 |
Часть I. Истоки и становление советской системы (1917—1921)
|
|
|
|
Соколов А.К.
КУРС СОВЕТСКОЙ ИСТОРИИ, 1917-1940:
(Учебное пособие для студентов вузов)
Соколов А.К.
Курс советской истории, 1917-1940: Учеб. пособие для студентов вузов. - М.: Высш. шк., 1999. - 272 с.
Первый в отечественной историографии авторский курс, в котором излагаются события начальных десятилетий становления и развития советского общества как особой формы цивилизации. В учебнике дается общая оценка социальной, экономической, политической ситуации в России в начале XX века, конкретно-исторически рассматриваются революционные преобразования большевиков, система "военного коммунизма", НЭП, индустриализация, культурная революция. Дается общая оценка довоенного состояния советского общества (численность и состав населения, его структура, грамотность и образование, кадры управления, номенклатура, общественные настроения), показывается, как происходило в советский период столкновение старого, идущего из прошлого страны, и нового, что на практике рождалось из этого на отечественной почве. Рассматривается феномен "сталинского социализма", "ежовщина", показано внутреннее и международное положение страны накануне 1941-1945 гг. В заключение поднимается вопрос о том, какое значение имеет опыт советского социализма при определении пути и направления развития современного российского общества.
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
Часть I. ИСТОКИ И СТАНОВЛЕНИЕ СОВЕТСКОЙ СИСТЕМЫ (1917—1921)
1. Причины революции в 1917 г.
2. 1917 год
3. Революционные преобразования большевиков
4. Гражданская война и "военный коммунизм"
5. Кризис 1920—1921 гг.
Часть II. НОВАЯ И СТАРАЯ РОССИЯ: 1920-Е ГОДЫ
|
|
|
1. Нэп
2. Образование СССР
3. Политическая борьба в 1920-е годы и "сумерки нэпа"
4. "Год великого перелома"
Часть III. "СОЦИАЛИЗМ" В ОДНОЙ СТРАНЕ
1. Индустриализация, коллективизация, культурная революция в CССР
2. "Социалистическое наcтупление" (1930—1932)
3. "Социалистическое наступление" (1933—1937)
4. Сталинский "социализм"
5. "Ежовщина"
6. СССР накануне войны
7. Довоенное советское общество
ВВЕДЕНИЕ
В нынешних условиях в России, когда идет острая политическая борьба по поводу событий, происходивших в недавнем по историческим меркам прошлом, создать единый и целостный курс — нелегкая задача. Положение усугубляется тем, что в последние годы очень быстро падает общественный интерес к историческим знаниям. Можно сказать, что в настоящее время историческая наука находится в глубоком и затяжном кризисе, который вызван концом советской эпохи и созданной ею историографии.
Об истоках и причинах кризиса разговор долгий. Это задача особого курса. Однако уже сегодня необходимо извлекать некоторые уроки и пытаться наметить пути объективного освещения истории. Догмы исторического материализма, служившие раньше критериями постижения истины, подвергаются ныне критике и пересмотру. Проблема гораздо более серьезная, чем кажется на первый взгляд. Слишком глубокий след в сознании людей оставила прежняя идеология в форме абстрактных классовых схем, понятий и определений, с детства впитавшихся в плоть и кровь. Прежде в СССР превратно и искаженно преподносились существующие в мире исторические школы, замалчивались или пылились на полках спецхранов труды крупнейших ученых, вносивших заметный вклад в познание и осмысление прошлого. Нынешняя ситуация в исторической науке характерна тем, что вакуум, образовавшийся в результате краха коммунистической идеологии, заполняется обрывками идей самого разного толка. За время, прошедшее после 1985 г., когда была провозглашена "перестройка", отечественные историки не сумели создать большого числа солидных, заслуживающих уважения исторических трудов, в которых отражены новые концепции, новые подходы, новые темы. Чаще всего — это сборники статей, где каждый автор "обсасывает" какой-то отдельный сюжет, это — разного рода компиляции, публицистические рассуждения, переиздания трудов зарубежных авторов и эмигрантов, содержащих разные точки зрения, на то, что происходило c Россией и СССР в ХХ в. Отрадным фактом стала публикация новых, ранее недоступных документов и свидетельств, хотя и в этой работе не удалось избежать налета политической конъюнктуры и идеологического заказа.
