересы — военные или иные — не бу­дут затронуты непосредственно. И только если станет ясно, что ситуация заходит в нежелательный тупик, мы будем содействовать отходу от движения к разумному федера­лизму. То же самое применимо к любым усилиям по до­стижению независимого статуса другими российскими меньшинствами. Маловероятно, что какое-либо из этих меньшинств сможет успешно поддерживать реальную независимость длительное время. Однако, если они по­пытаются (а вполне возможно, что кавказские меньшин­ства сделают такую попытку), — наше отношение должно быть таким, как в украинском вопросе. Мы должны внимательно следить за тем, чтобы не становиться в по­зицию открытого противодействия таким попыткам, что вызвало бы окончательную утрату симпатий этих мень­шинств. С другой стороны, мы не должны связывать себя поддержкой такой их линии поведения, которая в даль­нейшем, вероятно, может быть сохранена только при на­шей военной помощи.