30. Угодники Божии 17-го века. Упадок просвещения.

О братим благоговейный взор на подвиги угодников Божиих, современных царствованию первого самодержца из благословенного рода Романовых. Начнем с великого поборника веры и отчизны, преподобного Дионисия, архимандрита Сергиевой Лавры. Освобожденный от истязаний, которым подвергнут был за исправление Требника, он имел утешение принять в обители своей Патриарха Иерусалимского, своего защитника от неправедного гонения. Первосвятитель Феофан возложил на страдальца правды свой клобук, положив его прежде к ногам преподобного Сергия и совершив молитву к угоднику Божию. И всему братству Лавры со слезами радости изъявил Патриарх одобрение за его подвиги: “Прежде слышали все церкви восточные скорбь вашу и труд, понесенные вами за Христа от гонителей правой веры, а ныне очи мои видели все, за что пострадали вы; и ненапрасно, потому что многим послужило это ко спасению. ”

   Особенно Патриарх изъявил желание видеть тех иноков обители, которые во время беды ратной дерзнули возложить на себя броню и с оружием в руках ратовать против врагов. Преподобный Дионисий принял было требование Патриарха с недоумением, но подвижники добровольно вызвались: “Яви нас, отче, владыке нашему; буди все по воле его. ”

   И представлено было Патриарху более двадцати иноков, “в них же первый был именем Афанасий Ощерин, зело стар сый и весь уже пожелтел в сединах. ” Патриарх спросил его: “Ты ли ходил на войну и начальствовал над ратью мученической? ” Афанасий ответствовал: “Ей, владыко святый, понужден был слезами кровными. ” Патриарх спросил еще: “Что тебе свойственнее — иночество ли в молитвах тайно или подвиг перед всеми людьми? ” Афанасий, поклонясь, ответствовал: “Всякая вещь и дело, владыко святый, в свое время познается: у вас, святой отец, от Господа Бога власть в руках разрешать и связывать. Что творю и сотворил — то сделано по долгу послушания, ” и, обнажив голову, поклонился ему и сказал: “Известно тебе да будет, владыко мой, вот подпись латынян на главе моей от оружия; а еще и в лядвиях моих находится шесть памятей свинцовых; сидя же в келии в молитвах, как можно найти было добровольно таких будильников к воздыханию и стенанию? Все это не по нашему изволению, но по воле пославших нас на службу Божию. ”

   Патриарх, без сомнения, удовлетворенный сознанием, что над воинственным одушевлением защитников Лавры господствовал дух иноческого благочестия, смирения и простоты, благословил Афанасия, целовал его с любовию и прочих его сподвижников отпустил с похвалою.

   Преподобный Дионисий ввел в обители чтение бесед святого Златоуста по переводу, сделанному Максимом и Силуаном, также бесед Григория Богослова и рассылал их списки по монастырям. “Келья не имеет устава, ” — говорил Дионисий; в келье по своей горячей любви к Богу он почти все время проводил в молитве, в чтении слова Божия и писаний святых Отцов. Спать ложился за три часа до благовеста к заутрене: когда приходил к нему пономарь со свечою, он в малой мантии полагал 300 поклонов земных; потом, разбудив келейников, шел в церковь. Он строго соблюдал церковный устав, не позволяя ничего убавлять против него. Сам читал и пел на клиросе. Признательный к благотворителям обители, он требовал, чтобы читались синодики на проскомидии. В каждую утреню обходил он церковь и осматривал, все ли в храме; выходил с братиею и на работы монастырские. У него были и живописцы, и иконописцы, и мастера золотых и серебряных дел. Он усердно заботился о храмах не только Лавры, но и сел монастырских, где построено им несколько новых храмов, особенно после разгрома польского. Все, что получал он для себя от благотворителей, употреблял не на себя.

