 |
37. Царь Петр Великий.. Уничтожение патриаршества и учреждение Святейшего Синода.
|
|
|
|
37. Царь Петр Великий.
Уничтожение патриаршества и учреждение Святейшего Синода.
П реемником просвещенного и ревностного первосвятителя Иоакима был митрополит Казанский Адриан, последний в числе десяти патриархов Московских и всея России. При выборе Патриарха высшие власти указывали на Маркелла, митрополита Псковского, — человека ученого и образованного [1]; но низшее духовенство было против Маркелла и указывало на Адриана. Царь Петр пристал к архиереям и хотел Маркелла; но царица Наталья Кирилловна с архимандритами, игуменами и низшим духовенством стояла за Адриана. Врагам Маркелла не нравилась его всесторонняя ученость, и они говорили, что ученый Патриарх будет благоприятствовать иноверцам. Враги Маркелла пересилили, и Адриан был возведен на патриаршество [2].
Новый Патриарх крепко стоял за старые обычаи: он предавал анафеме брадобритие [3] и вооружался против употребления табака так же, как и против лжеумствований лютеранских [4]. При нем усилилось противодействие южнорусскому образованию; один несчастный случай еще более утвердил иерархов в подозрительности к западным ученым [5].
Реакция против западного образования коснулась самих Лихудов. Они преподавали своим ученикам грамматику, пиитику, риторику, логику и физику. Все эти науки излагались ими по схоластическому, но сглаженному методу; вместо Аристотеля ученые греки выдвинули Отцов Церкви, вместо латыни — греческий язык. Но для возбуждения сомнений в их Православии теперь довольно было и того, что они с греческим языком не оставляли и латинского. Главным обвинителем их явился Иерусалимский Патриарх Досифей, который давно уже следил за успехами латинской науки в России и несколько раз писал в Москву предостережения против киевских ученых. Отправляясь в Россию, Лихуды дали ему обещание учить москвичей только по-гречески. Узнав, что они не сдержали своего обещания, Досифей (1693 г. ) отправил в Москву три послания: к царям, Патриарху и самим Лихудам, в которых решительно осуждал преподавание в Академии латыни; Лихудов укорял за то, будто они не занимаются своим делом, а забавляются около физики и философии и не подготовили пока еще ни одного учителя, и грозил им отлучением. Ученых братьев отставили от академии, предоставив им преподавать итальянский язык на печатном дворе; но Досифей не был доволен и этим: он требовал, чтобы их вовсе выгнали из Москвы, обвинял их в сношениях с турецким правительством. Тогда их заточили в костромской Ипатьевский монастырь [6]. Место их в академии заняли их ученики, при которых латинский язык уже совершенно был изгнан из Академии.
|
|
|
Все это происходило в начале царствования Петра, когда юный царь сначала под опекою Софии, потом под влиянием матери, далеко не свободной от предрассудков старины [7], наконец, в соправительстве со старшим братом [8] не пользовался полнотою самодержавной власти. Но освободившись от всех препон, связывавших его руки, Петр явился гениальным преобразователем своего государства.
И прежние цари из дома Романовых предпринимали преобразования, но по характеру своей церемониальной, неподвижной дворцовой жизни и своего исключительно церковного образования они только могли писать грамоты из дворца, обличать настроения, выставлять новые письменные требования, направленные не столько на нововведения, сколько на сохранение старых обычаев при новых порядках. Новый царь явился человеком, отрешенным и от дворцового этикета, связывавшего деятельность его предшественников, и от древнего быта. Религиозного воспитания он не получил ни в правилах киевской схоластики, ни в духе великорусского древнего благочестия; отсюда готовность у него к восприятию новых понятий в религиозной сфере и светский характер его реформы. Он учился без руководителей и даже без книг, на ходу, среди потех, и прежде всего, разумеется, бросался на то, что его поражало очевидной пользой: его заняли не киевская элоквенция с диалектикой, а корабли, пушки, крепостные работы, ремесла — то, чем Европа так возвышалась над Россиею, для чего Россия толпами вызывала к себе иностранцев, несмотря на свою религиозную замкнутость; это был уже не ученик риторики, как брат его царь Феодор, а корабельный плотник, бомбардир, шкипер, человек совершенно реального направления. Это направление сблизило его с Немецкой слободой, без которой он не находил удовлетворения своей любознательности. Для его предшественников, для большинства русских людей знаться с еретиками было страшно; для Петра же, не воспитанного в старинных понятиях, этого страха не существовало, и он без всякого стеснения протянул иноземцам свою руку, как друзьям и учителям.