|
|
|
Между тем потребность в объективном взгляде на историю стра ны в советский период ощущается все более настоятельно. Крутые и поворотные годы, когда происходит явная и скрытая борьба различных тенденций и стоящих за ними социальных и политических сил, вызывают необходимость критического переосмысления прошлого. В такие годы история в наибольшей степени должна выполнять свою основную функцию — роль социальной памяти общества. В ней общество ищет для себя нужные ему социальные ориентиры, духовные ценности, традиции, нормы поведения и т. д. Кризисная ситуация, в которой мы все находимся, заставляет искать в прошлом корни многих проблем, ошибок и трудностей, существующих противоречий. И чем больше мы занимаемся подобным поиском, тем дальше в глубь десятилетий уводит нас канва исторических событий. Центральный вопрос, на который нужно дать ответ в настоящее время, — был ли закономерен тот финал советской истории, свидетелями коего мы стали, или же система, созданная в стране в 1917 г., имела все-таки какие-то потенции в исторической перспективе. Ответ на этот вопрос задевает интересы практически каждого.
Особенность всякой недавней истории состоит в том, что она как бы опалена горячим дыханием современности. Она служит оружием в политической борьбе, она находится на перекрестке столкновения различных мнений. На этой основе многие считают, что правдивую историю в такой ситуации создать невозможно. К сожалению, для такого вывода есть основания. Зависимость исторической науки от идеологии и политики подтверждается всем предшествующим опытом историографии. В ней существует презентистское направление, которое призывает мириться с этой зависимостью. Главный его тезис — каждое поколение переписывает для себя историю заново и извлекает из нее свой собственный опыт. Это — максималистский подход, хотя бы потому, что каждый раз, переписывая историю, новое поколение начинает не с чистого листа, а волей-неволей вынуждено опираться на опыт предшественников.
|
|
|
Марксизм, до недавнего времени служивший единственной в нашем обществе идеологией, как известно, также рассматривает в качестве аксиомы зависимость исторических знаний от мировоззрения, от убеждений, от господствующих в обществе идей. Но, по мнению марксистов, достаточно выбрать правильное научное мировоззрение, которое опирается на самые передовые общественные идеи (для них они олицетворялись идеологией рабочего класса), — и ключ к познанию прошлого обеспечен. Провозгласив свое учение единственно верным, и возведя классовый партийный подход в абсолютный принцип научного познания, марксистские идеологи попали в ловушку догматического сознания и в неразрешимое противоречие своих же собственных постулатов. Действительно, положение, что "учение Маркса всесильно, потому что оно верно", которое отражает скорее факт фанатической убежденности, плохо уживается с утверждением, что только практика, а значит и исторический опыт, могут служить критерием истины.
