Зеркальный ответ на Великий Вопро с

Мой дед был человеком привычки. Этим в какой-тя мере можно объяснить тот факт, что он прожил с моей бабушкой в браке свыше пятидесяти лет. Когда она умерли и он переехал жить к брату, наши с ним отношения измепились в лучшую сторону: они переросли в тесную дружбу, глубокое, доверительное общение и оставались таковыми до конца его жизни.

Любимым местом деда была местная закусочная, называвшаяся «У Венди». Когда я навещал его по выходным или в особых случаях (я работал в другом штате), то всегда выбирался на целый день, чтобы сводить его туда, куда он захочет. Это был наш день, и я неизменно спрашивал: «Ну, дед, где ты хочешь провести день сегодня?» Свой вопрос я всегда подкреплял перечнем роскошных ресторанов и кафе, находившихся по соседству с его домом. Он внимательно выслушивал весь перечень и обдумывал каждое из предложенных заведений, однако его ответ всегда был неизменным, и я с самого начала знал, что он скажет: «У Венди».

Обычно мы приходили туда ближе к полудню, до обеденного перерыва, когда заведение наполнялось деловыми людьми, у которых на то, чтобы пообедать, был ровно час. Мы сидели и смотрели, как они входят и выходят, пока не оставались в зале вдвоем. После чего я слушал его рассказы о том, какой была наша страна до Великой депрессии 1929 года, или же мы разговаривали о проблемах сегодняшнего дня и о том, как они скажутся на будущем мира. Ближе к вечеру, когда закусочная вновь заполнялась людьми, пришедшими поужинать, и в ней становилось так шумно, что мы уже не могли вести тихие беседы, дед приканчивал свой чизбургер с острой подливой, который он мог жевать часами, и мы отправлялись домой.

Однажды, когда мы сидели за его любимым столиком, Дед неожиданно качнулся в мою сторону и тяжело завалился на стол. Нет, он не заснул и был в полном сознании. Глаза его были ясными, язык слушался, и все, казалось бы, было в норме. Все, кроме одного: он больше не мог сидети прямо на стуле. Как вскоре выяснилось, в этот день деда в его восемьдесят лет одолел недуг, которым часто страдаюи женщины в возрасте тридцати лет.

Это состояние, называемое на медицинском языке! myasthenia gravis (миастения), характеризуется тем, чтЛ человек теряет контроль над своим телом и оно никак не отзывается на его старания напрячь мышцы, стоять прямо или даже выполнить такое простейшее действие, как веря тикально держать голову. С медицинской точки зрения это так называемое автоиммунное состояние возникав в результате того, что субстанция (ацетилхолин), обычно доставляющая команды от нервных центров человека к егш мышцам, абсорбируется неким химическим веществом! производимым организмом самого человека.

Поэтому, хотя дед и посылал своему телу мысленную ко-1 манду «сидеть прямо», его мышцы этот сигнал не получали Сигнал гасился химическим веществом. Другими словамя тело деда сражалось против самого себя на поле итвы между двумя противоборствующими видами химии — тоЯ что обеспечивала тело всем нужным для его норм ной жизнедеятельности, и той, что мешала этой жизнедеятелы! ности. Я выкраивал любую возможность между своими деловыми поездками, чтобы проводить с дедом как можни больше времени, стараясь помочь ему справиться с этим! недугом, поэтому многое узнал о самом деде.

Проводя с ним много времени.я выяснил нечто интерес-' ное о его жизни и истории нашей страны, — нечто, что, как я убежден, прямо связано с его недугом. Во время Великой депрессии дед был молодым человеком, работавшими бакалейно-гастрономическом магазине. Если вам когда!

либо доводилось разговаривать с людьми, жившими в то время, вы, вероятно, заметили, что опыт этих лет наложил на их жизнь заметный отпечаток. За одну ночь, казалось, все кардинально изменилось. Экономика замерла, заводы остановились, магазины закрывались, еды не хватало, и люди не могли прокормить свою семью. Мой дед был одним из таких людей.

Хотя он делал все, что только было в человеческих силах, чтобы достать пищу и накормить молодую жену и родителей, своих и ее, живших вместе с ними, и это ему удавалось, в уме он считал себя неудачником и в сердце чувствовал себя виноватым за свою неудачу. Виноватым за то, что не состоялся как муж, как сын и как зять. Помню, как я расспрашивал деда о Великой депрессии и о его жизни в эти годы. И помню, какая печаль была на его лице, когда он наконец сдался и рассказал мне свою историю. Даже спустя более шестидесяти лет она по-прежнему жила в его сознании и сердце и была неотъемлемой частью его жизни.

Дед не описывал мне некое преходящее чувство собственной несостоятельности, испытываемое им в те годы. Нет, он описывал огромное чувство постоянной и всячески подавляемой вины, владевшее им в настоящее время. Оно не отпускало его все эти годы и в конце концов стало выражаться на соматическом уровне в виде физического недуга. Гак что убеждение — код, а чувства, которые мы питаем по поводу этого убеждения, — команды.

Хроническое чувство беспомощности, которое мой дед так старательно в себе подавлял, — то есть подсознательно владевшее им убеждение в своей беспомощности — в конце концов в буквальном смысле отразилось на его теле. Вследствие связи между умом и телом последнее восприняло его убеждения как подсознательную команду и изобретательно создало соответствующее ей химическое(вещество. В буквальном смысле тело деда стало абсолютно! беспомощным из-за его же убеждения. И нетрудно понят» почему недуг поразил его столь внезапно и на столь позднем этапе жизни.

Незадолго до приступа болезни деда у его жены, моей бабушки, обнаружили рак и вскоре она умерла. Сидя у постели бабушки в больнице, дед ничего не мог для нее сделать и еще раз испытал то же чувство беспомощности! ибо был бессилен помочь женщине, которую любил столь! ко лет. Эта корреляция между обстоятельствами смертЯ моей бабушки и внезапным приступом болезни деда была! на мой взгляд, слишком очевидна, чтобы быть случайной! Смерть бабушки запустила механизм, который перенес в настоящее воспоминания деда о его несостоятельности в годы Великой депрессии.

К сожалению, эта связь между умом и телом не входила! в практику обучения медицинского персонала, заботивше! гося о нем в то время. Для них это был просто физическиЯ недуг, хотя и редкостный для мужчины его возраста, соот! ветственно его и лечили. Каждый день до конца жизни моя дед принимал четырнадцать различных лекарств, чтобя устранить заболевание, которое, очевидно, было связано^ его убеждением, что он бессилен помочь тем, кого любит.' |

Сила убеждений может действовать как в благотворном, так и в деструктивном направлении — утверждая жизн! или ее ниспровергая. С той же быстротой, с какой под! сознательные убеждения вызывают страдания вроде тея что были описаны в вышеприведенной истории о муж! женщины, с которой я работал, они могут и обратить прея цессы в человеческом организме, угрожающие его жизни. И здесь весьма привлекательно то, что мы можем изменить свои убеждения намеренно и в любой момент времени. Главное здесь — чувствовать, что то, в чем мы убеждены, уже реально, вместо того чтобы просто думать, надеяться или желать, чтобы желаемое осуществилось в жизни. Подобным образом наши собственные убеждения могут возобладать над внушенными нам убеждениями тех, кому мы доверяем, — врачей, друзей и так далее. Иногда все, что для этого нужно, — чтобы кто-то напомнил нам о том, что такое возможно.

Главным же, ключевым фактором преобразования ограничивающих нас убеждений является, несомненно, наше отношение к фундаментальным силам, делающим мир таким, каков он есть, — к силам «света» и «тьмы». Именно эти глубочайшие и часто неосознанные убеждения и формируют базис для всех прочих, как утверждающих, так и ниспровергающих жизнь убеждений.