 |
Госпожа де Сент-Анж, Эжени. 1 страница
|
|
|
|
Госпожа де Сент-Анж, Эжени.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Здравствуй, ненаглядная моя. Ты как будто почувствовала, читая в моем сердце, с каким нетерпением я ждала тебя.
ЭЖЕНИ. О! Милая, дорога казалась мне бесконечной, так мне не терпелось поскорее обнять тебя. За час до отъезда я еще опасалась, что все переменится. Матушка решительно воспротивилась нашей восхитительной затее. Она заявила, что девушке моих лет негоже выезжать одной. Но тут вмешался отец: позавчера он ей всыпал, и довольно грубо, так что теперь одного его сурового взгляда оказалось довольно, чтобы поставить госпожу де Мистиваль на место. В конце концов, она смирилась с тем, что отец разрешает мне ехать, и я тут же примчалась. Мне отпущено два дня. Послезавтра одна из твоих служанок должна привезти меня назад в твоей карете.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Как быстро пролетят эти два дня, мой ангелочек! За столь короткий срок я едва ли успею выразить все, что к тебе испытываю... К тому же есть о чем поговорить. За недолгие часы общения мне надлежит посвятить тебя в самые сокровенные таинства Венеры. Как тут уложиться в два дня!
ЭЖЕНИ. Ах, я останусь, пока всего не узнаю... Я пришла учиться и не выйду отсюда, пока не стану просвещенной.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ ( целуя ее ). О, любовь моя, нам предстоит еще столько сделать и столько сказать друг дружке! Кстати, не желаешь ли ты позавтракать, моя королева? Урок наш может затянуться.
ЭЖЕНИ. Дорогая наперсница, у меня только одно желание – слушать тебя. Я уже позавтракала в одном лье отсюда. И теперь спокойно продержусь до восьми часов вечера.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Тогда пройдем в мой будуар, там мы расположимся поуютней. Я уже предупредила слуг. Смею тебя уверить: нас никто не побеспокоит. ( Они идут туда, обнявшись. )
|
|
|
ТРЕТИЙ ДИАЛОГ
Госпожа де Сент-Анж, Эжени, Дольмансе.
Действие происходит в роскошном будуаре.
ЭЖЕНИ ( в крайнем изумлении, что видит в комнате мужчину, которого вовсе не ждала ). О, Боже! Дорогая подруга, это же предательство!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ ( удивленная ничуть не меньше ). Как это вас занесло сюда, сударь? Насколько мне помнится, вам надлежало прибыть к четырем?
ДОЛЬМАНСЕ. В предвкушении счастья увидеться с вами, сударыня, я несколько опередил события. Я разговаривал с вашим братом о занятиях, которые вы намереваетесь вести с мадемуазель, и он счел мое присутствие необходимым. Зная, где намечено устроить лицей для чтения лекций, он тайно привел меня сюда, полагая, что сие не вызовет вашего неодобрения. Что же до него самого, он уверен: наглядные объяснения с его участием понадобятся лишь после рассуждений теоретических, так что к нам он присоединится попозже.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Сказать по правде, Дольмансе, вот так фортель...
ЭЖЕНИ. Не такая уж я простушка. Ведь все это твоих рук дело, милая подруга... могла бы со мной посоветоваться... Теперь я чувствую себя посрамленной, а это определенно нарушит наши планы.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Поверь, Эжени, идея этой проделки целиком принадлежит моему брату. Твои тревоги напрасны. Дольмансе мне известен, как человек необыкновенно любезный, с особым, философским, складом ума, незаменимым для твоего воспитания. Для осуществления наших замыслов он крайне полезен. В смысле соблюдения тайны, положись на него так же, как на меня. Держись непринужденно с этим господином, милочка, он, как никто, знает свет и наилучшим образом разовьет тебя, выводя на верный путь к счастью и наслаждению – по нему мы и проследуем всей нашей компанией.
ЭЖЕНИ ( краснея ). О! Я все равно стесняюсь...
