 |
Россия в конце XIX – начале XX В.
|
|
|
|
Три модели (эшелона) мирового капиталистического развития. Капиталистическая эволюция России в конце XIX – начале XX в. (проблемы и противоречия)
Конец XIX – начало XX в. стали переломным периодом в отечественной истории. Страна вступила в полосу широкомасштабных политических потрясений, причины которых были во многом обусловлены отчетливо наметившимся на рубеже двух столетий своеобразием ее социально‑экономического развития. После отмены крепостного права в России ускоренными темпами утверждается капитализм, причем уже с конца XIX в. наметились симптомы его перехода в монополистическую стадию. Однако процесс капиталистического развития России по многим существенным параметрам заметно отличался от классического, западноевропейского варианта становления буржуазных структур. Мысль о том, что история России демонстрирует иной, непохожий на западную модель тип капиталистической эволюции, высказывалась рядом советских исследователей еще в 60‑е годы. Представители так называемого нового направления в отечественной историографии (П.В.Болобуев, И.Ф.Гиндин, К.Н.Тарновский и др.) в своих работах, посвященных российской экономике на рубеже XIX‑XX вв., подняли вопрос о типе капиталистической эволюции России, рассматривая его в неразрывной связи со сформулированной ими же проблемой многоукладности (взаимодействия российского монополистического капитализма с до– и раннекапиталистическнми общественными структурами). Результаты соответствующих изысканий оказались весьма плодотворными и, в частности, способствовали более глубокому осмыслению предпосылок и природы трех российских революций. Однако в начале 70‑х годов «новое направление» было объявлено антимарксистским и подверглось настоящему административному разгрому. Осуществлявшееся в рамках этого направления всестороннее исследование социально‑экономической истории России конца XIX – начала XX вв. фактически прекратилось. Ситуация начала меняться лишь с середины 80‑х годов. Сейчас идеи, сформулированные в свое время сторонниками «нового направления», оставаясь, правда, до сих пор объектом острых дискуссий, все прочнее утверждаются в науке. Обогащенные новыми положениями общетеоретического и конкретно‑исторического плана, они открывают широкие перспективы для дальнейшего исследования ключевых проблем развития России на рубеже двух веков.
|
|
|
Механизм становления и эволюции буржуазных структур в различных странах, действительно, не являлся универсальным. В этой связи в современной научной литературе принято говорить о трех моделях (эшелонах) развития капитализма. К странам первой модели могут быть отнесены государства Западной Европы вместе с их дочерними заокеанскими ответвлениями (США, Канада, Австралия). Для обществ этого региона характерно раннее, самопроизвольное зарождение капиталистических отношений, их длительное органическое развитие, известная синхронность созревания экономических, социальных, правовых, политических и культурных предпосылок перехода к капитализму.
Иная ситуация складывалась в странах второй модели (Россия, Япония, Турция, балканские государства и т.п.), демонстрировавших особый тип капитализма. Становление буржуазных структур в этих государствах началось позднее, чем в странах первой модели, но осуществлялось более интенсивно (под влиянием импульса, шедшего не столько изнутри, сколько извне, т.е. необходимости преодоления отставания от обществ Запада, выступавших в данном случае и в качестве образца, и в качестве внешней угрозы). Процесс капиталистической эволюции в странах второго эшелона протекал в условиях сохранения в этих обществах многочисленных остатков старых, добуржуазных структур и под сильнейшим влиянием государства, являвшегося двигателем и гарантом развития. «Классическая» последовательность этапов складывания капиталистического производства (мелкотоварное производство – мануфактура – фабрика – паровой железнодорожный и водный транспорт) оказывалась нарушенной. «Сразу» возникало то, к чему Запад шел столетиями (железные дороги, тяжелая промышленность). В этих условиях капиталистическая эволюция в странах второй модели протекала более конфликтно, чем в странах первой модели. В частности, потребность в форсированном преодолении экономической отсталости вела к ужесточению налоговой эксплуатации и росту социальной напряженности. Перенесение передовых форм хозяйственной жизни на национальную почву, недостаточно подготовленную для их самостоятельного воспроизводства, порождало острейшую проблему адаптации широких слоев населения к новым требованиям, синтеза традиционных ценностей и ценностей буржуазного, индустриального общества, которые в странах второй модели, в отличие от стран Запада, естественным порядком не сложились. Разумеется, трудности, возникавшие в процессе капиталистической модернизации обществ второй модели, не являлись принципиально неодолимыми, о чем свидетельствует прежде всего пример Японии. Заимствование передового опыта стран «раннего капитализма» не только порождало проблемы, но было и своеобразным «преимуществом отсталости». Успех сложнейшего и болезненного процесса буржуазной трансформации обществ второй модели во многом зависел от субъективных факторов (способности правящей элиты проводить сбалансированную экономическую и социальную политику) и – в большей степени – от готовности местной культурной традиции к восприятию новых ценностей.