|
|
|
Петр вырос в гонении от родных (Милославских), царевен-теток и царевен-сестер, под страшными впечатлениями стрелецких бунтов, впечатлениями вечных жалоб матери, постоянно раздражаемый указаниями окружающих на отнятую у него власть, на его заброшенность в Преображенском, на торжество нелюбимой родни. Еще в XVI веке был у нас царь, воспитанный под такими же впечатлениями; из него вышел Иоанн Грозный. Из Петра вырабатывался царь такой же грозный, с такою же ревностью к своей власти, с болезненной ненавистью к религиозному суеверию и религиозной исключительности. Но от кровожадного мучительства Иоаннова спасла его высокая задача, которую он поставил целью всей своей жизни и для которой трудился, напрягая все силы духовные и телесные, силы исполинские в сравнении с обыкновенными силами человеческими [9]. Задачей его было образовать русский народ и посредством образования довести его до возможно высшей степени политического могущества и экономического благосостояния. С давних пор и доныне против Петра слышится упрек в увлечении иноземцами, в поклонении Западу, в пренебрежении русской народностью. Ничего не может быть несправедливее этого упрека. Россия в ее идеальном виде была для Петра всем на земле; за нее он готов был жертвовать жизнью [10]. Запад же для Петра был только орудием — орудием ценным, пока цель еще не достигнута [11].
|
|
|
К несчастью, еще в начале Петр встретил страшные бунты мнимых староверов, волнение невежественных масс под личиною веры и во имя древнего Православия, потом заговор на жизнь его и мятежное восстание стрельцов. На это восстание царь отвечает страшным стрелецким розыском с пытками и жестокостями, каких история не видала со времен Грозного; это был акт не правосудия, а ожесточенной ярости царя, который в это время, по словам современников, был, как лев рыкающий [12]. Страшные застенки Преображенского постоянно наполнялись новыми жертвами царского гнева; среди пыток и казней орудие крутой воли Петра — суровый князь-кесарь Ромодановский непрестанно, по собственным словам его, “кровьми омывался. ” Так с самого начала Петровская реформа получила крутой и даже фанатический характер и стала вводиться насильственными и жестокими средствами.
Но, несмотря на ненависть к суеверию, напрасно обвиняют Петра в недостатке веры. Ввиду громадности предстоящих работ Петр считал первым долгом, как для себя, так и для своих подданных “безустанный труд, ” физический и умственный, ремесленный и военный. И в этой любви к труду мы видим первую черту религиозного характера Петрова. “Молись и трудись, ” — говаривал он, а также: “Аще кто не хощет делати, ниже да ясть. ” “Мы, — писал царь из Голландии Патриарху Адриану, — последуя слову Божию, бывшему ко праотцу Адаму, в поте лица трудимся. ” “Мы, — писал царь в другой раз почти в тех же выражениях боярину Стрешневу, — по заповеди Божией к праотцу Адаму, в поте лица своего хлеб едим. ” Как человек умный и много испытавший, Петр не мог не заметить, что часто самые усиленные труды ни к чему не ведут, что для успеха нужно еще что-то. Что же именно? “Благословение Божие, ” — решил Петр, по крайней мере, в применении к себе. “Быть трудолюбивым и честным, — рассуждал Петр, — вот лучшая политика человека, власть имущего; приносит она, однако же, мало пользы, если не сопутствует ей благословение Божие. ” Эта идея о воле Божией, всеми управляющей, о необходимости помощи Божией, Божьего благословения для успешного труда проникает всю общественную деятельность Петра и дает ей христианский оттенок. Обращение царя к Промыслу Божию оживало с особенною силою при радостных или торжественных событиях [13]. Воззвание к промыслу Божию не было чуждо Петру и при неудачах [14].
|
|
|
В трудных для совести случаях, которые, впрочем, при определенности воззрений Петра, были у него очень редки, он считал для себя непременным долгом обращаться к свету закона Божия и освещать им путь свой. Таково было дело царевича Алексея. Петр призывал духовных и светских сановников принять участие в разбирательстве этого трудного для его совести дела [15].