ДОЛЬМАНСЕ. Полно, прекрасная Эжени, будьте раскованней... стыдливость – отжившая добродетель, без нее обойтись совсем несложно, тем более, с вашими прелестями.
|
|
|
ЭЖЕНИ. Но приличия...
ДОЛЬМАНСЕ. Еще одно допотопное понятие, совершенно утратившее ценность в наши дни. Правила приличия в корне противоречат законам природы! ( Дольмансе хватает Эжени, сжимает ее в своих объятиях и целует. )
ЭЖЕНИ ( защищаясь ). Прекратите же, сударь!.. Обращение ваше, право, бесцеремонно!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Послушай меня, Эжени, перед этим милым господином нам с тобой не нужно строить из себя недотрог. Я знакома с ним не дольше, чем ты, но видишь, я доверяюсь ему! ( Она похотливо целует его в губы. ) Делай, как я.
ЭЖЕНИ. О! Теперь и мне захотелось, ты заразила меня своим примером! ( Она также доверяется Дольмансе, который страстно целует ее, проникая языком ей в рот. )
ДОЛЬМАНСЕ. Ах, чаровница!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ ( целуя ее в свою очередь ). И не надейся, маленькая шалунья, что я откажусь от того, что причитается мне! ( Тут Дольмансе, обнимая обеих, примерно четверть часа лижет их, они обе тоже лижут друг дружку, а затем отвечают ему тем же. )
ДОЛЬМАНСЕ. Сладостные, пьянящие прелюдии! Дорогие дамы, вы не находите, что здесь невыносимо жарко? Оденемся поудобнее, так будет гораздо легче беседовать.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Не возражаю, накинем эти прозрачные симары, прикроем лишь то, что следует утаивать от вожделения.
ЭЖЕНИ. Сказать по правде, дорогая, вы толкаете меня на такое!..
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ ( помогая ей раздеться ). Презабавные одеяния, не правда ль?
ЭЖЕНИ. Да уж, и к тому же весьма нескромные... О, как ты меня целуешь!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Прелестная грудка!.. Едва распустившийся розан.
ДОЛЬМАНСЕ ( разглядывая соски Эжени, но не прикасаясь к ним ). Такие бутончики обещают мне другие приманки... куда более ценные.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Более ценные?
ДОЛЬМАНСЕ. О да, клянусь честью! ( Произнося это, Дольмансе разворачивает Эжени, пытаясь разглядеть ее сзади. )
ЭЖЕНИ. О нет, не надо, умоляю вас.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Остановитесь, Дольмансе... Я пока запрещаю вам взирать на предмет, имеющий над вами столь неодолимую власть, иначе он поглотит все ваши мысли, и вы утратите способность рассуждать хладнокровно. Мы ждем от вас уроков, так преподайте же их, после этого столь вожделенные вами мирты непременно послужат вам наградой.
|
|
|
ДОЛЬМАНСЕ. Пусть так, но имейте в виду, мадам: для наглядности преподавания нашему прелестному ребенку первых уроков распутства мне потребуется ваше любезное согласие сделаться моей соучастницей.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. С удовольствием!.. Ну вот, взгляните, я уже голая: пользуйтесь мною для ваших умствований сколько угодно!
ДОЛЬМАНСЕ. Ах! Роскошное тело!.. Сама Венера, в соединении с Грациями!
ЭЖЕНИ. О, дорогая подруга, сколько красот! Позволь мне потрогать их руками, позволь поцеловать их. ( Исполняет. )
ДОЛЬМАНСЕ. Удивительный талант! Только чуточку умерьте свой пыл, прекрасная Эжени, поскольку сейчас я потребую от вас внимания.
ЭЖЕНИ. Конечно, я готова слушать вас, готова... до чего же она хороша... до чего пышна... свежа!.. Моя подруга изумительна, не правда ль, сударь?
