IV. Вторая инструкция от морского министра.

Академия наук, за краткостью остающегося времени, не приготовила инструкции для учёных, в дивизии вашей в вояж отправляющихся. Вследствие чего я препровождаю при сём, к руководству для них, начертание некоторых предметов по учёной и художественной части, поручая вам объявить, что морское начальство ожидает от их практических сведений и деятельности точного исполнения во всём, что токмо до их звания относится.

Начертания некоторых предметов по учёной и художественной части.

Кампания, предпринимаемая по повелению государя, имея целью приобретение полнейших познаний о нашем земном шаре, доставить отправляющимся в оную учёным способ и частые случаи производить полезные для наук наблюдения.

По геометрической, астрономической и механической части, они не упустят заниматься исследованием всех заслуживающих любопытства предметов, до сих наук относящихся, будут делать свои замечания и вести журналы о последствиях ими извлекаемых.

Они должны производить опыты для определения долготы секундного маятника в различных широтах, что послужит к определению изменений тягости; дабы же выводимые последствия были достоверны, нужно, чтобы опыты были делаемы одними и теми же инструментами и лицами, и были бы повторяемы с возможною точностью во всех тех местах, куда суда приставать будут.

Определение долготы входит в число ежедневных трудов мореплавателя, астрономы должны также особенно и прилежно сим заниматься. Они обязываются сохранять подлинные их вычисления о сих наблюдениях, производимых по расстоянию луны от неподвижных звезд.

Зная по Эфемеридам время затмений, которые случатся в продолжении их путешествия, а также и места, где оные будут видимы, астрономы не ограничат себя единственно определением мгновений начала и конца затмений, но означат также положение родов[99] со всевозможною подробностию.

Приливы и отливы моря заслуживают особенное внимание; нужно замечать старательно двойной прилив в течение каждого дня.

По физической части путешественники обязаны делать наблюдения, до сего предмета касающиеся, к числу коих относится изменение компаса. Любопытно было бы испытать магнитную силу в тех точках, где есть наибольшее и наименьшее склонение магнитной стрелки.

Они должны вести верную записку о высоте барометра в разные часы дня.

Состояние атмосферы и ее беспрерывные изменения будут ими прилежно замечаемы, равно как и направление высших и низших ветров, в сравнении с дующим близ поверхности моря; различие высших и низших ветров в безоблачную погоду можно замечать посредством небольших воздушных шариков, которыми они будут снабжены.[100]

Они обязаны стараться замечать течения моря везде, где только будет возможно, и вести записки об учиненных ими по сему предмету наблюдениях.

Феномены, как то: метеоры, северные и южные сияния, будут прилежно замечаемы, и желательно было бы, чтобы означаема была высота и полнота оных.

Должно внимательно наблюдать тромбы,[101] и поелику еще по сие время не согласны в причине оных, стараться исследовать сей феномен, дабы можно было достигнуть до изъяснения оного.

Следует производить опыты касательно различной степени температуры моря и его солености, в разных местах и глубинах в рассуждении различия тяжести вод и степени ее горькости, а также и на счет изменения теплоты в известной глубине противу замечаемой на поверхности моря.

Нужно делать наблюдения над льдинами различного рода, как плоскими, так и возвышающимися наподобие гор, и изъяснить мысли насчет образования оных.

Равным образом следует замечать свет, блистающий часто на море; было бы весьма занимательно и любопытно изъяснить причины оного, с большею подробностью, нежели как то до сего было делаемо.

Относительно химии нужно обращать внимание по всем изысканиям, до сей науки относящимся, замечать краски, употребляемые народами для окрашения их изделий, вещества, из коих они их извлекают, и способы, изобретенные ими для их употребления.

По анатомической части будут вникать в познание всего того, что относится до изменений в человеческом роде, как то: в цвете, росте, сложении и проч. и проч. и не упустят распространить сих исследований и на внутренние части, если то представится возможным посредством анатомирования трупов; будут также осведомляться о долготе жизни и о времени возмужалости обоих полов.

По зоологии будут делаемы все наблюдения относительно сей части, и сколько возможность позволит, коллекция.

