Повседневность «тотальной войны»

Жизнь населения в самой Германии различалась в начале войны и со второй ее половины. Вначале казалось, что она протекает вполне нормально. Используя ресурсы оккупированных стран, власти не торопились с введением более жестких условий работы военного времени.

Вплоть до 1942 г. немецкий народ воспринимал войну опосредованно: она велась где-то далеко за пределами страны. Людские потери на фронтах затенялись победными и громкими реляциями нацистской пропаганды. Она чествовала павших как героев борьбы «за величие Германии», а семьи убитых и раненых окружались почетом и социальной заботой со стороны режима. Простому населению казалось, что «окончательная победа» близка и скоро наступит всеми желанный мир, начнется новое, мирное обустройство Европы, где немцы займут подобающее победителю место.

В то же время с началом войны в рамках эвтаназии стало осуществляться массовое умерщвление физически и душевнобольных. Чтобы не возбудить в народе беспокойства, эта акция тщательно маскировалась бюрократическим, условным языком и проводилась в соответствующих закрытых учреждениях. По последним данным, ее жертвами стали около 100 тыс. человек, которые были отравлены газом в передвижных грузовиках или в специальных учреждениях посредством инъекций, отравлений таблетками, расстрелами или доведением до смерти голодом. Местами уничтожения лиц, приговоренных к эвтаназии, служили специальные лагеря и заброшенные замки в различных землях Германии.

Несмотря на покров тайны, которым была окутана эвтаназия, о ней стало известно, и в людях пробудился страх и беспокойство. В отличие от евреев, которые были фактически отделены от остального населения глухими стенами нацистских законов, проживанием в гетто и «общением» только с гестапо, «асоциальные элементы» были гражданами Германии, имели родственников, номинально или фактически были членами церковных общин. Доверие к «фюреру» могло рухнуть, что затрагивало не только «отечественный фронт», но и солдат на полях сражений. Это стало особенно опасным, когда случаи эвтаназии подверглись осуждению со стороны некоторых деятелей церкви. Наиболее непримиримо и открыто 3 августа 1941 г. выступил с таким осуждением мюнстерский епископ Клеменс фон Гален (1878-1946). Гитлер был вынужден 24 августа отдать устное распоряжение о прекращении «акции Т4». Однако тайные убийства больных и нетрудоспособных продолжались до конца войны.

С 1942 г. немецкое гражданское население постепенно начало непосредственно втягиваться в войну, особенно, когда воздушный английский флот стал совершать регулярные (в основном ночные) воздушные налеты и бомбить города Германии. К этому добавились неблагоприятные для немцев изменения на фронтах в 1942-1943 гг. Они вынудили перейти к началу мобилизационной компании в самом рейхе, которая охватила все сферы общества под лозунгом «тотальной войны». В секретном указе Гитлера от 13 января 1943 г. относительно подготовки тотальной войны говорилось: «Необходимо предпринять все усилия для защиты рейха, охватить всех работоспособных или незанятых в производстве мужчин и женщин. Мы должны сделать годных к военной службе мужчин свободными только для одной цели — посылки на фронт».

Для психологической подготовки к условиям «тотальной войны» Геббельс произнес 18 февраля 1943 г. во Дворце спорта в Берлине яркую пропагандистскую речь. Под рукоплескания собравшихся он десятью риторическими вопросами «обосновал» необходимость поддержки нацией «тотальной войны», заявив, что «по необходимости, она будет еще тотальней и радикальнее, чем мы можем сегодня ее себе представить». В июле 1944 г. Геббельс был назначен «Генеральным уполномоченным по тотальному вовлечению в войну». Все средства пропагандистской машины — от обещания применить «чудо-оружие» до введения «особых летучих судов» — были направлены на искоренение остатков сопротивления в народе.

В ходе «тотальной войны» был осуществлен полный переход к военной экономике. Министром вооружений и военного производства был назначен Альберт Шпеер — незаурядный организатор и человек из ближайшего окружения Гитлера. Были также созданы коллегиальные службы «центрального планирования», которые стали действенным органом управления. Они ориентировалось, в первую очередь, на потребности производства военных материалов и тотальную мобилизацию всех материальных и людских ресурсов. Между 1942 г. и летом 1944 г. произошло утроение объема производства вооружений (322 % от объема 1942 г.). По сравнению с 1941 г. в шесть раз увеличилось производство тяжелых танков и в четыре раза — самолетов. Несмотря на эти достижения, производство военной продукции в сравнении с державами антигитлеровской коалиции отставало. Вследствие утраты румынских нефтепромыслов стал ощущаться недостаток жидкого моторного топлива.