Нельзя сказать, чтобы религиозное сознание, внушавшее Петру во всех общественных отношениях благоговение к закону Божию, было всегда безошибочно. Строгость перевешивала в нем милосердие, и, казня преступников, Петр почти всегда забывал изречение Апостола: “И хвалится милость на суде. ” В этом отношении любопытна одна сцена из эпохи стрелецких казней. Патриарх Адриан, вспомнив старинную обязанность святителя печаловаться за опальных, пришел в застенок с иконою Богоматери и молил царя о пощаде преступников. “Зачем ты здесь? — вскричал Петр. — Разве тебя зовет сюда твоя обязанность? Скорее уходи и поставь икону на свое место; знай, что я не меньше твоего чту Бога и Его Пречистую Матерь, но мой долг и истинное благочестие обязывают меня заботиться о народе и карать злодеяния, ведущие к общей погибели. ” “Я думаю, — сказал далее царь, — что для Бога нет более приятной жертвы, как кровь беззаконников. ” Но в другом подобном случае Петр поступил иначе: когда он приехал в Смоленск для казни стрельцов, и преступники уже были подведены к плахе, вдруг из толпы народа бросается к ногам раздраженного государя игуменья Смоленского девичьего монастыря Марфа с громким воплем о помиловании. Это неожиданное зрелище так поразило царя, что он подал знак остановить казнь, и вскоре милость восторжествовала над справедливым гневом. Петр почувствовал сладость прощения и в благодарность Марфе приказал, чтоб она требовала от него, чего пожелает, — он все готов исполнить. Тогда благочестивая старица просила построить в обители ее каменную церковь вместо деревянной, и просьба ее была исполнена [16].
|
|
|
Как человек искренно верующий, Петр, естественно, должен был молиться. К внешнему богопочтению Петр относился довольно свободно. По праздникам Петр ходил в церковь, причем по живости характера любил принимать участие в Богослужении: пел на клиросе и читал Апостол, но богомольем особенным не отличался. Черты древней русской набожности: постничество, долгие земные поклоны, возжигание многих свечей пред образами, любовь к добродушным колоколам и прочее были не в духе царя. Тем не менее, были в многотрудной жизни Петра такие минуты, когда он молился с полною горячностью и искренностью. Так после страшной бури на Белом море, пристав к берегу у Пертоминского монастыря, Петр с усердною благодарственною молитвою поставил крест в память о своем чудесном спасении. Так же на полях полтавских, над могилою убитых воинов Петр, конечно, волнуемый самыми сильными и разнообразными молитвенными ощущениями, водрузил собственноручно крест с надписью: “Воины благочестивые, за благочестие кровию венчавшиеся в лето от воплощения Бога Слова 1709. ” Так во время пребывания в Карлсбаде Петр часто удалялся на близлежащую гору для уединенных молитв. И доселе деревянный крест обозначает там место царской молитвы.
Но вместе с тем Петр ввиду осмеяния суеверий и старых обычаев позволял себе грубые и кощунственные забавы [17], соблазнявшие верующих людей. Брадобритие, немецкое платье, празднование Нового года 1 января (вместо 1 сентября) и другие нововведения восстанавливали почитателей старины против царя-преобразователя. А преследуемые Петром изуверы раскольники принимали его за Антихриста.
Патриарх Адриан сначала было резко высказался в старом духе против иноземных обычаев и нововведений, но скоро должен был замолчать; в последнее время он даже вовсе уехал из Москвы и жил безучастно в своем любимом Перервинском монастыре [18]. Патриах не мешал реформам; но Петру этого было мало, ему нужно было, чтобы Патриарх ему содействовал: безучастное положение первосвятителя было тем же отрицанием новых порядков, только безмолвным. Петр видел в Патриархе живое нравственное средоточие всех недовольных; для подтверждения такого взгляда среди тогдашних обстоятельств ему вовсе не нужно было каких-нибудь особенных фактов в поведении Адриана, достаточно было и того, что Адриан высказывался в духе недовольных прежде; теперь он замолчал, но мог заговорить опять и притом в такое время, когда противодействие Патриарха было бы всего более опасно и могло наделать еще больше хлопот, чем во времена Патриарха Никона. В октябре 1700 года Патриарх скончался, и возник трудный вопрос о назначении ему преемника. Где было найти человека, сочувствующего реформам, когда между духовными лицами трудно было выбрать даже такого Патриарха, который давал бы право надеяться на одно только безмолвие со своей стороны? Петр решился повременить с избранием Патриарха. Управление Церковью на время поручено было “местоблюстителю патриаршего престола. ” С этого времени идет непрерывный ряд перемен в иерархическом строе Русской Церкви.