Равным образом и по минералогической части не оставят собирать коллекции, в особенности будут замечать почву земли и отношения оной в противоположных берегах проливов и различные слои, словом: не упустят никаких полезных по сей части наблюдений.

Равное старание будет употреблено и по ботанической части, как относительно коллекции растений, так и описания оных и собрания образчиков всякого рода деревьев; полезно было бы познавать силу и свойство тех, которые ещё мало известны.

Живописцы в их художестве имеют средство представлять зрению понятия о всём том, что имеется видимого в природе, и от трудов их ожидается верное изображение всех заслуживающих любопытство предметов.

Наконец, мореплаватели не упустят случая во всякое время делать исследования, замечания и наблюдения о всём том, что может споспешествовать вообще успехам наук и в особенности каждой части.

* * *

18 и 19 июня. Шлюпы уже были в готовности, кроме некоторых столярных и малярных работ; по приказанию морского министра вытянулись на Малый Кронштадтский рейд, где против Средних ворот[102] на пять и три четверти саженях положили якори. Вместе с нами вышли также на Малый рейд шлюпы «Открытие» и «Благонамеренный», назначенные к изысканиям на Севере.

23 июня. Морской министр, заботясь о скорейшем отправлении нас, сам с главным командиром Кронштадтского порта осмотрел шлюпы, на которых ещё продолжали разные работы.

24 июня. Июня 24-го в Кронштадт прибыл государь для обозрения тех судов, которые по собственному его назначению понесут Российский флаг в отдалённейшие пределы Юга и Севера. Государь посетил шлюпы «Восток» и «Открытие»; осмотрев всё, и пожелав нам благополучного плавания, государь возвратился чрез Ораниенбаум в Петергоф. На другой день вновь началась и продолжалась до самого снятия с якоря.

25 июня. Начальника второго отряда М. Н. Васильева и меня пригласили в Петергоф и мы были представлены государю. При сем случае государь передал приказание, «чтобы мы во время пребывания у просвещённых, равно и у диких народов, снискивали любовь и уважение; сколь можно дружелюбнее обходились с дикими народами и без самой крайности не употребляли огнестрельного оружия». Потом мы были приглашены к столу государя; после обеда возвратились на шлюп. Князь Лобанов-Ростовский,[103] который на собственной своей яхте прибыл из С.-Петербурга в Кронштадт, прислал мне в подарок путешествие Будена[104] и атлас к оному. Подарок сей впоследствии времени был мне полезен и был тем для меня приятнее, что служил доказательством желания нам успеха в предстоящих трудах.

26 июня. По указу государственной Адмиралтейств-коллегий я отправился в С.-Петербург для приёма денег, ассигнованных на жалование и другие надобности, а капитан-лейтенанту Завадовскому приказал стараться сколько можно успешнее привести все работы к концу, также принять порох, огнестрельные снаряды и фейерверки, приуготовленные для диких, чтобы дать им понятие о европейских пиротехнических забавах, особенно тем, которые гостеприимным принятием заслужат нашу признательность. Одним словом всё, что нужно для приобретения уважения и благоприязни диких народов, было предусмотрено, всё выбрано лучшее и доставлено на шлюп.

3 июля. Окончив предстоявшее мне дело в С.-Петербурге, я возвратился на шлюп и нашёл, к величайшему моему удовольствию, что все мои приказания исполнены с точностью и шлюпы совершенно готовы. Вскоре прибыл морской министр; он желал проводить нас некоторое расстояние на своей яхте.

4 июля. 4 июля назначено нам сняться с якоря. В б часов пополудни при свежем ветре от ОNО, проходя бастионы Средней и Купеческой гавани; где находились: главный командир Кронштадтского порта и военный губернатор вице-адмирал Моллер, флотский начальник контр-адмирал Коробка и многочисленное собрание народа, мы видели изъявления всеобщего нам желания счастливого плавания, зрители махали шляпами и кричали: «ура!». Мы отвечали, прокричав пять раз «ура»! С сердечным чувством благодарности и, отсалютовав крепости, прибавили парусов. Шлюп «Мирный» также снялся с якоря и следовал за шлюпом «Востоком». Скорый ход и темнота ночи скрыли от нас то место, которое сегодня казалось нам местом очаровательным. Второй отряд, шлюпы «Открытие» и «Благонамеренный», снялись с якоря и последовали за нами.