ДОЛЬМАНСЕ. Безусловно, она красива... я бы даже сказал, безупречно красива. Впрочем, по моему мнению, вы ни в чем ей не уступаете... Итак, моя хорошенькая ученица, придется вам выслушать меня – а иначе, в случае непослушания, я воспользуюсь правами, предоставляемыми мне званием вашего учителя.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. О да, да, Дольмансе! Она в полном вашем распоряжении. Не будет умницей – отчитайте ее и пожестче.
ДОЛЬМАНСЕ. Думаю, одними внушениями здесь не обойтись.
ЭЖЕНИ. О, небо праведное! Не пугайте меня, сударь... что вы намереваетесь предпринять?
ДОЛЬМАНСЕ ( бормоча и целуя Эжени в губы ). Сначала легкие телесные наказания... затем хорошая трепка – и прелестная попка с лихвой расплатится за провинности головы. ( Через тонкую симару он шлепает Эжени по заду. )
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Одобряю ваш замысел в целом, однако отвлекаться не стоит. Приступим непосредственно к уроку. Нам отпущено совсем немного времени на утехи с Эжени. Если мы растратим его на подготовительную часть, до основного курса дело так и не дойдет.
ДОЛЬМАНСЕ ( касаясь, по мере объяснения, тех или иных участков тела госпожи де Сент-Анж ). Итак, начнем. Не стану долго описывать эти полушария из плоти: вы, Эжени, не хуже меня знаете их названия – бюст, груди, сиськи. Им принадлежит важная роль в акте наслаждения; они постоянно перед глазами, любовнику удобно мять и ласкать их. Кое-кто предпочитает устраивать из них алтарь наслаждения, помещая свой член меж двух холмов Венеры, чтобы женщина стискивала и зажимала его. Иные мужчины, после недолгого трения, изловчаются слить туда восхитительный бальзам жизни, чье истечение – суть высшее блаженство распутника... Кстати о члене, рассуждать о нем можно бесконечно. Не пора ли и нам, сударыня, немного пофилософствовать об этом с нашей ученицей?
|
|
|
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Думаю, самое время.
ДОЛЬМАНСЕ. Отлично, сударыня. Тогда я улягусь на это канапе, вы расположитесь рядом, завладеете сим предметом и лично продемонстрируете его достоинства нашей юной ученице. ( Дольмансе устраивается, а госпожа де Сент-Анж показывает. )
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Перед твоими глазами, Эжени, скипетр Венеры – это главный участник любовных утех. Чаще всего именуемый « членом». Нет ни одной части тела, куда нельзя было бы его ввести. Покоряясь страстям своего управителя, он нередко пристраивается вот здесь ( она касается лобка Эжени ), продвигаясь по обычной дорожке... самой проторенной, но не самой приятной. В поисках храма для посвященных истинный распутник обратит свои взоры скорее сюда ( она раздвигает свои ягодицы и показывает отверстие между ними ): мы не раз будем возвращаться к такому способу наслаждения – ибо нет ничего более восхитительного. Рот, грудь, подмышки также служат алтарями для воскурения фимиама. Независимо от места, избранного нашим героем, после нескольких движений, он извергает вязкую белую жидкость, извержение ее приводит мужчину в исступленный восторг, являющий собой сладчайшее в жизни удовольствие.
ЭЖЕНИ. О, я жажду видеть, как истекает эта жидкость!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Для этого достаточно даже подрагивания моей руки. Смотри, по мере того, как я его встряхиваю, он возбуждается! Такие движения называют мастурбацией, а на языке развратников действие сие обозначается словом онанировать.
ЭЖЕНИ. О, бесценная моя, позволь мне поонанировать этот замечательный член!
ДОЛЬМАНСЕ. Больше не вытерплю! Не станем ей мешать, сударыня: от этой наивности у меня стоит, как бешеный.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Решительно возражаю. Будьте благоразумны, Дольмансе, не вскипайте раньше времени. Истечение семени ослабит активность ваших животных инстинктов, что неизбежно умерит пыл ваших рассуждений.