Патриарший дом, домы архиерейские и монастырские дела повелено ведать боярину И. А. Мусину-Пушкину: “Сидеть на патриаршем дворе в палатах и писать монастырским приказом. ” Велено переписать все монастыри, мужские и женские; сколько монахов и монахинь переписчики застанут в каких монастырях, тем и оставаться в своих монастырях неисходно. Монахи в кельях наедине не должны ничего писать, чернил и бумаги не держать, писать должны в трапезе, в определенном месте с позволения начальника, по преданию древних отцов. Ни в мужских, ни в женских монастырях нельзя было никого постричь вновь без царского указа. Эти распоряжения объяснялись целым рядом жалоб предшествовавшего времени на ослабление нравственности в монастырях и на кочевую жизнь монахов и монахинь, производящих соблазн своим поведением. Затем последовала хозяйственная реформа: в архиерейских и монастырских вотчинах велено дать новый торг на все оброчные статьи, которые отданы были на оброк до урочных лет, и если новые откупщики станут давать больше старых, то им и отдавать статьи, не дожидаясь истечения урочных лет для прежних откупщиков. Посольские старцы в вотчинах отставлены; вместо них определены приказчики из мирян. Наконец, знаменитый указ 1702 года определил назначить монашествующим определенное (весьма ограниченное) количество денег и хлеба, а затем все остатки назначены на пропитание нищих в богадельнях и в бедные монастыри, у которых нет вотчин.
Понятно, что такие распоряжения не могли быть приятными высшему духовенству. Может быть, в этом заключалась одна из главных причин, почему Петр встречал в нем постоянное противодействие всем своим преобразованиям, особенно в духовенстве великорусском, как найболее обиженном притеснениями монастырского приказа и не имевшем достаточно средств для реформы образования. В этом сопротивлении видам Петра оказывались виновными не только священники и монахи, но даже и архиереи [19]. Большая часть иерархов великорусского происхождения подражала безмолвию Патриарха; и только весьма немногие выражали делами свое сочувствие Петру, такие, как Афанасий Холмогорский и Тихон Казанский. Первый был лично известен царю своим образованием и ласковым обращением с иностранцами, которые приезжали к архангельскому порту; последний доставлял значительные пожертвования на содержание войска.
В особенности пользовались уважением царя Петра два современных ему святителя: Иов, митрополит новгородский, и святой Митрофан, первый епископ Воронежский.
Иов, постриженник и впоследствии архимандрит Сергиевой Лавры, митрополит Новгородский с 1697 года, завел в своей епархии училища для образования достойных священников. Главными сотрудниками его в этом деле были греки, братья Иоанникий и Софроний Лихуды, заточенные, как мы уже видели, в костромской Ипатьевский монастырь, Иов выпросил их у царя Петра и с помощью их в 1706 году учредил при доме своем два училища: греко-латинское и словенское. Для них он построил подле своего архиерейского дома обширное двухэтажное здание, до сих пор известное под именем “Лихудиевского училища. ” В шесть лет они довели своих учеников до риторики и логики, обучив их сверх того греческому и латинскому языкам. Чрез учеников, получивших образование в этих училищах, митрополит завел потом до четырнадцати русских школ по уездным городам и монастырям обширной своей епархии.
Кроме занятий по училищу, Лихуды трудились над сочинениями и переводами книг с греческого и латинского на русский язык. Для пособия им митрополит Иов вызвал из Москвы некоторых прежних учеников их (иеродиакона Кариона Истомина, Николая Семенова и других) и таким образом учредил при своем доме “Общество переводчиков” [20]. Кроме этих учреждений, клонившихся к распространению отечественного просвещения, митрополит Иов достопамятен еще другими заботами, делающими честь его человеколюбию. Он в 1706 году на иждивение своих вотчинных доходов завел в Новгороде три больницы, странноприимницу и дом для незаконнорожденных и подкидышей. Этот воспитательный дом был устроен в приписанном к архиерейской кафедре упраздненном монастыре Колмове на берегу Волхова, близ Новгорода. Иов живал здесь летом и сам наблюдал за своими “найденышками. ” Государь, узнав об этих человеколюбивых учреждениях, в 1712 и 1713 годах повелел на содержание их приписать к Новгородскому архиерейскому дому половину монастырских вотчин в Олонецком уезде и Галилейскую пустынь в Новгородском уезде в Деревской пятине, бывшую до того времени за Воскресенским монастырем; в 1714 году обратил в воспитательный дом для приема несчастнорожденных и всяких младенцев богадельню сестры своей, царевны Наталии [21]. Достигнув глубокой старости, Иов несколько раз просился на покой в Троицкий монастырь, в котором принял пострижение, или в Колмов, где завел воспитательный дом для подкинутых младенцев; но государь удерживал полезного деятеля на его месте. Досточтимый святитель скончался 3 февраля 1716 года [22].