|
|
|
Наконец, еще одну модель становления буржуазных структур демонстрируют государства Азии, Африки, частично Латинской Америки, оказавшиеся к началу XX в. на положении колоний и полуколоний великих держав.
В социально‑экономнческом развитии России на рубеже двух столетий отчетливо проявлялись закономерности, присущие странам второго эшелона. Самодержавие во имя сохранения своих международных позиций, создания мощного военного потенциала проводило политику, направленную на форсированную индустриализацию страны. Российский капитализм рос как естественным путем «снизу», так и усиленно насаждался «сверху». Его развитие носило крайне неравномерный, очаговый характер, как в отраслевом, так и в территориальном плане. Различные фазы капиталистической эволюции предельно уплотнялись. Российский капитализм, начавший с конца XIX в. переходить в монополистическую стадию, не знал ярко выраженного периода свободной конкуренции. Отдельные этапы развития буржуазного строя как бы «наложились» друг на друга.
|
|
|
Докапиталистические структуры продолжали играть значительную роль в российской экономике. Последняя поэтому представляла собой многообразный и противоречивый комплекс хозяйственных укладов, порожденных определенным уровнем развития производительных сил, т.е. воспроизводившихся на своей собственной основе и отличавшихся друг от друга целями производства, способами использования прибавочной стоимости, отношениями собственности и т.п. Господствующее положение, разумеется, занимал уже капиталистический уклад, выступавший в различных формах (необходимо отметить, в частности, что для российской экономики было характерно наличие развитого государственно‑капиталистического сектора – казенные железные дороги, промышленные предприятия) и увязывавший все прочие в некую более или менее единую систему. Наряду с ним, однако, продолжали существовать и такие уклады, как полукрепостнический, представленный помещичьим отработочным хозяйством в деревне, старой горнозаводской промышленностью Урала, мелкотоварный (крестьянское хозяйство, связанное с рынком), патриархальный (натуральный), который сохранялся на окраинах империи и частично – в «медвежьих углах» ряда центральных районов. Страна жила одновременно как бы в разных эпохах. Противоречия одной фазы общественного развития сочетались с противоречиями, порожденными последующими фазами. До– и раннекапиталистические формы эксплуатации переплетались с формами, присущими зрелому капитализму. Сам капиталистический уклад, взаимодействуя с докапиталистическими элементами экономической структуры, не столько разрушал их, сколько консервировал, широко используя архаичные формы извлечения прибыли (торгово‑ростовщическая эксплуатация населения). Все это деформировало процесс капиталистической эволюции России и делало его весьма болезненным для широких народных масс, что способствовало обострению социальных антагонизмов.
|
|
|
Ситуация усугублялась и становившимся к концу XIX в. все более ощутимым несоответствием унаследованной от крепостнической эпохи формы организации политической власти (в лице самодержавия) изменившимся общественно‑экономическим отношениям. Кроме того, сама культурная традиция России оказывалась малосовместимой с ценностями капиталистического, индустриального общества. В традиционный уклад русской жизни, формировавшийся под влиянием Православия, никак не вписывались, например, погоня за прибылью, индивидуализм. «Деловые люди» как таковые не являлись в общественном сознании героями, примерами для подражания. Подобные настроения были присущи, в частности, вполне европеизированным слоям, культура которых ничуть не напоминала традиционную. Один из видных представителей делового мира Москвы начала XX в. П.А.Бурышкин писал в своих воспоминаниях, что "и в дворянстве, и в чиновничестве, и в кругах интеллигенции, как правой, так и левой, – отношение к «толстосумам» было, в общем, малодружелюбным, насмешливым и немного «свысока», и в России «не было того „культа“ богатых людей, который наблюдается в западных странах». Ценности же буржуазного общества, по наблюдениям современных исследователей, попадая на неподготовленную культурную почву, «вызывали скорее разрушительный эффект, приводили к дезориентации массового сознания».
