 |
7. Нашествие Батыя и порабощение Руси.
|
|
|
|
В северном великом княжестве, основанном Юрием Долгоруким и укрепившемся при сыне его Андрее Боголюбском, некоторое время сохранялось единодержавие, но и там, наконец, появились княжеские уделы. Брат Андрея Всеволод Георгиевич, прозванный Великим, княжил славно и счастливо 37 лет и строго соблюдал правосудие. “Не обинуясь лица сильных, — по словам летописца, — и не втуне нося меч, от Бога данный, ” он казнил злых, миловал добрых, мстил иногда жестоко, но без несправедливости; уважал древние обычаи, требовал безусловной покорности от князей южных, но без вины не отнимал у них уделов; повелевая Новгородом, он льстил иногда своеволию граждан; мужественный и счастливый в битвах, он старался сохранить мир и не любил кровопролития бесполезного. Он соорудил несколько храмов, укрепил Владимир, Суздаль и Переяславль-Залесский и казнил убийц Андреевых.
Первая супруга Всеволода Мария, родом ясыня, мать 8 сыновей, из коих двое умерли в младенчестве, отличалась благочестием и мудростью. Летописцы называют ее русскою Еленою, Феодорою, второю Ольгою. В последние годы жизни, страдая тяжким недугом, она показывала собою пример удивительного терпения, часто сравнивала себя с Иовом, а пред кончиною призвала сыновей и заклинала их жить в любви и помнить мудрые слова Великого Ярослава, что междоусобие губит князей и Отечество, возвеличенное трудами предков; советовала детям быть набожными, трезвыми, приветливыми ко всем и особенно уважать старцев [1].
В княжение Всеволода в 1204 году взят крестоносцами третьего крестового похода Царьград, — происшествие, горестное для наших предков, тесно связанных с греками, верою и торговлею. Ограбив богатые храмы [2], похитив многие святыни [3], крестоносцы избрали не только своего императора — Балдуина, графа Фландрского, но и латинского патриарха Фому Морозини; православный Патриарх Иоанн Каматер, оставив им в добычу казну Софийскую, удалился из города, как бедный странник, на осле, прикрытый рубищем. Папа Иннокентий III, один из самых могущественных первосвященников римских, поспешил воспользоваться этим случаем, чтобы подчинить себе Русскую Церковь. Он писал к нашему духовенству, что вера истинная торжествует в Царьграде и во всей империи, что Церковь Римская есть ковчег спасения, и вне ее все должно погибнуть: неужели, одни только жители земли Русской захотят быть отверженными от паствы Христовой? Увещание папы осталось без последствий; митрополиты наши поставлялись после того в Никее, где пребывали православные Патриархи царьградские до изгнания латинян из Константинополя.
|
|
|
Тогда же другие крестоносцы сделались опасными для северо-западной России. Еще Ярослав I утвердился в Прибалтийском крае, населенном эстонскою чудью, построив там город Юрьев (Дерпт), и заботился о распространении православной веры между туземцами; но во время междоусобий власть князей в этом крае ослабела, и только по временам новгородцы производили в нем опустошения и заставляли чудь платить дань. В другой стороне Прибалтийского края, по Западной Двине до самого устья, латыши или ливы издревле платили дань князьям Полоцким. Сюда-то к устью Двины пристал в 1158 году корабль бременских купцов и положил основание двум торговым конторам в Укскуле и Далене. Узнав о том, архиепископ Бременский с благословения папы Александра III отправил сюда миссионеров. Вслед за миссионерами открылся крестовый поход против язычников; в конце XII века крестоносцы утвердились в Ливонии; в 1200 году епископ Альберт основал Ригу, а два года спустя возник в Ливонии и орден рыцарей Меча. Князья Полоцкие не имели достаточных сил для изгнания пришельцев и готовы были довольствоваться данью, которую привыкли брать с латышей или ливонской Чуди. Немцы не только отказали им в платеже дани, но мало-помалу совершенно завладели всею южною частью приморского края, или, собственно, Ливонией. Папа отпускал грехи всякому, кто под знаменем креста лил кровь на берегах Двины. Ежегодно из Германии толпами отправлялись туда странствующие богомольцы, но не с посохом, а с мечом — искать спасения души в убийстве людей.