Святой Митрофан знаменит не школьною ученостью, но святостью жизни и содействием Петру в усердном радении о благе родной земли.
Михаил (мирское имя святого Митрофана) происходил из духовного звания и провел большую часть жизни в быту семейном. Овдовев [23], он на 40-м году постригся в Золотниковской обители, недалеко от Суздаля. Там же и после в Макарьевом Унженском монастыре был он настоятелем.
В 1682 году, когда нужно было избрать первого епископа Воронежского, царь Феодор, благоговевший перед преподобным Макарием, избрал “ученика и наместника его игумена Митрофана, мужа истинно праведного и святого, ” как говорит современная монастырская записка [24]. Новые епархии, в том числе и Воронежская, открыты были тогда с тою целью, чтобы ближайший надзор святителей мог вовремя заметить замыслы лжеучителей и принять меры для противодействия расколу. Митрофан был посвящен в епископа Воронежского 2 апреля 1682 года Патриархом Иоакимом с 16 архипастырями. Здесь же, в Москве, пришлось ему убедиться в значении раскола для Церкви и государства: он был свидетелем кровавого неистовства стрельцов против ненавистных им бояр и буйства Никиты Пустосвята с его шайкой в Грановитой палате. Нельзя было не удержать до гроба в душе этих страшных сцен. И святитель Митрофан до гроба был столько же твердым обличителем своеволий раскола, сколько ревностным попечителем о благе государственном.
Проникнутый духом учения Христова, святитель был искренним чтителем власти царской и усердным попечителем о благе православного царства. Царь Петр Великий готовился тогда к войне с мусульманским царством и для осады Азова с моря строил на воронежской верфи корабли разных размеров. Святитель Божий старался помогать царю и молитвою, и словом увещания. Он объяснял при каждом случае, как благодетельны намерения государя для Церкви и отечества, столько лет страждущих от дикого магометанства. Когда же строительство кораблей встретило затруднение, вопреки стараниям царя, из-за недостатка денег, святитель поспешил отвратить это препятствие. Собрав все деньги, какие были у него при кафедре, он принес их государю и сказал: “Всякий сын отечества должен от своего достатка помогать нужде государственной; прими же, государь, от моих издержек оставшиеся деньги и употреби их против неверных. ” Тронутый Петр принял это пособие из рук святителя, как залог благоволения Божия к его предприятию. И в последующее время святой Митрофан жертвовал достояние свое на нужды государства. Во время шведской войны расходы военные истощали казну до крайности. В 1700 году святой Митрофан послал от себя 4000 рублей на остановившееся строительство кораблей в Воронежском адмиралтействе. В следующем году он пожертвовал 3000 рублей на жалованье воинам.
Со своей стороны, царь-преобразователь глубоко чтил и любил святого Митрофана: не уступая никогда никому и ни для чего из своих нововведений, он сделал однажды уступку только ради святителя Воронежского по следующему случаю: человек Божий, благоговея к помазаннику Божию, твердо хранил в душе, что святая воля Божия выше всего и что спасение душ христианских, врученных сею волею христианскому пастырю, должно быть предметом ревности пастырской, и не боялся говорить правду царю ввиду опасности грозного царского гнева. Петр проживал по нескольку недель в Воронеже для надзора за постройкою военного флота. Вблизи адмиралтейства стоял дворец его. По обычаю иноземному, здание царское было украшено изваяниями языческих богов. Раз царь пригласил к себе святителя. Старец перешел уже мост и вступил на остров реки Воронеж, где находилось адмиралтейство, как взор его встретил изваяния языческие у ворот дворца. Целомудренный взор святителя оскорбился, и благоговение его к христианству, заменяемому здесь памятниками язычества, возмутилось. Святитель не пошел далее, а воротился в свои кельи. Государь, которому сказали, что архиерей был у дворца и ушел, оскорбился поступком архипастыря и послал опять звать его к себе. Святитель отвечал посланному: “Пока государь не повелит низвергнуть идолов, которые соблазняют народ, не могу явиться во дворец