8. Русь под монголами. Св. Александр Невский.

С трашное иго порабощения легло на Русскую землю. Более двухсот лет Церковь Русская, князья и народ наслаждались свободою; но князья — кровопролитными распрями, а народ — грубыми пороками и суевериями, остатками язычества, навлекли на себя наказание Божие. Наступило время тяжких и продолжительных страданий.

   Поработитель Руси — Батый основался на берегах Волги, назвав столицу свою Сараем. Здесь кочевала Орда его, известная под именем Золотой, или Кипчакской. Но и сам Батый не был полновластным повелителем: он, в свою очередь, зависел от великого хана, наследника Чингиса, который кочевал с большою ордою в пустынях Средней Азии.

   Особенно тяжело и безотрадно было положение князей. Покорностью диким завоевателям определялась не только участь самих князей, но и участь народа: по судьбам Вышнего, это было для князей уроком — дорожить счастьем народа. И когда для спокойствия христианской земли своей князья жертвовали своим самолюбием, имуществом, здоровьем и самою жизнию — это была жертва чистая, высокая, христианская [1].

   В 1243 году Батый назначил в города русские своих надзирателей — баскаков, а князьям приказал являться к нему с изъявлением покорности. Прежде всех подвергся этому унижению великий князь Ярослав Всеволодович: он должен был отправиться в Золотую Орду к Батыю, а одного из сыновей своих послал в Татарию к великому хану монголов — Октаю. Батый принял Ярослава с уважением и назвал “главою всех князей русских, ” отдав ему Киев. Поступок великого князя служил примером для князей удельных: они также били челом надменному татарину, чтобы мирно господствовать в областях своих.

   Мало-помалу князья начали устраиваться в своих уделах; мало-помалу начали оживать города и селения Русской земли, изнуренной, безлюдной, полной развалин и гробов. Ростовская область поступила в наследство малолетним сыновьям князя-мученика, Борису и Глебу Васильковичам под опекою матери [2]; впоследствии младший из них получил в удел Белозерскую область и сделался родоначальником князей Белозерских [3]. Также и в Ярославле стали княжить сыновья князя Всеволода Константиновича, павшего на берегах Сити [4], святые князья Василий и Константин [5]. На юге князь Михаил Всеволодович должен был по воле хана уступить Киев великому князю и возвратился в Чернигов. Храбрый Даниил Галицкий, после опустошения земли своей монголами, должен был смириться и идти на поклон к Батыю, который в знак особенного благоволения впустил его в свой шатер без всяких суеверных обрядов, ненавистных православным князьям. “Ты долго не хотел меня видеть, — сказал Батый, — но теперь загладил вину повиновением” [6]. Впрочем Даниил мечтал об освобождении при помощи западных государей, входил даже в сношения с папою и хитрил пред ним, изъявляя расположение к покорности римским догматам. Папа Иннокентий IV, со своей стороны, нарек его королем русским, прислал ему корону и скипетр, разрешил совершать литургию на квасном хлебе и наблюдать обычаи, не принятые Римскою Церковью. Храбрый и умный король Галицкий ожидал помощи от западных соседей, которых папа побуждал ко всеобщему ополчению против монголов; но так как это ополчение не состоялось, то Даниил снял с себя личину, отрекся от связи с Римом и смеялся над гневом папы [7].

   Состояние Церкви было так же скорбно, как и состояние государства. На огромном пространстве от Белого озера до южного Галича Батый оставил за собою пепел и пустыню: храмы Божии были истреблены огнем или остались грудами камней; священная утварь, иконы, книги сделались добычею богохульных хищников; украшенные сединою служители алтарей умерщвлены, а молодые отведены в плен [8]. Нелегко было возобновить храмы и все нужное к богослужению; еще труднее — найти способных священнослужителей среди всеобщего опустошения и нищеты, тем более, что образование более или менее сохранилось только на юге — в Галиче и Волыни, — в странах, менее угнетенных дикими завоевателями. Митрополиты и прочие архипастыри должны были, подобно князьям, являться с поклоном в Орду для утверждения на своих кафедрах. Монголы не поднимали явного гонения на христианскую веру, как некогда римские императоры в первые века христианства. Чингис в “Ясе, ” принятой преемниками его за основной закон государства, признавал единого высочайшего Бога, но вместе с тем велел чтить всех богов, чьи бы они ни были; отсюда толпы жрецов идольских в Орде и уважение к жрецам всех религий. В ярлыках, выдаваемых ханами русским святителям, запрещалось хулить веру русскую под страхом смертной казни, но произвол дикого завоевателя был для него выше всякой религии; он говорил: “Бог владеет небом, а сын Божий, хан — землею. ” Естественно, что ему не могли быть приятны те, кто не признавал мнимо-божественного его достоинства. Естественно также, что тот же неукротимый произвол принуждал иногда христиан следовать суевериям языческим. Много страдала Русская Церковь и от ненасытной алчности татар: они нападали внезапно, без всякой причины на города, покорные их власти, грабили церкви, монастыри, отнимали все, что попадалось в руки.