|
|
|
Северная часть Прибалтийского края и особенно страны, пограничные с областью Псковской, еще держались под властью Новгорода, который тогда более, чем когда-либо, нуждался в доблестном князе. Там княжил малолетний сын великого князя Всеволода; бояре владимирские правили именем князя-отрока. Мстислав Удалой, или Удатной, сын святого князя Мстислава Храброго, вздумал воспользоваться обстоятельствами, зная, что память отца его любезна новгородцам и что они тяготятся самовластием Всеволода. Он внезапно занял Торжок и прислал посла к новгородцам с такими словами: “Бью челом Святой Софии и гробу родителя моего; низко кланяюсь Великому Новгороду. Я сведал, что Суздальский князь угнетает вас. Новгород — моя отчина; иду восстановить вольность его по всей старине. ” Эта речь пленила граждан вольного города; они единогласно объявили Мстислава своим князем. Удалой Мстислав собрал войско для защиты от Всеволода; но осторожный старец не хотел битвы: он довольствовался возвращением к себе юного сына, сам предложил мир Новгороду и назвался отцом Мстислава, который поспешил ополчиться на немцев, прошел по Чудской земле до самого моря и взял выкупу 400 гривен серебра. Вскоре после того (15 апреля 1212 года) великий князь Всеволод скончался. Великое княжение Суздальское разделилось тогда на две области: Константин, старший из сыновей умершего, княжил в Ростове и Ярославле; второй сын Юрий (Георгий), которого отец перед смертью назначил наследником всего великого княжения, владел Владимиром и Суздалем; оба желали единовластия, и каждый считал себя законным наследником; первый опирался на право старшего в роде, а последний — на предсмертную волю отца. Братья их также разделились: Ярослав-Феодор в Переяславле-Залесском и Святослав в Юрьеве-Польском взяли сторону Георгия; Дмитрий-Владимир в Москве остался верным Константину. Началось кровавое междоусобие. Большая часть князей, в том числе и Мстислав Удалой, была на стороне Константина. Борьба братьев кончилась битвою на берегах реки Липецы. Летописцы оплакивают эту страшную сечу, в которой сын шел на отца, брат на брата. Константин при помощи Мстислава, одержал победу, не стал преследовать брата и медленно пошел к Владимиру. Георгий не мог уже обороняться, покорился старшему брату и уступил ему великое княжение, а Константин оказал великодушие, объявив его своим наследником.
|
|
|
Правление Константина продолжалось только три года (1216-1219). Он заложил в Ростове на месте прежней соборной церкви, которая по неопытности зодчих обрушилась, великолепный храм Успения Богородицы [4]; оказывал любовь к просвещению, необыкновенную в его время: когда еще вся Европа коснела в глубоком невежестве, у Константина были писцы, которые списывали для него множество рукописей, и просвещенный князь часто и прилежно читал их. Он был благочестив, любил раздавать милостыню, не оскорблял ни одного человека, но словом и делом утешал всякого.