Отсюда следует отношение к тем трудам, которые были написаны по советской истории в советское же время. Их очень много: гораздо больше, чем по остальным периодам истории России вместе взятым. Нужно ли сегодня их читать и изучать или же безжалостно выбрасывать из учебных планов и программ, как не соответствующие исторической правде и духу времени? Вопрос очень сложный. Действительно, если принять во внимание свойственные им особенности, то можно увидеть, что история была служанкой примитивной идеи, призванной показывать пройденный советским обществом путь от победы к победе, от успеха к успеху. Эта история, лишенная противоречий, внутренних коллизий, приходящая в явное несоответствие с жизненными реалиями, которые были еще живы в памяти людей, или которые все могли наблюдать воочию, становилась псевдонаукой. В лучшем случае ей были присущи полуправда, умолчание острых проблем, но иногда прямой подлог и фальсификация. Телеологический и утилитарный подход буквально пронизывал страницы исторических сочинений. Все оправдывалось высшей целью — поступательным движением страны к коммунизму. В наибольшей степени эти недостатки были свойственны огромным многотомным фолиантам, учебникам и учебным пособиям, построенным по шаблону. Они были малоудовлетворительны даже с точки зрения марксистских канонов, поскольку в них отчетливо были видны догматизм (насаждение непреложных истин и готовых формул), схематизм (подгонка под них исторических фактов), схоластика (отсутствие исторической рефлексии, опора не на конкретный исторический опыт, а на мыслительные понятия и конструкции). Такой сконструированной реальностью стал, например, развитой социализм, созданный в кабинетах партийных идеологов, бдительно следящих за тем, чтобы вся концепция советской истории не выходила за рамки официально утвержденных установок. В результате внутренней борьбы в эшелонах партийного руководства из истории оказались выкинутыми, например, многие деятели революционного прошлого, имидж которых не совпадал с общепринятой версией событий или не устраивал по каким-либо причинам очередных властителей страны. Это относится не только к сталинским временам. До 1985 г. было запрещено всякое упоминание имени Хрущева, о котором, между прочим, все помнили, что порождало в обществе смешки и кривотолки. Единственной фигурой, возведенной на пьедестал, идолом и святым советской истории был Ленин. Его именем осенялось буквально все. Уместно подобранная цитата из ленинского наследия имела в ученом мире высший авторитет.
|
|
|
Тем не менее хотелось бы предупредить против огульного отрицания всей советской историографии. Естественно, встает вопрос: почему? Ведь мы имеем в сущности сфальсифицированную историю страны в угоду правившей партократии. Чтобы ответить на этот вопрос, надо, в свою очередь, ответить на другой. Возможно ли было в тех условиях какое-либо поступательное развитие исторических знаний? Напрашивается аналогия с темными и мрачными периодами средневековья, когда сквозь путы религиозных догм, бесконечные диспуты схоластов научное знание пробивало себе дорогу. Нечто подобное происходило и в условиях советской действительности. Естественно, с поправкой на ситуацию ХХ в., существование в этот период общепринятых научных норм и принципов, сложившихся в результате длительного развития общества, и большинство историков старалось все-таки их придерживаться.
|
|
|
В рамках официальной историографии происходило накопление новых фактов, вводились в оборот комплексы архивных документов, высказывались оригинальные идеи, обозначались нетрадиционные подходы, совершенствовались методы исследования, происходило развитие специальных исторических дисциплин. Многие историки нарочито избегали обращаться к решению так называемых больших вопросов, углубляясь в дебри специализации, исследуя либо идеологически нейтральные, либо мелкие темы и сюжеты, постоянно подвергаясь риску быть обвиненными в отходе от марксизма. Советские ученые не отторгались научным мировым сообществом, находили контакт и взаимопонимание со своими коллегами за рубежом. Все это важно учитывать, так как встает вопрос о преемственности в развитии исторической науки в современной ситуации.
Сегодня есть возможность выбора в подходах к освещению истории. Задача состоит в том, чтобы выбрать из них такой, который позволил бы наиболее полно и объективно отражать исторические события, освободить историю от догм, вольных интерпретаторских наслоений, эмоциональной шелухи и заклинаний. Нынешнее состояние исторических знаний вряд ли кого может удовлетворить. Идет борьба самых противоречивых тенденций, в которой уже четко обозначились крайности. С одной стороны, отчетливо видна направленность к полному и нередко зряшному отрицанию всего, что связано с советским периодом, его поношения и оплевывания, с другой — тенденция к реабилитации даже самых мрачных страниц советской истории. Между этими крайними точками существует достаточно широкий спектр представлений и мнений.