5 июля. 5 июля ветр был благополучный, небо ясное; мы занимались прибиранием всего к своему месту и приведением в походный порядок. Мы шли так скоро, что в 8 часов утра миновали створ Гогландских маяков в расстоянии одной мили от берега, а в 7 часов вечера прошли Кокшхарский маяк.[105] В 9 часов встретили эскадру под начальством вице-адмирала Крона;[106] она была в море для практики, состояла из шести кораблей линейных, двух фрегатов и одного брига. Упоминая о маяке, я должен сказать, что исправность нынешних маяков в Финском заливе и бдительное наблюдение за освещением оных старанием директора маяков генерал-майора Спафарьева столько облегчает плавание по Финскому заливу, что в ясную погоду нет нужды заботиться о точном счислении пути корабля, ибо днем маяки служат приметными местами, ночью верными указателями.

6 июля. В полдень по наблюдению мы находились в широте 59° 8 северной. Имея Дагерортский маяк на S, мы шли при благополучном ветре по шести с половиною и по семи миль. В половине 5-го часа маяк закрылся в расстоянии около двадцати четырех миль.

К вечеру ветр стих и сделалось безветрие. Мы тогда были в виду Естр Гарнгольма;[107] следующие трое суток шли курсами, какими позволяло переменное маловетрие. Шлюпы «Открытие» и «Благонамеренный» были ещё видны на горизонте. Шлюп «Мирный» отставал от нас; вместо того, чтобы убавить парусов, я приказал вахтенному учить матрозов брать и отдавать у марселей рифы.

10 июля. Поутру погода была прекрасная; мы проходили очень близко датской крепости Христианс-Орт.[108] Я салютовал семью выстрелами; с крепости ответствовано тем же числом. Около полудня прошли северную оконечность острова Борнгольма в расстоянии полуторы мили. Сколько мы ни старались рассматривать предметы на острову, но за мрачностью ничего не возможно было отличить, а как шлюпы имели весьма быстрый ход, то и самый остров скоро исчез из глаз наших.

При свежем холодном ветре мы шли по семи узлов, и в 8 часов прошли Фальстербоу. С сего времени держали более к северу, чтоб войти в Зунд. В 11 часов ветр стих. Я приказал сделать сигнал «стать на якорь по способности». Глубина была девять сажен,[109] грунт — ил с песком. Шлюп «Мирный» стал на якорь по близости шлюпа «Востока».

11 июля. В 6 часов утра следующего дня снялись с якоря, вылавировали до первого бакана; тогда ветр настал благополучный и тихий. Хотя часа за два пред сим поднят был на фор-брам-стеньге гюйс при пушечном выстреле, что означает требование лоцманов, однако ж они не приехали, и я решился итти прямо без лоцмана. Прошел первый бакан, который поставлен был на мели, от лоцманской деревни Драко[110] к югу, шлюп «Восток» приткнулся к мели.

Бакан может быть волнением сдвинут с места, но вероятнее, что боцманы для своей выгоды не поставили оного надлежащим образом, чтобы иметь случай снять с мели судно, или подать оному помощь и получить плату. Я отверг их пособия, потому что уже успел спустить барказ, и сказал им, что буду жаловаться начальству. Между тем на маленькой лодке приехали другие лоцмана, которых мы приняли на шлюпы. Завезли с кормы верп с кабельтовом, весьма легко оттянулись и отошли на фарватер, где за противным ветром стали на якорь.

12 и 13 июля. 12-го и 13-го числа, за мрачною погодою и противным ветром, стояли на якоре.

14 июля. Утром снялись с якоря, лавировали при попутном течении и тихом ветре. В 5 часов пополудни, пройдя бакан на северной оконечности Мидель-грунта, спустились на малый рейд, салютовали крепости семью выстрелами, нам ответствовали равным числом: шлюпы «Открытие» и «Благонамеренный» уже стояли на якоре, их лоцмана были лучше наших. Мы положили якорь в близости от крепости.