При нем святительствовал во Владимире святой епископ Симон, постриженник Печерский и писатель житий подвижников Киевских, поступивший на епископскую кафедру в 1214 году по желанию князя Георгия. Он преставился 20 мая 1226 года, приняв пред кончиною схиму. Современный летописец называет его “блаженным, милостивым и учительным епископом, ” а по сочинениям он известен, как благочестивый и искусный жизнеописатель. Он написал для друга своего Поликарпа, Печерского инока, повествование о жизни и трудах подвижников, трудившихся в Печерской обители. Сочинение блаженного Симона, как и житие преподобного Феодосия, написанное преподобным Нестором, вошло в состав первоначального Патерика Печерского, который сохранился во множестве древних списков. В превосходном послании к Поликарпу святой Симон, величая обитель преподобных Антония и Феодосия, из которой вышло тогда уже до 50 епископов, выражается так: “Я рад бы был оставить епископию и служить игумену в Печерском монастыре. Но тебе известно, что удерживает меня. Кто знает, что у меня, грешного Симона-епископа, одна соборная церковь во Владимире — красота города! а другая — в Суздале, которую сам я построил? Сколько они имеют городов и сел! И десятину собирают со всей земли той. И всем тем владеет худость наша. Но пред Богом говорю тебе: всю эту славу и власть сочел бы я за ничто, если бы мне хоть колом торчать за воротами Печерского монастыря и быть попираему людьми. Один день в дому Божией Матери лучше тысячи лет временной чести. В нем хотел бы я жить лучше, чем в селениях грешников” [5].
|
|
|
Ко всеобщей горести народа, великий князь Константин скончался в цветущих летах на 33 году жизни. [6] Он оставил по себе сыновей: Василька, Всеволода и Владимира, — назначив им уделы: первому — Ростов, второму — Ярославль, а третьему — Углич. Великое княжение он предоставил брату Георгию. Сыновьям своим, из коих старшему было только 10 лет, он завещал жить согласно, делать добро и чтить дядю, как второго отца.
Русская земля некоторое время наслаждалась тишиной. Здесь мы можем остановить взор на двух отрадных явлениях христианской жизни: благоверной чете Муромских чудотворцев и князе Новгородском, в ранней юности удостоенном Небесной Славы.
Блаженный Давид, князь Муромский, был вторым сыном князя Юрия Владимировича Муромского [7]. Старший брат его Владимир княжил в Муроме. Между тем князь Давид подвергся тяжкой болезни: тело его покрыто было струпьями. Дочь бортника, славившаяся умом и красотою, вылечила его приготовленной мазью; князь дал слово жениться на ней, но потом нашел неприличным для себя супружество с девицею простого рода, дочерью лесного пчеловода. Болезнь возобновилась. Евфросиния вновь вылечила князя; и он выполнил свое обещание — сочетался с нею браком. Когда же он наследовал княжение после брата, муромская знать объявила ему: “Или отпусти жену, которая своим происхождением оскорбляет знатных барынь, или оставь Муром. ” Князь, верный долгу христианина, согласился лучше отказаться от власти княжеской, нежели разлучиться с супругою. Он остался после того с весьма скудными средствами к жизни и нередко скорбел о том. Но умная княгиня говорила ему: “Не печалься, князь, Бог милосерд и не оставит нас в бедности. ” В Муроме скоро открылись раздоры и кровопролития и князь Давид по усердной просьбе бояр возвратился с княгинею на свое княжение.
|
|
|
В Муроме правление князя Давида было правдивым, но без суровой строгости, милостивым, но без слабости. Умная и благочестивая княгиня помогала супругу советами и делами благотворительности. Оба жили по заповедям Господа, не любили ни гордости, ни неправедной корысти; покоили странников, облегчали участь несчастных; чтили иноческий и священнический чин, ограждая его от нужд. Оба вели жизнь постническую, чистую, целомудренную. Когда князь и княгиня достигли старости, то в одно время приняли иночество, один — с именем Петра, другая — с именем Февронии. Оба преставились в один день — на пасхальной неделе 1228 года и, согласно завещанию, положены в одном гробе [8].