Некоторые скажут, что это даже хорошо. Есть плюрализм, свобода точек зрения, и каждый волен придерживаться своих позиций и убеждений. Но хотелось бы обратить внимание на другую сторону проблемы. Признание такого плюрализма равносильно признанию невозможности объективного освещения истории. Кстати,на этом особенно настаивает так называемая постмодернистская историография, призывающая заменить историческую науку рассказами о прошлом, опираясь на интуицию, озарение, способность историка проникнуть в жизненный мир и культуру ушедшей эпохи. Но историков много; не каждый из них на такое способен. Помимо этого, множество дилетантов напропалую судят и рядят о том, что происходило со страной в советский период. Не следует питать иллюзий по поводу обилия учебников и учебных пособий по истории России, вышедших в последние годы и носящих компилятивный характер. Попытки отдельных авторов придерживаться принципа "золотой середины" в подаче исторических фактов не спасают. Необходимо новое осмысление, новое видение процессов, происходивших в истории страны. Надо искать ключи к правильному ее пониманию и объяснению. Иначе неизбежен целый ряд нежелательных следствий социального, политического и морально-этического свойства — потеря социальных ориентиров, распад общественных связей, традиций. Прошлое в головах людей начинает расплываться, становится аморфным и неопределенным, утрачивает свою цельность. Размывание социальной памяти как важнейшего компонента общественной жизни грозит деградацией и дебилизацией общества. Поэтому нужна добротная профессиональная история, занимающая подобающее место в нашей жизни, пользующаяся авторитетом и таким же влиянием, как, например, французская школа Анналов.
Но где и каким образом искать пути к подлинно научному объективному освещению прошлого? Попытаемся изложить некоторые принципы, легшие в основу настоящего курса.
Прежде чем обозначить первый принцип, необходимо определить различие между профессиональным историком или профессией историка и дилетантом от истории? Очевидно, что оно заключается прежде всего в том, что историк, в отличие от последнего, способен к историческому исследованию, владеет комплексом специальных знаний, представляющих собой его творческую лабораторию, своеобразную "кухню" его профессионального мастерства. У историка должно быть определенное мировоззрение, взгляд на мир, на его развитие. Взгляд этот может быть рациональным, признающим наличие объективных законов истории, и иррациональным, который такие законы отрицает, объясняет ход исторических событий волей случая, рока, судьбы, игрой слепых сил, добрыми или злыми помыслами людей, Божественным провидением. Каждый историк волен исповедовать свою философию истории, но главное, чтобы он делал это осознанно. В противном случае неизбежны путаница, эклектика, не приводящие в познании истории к какому-либо реальному результату. К сожалению, в нынешней ситуации понимание этого отсутствует. Мы видим смешение различных подходов и понятий, образующих странный симбиоз в нашем понимании и объяснении прошлого, состоящий из множества элементов.
Во-первых, сегодня очевидно увлечение историософским или, как его еще называют, метаисторическим подходом. Здесь философия истории выступает практически "в голом виде". Сами исторические факты не играют особой роли. Главное — понять смысл и назначение исторического процесса. Типичным образцом такого подхода является книга Н.А. Бердяева "Истоки и смысл русского коммунизма". В последнее время появилось множество публикаций подобного же рода, как извлеченных из арсеналов прошлого, так и написанных заново, в большей мере эпигонских, но иногда достаточно оригинальных. Их легко можно узнать сегодня в печати в виде размышлений о революции, о судьбах России, о русской идее, об особом предназначении русского народа, русской интеллигенции, евразийстве и т. п.
Во-вторых, явно видна сегодня непреодоленная марксистская трактовка исторического процесса с точки зрения формационного подхода в терминах: капитализм, социализм, коммунизм. Встает вопрос, исчерпаны или нет возможности исторического познания на базе марксистской методологии. Как свидетельствует мировой опыт, терпит крах лишь одна догматическая ветвь марксизма, называемая "марксизм-ленинизм", т.е. марксизм в большевистской интерпретации, омертвевший и канонизированный в сталинский и постсталинский период. На деле же марксизм не стоял на месте. Современные социал-демократические теории, если судить по программам одноименных политических партий, не отрицают своего родства с марксизмом и ведут от него свое происхождение. Существует множество направлений и оттенков марксистской мысли: леворадикальные,неомарксистские, соединяющие в себе традиционные марксистские идеи со структурализмом, антропологией, экзистенциализмом, фрейдизмом и неофрейдизмом, психоанализом, философской герменевтикой, современными теориями языка, которые применяются в истолковании истории, в том числе и советской.