   В премудром намерении Промысла и любви Божией иго монголов было врачевством для нравственных болезней народа русского. Какое же действие оказало иго на народ? Общее бедствие прежде всего пробудило в народе чувство покаяния: люди русские применили к себе покаяние ниневитян и каялись; вспоминали о рабстве Израиля в Египте и возносились мыслию от земли к Небу. Народ сознавал, что он народ христианский, а лютые властители его — неверные, ненавистные Богу. Таким образом утвердилась вера в превосходство христианского учения. Эта вера ободряла народ в скорбях, в трудах самых тяжких: она заставляла дорожить тем, что внушало ему христианство. Благодаря вере Христовой, народ русский удержал любовь к разоренной родине и не перенял дикой хищности от монголов.

   К довершению бедствий Русской Церкви, она в первые, самые тяжкие годы порабощения Руси оставалась без первосвятителя. Митрополит Иосиф Грек, прибыв из Царьграда пред самым нашествием Батыя, пропал без вести [9]. Управление митрополией с 1243 года принял на себя Кирилл — один из южных игуменов по выбору князей. Но всеобщее расстройство дел не прежде дозволило ему принять посвящение от Патриарха, как в 1250 году. Возвратясь оттуда в Киев, он отправился обозревать северные епархии своей митрополии, посетил Чернигов, Рязань, Владимир и, наконец, Новгород, который не видал у себя Батыя и единственный из престольных городов Руси оставался еще независимым и неразоренным.

   Можно думать, что сам Господь хранил Новгород вместе с Псковом и другими его пригородами, как оплот, со стороны Запада, более опасного для Руси, нежели орды монгольские: татары разоряли государство и губили народ, а латинство грозило опасностью самой чистоте веры Православной. Папы старались воспользоваться для своих целей общими бедствиями Русской земли и поднимали на нее крестовые походы: то из Швеции, то из Ливонии. Но на западных пределах Руси, в великом Новгороде, княжил тогда юный князь Александр, сын великого князя Ярослава Всеволодовича, одаренный необыкновенным разумом, мужеством, величественною красотою и крепкими мышцами Самсона; голос князя, по выражению летописца, гремел, как труба на вече.

   В 1240 г. шведский король, вследствие папской буллы, отправил многочисленное войско под начальством зятя своего Биргера на ладьях в Неву, к устью Ижоры; при войске были бискупы, чтобы крестить русских. Благоверный Александр вышел к ним навстречу с малою дружиной, но с твердой надеждой на Бога. На берегах Невы, где шведы стояли уже станом, встретил Александра начальник приморской его стражи ижорянин Пелгуй, ревностный христианин, и поведал ему чудное видение, которого удостоился накануне.

   Ожидая князя, он провел ночь на берегу финского залива в бдении и молитве. Мрак ночной исчез, и солнце озарило поверхность тихого моря. Вдруг Пелгуй услышал шум на море и увидел ладью с гребцами, овеянными мглою, и двумя лучезарными витязями в ризах червленых; витязи походили на святых страстотерпцев Бориса и Глеба, как изображались они на иконах. Один из витязей сказал другому: “Брат Глеб, вели грести скорее, да поможем сроднику нашему Александру. ” Битва началась 15 июля, в день памяти святого Владимира, просветителя Руси, в начале дня и продолжалась до ночи. Шведы бились упорно, но потерпели страшное поражение. Александр собственным копьем “возложил печать на лице” Биргера. Темная ночь спасла остатки шведов: они спешили бежать восвояси, наполнив три судна телами лучших своих мужей и оставив поле битвы, усеянное трупами своих собратий [10]. Эта славная победа доставила Александру прозвание “Невского. ”