В Новгороде княжил тогда старший сын князя Ярослава, внук Всеволода Великого, юный князь Феодор. По воле отца, он собирался вступить в брак: уже готова была невеста [9], гости князья собрались на пир. Но не свадебным весельем окончились приготовления, а плачем погребальным [10]: жених, чистый девственник, прекрасный душою и телом, скончался от внезапной болезни. Это было 5 июня 1233 года. Мать умершего князя блаженная княгиня Феодосия перенесла тяжкую потерю с покорностию воле Божией. Она говорила: “Ты, Господи, дал. Ты и взял; да будет благословенно святое имя Твое! ” [11] Тело юного князя погребено было в Юрьеве монастыре, а впоследствии, прославленное нетлением и чудесами, перенесено в Софийский собор [12].
Между тем, как новгородцы оплакивали раннюю кончину своего юного князя, дед его, Удалой Мстислав, был далеко на юге России. Прощаясь в 1218 году с гражданами вольного города, он сказал им: “Бью челом Святой Софии и гробу отца моего. Иноплеменники завладели княжеством Галицким; пойду, прогоню их. Но вас, верные новгородцы, никогда не забуду; желаю, чтобы кости мои лежали под сводами святой Софии, в ногах у блаженного родителя моего. ”
Обширное княжение Галицкое (нынешняя Галиция), окруженное народами иноплеменными и иноверными — венграми, ляхами и другими, — в это время оставалось без главы. Умный и властолюбивый князь Галицкий Роман Мстиславич соединял в себе, по выражению летописи, “мудрость Соломонову, дерзость львиную, быстроту орлиную, ревность Мономахову. ” Галичане и волынцы, хотя не любили его за жестокость, но уважали, не боясь под щитом его ни хищных ятвягов, ни дикой Литвы. Романа знали и в Византии, на защиту которой он ходил с войском, знали и в Риме. Папа Иннокентий прислал к князю Галицкому посла, чтобы доказать ему превосходство закона латинского; не выдержав спора с Романом, искусным в прениях богословских, посол, наконец, сказал ему, что папа может наделить его городами и сделать великим королем посредством меча Петрова. Роман, обнажив свой собственный меч, отвечал ему: “Такой ли у папы? Доколе ношу его при бедре, не нуждаюсь в чужом мече и кровью покупаю города по примеру дедов моих, возвеличивших землю Русскую. ” Этот смелый князь в 1205 году погиб в битве с ляхами, оставив княжение малолетнему сыну своему Даниилу под опекою матери. Тогда начались и несколько лет продолжались неустройства в земле Галицкой, обуреваемой внутренними мятежами и нападениями хищных соседей. Уже самый Галич был занят венграми, но подоспел с дружиною Удалой Мстислав, разбил и обратил в бегство врагов, сел на престоле Галицком, обручил дочь свою юному Даниилу, привел подкрепление из южной Руси и орды половецкие, завоевал и очистил от венгров и ляхов все Галицкое княжество. Неустрашимый воин, но искусный политик, он впал в непонятное ослепление: по совету галицких бояр-изменников, Мстислав обручил другую дочь свою с венгерским королевичем Андреем и обещал ему в наследство все княжение Галицкое, безвинно обидев Даниила, который лишился законного своего достояния. Это безрассудство, как кажется, не было вполне оценено современниками. Им было не до того: приближалось бедствие ужасное — гибель ратей, гибель князей, порабощение государства.
Русская земля в 1223 году в первый раз услышала о татарах. Казалось, самая природа предчувствовала что-то страшное. На западе появилась комета величины необыкновенной, с хвостом, обращенным на юго-восток, наподобие копья. В то же лето сделалась необыкновенная засуха, леса и болота загорались; густые облака дыма закрывали свет солнечный; мгла тяготила воздух, и птицы, к изумлению народа, падали мертвыми на землю.