ЭЖЕНИ ( ощупывая детородные яички Дольмансе ). О, зачем ты противишься моим желаниям, милая подружка, ты обижаешь меня!.. А это что за шарики, для чего они служат и как называются?
|
|
|
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Техническое обозначение – яйца... научный термин – тестикулы. Эти шарики – хранилище плодоносного семени, о котором я только что говорила, благодаря его извержению в матку женщины совершается воспроизводство рода человеческого. Не стоит углубляться в детали, Эжени, куда более важные для медицины, нежели для распутства. Красивой девушке надлежит исключительно совокупляться, но ни в коем случае не рожать. Мы лишь слегка коснемся вопросов, имеющих отношение к скучному механизму размножения, дабы подробнее остановиться на крайне важных для нас областях – сладострастии и разврате, весьма далеких от задач роста народонаселения.
ЭЖЕНИ. Дорогая, мне трудно вообразить, как огромный член, едва помещающийся в моей руке, многократно проникает в такую узенькую дырочку, как у тебя сзади – по моим представлениям, это непременно причинит женщине сильную боль.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Женщина непривычная испытает боль и от проникновения спереди, и от проникновения сзади. Природе угодно вести нас к счастью лишь через страдания. Однако едва боль преодолена – ничто уже не препятствует наслаждению. Удовольствие, испытываемое от введения члена в зад, – безусловно, превосходит любые ощущения от принятия его спереди. От скольких опасностей ограждена при этом женщина! Никакого риска для здоровья, никакой угрозы беременности. Не стану распространяться о преимуществах данного вида наслаждения. Наш многоуважаемый учитель проведет всеобъемлющий анализ, соединяя теорию с практикой, после чего, надеюсь, сумеет убедить тебя, милочка: из всех разновидностей сладострастия предпочтение следует отдать именно этому способу.
ДОЛЬМАНСЕ. Поторопитесь с вашими показами, сударыня, умоляю, я уже не в силах сдерживаться. Вот-вот изольюсь помимо своей воли, грозный мой член, того и гляди, обратится в ничто и станет непригодным для ваших уроков.
ЭЖЕНИ. Как! Неужели он исчезнет, если потеряет семя, о котором ты говорила! О, милая, разреши, я заставлю его потерять это семя, хочу посмотреть, во что он превратится... Наверное, ужасно приятно наблюдать, как оно истекает!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Нет, нет, Дольмансе, еще не время, поднимайтесь; не забывайте – награду за ваши труды я вручу вам лишь после того, как вы ее заслужите.
ДОЛЬМАНСЕ. Хорошо. Все же для лучшего убеждения Эжени в действенности удовольствий, о которых мы ей недавно поведали, не сочтете ли вы уместным немножко помастурбировать ее передо мной?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Не просто сочту уместным – более того, исполню это с радостью, ибо столь волнующий эпизод, несомненно, посодействует нашим лекциям. Располагайся на канапе, моя милочка.
ЭЖЕНИ. О Господи! Что за прелестная ниша! А зачем столько зеркал?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Тысячекратно повторяя различные позы, зеркала до бесконечности разнообразят удовольствия в глазах тех, кто вкушает их на оттоманке. Благодаря этой искусной уловке ни один уголок тела не утаен от взоров: всё на виду. Вокруг занимающихся любовью возникают группы подражателей их сладостным действиям, от стольких восхитительных картинок восторг любовников достигает невиданного накала.
ЭЖЕНИ. Потрясающее изобретение!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Дольмансе, разденьте-ка нашу жертву...
ДОЛЬМАНСЕ. Это совсем несложно, достаточно сорвать тонкий покров, и нам откроются весьма трогательные прелести. ( Раздевает ее догола, первые его взгляды обращены на ее зад ). Наконец-то, вот она, эта божественная, драгоценная попка, которой я так безуспешно домогаюсь!.. Черт возьми, какая пышка, свеженькая, изящная, просто блеск!.. Никогда не встречал прекраснее!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Ах, проказник! Первые же похвалы выдают твои вкусы и привычки!