15 июля. Поутру, узнав, что полномочный министр и чрезвычайный посланник нашего двора, барон Николаи,[111] возвратился из загородного дома, я поехал к нему с лейтенантом Лазаревым, чтобы явиться, узнать от него о натуралистах Мертенсе и Кунце и спросить, каким образом скорее и дешевле можно получить некоторое количество рому, вина и уксусу. Благоприязненным приёмом барона Николаи мы были весьма довольны.

Он объявил нам, что от натуралистов Мертенса и Кунца получил письма, которыми отказываются от сопутствия с нами, ибо им было дано очень мало времени для заготовления всего нужного к сему путешествию и чтобы потом поспеть в Копенгаген. Таковые известия были для нас весьма неприятны, и я тотчас просил барона Николаи постараться отыскать в Копенгагене охотника занять место натуралиста. Он обещал исполнить мою просьбу, однако ж впоследствии объявил, что хотя и нашёл одного молодого натуралиста, который согласился на сделанное ему предложение, но родственники не решились его отпустить и увезли на время за город.

Таким образом мы лишились надежды делать обретения по естественной истории, нам осталось утешение набирать по сей части всё встречающееся и, по возвращении нашем, предоставить людям знающим отличить известное от неизвестного; в продолжение всего путешествия мы всегда сожалели и теперь сожалеем, что не было позволено итти с нами двум студентам по части естественной истории из русских, которые сего желали, а предпочтены им неизвестные иностранцы.

В продолжение семидневного пребывания нашего в Копенгагене мы имели удовольствие познакомиться с контр-адмиралом Левенёрном, который управляет королевским архивом морских карт и, можно сказать, трудится с величайшею ревностью; он снабдил нас некоторыми необходимыми картами, показывал нам описания разных путешествий и изъяснял лучший способ употребления секстанов, советовал в Копенгагене приделать к оным коротенькую трубочку вместо длинной. Я исполнил сие единственно из учтивости, ибо трубочка не принесла никакой пользы. Контр-адмирал Левенёрн советовал также купить машину для очищения воды и принял на себя труд показать, где оную получить можно. Машина сия была нам полезна в употреблении.

Контр-адмирал Левенёрн не любит англичан; он с великим жаром изъявлял неудовольствие на них за неисправность издаваемых ими карт и календарей. Вероятно карты, доставшиеся Левенёрну, были не из самых лучших; но морские календари, изданные на 1816, 1817, 1818, 1819 и 1820 годы подлинно не приносят чести английской Комиссии долгот, и может быть, что они причиною крушения некоторых судов. Погрешности усмотрены ею весьма поздно в календаре на 1819 год, не прежде ноября 1818 года, и числом не менее ста восьми погрешностей. Кажется, что со смертью астронома Маскелина,[112] который, можно сказать, был основателем полезного издания астрономических календарей, прекратилась и точность, коею они отличались при начале. Многие, желая оправдать Дж. Понда,[113] главного астронома Гринвичской обсерватории, доказывают, будто бы он в ошибках сих нисколько не участвует и что всё происходит от самой Комиссии долгот, однако ж трудно поверить, чтобы сей астроном, старший на Гринвичской обсерватории, от коего, кажется должно зависеть и избрание членов для поверки сих изданий, мог не участвовать в неверности их.

Мы были на обсерватории, которая на башне; вход внутри по наклонной плоскости простирается до самого верху, подобно внутренней части улитки. Сверху можно рассмотреть город Копенгаген, красивые окрестности и Зунд. Инструменты показались нам не в лучшей чистоте; может быть достоинство их превосходит наружный вид.