Стали закрываться невоенные предприятия и все большее число рабочих привлекалось к производству вооружений. Еженедельное рабочее время разрешалось увеличивать до 72 часов, а для женщин и молодежи — до 60 часов (например, при производстве истребителей). Но в среднем, по данным немецких ученых (В. Ф. Вернера и Р. Вагенфюра), продолжительность рабочей недели в промышленности колебалась в 1941-1944 гг. между 49,5 и 48,5 часами. Было разрешено отменять отпуска, но воскресные и праздничные дни сохранялись. Были ограничены работа почты и железнодорожного транспорта, а также потребление электричества и газа.

Но для военного производства важнее была беспощадная эксплуатация иностранной рабочей силы, военнопленных и принудительных рабочих. К сентябрю 1944 г. на работах в Германии находилось 7,8 млн иностранных гражданских рабочих и военнопленных почти из всех европейских стран. Они использовались не только в военном производстве, но и в других отраслях хозяйства.

Положение принудительных рабочих зависело от принадлежности к «расе». Поляки и советские «восточные рабочие» («остарбайтеры») стояли на самой нижней ступеньке этой «иерархии». «Остарбайтеры» были строго изолированы от населения. У них были худшие условия жилья и работы, меньшая зарплата. Их рацион питания лежал на грани физического существования. Они должны были носить нашивку на груди или нарукавную повязку со знаком «Ост» и подвергались множеству дискриминационных распоряжений. Иностранные рабочие жили в рабочих лагерях, число которых достигало 20 тыс. Гитлер постоянно требовал ужесточения эксплуатации насильно привлеченных иностранных рабочих и военнопленных. Они и стали основными жертвами тотальной войны.

Эксплуатация иностранной рабочей силы позволяла руководству рейха беспрепятственно осуществлять мобилизацию немецких рабочих на фронт. В то же время, это сдерживало полную мобилизацию на работу немецких женщин. Только небольшая часть из них была действительно занята в военном производстве. Гитлеровская бюрократическая и пропагандистская машина делала все, чтобы немецкая женщина продолжала выполнять свою роль жены и матери, крепить «внутренний фронт». Усилилось также ограбление экономики оккупированных стран в пользу германского рейха. Главным средством обеспечения для немцев благополучного жизненного стандарта было использование материальных и людских ресурсов оккупированных стран, рабского труда «лагерного хозяйства» СС, ограбление и притеснение «неарийцев».

Немецкое гражданское население стало напрямую ощущать тяготы войны с началом в 1943 г. так называемой «бомбовой войны» англо-американских союзников против Германии. Английский и американский воздушные флоты скоординировали свои действия с целью «непрестанного разрушения и паралича немецкой индустриальной, военной и хозяйственной системы, подрыва готовности к борьбе немецкого населения, решающего ослабления его способности к вооруженному сопротивлению». С мая 1943 г. ночные бомбардировки англичан комбинировались с дневными американскими.

Население страны уже непосредственно было втянуто в войну, в результате которой в сознании немцев стерлась граница между «фронтом» и «тылом». Первым городом, который между 25 июля и 3 августа 1943 г. превратился в развалины, был Гамбург («операция Гоморра»). А затем еще много больших городов Германии обратились в руины. Почти в самом конце войны (в ночь с 13 на 14 февраля 1945 г.) был уничтожен Дрезден. Разом погибало огромное количество гражданского населения (Гамбург — 30 482 человек; Дрезден — 25 тыс. человек). Война между союзниками по антигитлеровской коалиции и Германией становилась все более безжалостной, ожесточенной и непримиримой. В последние ее месяцы миллионы немцев были в состоянии панического бегства, находились под влиянием страха смерти и неопределенности существования.

Стал ощущаться недостаток продуктов. Были введены продовольственные карточки, ордера и талоны на покупку или получение определенных промышленных товаров. Перед магазинами выстраивались очереди. Систематические налеты и бомбовые удары загоняли людей в подвалы и бомбоубежища. Стал повседневностью страх за судьбу своих родственников и друзей на фронте. Рабочий день был удлинен, темп работы ускорился. Немцы приобретали печальный опыт людей покоренных ими стран и народов.

Неимоверно усилился гнет и преследования со стороны СД и гестапо. Усилились репрессивные санкции за «политические проступки». Появились новые типы действий, за которые люди подвергались наказаниям, такие как «порча станков и оборудования», «экономический саботаж», «нанесение вреда народу», «слушание иностранного радио». Санкции за такие «преступления» были нечетко разграничены. И это позволяло судьям «особых» и «народных» судов значительно расширять границы наказаний.