   Кончив со шведами, Невский витязь должен был поспешить против ливонских рыцарей, которые завладели Изборском, разбили псковитян и при помощи изменника Твердислава ворвались в самый город Псков. Александр двинулся на защиту Пскова и разбил немцев на весеннем льду Чудского озера. Пятьсот рыцарей пало в битве, около пятидесяти попало в плен. Когда Александр с торжеством входил в город святой Ольги, ведя за собою пленных рыцарей, весь Псков с восторгом встречал его. Он завещал псковичам любовь к своему потомству. “Если кто из позднейших моих потомков прибежит к вам в печали, — сказал он, — или просто придет пожить к вам, и вы не примете и не почтете его, как князя, то назоветесь вторыми жидами. ”

   Эта знаменитая победа защитника православия над ливонскими рыцарями (современники прозвали ее “Ледовым побоищем”) заставила орден трепетать за собственное существование [11]; папа принужден был до времени отложить свои виды на присоединение Русской земли к латинству. Александр после того недолго оставался в Новгороде. Отец его, великий князь Ярослав, должен был ехать в Большую Орду на берега Амура, где монголы по смерти Октая занимались избранием нового великого хана. Он в последний раз простился с отечеством; сквозь степи и пустыни достигнув до ханского стана, в числе многих других данников, смирился пред троном нового хана Гаюка и скончался в Орде 30 сентября 1246 года, как полагают, от яда, данного ему матерью хана [12]. Тело его было привезено и погребено во Владимире, в соборной церкви.

   Почти в то же время в Золотой Орде Михаил Всеволодович, князь Черниговский, и боярин его Феодор явились исповедниками и мучениками святой веры. Потребованный к Батыю Михаил просил благословения у отца духовного епископа Иоанна. “Многие князья ездили в орду, — сказал ему епископ, — и, прельстясь славою мира сего, ходили сквозь огонь, кланялись идолам, вкушали оскверненную пищу; но ты, князь, не подражай им. ” Князь отвечал: “Я желаю пролить кровь мою за Христа и за веру чистую. ” То же сказал и боярин Феодор. Епископ дал им святые дары на путь и отпустил с молитвою. Когда Михаил прибыл в стан Батыя с юным внуком Борисом Ростовским и боярином Феодором, Батый приказал жрецам совершить над Михаилом все, что следует по языческим уставам, и потом уже представить его в ханскую ставку. Жрецы потребовали, чтобы князь и боярин прошли сквозь огонь [13]. Михаил отвечал: “Христианин поклоняется Творцу, а не твари. ” Узнав о непокорности русского князя, Батый озлобился и велел ему выбрать одно из двух: или поклониться богам, или умереть. “Я готов поклониться царю, — отвечал Михаил — ему вручил Бог судьбу царств земных: но я христианин и не могу поклониться тому, чему поклоняются жрецы. ” Напрасно юный Борис со слезами умолял деда поберечь жизнь свою, напрасно бояре Ростовские вызывались принять на себя и на весь народ епитимию за князя: Михаил, подкрепляемый благочестивым Феодором, не хотел слушать их. Он сбросил с плеч княжескую шубу и сказал: “Не погублю души моей; прочь слава мира сего тленного, не хочу ее. ”

   Пока вельможи ханские относили к Батыю ответ князя-христианина, блаженный Михаил и достойный боярин его начали петь псалмы и, окончив пение, приобщились Святых Тайн. Татарские чиновники еще раз сказали им: “Идут от хана убить вас; покоритесь и останетесь живы. ” Михаил и Феодор отвечали в один голос: “Не слушаем вас, не хотим славы мира сего. ” Скоро явились убийцы. Соскочив с коней, татарские палачи схватили Михаила, растянули за руки и за ноги и начали бить кулаками и палками по груди, потом повернули лицом к земле и били ногами. Долго длилось это зверство. Наконец, какой-то отступник Домант, уроженец Путивля, отрезал ножом голову святому мученику. Последнее слово его было: “Я христианин! ” [14].