Хотя Адмиралтейств-коллегия совершенно предоставила мне выдавать служителям ежедневную пищу сообразно климатам и прежде бывшим известным путешествиям, однако ж в продолжении плавания от Кронштадта до Копенгагена я поступал согласно морскому уставу Петра Великого, т. е. в воскресные дни производил по фунту, а в прочие четыре дни по шестидесяти золотников[114] говядины, которая варилась в кашице; в среду и пятницу к обеду варили горох, а к ужину густую кашу с коровьим маслом. Пришед в Копенгаген, я приказал на обоих шлюпах производить ежедневно по фунту, а в воскресные дни по полтора фунта говядины, которую варили в щах с разною зеленью, и сверх сего давали по кружке пива на каждого человека: Хорошая и сытная пища весьма нужна, особенно при начале похода; она как будто приготовляет человека к выдерживанию всех предстоящих ему трудностей, и для того должно стараться сначала несколько с избытком довольствовать служителей.

Налив порожние бочки водою и вымыв служительское белье, мы изготовились к дальнейшему плаванию. С вечера поднятием гюйса при пушечном выстреле потребовали лоцмана, который вскоре приехал.

19 июля. Следующего утра в 10 часов, при ветре от ОsО, снялись с якоря, салютовали крепости из семи пушек, и нам ответствовано равным числом. Мы вдали видели, что отряд капитан-лейтенанта Васильева также снялся и следовал за нами.

Проходя остров Вен, усмотрели множество народа близ маленького дома, который по виду подобен был церкви. Идущие к острову пароход из Копенгагена и шлюпки, на коих было такое же множество людей, обратили наше внимание. Лоцман, у нас бывший, довольно хорошо изъяснил причину сего собрания и удовлетворил наше любопытство; он сказал, что на сем месте была первая обсерватория астронома Тихо-Браге,[115] и, чтобы оно осталось известным и в будущих веках, признательные датчане построили помянутый дом, около коего ежегодно 19 июля бывает гуляние. Таким образом, память о сем великом астрономе, который умер в 1601 году, сохранят не токмо упражняющиеся в науках, но все вообще; нам приятно было видеть сие доказательство, сколько датчане уважают просвещение.

21 июля. Несколько раз в продолжение моей службы мне случалось проходить Зундом, и я всегда с удовольствием видел по обеим сторонам зеленеющиеся берега, сады, хорошо обработанные поля, домы поселян и две крепости датскую и шведскую, но виды сих не могут сравниться с видами в Константинопольсоком проливе, коим подобных едва ли где найти можно.

В Гельсингере мы переменили лоцмана, наполнили паруса, и, отсалютовав крепости, получили в ответ выстрел за выстрел; нигде салютация не наблюдается с такою точностью, как в Дании.

Проходя маяк Кол и не имея надобности в лоцманах, мы их отправили на берег; в 10 часов вечера прошли Ангольмский маяк в расстоянии десяти миль, а следующего дня, обошед мыс Шкаген,[116] вступили в Немецкое море.

По прибытии в Англию мне предстояло многое к исполнению относительно предназначенного нам плавания, а потому я почёл за нужное воспользоваться превосходством хода шлюпа «Востока» противу шлюпа «Мирного», чтобы прежде притти в Портсмут, назначил лейтенанту Лазареву рандеву в сём порте и, прибавя парусов, пошёл вперед.

Попутный ветер и прекраснейшая погода благоприятствовали нам до самой Англии; мы всегда несли парусов сколько было возможно.

26 июля. В 8 часов утра увидели маяк Галопер на w, в расстоянии одиннадцати миль. В полдень встретили бот, на котором лоцмана обыкновенно выезжают и держатся в море, чтоб иметь случай провести суда между мелей. Поднятием гюйса на фор-брам-стеньге при пушечном выстреле я потребовал лоцмана, и он тотчас приехал; лоцманы только и ждут призыву. Ветр был очень тих, а потому я желал итти на Дильский рейд, чтоб простоять на оном в продолжении противного течения.

В 10 часов вечера при тихом ветре, за противным течением, положили якорь на Дильском рейде, на глубине восьми с половиной сажен, грунт хрящ.[117] Норд-Форланд[118] находился от нас на N0 26° в расстоянии десяти с четвертью миль. С английского фрегата, стоящего на брандвахте, приезжал офицер и, поздравя нас с прибытием, делал обыкновенные вопросы: откуда, куда и прочее.