Аппарат наблюдения и преследования настолько расширился (в него входили и гестапо, и СД, и полиция, и партийные инстанции, и службы ДАФ, и др.), что население теперь всегда было в поле зрения этих служб как в общественной, так и в частной жизни. Во время войны контроль еще более усилился за счет поощрения доносов друзей, знакомых и даже родственников, которые сообщали «соответствующим» инстанциям о ходящих в обществе «враждебных» слухах, анекдотах и о «разлагающем» влиянии сомнений относительно «конечной победы национал-социализма».

Огромные нагрузки легли на женщин, особенно работниц: забота о семье, занятость на производстве, стояние в очередях, долгий путь на работу и обратно, ночные бомбежки, военные тревоги. И все же «женский немецкий фронт» проявил незаурядную стойкость. Несмотря на проявления недовольства условиями труда и тяготами военных будней, дело не дошло, как в Первую мировую войну, до массовых забастовок, голодных бунтов и «продовольственных» демонстраций. Добровольное «повиновение» было обеспечено политикой в области защиты материнства и детства, уравниванием зарплаты мужчин и женщин на общественной службе, социальными льготами. Кроме того, женские нацистские организации, ДАФ и «Народное вспомоществование» добились почти полного охвата своими мероприятиями женского населения Германии, осуществляя одновременно функции доноса и запугивания.

Кампании по вовлечению населения в «тотальную войну» шли с перерывами: после поражения под Москвой 1941-1942 гг., после поражений под Сталинградом и на Курской дуге 1943 г., после бомбовых ударов по важнейшим индустриальным городам начала 1944 г. Тотальная война обнажила истинное лицо нацистского режима. Оно проявилось в развалинах разрушенных городов, в длинных очередях за продовольствием, в непрерывных звуках сирен и ночных бомбежках, в удлинении рабочего дня свыше 12 часов, в закрытии не важных для войны предприятий, столовых, театров и оперы, в расправах с «врагами народа». Молодежь 15-17 лет была мобилизована в зенитные части распоряжением от 26 января 1943 г. Последний резерв для защиты отечества — «народное ополчение» (фольксштурм) — указом Гитлера от 25 сентября 1944 г. составили немцы, по той или иной причине негодные к строевой службе, в возрасте от 16 до 60 лет.

Посредством бомбовой войны союзники надеялись сломить моральный дух и посеять среди немцев желание капитулировать, прежде чем хотя бы один иностранный солдат вступит на германскую землю. Но этого в полной мере достичь не удалось. Наоборот, под угрозой с воздуха солидарность немцев с режимом на земле усилилась. Солдаты отчаянно сражались, а гражданское население стойко переносило ужасы бомбовых ударов. Усилилась взаимопомощь и организованность людей в ликвидации последствий бомбежек, в эвакуации женщин, детей, стариков и раненых во внутренние районы страны. Рабочие стремились как можно быстрее запустить свои станки для восстановления производства. Но это уже, по большей части, не было связано с идеологией и политическими убеждениями, а соответствовало потребности спасти себя, каким-то образом жить дальше и работать даже после поражения. Нацистский же режим использовал эти естественные для людей желание и энергию, чтобы становящуюся бессмысленной борьбу продолжать до «пяти минут после двенадцати».

Во время «тотальной войны» началось разрушение мифов и легенд нацистской пропаганды. Ощутимый удар был нанесен мифу о «единстве фюрера и народа». Внешне немцы сохраняли лояльное отношение к фюреру: они вскидывали руку в «немецком» приветствии, но тут же рассказывали о руководстве страны анекдоты. Несмотря на все запреты, слушали иностранное радио. На немцев сильно подействовала «Сталинградская катастрофа»: росли апатия, фатализм и страх, что рано или поздно Красная Армия вступит на немецкую землю и за все отомстит.

В ходе войны был разрушен еще один миф нацистской пропаганды — миф о «народном сообществе». Реальность войны показала, что миры бедных и богатых совсем разные, тяготы войны в них переносят по-разному. Женщины из «высших слоев» не знали трудовой повинности и выказывали меньшую готовность к самопожертвованию, чем представительницы из «низших слоев». Очень сильно различалась жизнь семей в разрушенных бомбами городах с их скудным рационом питания и жителей сельской местности, имевших свой клочок земли. Борьба за собственное выживание сделалась самой насущной заботой большинства людей.