   Из числа учеников преподобного Дионисия особенно известен блаженный Дорофей, по прозванию Трудник [1]. Келарь Симон Азарьин пишет о нем: “Он был так тверд в благочестии, что никогда не оставлял церковного Богослужения, исправлял должность пономаря в церкви чудотворца Никона и вместе с тем был канонархистом и книгохранителем. В келье выполнял он правило необыкновенное: ежедневно читал псалтирь и клал до 1000 поклонов, притом же писал книги. Спал он очень мало и никогда не ложился для сна. Пищею его служил кусок хлеба и ложка толокна и притом не каждый день; только по убеждению архимандрита стал он есть хлеб с квасом. По известию священника Ивана Наседки Дорофей, усердно трудившийся для раненых и больных, много терпел неприятностей и по особенности своей жизни. Следившие за жизнию его замечали, что не едал он по три и по четыре дня, а иногда и целую неделю. Иные говорили о нем, что он — святой человек; другие же, видя его валяющимся у стены или у печки, смеялись над ним, как над глупцом. “Раз и я, — говорил Наседка, — смеялся над ним вместе с другими. Дионисий, заметив это, строго посмотрел на меня. Спустя 10 лет в духовной беседе в Москве напомнил я Дионисию о замечании его относительно Дорофея; авва сказал: “Не спрашивай иноков о делах иноческих. Для нас беда открывать мирянам наши тайны. ” Я, грешный, просил объяснить мне это. “Вы, миряне, — сказал он, — если услышите худое о чернецах, осуждаете их на грех себе; а если услышите доброе, не стараетесь подражать тому, а только хвалите; из вашей похвалы выходит опасное искушение для нас: рождается гордость. ” На вопрос о значении строгого взгляда его, он отвечал: “Вы смеялись над человеком святым оттого, что жил он не по-вашему. Мне известно, что не едал он по неделе, по 10 дней капли воды не бывало у него во рту; ходил босой, нагой, голодный, с неумытыми руками и лицом. Он мучился блудными помыслами и потому-то томил себя голодом и жаждою. ”

   После опустошений польских в селах Лавры храмы были сожжены или ограблены. Преподобный архимандрит построил несколько церквей сельских, из которых иные еще доселе целы. Ревностный о благолепии дома Божия он имел в запасе всякую церковную утварь и, когда являлись просители, с любовью выдавал нужное для той или другой церкви.

   Проведя жизнь в высоких подвигах любви к Богу и к ближнему, авва Дионисий мирно преставился 10 мая 1633 года, и Патриарх Филарет сам отпевал его [2].

   В то же время просиял благочестием другой настоятель обширной и многолюдной обители, преподобный Иринарх, игумен Соловецкий с 1614 года. Тогда настоятель Соловецкого монастыря был лицом весьма значительным для целого северного края. На него возлагалась защита севера от шведов и датчан. Хотя со шведами заключен был тогда мир, но и на них нельзя было полагаться; а датчане, возлагая надежды на счастие шведов, потребовали от России, чтобы отдана им была вся Лапландия (земля лопарей), и приготовились поддерживать требование свое морскою войною. Царь Михаил, предоставив блаженному игумену Иринарху, кроме беспошлинной продажи соли и рыбы, казенную подать с монастырских крестьян и еще казенную долю с рыболовных промыслов на Норвежском берегу моря, предписывал привести все крепостные строения монастыря в полную боевую готовность на случай войны. Сколько забот и трудов игумену! На восточной стороне монастыря построена вторая каменная стена с двумя огромными башнями; внутри монастыря построены два корпуса для военных людей; на северной и южной стороне обители проведены глубокие рвы, выложенные камнем. В Сумском и Кемском острогах сделаны новые укрепления. В них и в обители число военных людей увеличено до 1040 человек на содержании монастыря. Датчане в 1632 году на четырех военных кораблях появились у Карельского острова, ограбили некоторых русских промышленников, но ни на что более не отважились и возвратились. При таких заботах об ограждении обители от внешних бед преподобный Иринарх, как сам был примером духовной жизни, так и ревновал возбуждать и поддерживать в братии заботу о жизни духовной. Эта ревность заставила его просить великих государей — царя и родителя его Патриарха, — дабы словом власти напомнили забывчивым инокам об их обязанностях. Во все время правления своего преподобный Иринарх отличался снисходительною кротостью в отношении к другим и строгостью к себе. Проведя последние два года свои без дел начальственных, в подвигах безмолвной молитвы, он преставился 17 июля 1628 года [3].

   При настоятельстве преподобного Иринарха подвизался в Соловецком монастыре преподобный Диодор Юрьегорский, постриженный в иночество еще игуменом Антонием, который поручил его в надзор духовному иноку иеромонаху Иосифу Новгородцу.