Однако в современном ученом мире более распространенным является другой подход, называемый цивилизационным. Между ним и марксизмом имеются определенные черты сходства, используются иногда однотипные понятия и категории. Да и сам марксизм рассматривается в рамках более общего цивилизационного подхода как частный случай, как теория, вполне применимая для некоторых специфических исторических условий, времени и места, например для Европы XIX столетия. Ранее история изучалась в рамках единой теории модер низации, суть которой составлял переход от традиционных обществ к современным в качестве общей закономерности мирового развития. Впоследствии под влиянием структурной антропологии, обратившейся непосредственно к человеку в истории, было обращено внимание на существенные отличия историй отдельных стран и народов, образующих особые типы цивилизаций. Постмодернизм вообще отрицает какие-либо общие закономерности и единство исторического процесса. Есть кризисы, разъемы, отсутствие преемственности между отдельными циклами истории.
Таким образом, сегодня перед нами существует возможность свободного выбора, обеспечивающего различные пути к постижению и осмыслению истории России и СССР. Какой из них предпочтителен, должен решить каждый сам за себя. И первый, основополагающий, принцип гласит, чтобы этот выбор был аргументированным и последовательным. Нельзя допускать, чтобы одни события рассматривались, например, как проявление классовой борьбы, другие — как происки одержимых злою волей и маниакальными идеями людей, третьи — как случайное стечение обстоятельств и т. д. Этим, к сожалению, нередко грешат начинающие историки, да и не только они. В современной трактовке событий советской истории это проявляется особенно наглядно. Кроме того, есть немало людей, которые считают, что ничего стоящего, кроме занимательных рассказов о прошлом, из истории извлечь невозможно. Есть приверженцы такой точки зрения и среди профессиональных историков или, по крайней мере, претендующих на эту роль.
Разумеется, встает вопрос, какой подход будет положен в основу данного курса. Его содержание лежит в русле социальной истории. Это означает, что в центре внимания находится прежде всего российское и советское общество ХХ в. Все остальное — экономика, государственные институты, политическое устройство и т. п. — рассматривается как производное от исторически сложившихся общественных форм. Властные структуры и институты, которые, безусловно, оказывали громадное воздействие на ход исторических событий, выступают не как самодовлеющие, развивающиеся по своим законам, а как результат их взаимодействия с общественными процессами. Роль тех или иных личностей, включая руководителей страны и партийных вождей, рассматривается в контексте породившего их времени.
Как известно, существует множество "измов", т. е. теорий, по-разному трактующих проблемы истории общества, — экономических, социальных, политических. Поскольку задача курса состоит в том, чтобы понять и объяснить сложнейшие перипетии событий ХХ в., выбор остается за теми из них, которые признают объективные законы исторического развития, но только за такими, где, как говорят, многие концы сходятся, многие точки зрения живут. Такой, например, теорией может выступать теория модернизации.
В контексте модернизации страны рассматриваются в курсе вопросы происшедшей в России революции, нэп, так называемое "построение социализма в СССР", индустриализация, коллективизация и культурная революция, проблемы развития страны после Великой Отечественной войны. Доказывают свою полезность и более частные теории, например, теория экономических циклов, позволяющая понять, почему нельзя насиловать законы экономики, как это делали большевики. Но главное — нельзя подгонять факты под какую-либо заранее избран ную схему, как было раньше. Основанные на конкретно-историческом материале положения и выводы — вот в чем сегодня больше всего испытывает нужду историческая наука. Различные теории, безусловно, должны учитываться при интерпретации фактов, но на предмет их соответствия историческим реалиям. С этой точки зрения необходимо рассматривать такие, казалось бы, привычные понятия как "социализм", "классы", "классовая борьба". Точно так же обстоит дело с терминами и категориями, которые нашли широкое распространение в последние годы и превратились в своего рода штампы и клише — "демократия", "тоталитаризм" и пр.