При этом разрыв между высшими слоями и основной массой населения России был чрезвычайно велик, что также отразилось на процессе капиталистической эволюции страны. Со времени петровских реформ Россия, действительно, как бы раскололась на две «цивилизации» – «цивилизацию» европеизированных верхов и в общем чуждую западным влияниям «цивилизацию» низов, т.е. главным образом крестьянства, которое сами же верхи вплоть до столыпинской аграрной реформы стремились удержать в рамках архаических, патриархальных отношений. «Мир господствующих привилегированных классов, – писал выдающийся русский философ Н.А.Бердяев, ‑…их культура, их нравы, их внешний облик, даже их язык, был совершенно чужд народу – крестьянству, воспринимался как мир другой расы, иностранцев». Взаимное отчуждение и противостояние двух «цивилизаций», имевших немного общего и долго (в эпоху господства феодально‑крепостнического строя с его жесткой сословной иерархией) развивавшихся мало соприкасаясь друг с другом, должны были обернуться их столкновением в период стремительного рывка страны вперед, в ходе модернизации России, когда рушилась старая сословная структура и возрастала социальная активность широких слоев населения.
|
|
|
Все это, разумеется, не означало, что успешная буржуазная модернизация России была в принципе невозможна. Тем не менее на ее пути существовали серьезные препятствия, причем не только внутриполитического плана. Степень вовлеченности России в хитросплетения мировой политики, обусловленная не одними амбициями самодержавия, но и объективными факторами – размерами страны, ее геополитическим положением, заставляла власть насаждать капитализм ускоренными темпами и вместе с тем не давала возможности мобилизовать необходимые ресурсы для решения внутренних проблем, в частности – порожденных форсированным насаждением капитализма. Первая мировая война – естественный результат соперничества великих держав – стала тяжелейшим испытанием для страны и, предельно обострив все накопившиеся противоречия ее развития, вызвала социальный взрыв, который в итоге прервал процесс капиталистической эволюции России.
Российская промышленность в конце XIX – начале XX в.
Конец XIX – начало XX в. – время ощутимых количественных и качественных перемен в российской экономике. Высокими темпами росла отечественная промышленность. Ускоренному экономическому росту в большой мере способствовала политика форсированной индустриализации страны, которая в первую очередь была связана с именем С.Ю.Витте (1849‑1915) – одного из крупнейших государствеиных деятелей последних десятилетий существования Российской империи, занимавшего в 1892‑1903 гг. пост министра финансов.
Взятый С.Ю.Витте курс на всемерное содействие промышленному развитию не был принципиально новым явлением. Он в какой‑то мере опирался на традиции еще петровской эпохи и опыт экономической политики последующих периодов. Составными частями «системы» С.Ю.Витте являлись таможенная защита отечественной промышленности от иностранной конкуренции (основы этой политики были заложены еще таможенным тарифом 1891 г.), широкое привлечение зарубежных капиталов в виде займов и инвестиций, накопление внутренних финансов ресурсов с помощью казенной винной монополии и усиления косвенного налогообложения. Государство активно «насаждало» промышленность, оказывая содействие (административное и материальное) в возникновении новых и расширении существующих предприятий. Одной из крупнейших мер, осуществленных С.Ю.Витте в рамках реализации его «системы», явилось введение в 1897 г. золотого денежного обращения. Золотое содержание рубля при этом уменьшилось на 1/3. Кредитный рубль приравнивался к 66 2/3 коп, золотом. Государственный банк, ставший эмиссионным учреждением, получил право выпускать не обеспеченные золотом кредитные билеты на сумму не более чем в 300 млн руб. Финансовая реформа способствовала стабилизации курса рубля и притоку в Россию иностранных капиталов.