27 июля. С рассветом, когда течение было попутное, шлюп «Восток» снялся с якоря и вступил под паруса при противном ветре. В половине первого часа противное течение опять принудило бросить якорь на глубине семнадцати сажен, грунт жёлтый, мелкий песок с ракушками. Донженской[119] маяк находился от нас на NW 79° в семи милях.

В 6 часов вечера, течение и ветр настали попутные; мы вступили под паруса. В половине 9-го часа прошли Донженской маяк в двух милях.

28 июля. Поутру я взял другого лоцмана, уговорясь с ним, чтобы он не требовал с меня более положенного английскими законами за ввод на Портсмутский рейд. Сей лоцман в продолжение пребывания нашего на Портсмутском рейде был нам полезен. При входе на рейд офицеры по обыкновению ещё издалека в зрительные трубы рассматривали корабли и фрегаты, стоявшие на якорях, различая их красоту и достоинства.

К общему удовольствию нашему, увидели мы в числе судов, бывших на Спитгедском рейде, одно под русским флагом, угадать было нам нетрудно, какое судно: мы ожидали возвращения капитана Головнина[120] на шлюпе «Камчатке» из Северо-Западной Америки. Радость наша была тем большая, что сия нечаянная встреча случилась за границею, где кажется русский ещё больше любит и привязывается к русскому. Лишь только мы приближились к якорному месту, приехали к нам некоторые из офицеров с шлюпа «Камчатки». Радость нашу при встрече соотечественников легко можно вообразить.

29 июля. В 7 часов вечера в Портсмуте, на Спитгедском рейде, на глубине семи сажен, положили якорь, имея грунт ил с жёлтым песком и ракушками. Главный начальник адмирал Камбель прислал лейтенанта поздравить нас с прибытием и спросить, не нужны ли нам какие-либо с его стороны пособия. Я, поблагодарив за учтивость, объявил, что нам нужно только запастись водою и свежими съестными припасами, и что всё то получим чрез нашего консула Марча.

Лейтенант Лазарев прошёл по другую сторону Годвинских банок, дабы неожиданная какая-нибудь перемена ветра не задержала его на Дильском рейде. В полночь шлюп «Мирный» положил якорь подле шлюпа «Востока». Отряд капитан-лейтенанта Васильева также прибыл и остановился подле острова Вайта.

30 июля. Следующего утра мы с лейтенантом. Лазаревым посетили офицеров на шлюпе «Камчатке»;[121] я увидел на шлюпе необыкновенный порядок, и что после многотрудного плавания все совершенно здоровы; сердечно наслаждался, нашед сослуживцев, так сказать, горсть предприимчивых россиян, возвращающихся из далёких стран в свое отечество здоровыми и весёлыми, приобретшими новые познания и большую опытность.

Мы поехали к адмиралу Камбелю поблагодарить его лично за сделанное им вчерашнего числа предложение в пособиях.

За несколько дней прежде нас прибыл в Портсмут на своей яхте принц-регент[122] Яхта была богато вызолочена, окружаема военными судами и множеством зрителей на прекрасных ботиках, шлюпках, яликах; такую живую картину можно видеть токмо в Англии. Мы при каждом разе, когда яхта проходила мимо наших шлюпов, ставили людей по реям и, прокричав семь раз ура, салютовали двадцать одним выстрелом.

1 августа. Сего утра начальники шлюпов, наняв дилижанс, поехали в Лондон.

Нам надлежало сколько возможно поспешнее исполнить всё нужное для снабжения судов наших и скорее отправиться в путь, но совершенно неожиданно мы пробыли в Лондоне около девяти дней. Хронометры и другие астрономические инструменты, для нас заготовленные, оказались не все соответственны нашим желаниям, следовательно, нужно было некоторые переменить, а отыскивание готовых секстанов и других инструментов, равно и потребных для путешествия нашего, книг и карт сопряжено было с великими затруднениями.

Троутон, известный инструментальный мастер, удовлетворил нас по своей части, снабдив лучшими секстанами, пассажным инструментом, искусственными горизонтами; хронометры были двух мастеров, Арнольда и Барода; от Долонда получили мы окружные инструменты, также несколько секстанов и ахроматические телескопы, четырех- и трехфутовые.