В содержании курса учитываются многие явления и факты в истории советского общества, которые раньше игнорировались или отвергаются сегодня по причинам политической конъюнктуры, но отрицать их — все равно что "плевать против ветра". Идеология и политика — вещи, которых следует избегать в научном освещении истории. Как уже говорилось, опыт предшествующей историографии показывает, что идеологической зависимости ей избежать не удалось. "Мертвый хватает живого", — гласит известный афоризм. Марксизм, провозглашая принцип партийности в науке, возводит эту зависимость в абсолют своим требованием жесткого классового подхода к истории, большевистской нетерпимостью, непримиримостью к так называемому буржуазному объективизму и выдает это за некое научное достоинство. Но спрашивается, почему то, что с научной точки зрения является недостатком, должно рассматриваться как преимущество? Поэтому второй принцип, обеспечивающий путь к правильному познанию прошлого, гласит: глупо было бы отрицать зависимость истории как науки от идеологии, но как только научное знание открывает возможность ослабить эту зависимость, историк обязан воспользоваться ею. Такова диалектика, и только так можно избавиться от влияния "резиновой" идеологии, от исторических трудов, скроенных по принципу "чего изволите?". Правда, здесь таится одна из самых трудных и болезненных проблем истории как науки.
Дело в том, что, как только начинается поиск способов к научному пониманию и объяснению истории, происходит ее усложнение, "утяжеление", поскольку наука пользуется специальными терминами, методами, приемами. Сторонники описательной истории, истории, которая просто нанизывает факты, оставляя в стороне их осмысление, часто апеллируют к общественной роли исторического знания. В этом смысле ее функция сводится к воспитанию гражданина и патриота своего отечества. А раз так, — история должна быть проста, доходчива, доступна, должна использовать различные приемы воздействия на широкую аудиторию, не исключая чисто литературных, художественных. Хотя такие приемы зачастую приносят успех, они далеки от науки. Идеальным выходом из положения было бы, конечно, соединение в исторических трудах и науки и искусства, но такое встречается редко, ибо искусство, как говорится, Божий дар и дается далеко не каждому, кто занимается историей. Есть ходячее выражение, что стать историком легче, чем математиком, но стать хорошим историком невероятно труднее, чем хорошим математиком. Как бы то ни было, сегодня в мире наибольший авторитет имеют научно-исторические школы.
Необходимость научной истории, основанной на всех достижениях гуманитарного знания, для нас, людей конца ХХ столетия и вступающих в новый век, диктуется еще и тем, что, как показал предшествующий опыт, она может быть крайне опасным оружием. Об этом не нужно забывать. Подобно тому, как занятия физикой и математикой приносили своими открытиями не только благо человечеству, так и занятие историей может быть, например, прибежищем националистов всех мастей и оттенков, служить основой для экстремизма, выдвижения бредовых идей и теорий. Как это происходит?
Дело в том, что историку приходится встречаться с мириадами фактов, о которых сообщают исторические источники, значительных и малозначительных, правдивых и ложных. Все они находятся в определенной причинно-временной взаимосвязи. Нет ничего проще, как зацепиться за какой-нибудь фактик или случайно выхваченные связи и дать правдоподобное объяснение, которое неискушенный читатель примет за истинное, и примеров тому множество, особенно в нынешних исторических "трудах" и исторических экскурсах, к которым любят прибегать различные политические деятели.
Существуют определенные процедуры и правила научного освещения прошлого, называемые методологией истории. Желательно, чтобы они приводили к определенному результату — созданию научной теории, объясняющей, почему вышло так, а не иначе. Но в силу своей специфики история как наука чаще всего не претендует на слишком широкие обобщения, повествуя о том, что имело место в действительности. Рассказ о прошлом, о "былом" преобладает в исторических трудах. Как считают специалисты в области методологии истории, из различных типов обобщений исторических фактов мышлению профессионального историка свойственны в основном наиболее эмпирические уровни, остальное остается на долю философов или социологов, задача которых и состоит в том, чтобы создавать общую теорию исторического познания и исторического процесса. Но это не значит, что историк свободен от теоретических обобщений. Его стихия — это выводы и заключения о сущности и характере исторических явлений, свойственных данному времени и месту, например создание концепции индустриализации в России на рубеже ХIХ—ХХ вв. Как правило, такого рода концепции относят к теориям среднего уровня, которые могут служить основой для дальнейших обобщений. Сказанное нисколько не принижает значение профессии историка, просто это — специфика его работы.