Содействуя развитию российской промышленности, «система» С.Ю.Витте отличалась противоречивостью. Широкое государственное вмешательство в экономику, способствуя в известном отношении быстрой капиталистической эволюции России, с другой стороны, мешало естественному становлению буржузных структур. Форсированная индустриализация осуществлялась за счет перенапряжения платежных сил населения, прежде всего – крестьянства. Таможенный протекционизм оборачивался неизбежно ростом цен на промышленные товары. На положении широких народных масс отрицательно сказывалось усиление налогообложения. Важнейшим средством пополнения государственного бюджета стала винная монополия. В 1913 г. она обеспсчнвала 27‑ЗО% всех бюджетных поступлений. Негативно отражавшаяся на благосостоянии широких слоев населения политика форсированной индустриализации сыграла известную роль в подготовке революционного взрыва в 1905 г.
Отставка С.Ю.Витте с поста министра финансов в 1903 г. не привела к пересмотру основ политики самодержавия в области промышленности. Разумеется, достигнутый к 900‑м годам уровень экономического развития России, русско‑японская война и революция 1905‑1907 гг., расстроившие государственные финансы, перемены в общественно‑политической жизни страны, вызванные революцией, – все это вынуждало правительство вносить известные коррективы в тот курс, который осуществлял в свое время С.Ю.Витте. Так, государство отказалось от прямого «насаждения» промышленности. Тем не менее, поскольку задача ускоренного развития отечественной индустрии оставалась по‑прежнему актуальной, постольку проводившаяся царским правительством промышленная политика (вплоть до начала первой мировой войны) в целом являлась продолжением «системы» С.Ю.Витте.
Курс самодержавия на форсированную индустриализацию страны дал весомые результаты. 90‑е годы XIX в. ознаменовались промышленным подъемом невиданной прежде продолжительности и интенсивности. С большим размахом велось железнодорожное строительство, К 1900 г. было построено 22 тыс. верст железных дорог, т.е. больше, чем за 20 предыдущих лет. К 900‑м годам Россия располагала второй в мире по протяженности сетью железных дорог. Интенсивное железнодорожное строительство стимулировало развитие промышленности, в первую очередь – тяжелой. Российская индустрия росла самыми высокими в мире темпами. В целом за годы подъема промышленное производство в стране более чем удвоилось, причем производство средств производства увеличилось почти в три раза.
Экономический подъем сменился острым промышленнымм кризисом, первые симптомы которого проявились в самом конце 90‑х годов XIX в. Кризис продолжался до 1903 г. Прирост промышленного производства в эти годы сократился до минимума (в 1902 г. он составил лишь 0,1%), однако в силу разновременности охвата кризисом отдельных отраслей общего уменьшения объема выпускаемой продукции не наблюдалось. Первое десятилетие XX в. для отечественной промышленности было неблагоприятным временем. На ее развитие негативно повлияли русско‑японская война и революция 1905‑1907 гг. Тем не менее промышленный рост не прекращался, составив за 1904‑1909 гг. в среднегодовом исчислении 5%. Повышательная тенденция в экономической конъюнктуре обозначилась в конце 1909 г., а с 1910 г. страна вступила в полосу нового промышленного подъема, продолжавшегося до начала первой мировой войны. Среднегодовой прирост промышленной продукции в 1910‑1913 гг. превысил 11%. Отрасли, производящие средства производства, увеличили за этот же период выпуск продукции на 83%, а отрасли легкой промышленности – на 35,3%. При этом необходимо отметить, что до начала первой мировой войны еще не успели дать должного эффекта увеличившиеся в годы подъема капиталовложения в промышленность и ее техническая модернизация. Рост крупной индустрии сочетался в России с развитием мелкого производства, промыслов. Наряду с 29,4 тыс. предприятий фабрично‑заводской и горной промышленности (3,1 млн рабочих и 7,3 млрд руб. валовой продукции) в стране накануне первой мировой войны имелось 150 тыс. мелких заведений с числом рабочих от 2 до 15 человек. Всего на них было занято около 800 тыс. человек, а продукции выпускалось на 700 млн руб.