ДОЛЬМАНСЕ. Ничто в мире с этим не сравнится! Есть ли у любви алтарь более сокровенный?.. Эжени... восхитительная Эжени, дай истомить твою попку нежнейшими на свете ласками! ( Он ощупывает ее и вдохновенно целует. )
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Остановитесь, развратник!.. Вы забываетесь, Эжени принадлежит мне одной, а от вас ожидает лишь уроков. Она достанется вам в награду, но только после того, как вы ее обучите. Так что умерьте свой пыл, иначе я рассержусь.
ДОЛЬМАНСЕ. Ах, плутовка! Да вы просто ревнуете. Ну ладно, подставьте мне взамен вашу собственную попку, я воздам ей не меньше почестей. ( Он приподнимает накидку госпожи де Сент-Анж и ласкает ее сзади. ) Ах, до чего же она у вас прекрасна, ангел мой!.. Просто восторг! Поставим их рядышком для сравнения: Ганимед на фоне Венеры! ( Осыпает и ту, и другую поцелуями. ) Хочется продлить этот волнующий спектакль. Потрудитесь обняться с нею, мадам, предоставив восхищенным взорам ценителя сразу два восхитительных предмета его поклонения!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Великолепно!.. Пожалуйста, теперь вы удовлетворены? ( Они переплетаются так, что их ягодицы оказываются прямо перед Дольмансе. )
ДОЛЬМАНСЕ. Лучше не бывает: именно то, что я просил. А теперь подвигайте своими прелестными попками, разожгите в них огонь похоти, поднимайте и опускайте их в такт испытываемому вами наслаждению... Да, вот так, восхитительно!..
ЭЖЕНИ. Ах, дорогая, как мне с тобой хорошо!.. А что мы делаем сейчас?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Мы онанируем, моя милая... то есть доставляем себе удовольствие. А теперь давай изменим позу. Смотри: вот мое влагалище... именно этим словом обозначают храм Венеры. Внимательно вглядись в пещерку, которую закрывает моя рука: сейчас я ее приоткрою. Возвышение, ее венчающее, – лобок – обрастает волосами, кода у девушек начинается менструация, обычно лет в четырнадцать-пятнадцать. Вот этот язычок, чуть пониже, называется клитор. Это средоточие всей женской чувственности, и моей собственной в том числе. Когда меня там щекочут, я млею от наслаждения... Попробуй-ка... Ах ты, маленькая бестия! Как лихо у тебя получается!.. Будто всю жизнь только этим и занималась!.. Стой!.. Хватит!.. Больше не надо, говорю тебе, не хочу отдаваться до конца!.. Удержите же меня, Дольмансе!.. Иначе волшебные пальчики этой красотки сведут меня с ума!
ДОЛЬМАНСЕ. Неудивительно! Остудите хоть самую малость разгоряченные ваши мозги: для разнообразия пощекочите ее сами – пусть отдается она, а не вы... Да, именно так!.. И в такой позе. Прелестный ее задик окажется прямо перед моими руками. И я легонечко помастурбирую его пальцем... Расслабьтесь, Эжени, подчините все свои чувства наслаждению. Возведите его в верховное божество вашей жизни. Призвание юной девушки – жертвовать всем на свете во имя наслаждения. Нет для нее ничего священнее удовольствий.
ЭЖЕНИ. Ах, действительно, ничего более восхитительного я не испытывала... Я вне себя... не соображаю, что делаю, говорю... Я хмелею от избытка чувств!
ДОЛЬМАНСЕ. Как раззадорилась наша забавница!.. Ее анус сокращается так, будто сейчас откусит мне палец... Самое время поставить ее раком – она была бы просто неподражаема! ( Он поднимается и приставляет свой член к заднему проходу юной девушки. )
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Еще чуточку терпения. Более всего нас должно занимать воспитание этой малютки!.. До чего же сладко ее наставлять!