Наиболее распространенными до недавнего времени были позитивистская и марксистская ориентации в историческом познании. Первая апеллировала к позитивному, т. е. положительному, конструктивному, основанному на опыте знанию, вторая — к материалистической диалектике. Обе требовали подходить к изучению исторических событий с позиций системного (структурного, функционального) анализа, опираясь на систему конкретно-исторических фактов. Сегодня и та и другая подвергаются критике с позиций постструктурализма, герменевтики и структурной лингвистики. Это касается прежде всего конкретных способов работы с историческими источниками.
Умение правильно обращаться с ними — отличительный признак историка-специалиста. Этому учит источниковедение, которое с полным правом можно назвать творческой мастерской исторической науки. Центральный вопрос, который встает перед историком, можно ли извлечь из источников истинные факты и на их основе построить историческую концепцию. Классическое источниковедение стоит на том, что — да, только нужно соблюдать определенные процедуры и правила. Постмодернисты говорят — нет, так как источник опосредован языком (дискурсом), на котором он изложен, а тот не дает возможности отличить истинное от ложного. Современный язык вообще — орудие власти, инструмент подавления и подчинения человеческой мысли. Поэтому смысл работы историка состоит только в выяснении взаимодействия текста, языка источника и контекста, т. е. в какой возможной связи исторических событий он находится, занимаясь при этом поиском первородных языковых сущностей. На этой основе в лучшем случае можно достичь понимания и правдоподобия в изложении исторических событий.
Несомненно, что внимание к языку источника необходимо. Более того, историку надо уметь вслушиваться и понимать "язык", на котором говорит "эпоха", на чем настаивает современная герменевтика. Но все же нужно помнить, что за этим "языком" стоят определенные исторические реалии. Истина — всегда понятие относительное и объективность в науке — это просто больше знаний о предмете, а требования к историческому объяснению сегодня должны быть довольно жесткие: если какой-либо факт в него не укладывается, то оно должно быть отвергнуто. Это является критерием отделения истинной теории от ложной, что особенно важно подчеркнуть, так как сегодня приходится сталкиваться с великим множеством разного рода новых версий по поводу тех или иных событий в истории ХХ в. Историкам, особенно неофитам, не следует впадать в неумеренный "телячий" восторг в связи с появлением в печати очередной новомодной теории, а постараться прежде всего испытать ее на прочность, на соответствие историческим реалиям. Кстати, здоровый консерватизм, скептицизм и здравый смысл всегда ценились в качестве непременных атрибутов в профессии историка.
Таким образом, единство методологии является еще одним важнейшим условием объективного освещения прошлого. В свою очередь, методология — это достаточно сложный комплекс приемов и средств научно-исторического познания. Не будем касаться их всех, упомянем лишь те, без которых никак нельзя обойтись профессиональному историку, и которые являются вернейшим признаком его отличия от дилетанта, подчас даже брызжущего эрудицией, свободно порхающего от одного века к другому, направо и налево рассыпающего цитаты и т. п. Надо иметь в виду, что профессия историка весьма многотрудная. Это напряженная будничная работа в архивах, требующая, как иные полагают, "каменной задницы". Но одной ее недостаточно, голова, конечно, намного важнее.
Одним из обязательных в истории является прием ретроспекции или ретроспективного познания путем последовательного и постепенного углубления в прошлое с целью найти корни или перво причины событий. В печати, например, прошел вал публикаций, посвященных отечественному бюрократизму, и где только не находили объяснения его природы и сущности: и в приказной волоките Московского царства, и в петровских преобразованиях, и в николаевской России. Если не нарушать требований ретроанализа, то мы найдем объяснение этому гораздо ближе, в советском партийно-государственном устройстве, а прежние проявления бюрократизма будут выглядеть лишь в качестве его отдаленных исторических корней. Нужно обратить внимание, что если при ретроспекции мы идем к прошлому от настоящего, то построение исторической теории-объяснения следует в обратном порядке: от прошлого к настоящему в соответствии с принципом диахронии.