В целом общие итоги развития отечественной индустрии в конце XIX – начале XX в. были весьма внушительны. По объему промышленного производства Россия в 1913 г. занимала 5‑е место в мире, уступая лишь США, Германии, Англии и Франции. При этом, хотя объем промышленной продукции Франции был примерно вдвое больше, чем России, такое превосходство достигалось главным образом за счет ряда отраслей легкой и пищевой промышленности. По выплавке же стали, прокату, машиностроению, переработке хлопка и производству сахара Россия опережала Францию и находилась на 4‑м месте в мире. По добыче нефти Россия Б 1913 г. уступала только США. Несмотря на впечатляя ющие успехи в развитии промышленности, Россия оставалась все же аграрно‑индустриальной страной. Валовая продукция земледелия и животноводства в 1913 г. в 1,5 раза превышала валовую продукцию крупной промышленности. Весьма значительно страна отставала от наиболее развитых государств по производству промышленных товаров на душу населения. По этому показателю США и Англия в 1913 г. превосходили Россию примерно в 14 раз, а Франция в 10 раз. Таким образом, несмотря на исключительно высокие темпы промышленного роста, Россия по уровню экономического развития по‑прежнему уступала к началу первой мировой войны другим великим державам.
Монополистические объединения в российской промышленности
С конца XIX в. в хозяйственной жизни России обозначились те же самые тенденции, которые были свойственны в это время экономике передовых стран. В промышленности шли процессы концентрации производства. В 1890 г. крупные предприятия (с годовым производством на сумму от 100 тыс. руб. и выше) преобладали в 8 отраслях, доля которых в валовой продукции промышленного производства составляла 42,4%, а в 1908 г. – в 23, производивших около 87 % всей промышленной продукции. По уровню концентрации производства российская промышленность занимала ведущее место в мире. Однако высокая концентрация производства в России являлась в значительной степени результатом высокой концентрации легкой (прежде всего – текстильной) индустрии, чья доля в общем объеме промышленного производства превосходила долю тяжелой. Крупные предприятия существовали здесь, так сказать, изначально, и их возникновение не было связано с переходом российского капитализма в монополистическую фазу. С другой стороны, высокая концентрация тяжелой промышленности, в частности машиностроения, была во многом обусловлена отсутствием на внутреннем рынке достаточного спроса на ее продукцию. Это обстоятельство вынуждало владельцев заводов выпускать самый разнообразный ассортимент товаров, что было под силу только очень крупным предприятиям. Таким образом, высокая концентрация промышленности в значительной степени отражала недостаточно интенсивное экономическое развитие страны. Известную роль здесь играло, впрочем, также и использование накопленного на Западе опыта организации промышленности.
Концентрация производства была тесно связана с концентрацией и централизацией капитала. Конец XIX – начало XX в. стали временем бурного развития в России акционерно‑паевых предприятий. К 900‑м годам они прочно доминировали в отраслях промышленности, пыпускавших 2/3 всей продукции. Чрезвычайно большого размаха акционерное учредительство достигло в период предвоенного промышленного подъема (было открыто 757 обществ с капиталом в 1112 млн руб.).
Концентрация производства, концентрация и централизация капитала закладывали в принципе базу для возникновения промышленных монополий. Правда, не всякая концентрация производства вела с необходимостью к их образованию. Так, высококонцентрированная московская текстильная промышленность, занимавшая но объему производства доминирующие позиции в спечественлой индустрии, оказалась весьма слабо затронута процессом монополизации. Функционировавшие в этой отрасли крупные предприятия, имея перед собой огромный рынок, не испытывали затруднений со сбытом и не ощущали сколько‑нибудь остро потребности в объединении. Вместе с тем в ряде отраслей тяжелой промышленности наличие небольшого числа крупных предприятий создавало благоприятные условия для возникновения монополий, несмотря на относительно невысокий уровень развития этих отраслей. Деятельность монополистических объединений в России была запрещена законом. Однако царские власти, как правило, не применяли против них карательных мер, хотя нередко отношения бюрократии с монополиями складывались далеко не идиллически.
Первые монополистические объединения в форме картелей и синдикатов появились в России еще в 80‑е годы XIX в. Важным этапом в процессе монополизации отечественной промышленности стали 1900‑1910 гг. В условиях неблагоприятной экономической конъюнктуры монополистические объединения (главным образом – в виде синдикатов) создавались в различных отраслях промышленности («Продамета» – в металлургической. «Продуголь» – в угольной и т.п.). Особенно быстрыми темпами монополизация промышленности пошла в годы предвоенного экономического подъема, когда укрепление позиций старых объединений сочеталось с интенсивным созданием новых. В этот период в России появляются монополии высшего типа – тресты и концерны. Впрочем, вплоть до начала первой мировой войны среди монополистических объединений количественно по‑прежнему преобладали картели и синдикаты, что свидетельствовало о сравнительно низком уровне развития монополистического капитализма.
Банки и промышленность. Формирование финансового капитала
90‑е годы XIX в. стали важнейшим этапом в развитии акционерных коммерческих банков и складывании банковской системы в России. За десятилетие капиталы и все пассивы коммерческих банков увеличились более чем в два раза. Особенно заметно возросла финансовая мощь петербургских банков, которые приобрели действительно всероссийское значение.
Экономический подъем 90‑х годов XIX в. подтолкнул российские, прежде всего петербургские, банки к финансированию промышленности, что положило начало процессу сращивания банковского и промышленного капитала. Крупнейшие банки обзаводились своими сферами интересов в промышленности. Так, к 1900 г. Петербургский Международный банк был заинтересован более чем в 30, а Петербургский учетный и ссудный банк – почти в 30 предприятиях. В деятельности различных промышленных обществ активно участвовали такие банки, как Русский для внешней торговли, Русский торгово‑промышленный, Петербургский частный. На основе совместного финансирования промышленности начали складываться банковские группы.
В 90‑е годы XIX в. связи банков с промышленностью были еще очень непрочными. Большую роль в развитии процесса сращивания банковского и промышленного капиталов сыграл экономический кризис 1900‑1903 гг. В условиях крайне неблагоприятной хозяйственной конъюнктуры банки стремились порвать контакты с предприятиями, в финансировании которых они участвовали в годы подъема. Однако сделать это удавалось далеко не всегда. Более того, зачастую приходилось поддерживать такие предприятия новыми кредитами. В результате в период кризиса при количественном сокращении связей банков с промышленностью прочность уцелевших контактов повысилась.
Процесс слияния банков с промышленностью и формирования финансового капитала приобрел значительный размах в годы предвоенного экономического подъема. В 1914 г. Россия обладала высокоразвитой банковской системой, главную роль в которой играли Государственный банк и акционерные коммерческие банки (активы последних достигали почти 5 млрд руб.). В 1914 г. в стране насчитывалось 53 акционерных коммерческих банка, имевших 778 филиалов, из которых 574 принадлежало 13 петербургским банкам. В годы подъема в России сложились мощные банковские монополии. Пять крупнейших банков (Русско‑Азиатский, Петербургский Международный, Русский для внешней торговли, Азовско‑Донской и Русский торгово‑промышленный) к 1914 г. сосредоточили в своих руках почти половину ресурсов и активных операций всех российских акционерных коммерческих банков. Впрочем, растущая монополизация банковского дела сочеталась в предвоенной России с исключительно быстрым увеличением числа провинциальных банков (Обществ взаимного кредита), кредитной кооперации.
Активно внедряясь в 1910‑1914 гг. в промышленность, банки стали той силой, которая обусловила рост монополистических объединений. Русско‑Азиатский банк выступил в роли организатора мощного военно‑промышленного концерна из восьми контролируемых им металлообрабатывающих предприятий с общим акционерным капиталом в 85 млн руб. Эта группа сосредоточила в своих руках все частное производство артиллерии в России, часть производства судов для Балтийского флота, значительную долю выпуска снарядов и мин. Под эгидой Международного коммерческого банка были созданы тресты: «Коломна – Сормово», монополизировавший судостроение в бассейне Волги, и «Наваль – Руссуд», осуществлявший сооружение кораблей для Черноморского флота. Помимо собственно промышленности, влияние банков распространилось на железнодорожные и страховые общества, пароходства и т.п.
Процесс сращивания банковского и промышленного капиталов затронул главным образом отрасли тяжелой индустрии. На основе внедрения в эти отрасли банков, прежде всего – петербургских, и шел процесс формирования финансового капитала, складывалась российская финансовая олигархия. В цитадели отечественного промышленного капитализма – московской текстильной промышлеиности – ситуация была иной. Действовавшие здесь предприниматели (некоторые из них имели свои банки), получая особо большую прибыль (она, например, в 14 раз превышала валовую прибыль всех угольных предприятий Донецкого бассейна) и располагая крупными личными состояннями, расширяли свои заведения за счет собственных средств или средств родственников. В этой связи основа для внедрения банковского капитала в текстильную промышленность отсутствовала. Таким образом, обозначившиеся с конца XIX в. изменения в отношениях банков с промышленностью еще не затронули крупнейшую отрасль отечественной индустрии.
Иностранные капиталы в России. Экспорт российских капиталов
В экономическом развитии России конца XIX – начала XX в. значительную роль сыграли иностранные инвестиции. К концу XIX в. в Западной Европе имелось немало свободных капиталов, искавших приложения. Более низкая, чем на Западе стоимость рабочей силы делала Россию весьма подходящим объектом для инвестиций в глазах зарубежных вкладчиков. Царское правительство стремилось создать благоприятные условия для иностранных вложений в российскую экономику, пытаясь тем самым возместить нехватку отечественных капиталов. Иностранные капиталы использовались с двоякими целями – для развития производительных сил (вложения в народное хозяйство) и для покрытия бюджетных дефицитов (государственные займы). При этом производительные вложения реализовывались в двух формах: предпринимательской (акционерной) и в ссудной (облигационной). Капиталы импортировались в Россию в основном из Франции, Англии, Германии и Бельгии.
Усилившийся к концу XIX в. приток иностранных капиталов в российскую экономику направлялся в промышленность, главным образом в тяжелую, в отраслях которой зарубежные инвестиции достигали 3/5 всей суммы капиталовложений, в банковское дело и т.п. В советской исторической литературе с 30‑х годов (под влиянием соответствующих оценок И.В.Сталина) утвердилось представление о превращении России в начале XX в. в полуколонию западноевропейских держав. Исследования, проводившиеся во второй половине 50 – начале 60‑х годов, показали необоснованность этого тезиса. Действительно, иностранные капиталы, направлявшиеся в колониальные и полуколониальные страны, приспосабливали местную экономику к нуждам метрополии. В России же была совершенно иная ситуация. Предприятия, куда вкладывались зарубежные капиталы, становились органической частью российской экономики, а не филиалами заграничных монополий, как это имело место в колониях и полуколониях. Устремлявшийся в народное хозяйство России иностранный капитал был представлен различными финансовыми группировками, между которыми шла острая конкурентная борьба. Используя это обстоятельство, российский капитал, при всей своей относительной слабости, мог выступать в роли более или менее равноправного партнера зарубежных финансовых центров. Вообще после экономического кризиса 1900‑1903 гг., нанесшего чувствительный ущерб действовавшим в России иностранным акционерным обществам, зарубежные вкладчики стали направлять свои инвестиции в российские компании, в рамках которых осуществлялось широкое сотрудничество местной и иностранной буржуазии. В период предвоенного экономического подъема удельный вес российского капитала повысился практически во всех отраслях промышленности.
Если зависимость народного хозяйства России от иностранных капиталов обнаруживала явную тенденцию к ослаблению, то финансовая зависимость царского правительства от крупнейших держав, напротив, возрастала. К 1914 г. внешний государственный долг страны составил 5,4 млрд. руб. Главным кредитором России являлась Франция, спасшая самодержавие с помощью огромного займа (843 750 тыс. руб.) от финансового краха во время революции 1905‑1907 гг.