ДОЛЬМАНСЕ. Согласен! Итак, Эжени, после более или менее длительной мастурбации семенные железы набухают и в конце концов изливают жидкость, чье истечение приводит женщину в неописуемый восторг. Происходит так называемая разрядка. Когда твоя бесценная подружка позволит, я покажу тебе, насколько мощно и энергично разряжаются мужчины.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Погоди, Эжени, объясню тебе еще один способ погружения женщины в бездну сладострастия. Хорошенько раздвинь бедра... Порадую вас, Дольмансе, – разложу ее так, что в вашем распоряжении окажется зад! Вылизывайте его, а я пока пройдусь языком по влагалищу. Поместим ее между нами и постараемся добиться, чтобы она три-четыре раза подряд лишилась чувств от удовольствия. Твой лобок, Эжени, очарователен. Как мне нравится целовать этот пушок... Теперь хорошо просматривается клитор, еще не вполне сформировавшийся, но уже на редкость чувствительный... Как ты трепещешь!.. Дай-ка я еще раздвину... Ах, ты на самом деле девственна!.. Скажи, что ты чувствуешь, когда наши языки одновременно проникают тебе в оба отверстия. ( Исполняется. )
ЭЖЕНИ. Ах, дорогая, так восхитительно, что не поддается описанию! Трудно сказать, который из двух языков сильнее погружает меня в безумство страсти.
ДОЛЬМАНСЕ. В данной позе мой член совсем рядом с вашими руками, мадам. Соблаговолите помастурбировать его, пока я сосу этот божественный зад. Втыкайте поглубже ваш язык, мадам, не ограничивайтесь простым посасыванием клитора. Пусть похотливый ваш язык достанет ей до самой матки: так наилучшим образом ускорится ее извержение.
ЭЖЕНИ ( напрягшись ). Ах, больше не могу! Не оставляйте меня, друзья мои, я упаду в обморок, я умру!.. ( Она достигает разрядки в объятиях двух своих учителей. )
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Ну как, милочка, оценила доставленное тебе удовольствие?
ЭЖЕНИ. Я словно мертвая, разбитая... уничтоженная!.. Но пожалуйста, объясните мне значение двух слов, которые вы употребили – мне не все понятно. Начнем с того, что такое матка?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Это своеобразный сосуд, напоминающий бутылку, чье горлышко обхватывает мужской член, туда стекает сок, вырабатываемый женскими железами, а также мужская сперма – ее извержение мы тебе еще покажем. От слияния двух этих жидкостей возникает зародыш, который постепенно превращается то в мальчиков, то в девочек.
ЭЖЕНИ. А, теперь ясно! Это определение проясняет мне смысл слова сперма, которое я не сразу поняла. А разве для образования зародыша необходим союз двух семян?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Безусловно, хотя доказано, что существованием своим зародыш обязан исключительно мужской сперме; но тем не менее, изверженная сама по себе, без слияния с тем, что выделяют женщины, она не способна что-либо породить; женский же сок служит только для переработки – ничего не создавая, он лишь помогает созиданию, не являясь его причиной. Многие современные натуралисты уверяют, что он вообще бесполезен; из чего наши моралисты, следуя за открытиями естественников, делают вполне закономерный вывод о том, что ребенок, сформированный из крови отца, должен испытывать привязанность лишь к нему одному. Утверждение настолько очевидное, что даже я – женщина – не смею его оспаривать.
ЭЖЕНИ. Истинность твоих высказываний, моя милая, я обнаруживаю в своем сердце. Отца я люблю безумно, а к матери питаю отвращение.
ДОЛЬМАНСЕ. Подобное предпочтение вполне оправданно. Думаю точно так же. До сих пор не могу утешиться после смерти отца. В то время, как потеряв свою мать, просто полыхал от радости... Сердце мое переполнялось омерзением к ней. Без опаски следуй своим душевным движениям, Эжени: они продиктованы природой. Мы сотворены исключительно из отцовской крови и абсолютно ничем не обязаны своей матери. В акте зачатия она просто предоставила свое тело, отец же этого акта добивался. Выходит, отец жаждал нашего рождения, а мать согласилась лишь по принуждению. Столь же по-разному мы должны относиться к каждому из родителей!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Тысяча доводов подтверждают твою правоту, Эжени! Если есть на свете мать, действительно заслуживающая ненависти, так это твоя! Сварливая, суеверная... взглянешь на такую святошу – ну прямо воплощенная неприступность. Бьюсь об заклад, эта недотрога ни разу в жизни не оступилась... Ах, дорогая, если бы ты знала, как я ненавижу добродетельных женщин!.. Мы еще вернемся к этому разговору.
ДОЛЬМАНСЕ. Не пора ли обучить Эжени тому, что недавно столь успешно проделали с ней вы? Пусть она помастурбирует вас под моим руководством.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Не возражаю, находя сие весьма полезным. И если я правильно вас поняла, на протяжении всего действа, вы бы не прочь обозревать и мою задницу, ведь так, Дольмансе?
ДОЛЬМАНСЕ. Неужели вы усомнились в превеликом моем желании воздать ей самые нежнейшие из почестей?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ ( подставляя ему свои ягодицы ). Ну как, вам удобно?
ДОЛЬМАНСЕ. Изумительно! Наилучшим образом обслужу вас, по примеру того, как вы ублажили сегодня Эжени. А вы, сумасбродочка, располагайте-ка свою головку между ног вашей подруги и своим хорошеньким язычком отблагодарите ее за нежные о вас заботы. В этой позе, владея обеими вашими попками, я всласть потискаю ягодицы Эжени и пососу зад ее прелестной наперсницы. Вот так... хорошо... Как слаженно!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ ( млея ). Провались всё к черту, умираю!.. Дольмансе, до чего отрадно, в преддверии сладчайшего мига, держаться за твой рог изобилия!.. Пусть он затопит меня спермой!.. Щекочите!.. Сосите меня, дьявол вас забери! Ах, истекая соком любви, так упоительно ощущать себя шлюхой!.. Кончено, больше не могу!.. Вдвоем вы измотали меня... Кажется, в моей жизни еще не было такого экстаза.
ЭЖЕНИ. Как радостно осознавать себя его причиной! Только, милая моя, у тебя вырвалось еще одно слово, которое я не вполне понимаю. Что ты подразумеваешь под выражением шлюха? Прости, но ведь я здесь, чтобы учиться.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Так, прелесть моя, называют публичных женщин – вечных страдалиц мужского разврата, безотказно отдающихся либо по зову собственного темперамента, либо ради выгоды. Блаженные, достойные уважения создания, заклейменные молвой и коронованные сладострастием! Они гораздо полезнее обществу, чем недотроги, и у них достает мужества отказаться – в угоду несправедливому общественному мнению – от почтительности, которой оно безжалостно их лишает. Да здравствуют истинно любезные, философски одаренные женщины, с гордостью носящие высокое звание шлюхи! Сама я уже двенадцать лет тружусь, дабы заслужить такой титул, и поверь, дорогая, услышав его в свой адрес, я ничуть не обижаюсь, а скорее – забавляюсь. Обожаю, когда меня так называют в постели. Бранное это словечко необычайно горячит мне голову.
ЭЖЕНИ. О, теперь мне ясно, о чем ты говоришь, милая! Отныне я не рассержусь, если ко мне так обратятся, даже напротив – постараюсь удостоиться подобного титула. Все же поясни, не является ли такой подход к жизни полной противоположностью добродетели, и не оскорбляем ли мы своим поведением ее устои?