   Похоронив отца своего, скончавшегося иноком на Соловках, Диодор пожелал видеть Соловецких отшельников, подвизавшихся на пустых островах. Он ушел на пустынный остров, не взяв с собою ни пищи, ни питья; ходя 40 суток по острову, он изнемог до крайности; некоторые из братии нашли его лежавшим под деревом и едва живым; они принесли его на монастырское подворье и призвали духовника. После исповеди, укрепившись пищею, ревнитель отшельнической жизни поселился на пустынном острове при двух найденных им отшельниках. Отсюда ходил он беседовать и с другими отшельниками, каковы были: старец Ефрем, Никифор-белец, Алексий, Иоасаф, Тихон-москвич, Федор-рязанец, Порфирий, Трифон, Иоасаф, Севастиан и другие. Пустынник Тихон по настоятельной просьбе его рассказал о себе, как он ушел из Алексина во время первого самозванца, оставив все свое и переплыв на утлой лодке море; Никифор, встреченный безо всякой одежды, поспешил скрыться и только сказал: “Посещай подвижников, Диодор, чтоб и самому иметь от Бога утешение. ” Диодор усердно посещал пустынников, доставляя им необходимое для жизни. Впоследствии братия обители стала роптать на то и говорить, что хлеб обители тратится на тех, кто не трудится для обители. Особенно же когда ушел в отшельничество больничный келарь Кирик, лучше которого никто не ходил за больными, братия сильно возмутилась, и игумен Иринарх вынужден был принять меры против страсти к отшельничеству. Он послал братию, стрельцов и рабочих на острова с тем, чтобы они возвратили отшельников в монастырь; тогда и Диодор вместе с другими заключен был в оковы в больнице, и к нему приставлена была стража. Спустя три месяца он снова ушел на остров и прожил там полгода. Брат его, живший также в Соловецком монастыре, отыскал его, но в самом жалком положении — расслабевшим от борьбы с нечистыми духами. Диодор решился теперь расстаться с Соловками и удалиться на Онегу. Недалеко от Кеноозера в пустынном лесу избрал он себе место для пребывания и начал подвизаться. Но соседние жители вынудили его уйти оттуда. Ему понравилась Юрьева гора, над Водло озером в 25 верстах от Олонца к северу; здесь водрузил он крест, поставил келью и начал подвизаться в молитве; сюда вскоре пришел к нему пустынник Прохор, и они 7 лет провели отшельниками. После того Диодор решился основать здесь обитель Святой Троицы и отправился в Москву; при посредстве келаря Сергиевой Лавры Александра [4] получив доступ к великой старице Марфе Ивановне (матери царской), он получил от нее разную утварь и 200 рублей денег; царь Михаил дал старцу грамоту; от других благотворителей получено им 300 рублей. Так построены были храм и обитель. Скоро собралось довольное число братий и построен был еще храм Богоматери с приделом в честь Соловецких чудотворцев. Хлебопашества своего еще не было у обители, а место было вдали от поселений. Поэтому случилась нужда в хлебе. Поднялся ропот на старца. “Деньги, — говорили, — истратили на храм, а питаться нам нечем. ” Потерпите, отвечал старец, и сам стал на молитву. Ему явился светлый старец. “Кто ты? ” — спросил Диодор. “Я Александр Ошевенский, — сказал явившийся, — не скорби, а утверждай братию; пропитал же Господь народ израильский в пустыне, а вас немного; будет время, что здесь соберется множество иноков, теперь же скажи братии, чтобы ловили рыбу в озере. ” Старец не с первого раза поверил явившемуся, опасаясь обольщения; три раза явился ему небожитель, и только тогда, когда явившийся произнес молитву Господню, Диодор выслушал его доверчиво. Братия столько наловила рыбы, что, оставив себе нужное, продали остальное за 60 рублей и купили хлеба. В другой раз избавились от голода тем, что нечаянно нашли в лесу черную куницу и продали ее за 8 рублей. В монастырь прислан был от Патриарха Филарета инок Феодосий для усмирения, человек беспокойный. Раз так озлобился он на старца, наставлявшего его добру, что хотел убить его. Он завел преподобного в лес под каким-то предлогом и жестоко избил его до того, что бросил под деревом, считая умершим. Когда старец, придя в себя, добрел кое-как до кельи, Феодосий испугался и бросился в ноги настоятелю, прося простить его. “Бог да простит тебя, чадо, это — не твое дело, а дело врага, ” — отвечал незлобный старец и не сказал тогда никому о случившемся. Феодосий и после того не переменился. Он начал возмущать братию против настоятеля и уговорил некоторых удалиться из обители. 17 человек убежали с Феодосием, похитив что только могли из собственности монастырской. Диодор благодарил Бога, что избавил обитель от смут и тревог. Много и других скорбей пришлось испытать блаженному Диодору; но он все переносил терпеливо. Большая часть времени его проходила в уединенной молитве. Приблизился и конец жизни его. Собираясь ехать в Каргополь по нуждам обители, старец собрал братию и убеждал проводить жизнь иноческую и не слушаться людей, подобных Феодосию; а старцу Прохору сказал: “Уже нам с тобой здесь не видаться; если Богу угодно, увидимся в Будущем Веке. ” И точно, прибыв в Каргополь, он заболел, приобщился Святых Тайн и мирно скончался 27 ноября 1633 года. Он погребен был там под церковию; но собеседник его Прохор спустя два года перевез нетленное тело его в обитель, где оно было похоронено на южной стороне храма Святой Троицы. После преподобного Диодора осталось духовное завещание, в котором строго заповедал он братии отнюдь не держать в обители ничего хмельного [5].