пред царские очи. ” Услышав столь решительный ответ, Петр пришел в негодование. “Как смеет он не слушаться царской власти? ” — говорил гневный Петр. Царь послал сказать, что, если не явится сейчас же, как преступник царской воли подвергнется казни. “Жизнь моя во власти царя, — отвечал святитель посланному, — но для меня лучше умереть, чем нарушить долг святительского сана моего. Лучше умереть, чем присутствием своим или боязливым молчанием одобрять язычество. Неприлично государю православному ставить языческие болваны и тем соблазнять простые сердца народа. ” Гнев Петра между тем несколько остыл, и, когда передали ему слова святителя, он терпеливо выслушал их. Со своей стороны святой Митрофан, хорошо зная строгость Петра, спешил приготовить душу свою к вечности. Он распорядился, чтобы благовестили к всенощному бдению в большой колокол. Государь, услышав благовест, спросил: “Что за праздник завтра? ” Ему отвечали, что нет никакого. Он послал спросить о причине благовеста к архиерею. Святитель отвечал посланному: “Мне, как преступнику, словом царским назначена смерть; готовясь к смерти, хочу я совершить соборное моление с церковью о прощении грехов моих, чтобы Господь явил надо мною милость Свою. ” Петр изумился решимости святителя умереть по ревности к делу Божию. Он немедленно послал успокоить его милостивым словом своим и просил не тревожить народ необычайным звоном. Затем немедля велел снять статуи, оскорбившие пастыря. Услышав о последнем, святитель на другой день пришел к царю и смиренно благодарил его за уничтожение изваяний, соблазнительных для народа. Так пастырь Божий совершил исповеднический подвиг. Государь увидел по этому опыту величие духа в святителе и еще более, чем прежде, стал уважать его. Святитель Митрофан и во всякое другое время близко к душе держал мысль о смерти. Доказательством тому служит синодик его, в котором видим, как любвеобильное сердце святителя обнимало и овец паствы своей, и людей, верно служивших отчизне православной [25]. Дом его был отдыхом для всех утомленных жизнью, в нем находили помощь себе все бедные, вдовы и сирые. Он был прост в обхождении: к нему открыт был доступ для каждого: богатого и бедного, знатного и безызвестного.
Двадцать лет святой Митрофан управлял воронежскою паствою, достиг глубокой старости и мирно преставился 23 ноября 1703 года [26]. По воле Божией, случилось, что в тот самый день прибыл в Воронеж государь. По обычаю своему, поспешил он посетить доброго архипастыря, но уже застал его при последнем издыхании; царь поцеловал его руку и остался ждать кончины, которая не замедлила. Государь сам закрыл глаза его и велел приготовить все нужное для погребения почетного. Когда священники подошли, чтобы поднять тело для выноса, государь, обратясь к чинам мирским, сказал: “Нам стыдно будет, если не засвидетельствуем признательности нашей сему благодетельному пастырю отданием последней почести; мы сами вынесем тело его. ” И с этими словами государь поднял гроб святителя и со старшими военачальниками понес в собор; потом сам же нес тело в усыпальницу и опустил в могилу. “Не осталось у меня такого святого старца, — буди ему вечная память! ” — сказал царь благодарный [27].
Между архипастырями своего времени, воспитанными среди старого, немногосложного быта, где важнейшим церковным вопросом была забота о благолепии обрядов и о строгой дисциплине церковной, Петр нашел слишком мало святителей, подобных Иову и Митрофану, и встретил слишком мало сочувствия и содействия своим предначертаниям, а потому, естественно, должен был обратить взор на духовенство южной России, как на более просвещенное и более способное к тем реформам, которые казались ему необходимыми. Недоверие к Православию киевских ученых, сильно укоренившееся в Москве, и обличения восточных патриархов [28] не могли задержать исполнения твердой воли царя. Еще при жизни Патриарха Адриана Петр положил начало поставлению архиереев из малороссов — воспитанников киевских, и первый выбор пал на того, кому впоследствии вверено было управление всею Русскою Церковью по кончине последнего Патриарха.