Для плавания нашего карты получены от Аросмита,[123] книги от разных книгопродавцев. Пендула[124] готового мы не нашли, а сделать новый мастера отказались за краткостью времени. Я просил графа Ливена[125] приискать натуралиста, который бы согласился отправиться со мною. Известный Сир-Жоэеф-Бенкс,[126] председатель Лондонского королевского общества, по просьбе графа хотя и взялся сие исполнить, но дело кончилось тем, что, получив всё нужное для шлюпа, мы должны были отправиться без натуралиста.

Особенно приготовленным свежим супом с зеленью и бульоном в жестянках и еловою пивною эссенциею достаточно снабдила нас фирма Донкин. Мне кажется, что ничего нет полезнее сих съестных припасов для здоровья мореплавателей, пускающихся в дальние страны, а особенно для больных, коим целительнейшее лекарство, без сомнения, свежая пища. Закупив в Лондоне всё, что было нужно для наших шлюпов, мы отправились обратно в Портсмут 10-го числа, и того же дня в вечеру туда прибыли.

10 августа. Хотя в Лондоне нам было много дела и к исполнению оного не мало затруднений, однако мы имели и досужные часы, чтоб осмотреть достопамятности сей столицы, как-то: церковь Св. Павла, готическое здание Вестминстерского аббатства со всеми в оном редкостями, Товер, или древнейшую Лондонскую крепость, воксал и театры.

Мы полагали, что по возвращении в Портсмут найдем инструменты, карты и книги, которых ожидали из Лондона, но вместо того получили оные чрез российского генерального консула Дубачевского не прежде 20 августа.

В продолжение пребывания нашего в Лондоне на шлюпах производилась работа с великою деятельностью, и все приведено к окончанию, кроме работы плотничной. На шлюпе «Востоке» переделка портов, по неудобности оных, шла очень медленно, ибо консул Марч нанял мастеровых работать поденно, не условясь с ними в цене за всю работу; без сомнения ни один работник не упустит из виду своей выгоды и продлит дело, чтобы более получить платы.

20 августа. 20 августа мы имели удовольствие видеть прибытие принадлежащего Российско-Американской компании судна «Кутузова», которое под начальством капитан-лейтенанта Гагемейстера[127] совершило путешествие вокруг света; плавание сие неможно назвать счастливым, ибо в продолжение оного умерло на судне девять человек.

В последнюю с французами войну у англичан Спитгедский рейд представлял по временам прекрасные, живые на море картины; но ныне флот английский «в белой одежде» покоится на своих лаврах. Когда корабли стоят в гавани разгружённые, их красят белою краскою, чтоб жар от солнечных лучей не так драл дерево; с нами на рейде стояли на якоре один корабль, два фрегата и два шлюпа.

25 августа. Августа 25-го все работы на шлюпах и расчёты с консулом были кончены. Из Лондона я не получал никакого известия о натуралисте, а время года не позволяло мне более медлить, а потому решился отправиться в путь. В случае разлуки от бурь или туманов, я назначил лейтенанту Лазареву место нашего соединения на рейде Санта-Круц при острове Тенерифе, где нам надлежало запастись вином, как для служителей, так и для офицеров.

При отправлении из Портсмута, по причине теплой погоды, мне невозможно было взять для служителей свежего мяса более как на три дня, а свежей капусты на неделю, луку же стало до самого прибытия к острову Тенерифу.

26 августа. В 5 часов пополудни 26 августа все гребные суда были подняты и по сигналу приехал лоцман; снявшись с якоря, мы вступили под паруса при тихом, не весьма благонадёжном ветре от NW; в 10 часов сделалось безветрие и продолжалось до самого утра, что принудило нас простоять всю ночь на якоре на С.-Еленском рейде; следующего дня, рано поутру, при NW тихом ветре, снялись с якоря и лавировали, но ветр сей продолжался токмо до полудни, тогда сделался штиль, прилив принудил нас бросить стоп-анкер; в два часа задул ветр западный и мы опять лавировали, но к удовольствию нашему ветр скоро переменился.

Глава вторая

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: