Иранская революция в отечественной историографии

Р еволюция 1978—1979 гг. стала одним из наиболее значимых явлений в истории XX в. Большинство исследователей признают тот факт, что это событие ознаменовало некий новый этап в политическом развитии стран исламского мира, вызвав к жизни и придав массовый характер различного рода движениям исламского ревайвализма. Внезапность и неожиданность событий, происходивших в Иране, поставили в тупик многих исследователей на Западе и в СССР, затруднявшихся дать однозначную оценку феномену иранской революции и тем более как-то прогнозировать дальнейшее развитие событий. Сразу же после победы Исламской революции историки, политологи, социологи, антропологи, культурологи и экономисты на Западе и в СССР стали анализировать истоки и причины этого революционного движения. Важной особенностью советской историографии Исламской революции 1978—1979 гг. было стремление обосновать случайный и кратковременный характер исламизации режима. Советские историки твердо верили в силу исторических закономерностей, которые, в конце концов, должны были привести иранский народ к коммунизму. Исламский режим был преградой на пути прогрессивного развития иранского социума в этом направлении и поэтому был обречен на историческое небытие. Советские исследователи в прогностической части своих работ выражали надежды на то, что в иранском обществе со временем возобладают иные тенденции, более соответствующие идеологическим штампам марксизма-ленинизма.

Другим принципиально важным моментом было отсутствие систематического изучения идеологии революционного шиитского духовенства, основанного на стремлении понять внутреннюю логику этих идей, их взаимосвязь с историческим и социокультурным контекстом, особенно нежелание выделить объективно-значимые элементы, которые помогли бы пониманию и теоретическому осмыслению самого феномена Исламской революции.

Тем не менее можно выделить целую группу советских исследователей, которые были в большей степени ориентированы на изучение идеологических и культурологических аспектов предреволюционной истории Ирана и событий Исламской революции (Е.А. Дорошенко, В.Б. Кляшторина2, А.К. Лукоянов)

В.К. Зотов, Г.С. Ефремова и др.. Этой группе иранистов в определенной степени удалось проследить те тенденции в культурной и общественной жизни Ирана, на основе которых происходило оформление и утверждение лозунгов «исламского правления» (хокумат-е эслами) и «исламской республики» (джомхури-йе эслами). Следует заметить, что в фокусе внимания исследователей оказались, прежде всего, идеи светских исламских деятелей (Джелаля Але Ахмада) и меньше всего - идеология политизированного шиитского духовенства, например аятоллы Р.М. Хомейни, М. Мотаххари, Бехешти, Талегани, Шариатмадари и др. В области изучения идеологического наследия шиитских мыслителей в отечественной историографии Ирана образовалась заметная лакуна, которая так и не была никем заполнена.

Можно сказать, что отечественная иранистика после 1991 г., переживая серьезный кризис, связанный с отходом от мировоззренческих и теоретико-методологических установок марксизма-ленинизма, так и не выработала новые подходы к объяснению иранского феномена. При этом, как ни странно, многие стереотипы и штампы старой советской историографии продолжают довлеть над исследователями, работающими над изучением тех или иных аспектов Исламской революции и послереволюционной действительности Ирана.

13\14. Изучение истории Африки отечественными исследователями.

К Северной Африке общественный и научный интерес в России пробудился значительно позднее, чем к ближневосточному региону, хотя интерес политический впервые обозначился еще при Петре I, который, руководствуясь военными и торговыми соображениями, стремился расширить сферу влияния империи на южные районы Черноморского побережья, за которыми лежали просторы Средиземноморья и далекой Атлантики. Однако препятствием на пути осуществления планов Петра I было господство Османской империи на южных рубежах России, и все попытки создать хотя бы плацдарм на какой-либо части черноморского побережья успеха не имели. Долгие годы отношения России с Магрибом (Алжир, Тунис, Марокко) отставали от развития связей с ближневосточными странами, и поддерживались только через доверенных лиц в странах Западной Европы, поскольку сообщение по Средиземному морю не представлялось возможным, а отдаленность территорий не позволяла государству вести здесь активную внешнюю политику. Поэтому внимание общественности к североафриканскому региону увеличивалось постепенно, по мере активизации политики Российской Империи в этом направлении.

зучение Африки в России началось с филологии и истории, и первой областью, привлекшей внимание ученых, была Эфиопия.

Еще Михайло Лучкай из Ужгорода (р. 1789 г.) преподавал амхарский язык и гыэз в Лукке. При подготовке академиком П. С. Палласом в 1787 и 1789 гг. «Сравнительных словарей всех языков и наречий» со­бирались данные и по африканским языкам (шильх, коптскому, ялоф- скому, фульскому, мадагаскарскому, кафрскому, готтентотскому). Во втором издании (1790—1791 гг.) содержатся сведения уже о 33 языках Африки. В 1829 г. Б. А. Дорн начал преподавать амхарский язык в Харьковском университете. В Киеве преподавал и изучал историю церкви и языка в Эфиопии Порфирий Успенский (с 1861 г.). В Петер­бурге впервые в курсы лекций по истории включил историю Аксума Б. А. Тураев, много сделавший и в изучении культуры и истории Эфио­пии и Судана. Изучением и преподаванием языков Африки занимались В. В. Болотов и П. К. Коковцев. Африканистика в Московском универ­ситете связана с именем Д. Н. Анучина, впервые включившего сведе­ния об африканских народах в курс лекций по землеведению.

Собственно же этнографическое изучение народов Африки можно, вероятно, считать начатым со времени деятельности В. В. Юнкера и Е. П. Ковалевского. В их работах по северо-восточной Африке наме­чены основные направления исследования, получившие дальнейшее развитие в более поздние годы: 1) изучение этнического состава насе­ления, этническое картографирование, изучение этнолингвистических проблем, 2) исследование хозяйственной деятельности жителей и их материальной культуры, 3) изучение социальной структуры, полити­ческой организации, верований и обычаев и вообще духовной жизни народов, с которыми встречались путешественники.

Следует подчеркнуть, что африканская этнография в России с са­мого начала ее зарождения зиждилась на иных принципах, нежели за­падноевропейская: гуманизм, объективность в отношениях к изучаемым народам, антирасистские убеждения.

Расширение интереса к африканским народам наблюдалось уже с первых лет Советской власти. В 1919 г. выходит книга В. Маркова «Искусство негров», переводятся книги о положении народных масс в странах Африки. Продолжается работа Б. А. Тураева, И. Ю. Крач- ковского и других исследователей, работа в университетских центрах Москвы и Петрограда, в Музее антропологии и этнографии. Проблемы культуры и истории — один исток, питающий советскую африканис­тику. Другой связан с общественно-политической деятельностью тех лет. Деятельность в Научной ассоциации востоковедов, Коммунистиче­ском университете трудящихся Востока (КУТВ), Научно-исследова- тельской ассоциации по изучению национальных и колониальных проб­лем (НИАНКП) позволила уже к концу 20—30-х годов XX в. создать постоянные кадры советской африканистики, из которой тогда еще не выделилась собственно этнография. Однако уже в 20—30-е годы ря­дом с чисто историческими или политическими статьями об Африке на страницах журнала «Новый Восток» появляются и работы, критикую­щие теоретические построения Л. Фробениуса, К- Мейнхофа и др. Тес­ное сотрудничество советских государственных и общественных деяте­лей с африканскими политическими деятелями в Коминтерне, усиле­ние антиимпериалистической борьбы, возникновение национально-осво­бодительных организаций в колониях, в том числе и на африканской земле, — все это способствовало усилению интереса к изучению наро­дов Африки.

Эти первые годы формирования советской исследовательской школы в африканистике связаны с деятельностью венгерского ученого Э. Шийка, проведшего более 30 лет жизни в нашей стране. Возглавляемые им кафедра Африки в КУТВе и Африканский комитет в НИАНКПе стали центрами изучения проблем африканистики. В разработанной Э. Шийком программе изучения Африки основное внимание уделялось социально-политическим проблемам современности, но ставились и задачи, определившие научную деятельность советских этнографов-африканистов на многие годы вперед: во-первых, изучение истории государств и их культур, в опровержение тезиса о неспособности африканцев к самостоятельному культурному развитию, во-вторых, изучение этнической истории и взаимодействий разных народов и борьба с представлениями о «расовом чувстве и расовой ненависти», расизмом и национализмом. Ближайшим сотрудником Э. Шийка стал И. И. Потехин, начавший свою научную, политическую и педагогическую деятельность с изучения положения трудящихся в Африке. Его первая работа в соавторстве с А. 3. Зусмановичем и Альбертом Нзула «Принудительный труд и профдвижение в негритянской Африке» увидела свет в 1933 г. В 1936 г. вышла первая этнографическая работа: «Население и социальный строй Эфиопии (Абиссинии)», а вскоре был опубликован сборник статей «Абиссиния» — про­возвестник подлинно этнографического изучения африканских народов в СССР. Особенно широко оно стало развиваться с 50-х годов XX в. В это время появляется немало статей о народах почти всех стран Африки. Большинство из них было опубликовано на страницах журнала «Советская этнография» и в серии периодических «Трудов Института этнографии АН СССР». Позднее начинают выходить специально посвященные африканским народам «Африканский этнографический сборник» и «Африкана», где издаются работы по языкам, культуре, этнографии народов континента. В 1954 г. увидел свет первый обобщающий труд «Народы Африки» из серии «Народы мира». Советские этнографы-африканисты занимаются комплексным изучением африканских народов, используя в своей работе и историю, и лингвистику, и географию, и искусствоведение, и археологию. Можно, однако, выделить несколько наиболее актуальных направлений в советской этнографии народов Африки. Это изучение проблем этнической истории и национального развития народов Африки, начало которому положил своей работой 1955 г. «Формирование национальной общности южно-африканских банту» И. И. Потехин и продолжила Р. Н. Исмагилова, изучение социальных отношений в традиционном африканском обществе, намеченное Д. А. Ольдерогге («Население и социальный состав Абиссинии») и И. И. Потехиным («Военная демократия матабеле») и развитое советскими этнографами и историками Ю. М. Кобищановым, С. Я- Козловым, Н. Б. Кочаковой, Л. Е. Куббе- лем, А. Б. Летневым, А. С. Орловой, О. С. Томановской и другими, а также проблемы развития рода, семьи и общины, проблема изучения места и роли традиционных институтов в колониальном и постколони- альном обществе; традиционных и новых верований и религий.