Другим обязательным условием является принцип историзма, т. е. представление истории как имманентно связанного закономерного процесса. Каждая последующая ступень истории есть результат предыдущей. Сегодня этот принцип подвергается особенно усиленной атаке, но без него научная история невозможна. Историзм дополняется герменевтикой, т. е. предполагает умение вживаться в эпоху, смотреть на события как бы изнутри, глазами людей ушедших поколений. Без этого достичь понимания истории невозможно. Суждения только с позиций современности — проявление непрофессионализма, и нынешняя ситуация демонстрирует тому уйму примеров. Соединение историзма и герменевтики — "новый историзм" можно осуществить только в процессе работы над источниками: другого способа просто не существует. Тем не менее взгляд на историю с позиций современности также необходим, но не в том смысле, как сейчас часто бывает: "большевики — гады", "Ленин — убийца", а в том, что многое ныне видится иначе, чем представлялось людям своего времени, что на многое сегодня открылись глаза, стали известны скрытые доселе факты.
Для подлинно научной истории крайне необходим историко-сравнительный анализ: исторические параллели и аналогии. При этом должны соблюдаться определенные условия. История, конечно, дает пищу для бесконечного числа аналогий, основанных на сходстве исторических ситуаций, но нужно всегда задаваться вопросом, насколько правомерны, например, такие из них, как Сталин и Гитлер, Сталин и Иван Грозный; соблюдаются ли здесь, так сказать, правила игры, требования историзма, ретроспекции, приняты ли во внимание специфические исторические обстоятельства. Подобное предупреждение очень важно, потому что в сегодняшней ситуации ничем не сдерживаемый компаративизм получил прямо-таки вид болезни.
С историко-сравнительным подходом связана проблема альтернативности в истории. Она сегодня тоже имеет какое-то болезненное звучание, не имеющее ничего общего с наукой, а скорее с маниловскими мечтаниями: что было бы, если... вот если бы да кабы... Вообще говоря, рассматривать альтернативы полезно, чтобы понять суть происшедшего, но только такие, которые реально существовали в действительности, если за ними стояли реальные общественные силы, интересы, действующие лица, да и то это скорее удел социальной научной фантастики. История многовариантна, но только в данный конкретный момент времени. Реализуется же всегда только один вариант, нет возможности ни переделать, ни подправить события, как бы этого ни хотелось. Анализ альтернатив помогает понять, почему произошло так, а не иначе. Возможность выбора есть только сегодня, а сделать правильный выбор можно, опираясь на уроки истории. В этом смысле история — magistra vitae, хотя, как показывает опыт, извлекать уроки мы еще не научились. Все зависит от того, как понимать и использовать эти уроки. Простое заимствование из прошлого обычно ни к чему не приводит, а может обернуться фарсом и разрушительными последствиями. В свое время было, например, много дискуссий об уроках нэпа на предмет того, как перенести нэповские реформы, о которых пойдет речь в курсе, на почву более поздней советской экономики. Но историческое значение нэпа состоит совсем в другом. Это прежде всего опыт выхода из кризисной ситуации. Основания, на которых он может быть осуществлен, принципы реформирования, приносящие весомые результаты, и несбывшиеся надежды, мы рассмотрим подробнее в свое время.
Предлагаемый курс, видимо, будет необычным, в значительной мере экспериментальным, по своему содержанию не сходным с тем, о чем пишет современная литература на исторические темы. В нем будет сделана попытка реализовать исходные постулаты, которые изложены выше. Главное в содержании курса — предложить читателю научную версию советского периода отечественной истории. В последние годы отмечается тенденция давать целостную историю России за весь ХХ в. Барьер, созданный советской историографией и отмеченный 1917 г., как
|
|
|