Стефан (в миру Симеон) Яворский родился в Волынском местечке Яворове. Родители его, принадлежавшие к дворянскому сословию, как и все дворяне тогдашнего времени, обращали на себя особенное внимание папистов и униатов. От их злобных преследований Яворские принуждены были покинуть родину, удалились в Малороссию и поселились со всем своим семейством в Нежине. Юный Симеон с детских лет показывал необыкновенные способности и склонность к наукам. Но так как в Нежине в то время не было никакого училища, то родители поручили его воспитание Варлааму Ясинскому, бывшему тогда иеромонахом и проповедником в Киево-Печерской Лавре. Когда в звании ректора и восстановителя Киево-Могилянской коллегии Ясинский перешел игуменом в Братский монастырь, то взял с собою Яворского и определил его во вновь открытые школы, имея сам непосредственное над ним наблюдение. Дорожа счастливыми способностями своего воспитанника, Ясинский независимо от школьных уроков сам преподавал ему поэзию и риторику, читал и объяснял ему латинских авторов, искренно радуясь понятливости и успехам своего юного питомца, и, наконец, отправил его в галицкие и польские училища, славившиеся тогда отличными наставниками-иезуитами [29]. Возвратившись оттуда со званием “учителя словесных наук и философии и полного богослова” [30], Яворский посвятил труды свои на служение родному училищу. Постриженный в Киевской Лавре в 1690 году, учитель, проповедник, игумен Киево-Николаевского пустынного монастыря, он был прислан (в начале 1700 года) от благодетеля своего Варлаама Ясинского (тогда уже митрополита Киевского) в Москву, с просьбою к Патриарху Адриану о посвящении его на вновь учрежденную Южно-Переяславскую епархию. Выслушав слово [31], произнесенное Стефаном над гробом боярина Шеина, Петр захотел видеть проповедника на одной из ближайших к Москве епархий. Несмотря на то, что в Москве приняли Стефана неласково, осыпали его бранью и клеветами и даже сам Стефан упорно отказывался от архиерейства [32], царь повелел Патриарху Адриану посвятить Киевского игумена прямо в сан митрополита Рязанского, а по кончине Патриарха назначить его “екзархом святейшего патриаршего престола, блюстителем и администратором. ”
Одним из главных дел Стефана в новом его звании была борьба с расколом и протестантством. Он застал в Москве рассеваемое раскольниками мнение, будто бы близко пришествие антихриста, что Москва — Вавилон, а жители ее — вавилоняне, слуги антихристовы и сыны погибели. Главнейшим поводом к распространению этих слухов были преобразования Петра, дурно понятые невеждами. Они брались за вычисления, назначали день и час, когда Христос придет на суд, и сообразно с таким вычислением рыли могилы, делали гробы, закутывались в саваны и ложились ожидать Христа. Яворский решился обличить и образумить грубых лжеучителей и для этого написал сочинение, в котором, обличив суеверные мнения раскольников, показал на основании Священного Писания истинные знамения пришествия антихристова.
В то время была открыта в Москве секта самых исступленных кальвинистов. Стрелецкий полковой лекарь Димитрий Евдокимов Тверитинов-Дерюшкин, живя при одном неправославном враче и набравшись от него кальвинских мыслей, начал рассеивать дерзкие хулы на святые иконы, крест, мощи, Евхаристию, призывание святых, поминовение усопших, литургию, посты, значение добрых дел и другие предания Православной Церкви. Эта зараза распространилась между стрельцами и мастеровыми. Цирюльник Фома Иванов дошел до такой дерзости, что публично произносил в Чудове монастыре хулу на святого Алексия-митрополита и разрубил ножом его икону. Стефан немедленно приступил сначала к тайному расследованию относительно этого общества и, нашедши главных виновников, в 1714 году предал нераскаянных анафеме, а Фома Иванов подвергнут был смертной казни по суду гражданскому [33]. Чтобы навсегда предохранить некрепких верою от подобных заблуждений, Яворский написал знаменитое свое сочинение “Камень Веры, ” которое, впрочем, не было напечатано при жизни автора.
Митрополит Стефан Яворский был одним из знаменитейших ревнителей Православия. Смелый, благородный и откровенный, он говорил правду самому Петру, окруженному протестантами. Это не мешало, однако ж правдолюбивому монарху уважать святителя; за то иностранцы-лютеране смотрели на митрополита, как на непримиримого и опасного своего врага. И не они одни, но и все враги Церкви православной боялись сильных, прямых и непобедимых его обличений. По его внушению царь в 1719 году издал указ не иначе дозволять брак лютеранина с православным лицом, как под условием воспитания детей в Православии.
Другой, современный Стефану, великий святитель и искренний друг последнего от юности, был святитель Димитрий, митрополит Ростовский.