ДОЛЬМАНСЕ. Ах, Эжени, забудь ты о добродетелях! Никакие жертвоприношения во славу этих лжебожеств не стоят одной минуты наслаждения, испытываемой при их осквернении! Добродетель – не более, чем химера, культ ее предполагает вечное принесение себя в жертву и бесчисленные посягательства на любые проявления нашей чувственности. Разве это не противоестественно? Станет ли природа внушать побуждения, идущие ей во вред? Не давай себя дурачить, Эжени, не обольщайся насчет так называемых порядочных женщин. Пойми, и они, подобно нам, предаются страстям, только другим, куда более презренным – честолюбию, гордыне, личной выгоде; еще чаще движет ими врожденная холодность. За что, собственно, уважать этих особ? Руководствуются они исключительно себялюбием. Чем же служение эгоизму лучше и мудрее потворства страстям? Лично я предпочитаю второе. Правильнее доверять голосу страсти – истинному и единственному глашатаю матери-природы, ибо все остальное – детище скудоумия и предрассудков. Капелька спермы, извергнутая вот этим членом, Эжени, для меня ценнее самых возвышенных деяний во славу глубоко презираемой мною добродетели.
( Во время этих рассуждений воцаряется тишина. Женщины, вновь облачившись в симары, полулежат на канапе. Дольмансе сидит рядом, в большом кресле. )
ЭЖЕНИ. Но ведь существуют добродетели и иного рода. Что вы скажете о набожности?
ДОЛЬМАНСЕ. Что значит сия добродетель в глазах безбожника? И кого следует считать набожным? Разберем все по порядку. Итак, Эжени, вы называете религиозностью некий пакт, связывающий человека со своим Творцом и обязывающий его, посредством определенного культа, свидетельствовать признательность за жизнь, дарованную сим высшим создателем.
ЭЖЕНИ. Невозможно дать лучшее определение.
ДОЛЬМАНСЕ. Отлично! Только доказано, что существованием своим человек обязан исключительно непреодолимым планам природы; обнаружено, что человек столь же древен, как и сам земной шар, он – столь же неизбежное порождение земного шара, как дуб, как лев, как минералы, залегающие в недрах, и жизнью своей никому не обязан; засвидетельствовано, что тот самый Бог, которого глупцы рассматривают как единственного автора и изготовителя всего, что мы видим вокруг – не более, чем nec plus ultra человеческого разума, и что призрак этот возник в миг, когда разум, в бессилии что-либо объяснить, прибег к уловке в поисках подмоги; подтверждено, что существование Бога невозможно, поскольку деятельная природа вечным своим движением сама порождает то, что глупцы приписывают ей в качестве чьего-либо подарка; если все же предположить наличие сего инертного существа, то по смехотворности своей оно не знает себе равных – проработав только один день, оно несметное число столетий пребывает в губительном бездействии; если поверить описаниям различных религиозных авторов и представить, что оно все же существует, то тогда создание это следует признать наигнуснейшим, раз оно допускает на земле зло, ибо будучи всесильным, могло бы тому помешать; итак, если все это доказано, а дело обстоит именно так, то неужели вы, Эжени, продолжаете верить, что набожность, связывающая человека с неумным, никчемным, жестоким и презренным Творцом, является настоятельно необходимой добродетелью?
ЭЖЕНИ ( госпоже де Сент-Анж ). Милая моя наставница, скажи, как по-твоему, вера в существование Бога – действительно химера?
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. Безусловно, и наипрезреннейшая.
ДОЛЬМАНСЕ. Поверить в такое – значит совершенно лишиться рассудка. Отвратительный этот призрак – плод страха одних и слабости других – бесполезен для земного жизнеустройства; более того – неизменно вредоносен, поскольку помыслы его, коим должно быть праведными, никак не соответствуют заложенной в основу природы неправедности; ему надлежит желать добра – природе же добро угодно лишь в качестве компенсации изначально присущего ей зла; едва оно проявит активность – природа, чей основной закон – беспрерывное действие, неизбежно окажется его соперницей, и им грозит вечное противостояние. Мне могут возразить, что Бог и природа – суть единое целое. Очередной абсурд! Сотворенный предмет нельзя приравнивать к существу созидающему: возможно ли, чтобы часы стали часовщиком? Кое-кто будет уверять: природа – ничто, а Бог – все. Новая нелепица! Вселенной необходимы два начала: созидательная сила и сотворенный индивидуум. Что явилось созидательной силой? Вот единственная проблема, которую предстоит разрешить, единственный вопрос, требующий ответа.
|
|
|