Из глубины Средней Азии нахлынули полчища монголов, или татар (как называли их современники). По воле Чингис-Хана, завоевателя большей части Азии, эти дикие орды начали опустошение в степях половецких. Множество половцев бежали в Киевскую область с семействами и стадами и принесли туда весть о новом страшном неприятеле. Бодрый Мстислав Галицкий собрал южных князей на совет в Киеве; они решились встретить неприятеля вне пределов отечества, в степях половецких. Перейдя Днепр, они достигли реки Калки [13] и здесь увидели несметные полчища татар. Половцы обратились в бегство: князья не успели еще изготовиться к битве, потому что Удалой, князь Галицкий, желая один воспользоваться честью победы, не дал им вести о начале сражения. Этот порыв славолюбия храброго князя погубил войско русское. После ужасной сечи татары одолели русские рати и погнали их в беспорядке перед собой; завладели укрепленным станом, умертвили всех пленников, задушили трех князей под досками и пировали на их трупах. Павших в битве было множество, в том числе шесть князей. Избегшие смерти и плена князья разбежались по своим уделам, и победители шли за бегущими остатками русского войска до самого Днепра, истребляя все, что попадалось на пути. Вся южная Россия трепетала: народ с воплями отчаяния молился в храмах. Вдруг татары обратились на восток и ушли в Бухарию.
Земля Русская, по словам летописцев, от начала своего не видала подобного бедствия: войско прекрасное и многочисленное совершенно исчезло, народ разбежался в ужасе по лесам и болотам. Мстислав Галицкий, в первый раз в жизни потерпев поражение, в горести и ужасе уехал в Галич, где нашел страшный беспорядок, произведенный венграми и ляхами. Не чувствуя в себе прежней бодрости духа, он не только выдал дочь за королевича Андрея, но и возвел его на престол Галицкий, оставив себе одно Понизовье [14]. Сознавая вину свою перед зятем Даниилом Романовичем и видя неблагодарность другого зятя — венгерца, Мстислав думал снова вооружиться, привести на помощь половцев и возвратить Даниилу отцовское наследие. Но он не успел исправить зла, которое сделал. На пути в Киев в 1228 году Мстислав заболел и скончался в Торческе, постриженный в схиму. Тело знаменитого князя, пережившего свою воинскую славу, было отвезено в Киев и погребено в построенной им Воздвиженской церкви.
После несчастной битвы при Калке несколько лет не слышно было о татарах. Северная Русь наслаждалась миром. Великий князь Георгий Всеволодович занимался устройством Русской земли, заложил при впадении Оки в Волгу Нижний Новгород, посылал войска на помощь Новгороду и Пскову против ливонских немцев. К стыду своего имени, князь Ярослав Владимирович, недостойный внук святого Мстислава Храброго, был другом и союзником немцев. Он оставил по себе злую память: княжив в Пскове, поссорился с гражданами и ушел к ливонским рыцарям, вместе с ними ходил опустошать Псковские земли, прогнал от себя добродетельную супругу Евпраксию и едва ли не принял участия в убийстве ее пасынком, сыном его от немки [15].
В Ростове юный Василько, сын великого князя Константина Всеволодовича, скоро стал показывать своими делами, что вполне достоин любви отца и дяди. Вот как описывает его современник: “Он был красавец лицом, с очами светлыми и грозными; он был храбр, добр сердцем, ласков с боярами. Кто из бояр служил ему, кто ел хлеб его и пил из его чаши, тот не мог забыть его, не мог быть слугою другого князя. В нем мужество соединено было с умом и правдивость — со знанием. Он был во всем сведущ, на все способен. Это был отец и кормилец сирот, великое утешение печальным. Очи сердца его отверсты были Богом на весь церковный чин, и он был отцом для всех бедных” [16]. При первом появлении татар Василько по воле дяди своего великого князя Георгия ходил с ратью на помощь к южным князьям и дошел уже до Чернигова, когда узнал о жестоком поражении русского войска на берегах Калки. При княжении Василька на Ростовскую епископию по желанию его был посвящен в Киеве блаженный епископ Кирилл II из архимандритов Рождественского монастыря во Владимире [17].