   Тогда стали уговаривать боярина Феодора и обещали ему почести. Он отвечал: “Не хочу кланяться твари, хочу страдать за Христа моего, как и государь мой князь. ” Его мучили так же, как и князя, и, наконец, отрубили ему голову. Это было 20 сентября 1246 года. Тела исповедников Христовых брошены были в пищу псам, но остались целы и невредимы. Господь, за Которого пострадали мученики, явил Свое знамение в подкрепление веры слабых и унижение язычества. Над святыми мощами стоял столп светлый, горели огоньки, и слышалось небесное пение. Богобоязненные христиане тайно взяли их и принесли в Чернигов [15].

   Вскоре по страдальческой кончине святой князь Михаил вместе с боярином Феодором явился в сиянии Небесного Света дочери своей блаженной Евфросинии [16] и возвестил ей, что они оба мученическим подвигом стяжали вечное блаженство. За великий подвиг свой князь-мученик и на земле был награжден благословением небесным: в потомках его постоянно сохранялось живое благочестие [17]. Между тем, как род многих других потомков равноапостольного Владимира давно уже угас, ветви рода святого князя Михаила поныне зеленеют на земле Русской [18].

   Почти в то же время, как святой Михаил Черниговский был замучен в Орде Кипчакской, в Большой Орде преставился, как мы уже видели выше, великий князь Ярослав Всеволодович. После непродолжительного правления брата его Святослава, престол великого княжения достался по праву престолонаследия Александру Невскому.

   Теперь победителю шведов и рыцарей предстояла другая, более трудная победа — победа над самим собой. Доселе он не преклонял выи своей в Орде, и русские люди с гордостью называли его своим независимым князем. Но теперь он должен был пожертвовать своей воинской славой и идти на поклон к Батыю, который давно слышал о нем и желал его видеть. Александр любил отечество более княжеской чести своей, более самой жизни. Он не хотел подвергать Русскую землю новым бедствиям и смиренно поехал в стан монгольский, где Батый принял его с ласкою и освободил от исполнения обрядов языческих (в уверенности, что герой-христианин отвергнет их и предпочтет смерть за веру Христову). Узнав Александра, Батый сказал, что молва не преувеличила достоинств доблестного князя, что он действительно человек необыкновенный. Оттуда Александр должен был предпринять путешествие в глубину Татарии к великому хану. И там он нашел такой же прием, как у Батыя: великий хан утвердил Александра на престоле Владимирском, поручив ему всю южную Россию и Киев.

   Прямо из Орды Александр с торжеством прибыл во Владимир, где радостно встретили его митрополит Кирилл с духовенством, бояре и народ. Вскоре прибыло к новому великому князю посольство от папы: отчаявшись водворить латинство в России оружием крестоносцев, папа надеялся еще успеха от хитрых обольщений. Он уверял Александра, что Ярослав, отец его, находясь в Татарии у великого хана, дал слово монаху Карпини принять веру латинскую и, без сомнения, исполнил бы свое обещание, если бы не скончался внезапно, уже присоединенный к истинному стаду Христову; что сын обязан следовать благому примеру отца, если хочет душевного спасения и мирского счастия, что в противном случае он доказал бы свою безрассудность, не повинуясь Богу и Его наместнику (папе), что князь и народ русский найдут тишину и славу под сенью Римской Церкви. Александр, посоветовавшись с мудрыми людьми, написал папе ответ, в котором изложил подробно всю историю Ветхозаветной и Новозаветной Церкви и догматы семи Вселенских Соборов, заключив свое послание так: “Все это мы ведаем, а от вас учения не приемлем. ” Этот ответ обличает высокую умеренность благоверного князя и его истинно христианское желание правды и мира в делах веры: Александр не думал укорять римлян, но только доказал, что вера русских чиста и Православна.

   Южная Россия давно уже была обложена данью; новый хан Золотой Орды Сартак, сын недавно умершего Батыя, захотел также распространить эту меру в северной России и в Новгороде. Александр снова ездил в Орду и старался яснее определить отношения Руси к хану: ему удалось придать делу такую форму, что только исчисление народа и раскладка дани были поручены татарским чиновникам, а все прочие дела по управлению государством остались в заведовании природных русских князей: они сохраняли свое право суда по родным законам, право войны и мира без ведома хана и, наконец, — что всего важнее — неприкосновенность не только веры, но и церковного устройства. Таким образом, Александр достиг того, что Русь, совершенно покоренная монголами и не имевшая возможности бороться с ними, получила от своих сильных и диких властителей права державы почти самостоятельной.