Необходимо отметить, что, являясь сама объектом ввоза иностранного капитала, Россия вместе с тем также экспортировала капиталы за рубеж, прежде всего – в отсталые государства Востока (Китай, Персия). Впрочем, вывозились преимущественно государственные или даже заемные капиталы. Их размещение в соответствующих странах обусловливалось не столько экономическими, сколько военно‑политическими соображениями, а также стремлением «застолбить» на будущее внешние рынки для частного капитала. Важную роль в проведении этой линии играли созданные в 90‑е годы XIX в. Учетно‑ссудный банк Персии (фактически филиал Государственного банка) и Русско‑Китайский банк, который был основан на казенные и иностранные деньги и контролировался правительством. В целом достигнутый страной уровень экономического развития еще не позволял частному капиталу активно действовать на зарубежных рынках.
Аграрный строй России на рубеже двух веков
С быстрым промышленным прогрессом в пореформенной России резко контрастировала ситуация, сложившаяся к началу XX в. в сельском хозяйстве. Аграрный строй России являл собой сложное сочетание полукрепостническнх, раннекапиталистических и собственно капиталистических структур. Разумеется, новые буржуазные отношения прокладывали себе дорогу и в сельском хозяйстве, хотя этот процесс шел замедленными темпами. Форсируя капиталистическую индустриализацию страны, самодержавие упорно консервировало в русской деревне архаичные полукрепостнические порядки.
Вопрос о соотношении в сельском хозяйстве России буржуазных и добуржуазных элементов, о характере ее аграрного строя на рубеже веков до сих пор остается дискуссионным.
После ликвидации крепостного права 4/5 надельных крестьянских земель перешли в общинное землепользование. Община отвечала за уплату ее членами податей, осуществляла раскладку налогов между крестьянами, земельные переделы. Царизм вплоть до революции 1905‑1907 гг. поддерживал общинные порядки, используя их для управления многомиллионными крестьянскими массами, и рассматривал их как средство, препятствовавшее чрезмерному обогащению одних хозяйств и обеднению других.
К началу XX в. в деревне сложились взрывоопасная ситуация. Особую остроту приобрела проблема крестьянского малоземелья. Правда, в последние десятилетия XIX в. площадь угодий, принадлежавших крестьянам, неуклонно увеличивалась. Однако этот процесс, как и усилившийся отток крестьян в города, не компенсировал высокого естественного прироста сельского населения, который оборачивался сокращением землеобеспеченности отдельных хозяйств. Господство общинных порядков, отсутствие у большинства крестьян необходимых средств препятствовали переходу основной массы хозяйств на интенсивный путь развития, базирующийся на совершенствовании агротехнологии. Производительные силы деревни оставались на весьма низком уровне. Правда, Россия давала в 90‑е годы XIX в. 50% мирового урожая ржи и выступала в качестве одного из главных поставщиков на мировом хлебном рынке, вывозя около 1/5 общего сбора зерновых. Однако урожайность с гектара была низкой (6– 7 ц). Вызванный неурожаем голод 1891‑1892 гг. (от него и от сопутствовавшей голоду эпидемии холеры умерло по различным подсчетам от 375 до более чем 500 тыс. человек) свидетельствовал о неблагополучной ситуации, складывавшейся в сельском хозяйстве страны. Показательно, что смертность в российской деревне была выше, чем в городе, в то время как в европейских странах наблюдалась обратная картина. Мировой аграрный процесс конца XIX в., форсированная индустриализация страны, осуществлявшаяся во многом за счет перенапряжения платежных сил сельского населения, усугубили положение российского крестьянства.
В этих условиях необходимость пересмотра политики самодержавия в отношении деревни становилась все более ощутимой. С 1902 г. данной проблемой занялись Особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности под руководством С.Ю.Витте и Редакционная комиссия при Министерстве внутренних дел. Если Редакционная комиссия в итоге высказалась лишь за некоторую модернизацию традиционной политики правительства в крестьянском вопросе, то позиция Особого совещания была иной и во многом предвосхищала основные принципы столыпинской аграрной реформы. Попытки власти разрешить наболевшие проблемы российской деревни, однако, безнадежно запаздывали. Ни один из предложенных рецептов не был реализован до 1905 г. Некоторые изменения в законодательстве (например, отмена круговой поруки) мало что меняли в положении крестьян. Лишь в ходе революции 1905‑1907 гг. самодержавие вста<
|
|
|