Между тем снова поднималась гроза над Русскою землею. В глубине великой Татарии жил хан Октай, или Угдай, старший сын и преемник завоевателя Чингис-Хана. Он дал полмиллиона войска племяннику своему Батыю и велел ему идти на покорение северных берегов моря Каспийского и дальнейших стран.
В 1237 году Батый разорил столицу закамских болгар. Едва слух о том достиг Русских князей, как монголы сквозь густые леса вступили в южную часть Рязанской области. Владетели Рязанские дали знать великому князю во Владимир, что пришло время крепко стать за веру и отечество; но они не дождались помощи от Георгия. Тогда старший из князей Рязанских, Юрий, послал сына своего Феодора с дарами к Батыю, который, узнав о красоте супруги Феодора Евпраксии, захотел видеть ее; но юный князь отвечал ему, что христиане не показывают жен злочестивым язычникам. Батый велел мучительно умертвить Феодора; а Евпраксия, услышав внезапно о страдальческой кончине любимого супруга, ринулась в беспамятстве из высокого терема вместе с сыном своим младенцем Иоанном, которого держала на руках, и оба убились до смерти. Батый двинул страшную рать свою к Рязани и взял приступом город после пятидневной кровавой битвы. Князь Юрий с семейством и множество народа погибло. Варвары распинали пленников, оскверняли храмы насилием женщин и девиц, обагряли алтари кровью священников. Весь город с окрестными монастырями обратился в пепел. Несколько дней продолжались убийства. Наконец умолк вопль отчаяния, ибо уже некому было стенать и плакать.
Только одного из князей, Олега Ингваревича Красного, привели после битвы к Батыю живого, но изнемогающего от ран. Удивляясь смелости и красоте его, Батый предлагал ему свою дружбу и убеждал отречься от веры Христовой. Но когда юный князь назвал его безбожным, варвар, разъярившись, велел разнять его по суставам [18]. Старый князь Ингварь, возвратившись из Чернигова, где он находился во время разорения его родины, похоронил тела князя Юрия, сына своего Олега и других убиенных князей в Рязани, а над могилами князя Феодора Юрьевича с супругою и сыном поставил каменные кресты на берегу реки Осетра, подле знаменитого храма святого Николая Заразского [19].
Продолжая свой опустошительный набег, Батый близ Коломны встретил сына великого князя, Всеволода, который соединился с остатками Рязанской дружины, смело вступил в неравную битву, потерпел поражение и бежал к отцу во Владимир.
Батый в то же время сжег Москву, тогда еще ничтожный городок, перерезал жителей и пленил второго сына Георгиева — Владимира. Великий князь увидел, как опасны новые неприятели, и поспешил выехать из столицы, поручив защиту ее двум сыновьям, а сам отправился собирать войска.
В праздник Сретения Господня, 2 февраля 1238 года, татары подошли к стенам Владимира. Из города стали пускать в них стрелы. “Не стреляйте!, ” — кричали татары, показывая на пленного князя Владимира, которого они влачили за собою, бледного, истомленного страданиями. Братья его Всеволод и Мстислав не могли удержаться от слез и говорили дружине: “Лучше нам умереть за святую веру, чем быть в неволе варварской. Все это навел на нас Бог за грехи наши. ” Неприятель поставил вокруг города стенобитные орудия, и в мясопустное воскресенье, 7 февраля, вскоре после заутрени начался приступ. Князья Всеволод и Мстислав, мать их княгиня Агафия с дочерью и двумя снохами, многие вельможи собрались в соборный храм Богоматери и приняли от епископа Митрофана иноческое пострижение; все они принесли исповедь в грехах своих, причастились Святых Тайн и приготовились к смерти. Татары завладели городом и зажгли церковь; тогда епископ сказал: “Господи, простри невидимую руку Свою и приими в мире души рабов Твоих, ” — и благословил всех на смерть неизбежную. Все бывшие в соборе [20] страдальчески умерли от дыма и мечей неприятельских, кроме сыновей великого князя, которые успели пробиться с дружиною за город и там пали в битве; большая часть жителей столицы была убита, немногие взяты в плен. Великий князь, получив весть о гибели своего семейства, столицы и народа, сказал с Иовом (многострадальным): “Так ли, Господи, угодно милосердию Твоему? Зачем я остался один? ”