   Зимой 1257 года прибыли чиновники татарские, сочли народ в областях северной Руси и поставили сборщиков дани поголовной, от которой было избавлено одно только духовенство. Дань поголовная требовалась и от Новгорода: герой Невский, некогда ревностный поборник новгородской чести и вольности, должен был с горестью взять на себя дело тяжкое и неприятное — склонить к рабству народ гордый, пылкий, который все еще славился своею исключительною вольностью. Александр отправился в Новгород, где едва успел усмирить народ и подчинить его общему закону. Баскаки сочли жителей Новгорода, распределили налоги и удалились, потому что новгородцы обязались доставлять определенное количестве серебра прямо в Орду или через великих князей, но не хотели иметь дела с татарскими сборщиками.

   Ненадолго мог успокоиться во Владимире защитник земли Русской: он снова должен был отправиться в Орду, чтоб избавиться от обязанности присылать татарам вспомогательное войско и оправдать изгнание из городов Суздальской области “бесерменских купцов” — хивинцев-мусульман, которые откупили тогда у монголов дань русских княжеств и мучили христиан бесчеловечным сбором податей. Хан принял оправдание, согласился не требовать войска, но продержал великого князя в Орде всю зиму и лето. Осенью Александр возвращался в Россию успокоить народ и обрадовать его новою милостью хана. Близок был конец путешествия: Александр уже миновал монгольские пустыни и достиг Нижнего Новгорода, но жестокий недуг уже сокрушал его тело, изнуренное трудами. Отдохнув здесь некоторое время, он доехал до Городца, но там, чувствуя приближение кончины, поспешил принять схиму с именем Алексия и преставился в ночь на 14 ноября 1263 года на 45 году от рождения. В продолжение немноголетней своей жизни Александр участвовал более нежели в двадцати битвах, четыре раза ездил в Орду, где многие из современных князей сложили свои головы под ножами убийц; но он, хранимый самим Богом, везде был цел и невредим, мечи врагов и ножи убийц щадили его, только он сам не щадил себя. Истощив силы в ревностном служении отечеству, он не давал себе покоя и, отягченный трудами непомерными, скончался в цвете лет [19].

   Горестная весть о кончине Александра достигла Владимира в то самое время, когда народ молился в соборном храме о благополучном возвращении его на родину. Блаженный митрополит Кирилл со слезами воскликнул к народу: “Чада мои милые, закатилось солнце земли Русской! ” Слезы и рыдания народа прервали речь первосвятителя; все поняли горький смысл слов его и в один голос завопили: “Погибаем, погибаем! ” Митрополит с духовенством, князья, бояре и народ в глубоком унынии встретили останки любимого князя у Боголюбова; по словам летописца, земля стонала от вопля и рыданий. Наконец, тело великого труженика за Русскую землю было привезено во Владимир и 23 ноября погребено в соборной церкви Рождественского монастыря. Современники повествуют, что усопший великий князь, когда при отпевании хотели разнять руку его для вложения разрешительной грамоты, сам, как бы живой, простер руку и принял грамоту из руки митрополита [20]. Все присутствующие поражены были ужасом при этом чудесном событии и уверились, что Бог желает прославить Своего угодника.

   С того времени благоверного князя Александра Ярославича называют святым и чтят в лике ангелов-хранителей Русской земли [21]. Святая Церковь, восхваляя память благоверного князя Александра, взывает так: “Драгоценная отрасль священного корня, блаженный Александр, тебя явил Христос Русской земле, как некое божественное сокровище, как нового чудотворца, преславного и Богоприятного. Ты невидимо посещаешь людей Христовых и щедро подаешь исцеления всем усердно приходящим к тебе и единодушно вопиющим: Радуйся, столп пресветлый, просвещающий нас светлостью чудес! Радуйся, победивший помощью Божией гордого короля! Радуйся, освободивший город Псков от неверных! Радуйся, презревший догматы латинян и вменивший в ничто все их обольщения! Радуйся, облако росы, орошающее мысли верных! Радуйся, прогонитель темных страстей! Радуйся, заступник Русской земли! Моли Господа, даровавшего тебе благодать, соделать державу сродников твоих Богоугодною и сынам России даровать спасение” [22].