Невдалеке от Киева, в городке Макарове, у малороссийского сотника Саввы Григорьевича Туптало в 1651 году родился сын, нареченный при крещении Даниилом. Воспитанный с младенчества благочестивыми родителями в страхе Божием юный Даниил был отдан в Киево-Могилянскую коллегию и начал проходить по порядку классы, только что открытые Иоанникием Галятовским [34]. Томимый жаждою знаний он быстро окончил учение в начальных школах и в цвете юношеских лет достиг классов поэзии и риторики. Здесь-то раскрылся перед ним тот рудник слова, который потом разработал он сам своим гениальным умом. Под руководством знаменитого полемического богослова Галятовского Туптало изучил те приемы и обороты речи, которые невольно поражают в его поучениях и беседах самого обыкновенного читателя; у него занял он ту энергию и непобедимую силу убеждения, которые проявились впоследствии в борьбе его с раскольниками. И потому благодарить надо Провидение, что оно допустило будущего святителя слушать уроки в киевской коллегии. К сожалению, он не пошел далее риторики, ибо кроме того, что других классов не было тогда в коллегии, даже сама она в то время едва не подверглась полному разрушению.
Окончив учение в коллегии, семнадцатилетний юноша не захотел оставаться в миру и, испросив у своих родителей благословение вступить в монашество, 9 июля 1668 года в Киево-Кирилловском монастыре Даниил принял иноческое пострижение и прославленное им потом имя Димитрия. Следуя таким образом вышнему призванию, юный инок весь погрузился в подвижничество: строгое уединение и богомыслие, отречение от всего, что имеет мир в себе привлекательного, необыкновенная кротость, смирение и послушание, неутомимое усердие к Церкви Божией и непрестанная молитва отличали его даже между старейшими братиями обители. Такой светильник не мог долго оставаться под спудом. Через шесть лет после этого блюститель киевской митрополии архиепископ Лазарь Баранович вызвал его в Чернигов, облек в сан иеромонаха и определил проповедником при соборе. Два года проповеднического служения в Чернигове столь прославили молодого витию, что имя его сделалось известным не только в Малороссии, но и в Польше и Литве. Упрошенный братиею Слуцкого православного монастыря, он целый год проповедывал там слово Божие. Многие обители предлагали святому Димитрию принять начальство над ними, но он уклонялся от этих приглашений и продолжал жить в Слуцке, не имея сил расстаться с любимцем души своей Иоанном Скочкевичем, строителем того монастыря. Лазарь Баранович и гетман Самойлович упрашивали его воротиться в Малороссию, и святой Димитрий, дождавшись кончины своего друга и почтив память его надгробным словом, в 1679 году прибыл на родину. Гетман принял его весьма милостиво и благодетельствовал ему; но добродетельный и смиренный инок не захотел употреблять в свою пользу расположение сильного человека и удалился в Батуринский Николаевский монастырь, где усугубил свое подвижничество, проводя время в посте, молитвах, чтении Священного Писания и проповедании слова Божия. Вскоре братия Киево-Кирилловского монастыря обратилась к святому Димитрию с убедительнейшими просьбами о принятии начальства над ними, извещая, что они единогласно избрали его своим игуменом. Они просили и гетмана ходатайствовать о том же; но святой Димитрий отправил представителя их с благодарственным письмом; убеждения Самойловича также не подействовали. Через год после того явились к нему два старца Максаковской Преображенской обители с предложением игуменства. Долго отговаривался святой Димитрий; наконец, неотступные просьбы преодолели его глубокое смирение потому более, что Максаковский монастырь по своему уединенному местоположению соответствовал строгой отшельнической его жизни. Не долго, однако ж, он управлял этою обителью: 1 марта 1682 года его перевели в том же звании в Батуринский Крупницкий монастырь; но и здесь начальствовал он с небольшим полтора года и потом сам отказался от настоятельства и возобновил строгую келейную жизнь в том же монастыре. Так будущий великий святитель готовился в тиши уединения к будущим великим подвигам!
В 1684 году архимандрит Киево-Печерский Варлаам Ясинский вызвал святого Димитрия в Лавру и предложил ему собрать и исправить “Жития святых. ” Огромный труд устрашил Димитрия; но убеждения архимандрита и соборных старцев вынудили его согласие, и он приступил к занятиям. Действительно, работы было много; попытки предшественников Димитрия в этом деле были далеко несовершенны, руководствоваться ими и думать было нечего, следовало начинать сначала. Димитрий обложил
|
|
|