Благоверный Георгий под тяжестью бед не только не пал духом, но еще больше окреп. Удалясь в Ярославль, он взял с собою Ростовских князей с их дружинами и решился идти в глушь лесов на берега реки Сити, где тянутся болота на огромные пространства. Туда же пригласил он ополчение братьев своих, Ярослава и Святослава. Батый, взяв Владимир, отправил сильные отряды к Ярославлю в погоню за великим князем; но Георгий решился сберегать слабые силы свои до лучшего времени. Он разбил стан свой на берегах Сити [21] и ждал татар от Ярославля; но они, опустошив Переяславль и Кашин, напали на него со стороны Бежецкого Верха. С великим князем был брат его Святослав со своими юрьевцами и племянники князья Ростовские с их дружинами, но не было брата Ярослава с переяславцами. Открылась кровопролитная война с неприятелем многочисленным и рассвирепевшим; русские дружины при всем своем мужестве не устояли; великий князь был убит вместе с племянником Всеволодом Константиновичем, первым князем Ярославским; почти все русское войско легло на поле сражения. Это было 4 марта 1238 года. [22]
Князь Василько Ростовский, израненный, остался пленником в руках варваров. Изнуренный подвигами жестокой битвы, скорбию об отчизне и голодом, он был влачим татарами до Шеренского леса [23]. Здесь он должен был вытерпеть последнюю борьбу с обольщениями славы и ужасами смерти. Татары любовались величественным его видом, знали по опыту мужество и крепость руки юного князя: они старались убедить его, чтобы он поступил к ним на службу и пристал к нечестивым их обычаям. Но напрасно обольщали его дружбою Батыя, напрасно хвалились своим воинственным счастьем. Мужественный князь не слушал их; он не хотел прикоснуться к пище и питью татар, считая их нечистыми. “О, темное Царство, — сказал он, — не разлучить тебе меня со Христом моим. Он предал нас в ваши скверные руки, любя нас и даруя нам жизнь вечную. Но есть Бог, и темное царство погибнет, когда исполнится мера беззаконий его: взыщет Он кровь верных Своих. ” Варвары скрежетали зубами от ярости, готовые напиться кровью страдальца. А он молился вслух: “Господи, Ты знаешь тайны сердца моего, знаешь все нечистоты мои; очисти меня от грехов моих. ” Он молился за себя, за малолетних сыновей своих Бориса и Глеба, за всех братьев-христиан; он благодарил Бога, что в цвете лет умирает мучеником, и память о нем не будет бесславною. Варвары много мучили неустрашимого князя, свирепо умертвили его и бросили в лесу Шеренском.
Между тем Ростовский епископ Кирилл, возвращаясь из Белозерской страны, куда он удалился от татар, проходил по берегам реки Сити и в куче мертвых тел отыскал обезглавленное тело святого великого князя Георгия. Он узнал его по княжескому одеянию, взял с благоговением священные останки, привез в Ростов и, с великою честию совершив надгробное служение, положил в Ростовском соборе [24]; туда же привезли тело святого Василька, найденное в лесу Шеренском [25]. Вдовствующая супруга его, княгиня Мария, дочь святого князя Михаила Черниговского, дети, епископ Кирилл и весь народ Ростовский встретили с горьким плачем тело любимого князя и погребли его под сводами соборного храма [26].
Полчища татар с берегов Сити устремились к Новгороду; взяли Волок-Ламский, Тверь, Торжок, не давая никому пощады. Уже Батый был в 100 верстах от Новгорода, где плоды долговременной торговли обещали ему богатую добычу; но вдруг, испуганный непроходимыми лесами и болотами этого края, обратился назад к Козельску, который осмелился сопротивляться и выдержал семинедельную осаду. Наконец татары завладели Козельском, умертвили всех жителей и прозвали Козельск “злым” городом. Князь Козельский, младенец, из племени князей Черниговских, пропал без вести; говорили, что он утонул в крови.
Отдельные отряды татар по завоевании Владимира рассеялись по великому княжеству, завладели в течение одного месяца четырнадцатью городами, в том числе Ростовом, Ярославлем, Галичем, Дмитровым, Переяславлем, Юрьевым. “Головы жителей, по словам летописца, падали на землю, как трава скошенная. ” Один из этих отрядов (вероятно из-под Козельска) приступал к Смоленску, где прославился доблестными подвигами святой мученик Меркурий [27].
Батый, как бы утомленный убийствами и разрушением, удалился в землю Половецкую, на берега Дона. Ярослав Всеволодович, брат святого великого князя Георгия, в надежде, что буря миновала, спешил из Киева во Владимир принять достоинство великого князя и господствовать над развалинами и трупами.
На юге России продолжалась борьба между князьями, которые не приняли участия в бедствиях северной Руси, издали смотрели на них равнодушно, помышляя единственно о выгодах своего властолюбия; Михаил Черниговский, заняв Киев, посадил в Галиче сына своего Ростислава; но Даниил Галицкий успел завладеть без битвы своим родовым княжением. Галичане, по выражению летописца, “стремились к Даниилу, как пчелы к матке или как жаждущие к источнику водному. ” Но приближалась уже кара Божия и к южной Руси. Покорив совершенно половцев, толпы Батыевы снова появились в пределах России: опустошили Переяславль-южный и Чернигов на пути к Киеву.
Батый давно слышал о Киеве, о церковных сокровищах древней столицы и о богатстве людей торговых. Михаил Черниговский, княживший тогда в Киеве, удалился в Венгрию. Смелый Даниил Галицкий занял Киев; но и он видел невозможность обороны столицы с малочисленною дружиною и решился искать помощи у короля венгерского, поручив оборону Киева опытному и храброму боярину Димитрию.
Несметная рать Батыя со всех сторон облегла Киев; стенобитные орудия действовали день и ночь. Татары разбили стены и ворвались в город. Но Димитрий не знал страха. Он отступил с киевлянами к церкви Десятинной, ночью укрепил ее тыном и на другой день снова оборонялся. Варвары достигли храма Богоматери, но устлали путь своими трупами; они схватили мужественного Димитрия и привели к Батыю, который, удивляясь его храбрости, даровал ему жизнь.
Варвары несколько дней торжествовали победу ужасами разрушения. Они ограбили дома жителей и великолепные храмы, разрушили до основания церковь Десятинную — первое здание греческого зодчества в России, похитили все сокровища Печерской обители, сияли с главы Великой церкви златокованый крест, разломали ее до самых окон вместе с кельями и стенами монастырскими. Пещеры со святынею мощей были закладены и скрыты от варваров [28].
Гибель России совершилась. Князья, которые не жалели отчизны в кровавых междоусобиях, заботясь только о личной прибыли или о первенстве и власти, теперь все поравнялись: все сделались рабами варваров. Исчезла самобытность государства, исчезли начатки просвещения, успехи промышленности и торговли, разрушены города, храмы и обители иноческие. Словом, погибло все земное, все временное, все дела рук человеческих. Уцелело только то, что вечно и неизменно: святая вера Христова, Церковь православная, которой, по обетованию Спасителя, не одолеет и самый ад. Она одна уцелела между развалинами, горела и не сгорела, подобно купине, прохлаждаемая росою Любви Небесной. Она очищалась, как золото в горниле страданий, возвышалась незыблемо, как каменный утес посреди бурь океана. Только на этот утес могла опереться Русь, когда наступил светлый день воскресения ее из могилы!
|
|
|