   В XVII веке немало являлось людей с именем юродивых. Патриарх Иоасаф I в 1636 году писал: “Иные ходят в образе пустынническом, и в одеждах черных, и веригах, растрепав волосы, но не для Господа и не в Господе” [6]. И позднее Собор 1667 года осуждал таких же людей: “Иже мнятся благоговейни быти, но суть же таковы, живут посреди градов и сел в образе отшельника и затворника, волосаты и в монашеской свитце, иные же и в железах скованы, такожде наги и босы ходят по городам и селам в мире, тщеславия ради, да восприимут славу от людей и да почитают их за святых, ко прелести простым и невеждам” [7]. Не таков был блаженный Прокопий Вятский. Взяв на себя иго юродства для одного Христа, для Христа он нес его до смерти: до смерти терпел скорби самолюбия, язвимого то насмешками, то бранью, то холодностию людей, до смерти заставлял страдать плоть свою и от недостатка пищи, и от перемен погоды. Он блаженно почил 21 декабря 1627 года [8].

   В пределах Тотемских подвизался преподобный Вассиан. В мирском быту он был портным, жил в браке и имел двух сыновей. Потом в Тотемской обители приняв монашество, года два провел в подвигах послушания под настоятельством настоятеля Ферапонта. Ревнуя же о высшем совершенстве, по благословению игумена поселился в 50 верстах от Тотьмы, на реке Тиксне, при храме Святого Николая. Сперва жил он здесь на паперти храма, потом упросил причт и окрестных жителей уступить ему место в 20 саженях от храма для хижины. Ему поставили келью, и он начал уединенно подвизаться в посте и молитве. Это было в 1594 году. Он приходил в храм на каждую службу, а в келье совершал иноческое правило. По благословению наставника своего Ферапонта возложил он на тело свое вериги: на плечи — цепь, на чресла — железный обруч, а на голову под куколем надел железную шапку. В таком одеянии подвизался он 13 лет. Он не пускал никого к себе в келью, кроме духовного отца, и питался подаянием, которое принимал в оконце кельи. Так подвизался раб Божий в строгом затворе, очищая дух страданиями грешной плоти для жизни небесной. Уразумев близкую кончину свою, преподобный Вассиан призвал духовника, исповедался, приобщился Святых Тайн и тихо предал дух свой Богу 12 сентября 1624 года. Только при погребении узнали, какими тяжестями смирял он тело свое [9].

   Другой подвижник того же времени, Симеон Верхотурский, или Меркушинский, был родом из дворян, но, скрывая знатность свою в смирении христианском, вел жизнь бедняка. Переходя из деревни в деревню, шил он платье преимущественно для бедных; кончив работу, уходил из дома рано поутру, когда все спали, чтобы избежать не только денежной платы, но и слова благодарности за работу. Он доволен был и тем, что давали пищу и кров. Чаще всего проживал он в погосте Меркушах, в 50 верстах от Верхотурья, где была пристань для судов, плававших по реке Type. Он любил в тиши уединения наслаждаться красотами природы и прославлять Творца ее. Когда не было работы, брал он уду, садился на берегу реки и доставал оттуда лишь нужное для одного дня. Еще поныне цела ель на утесистом берегу реки Туры, где полюбил сидеть блаженный, занимаясь ловлею рыбы. Вогуличи и другие инородцы края тогда были новыми христианами; блаженный Симеон вступал с ними в разговоры и учил христианскому благочестию. Располагая к себе бедных своею услужливостию, он находил сердца их открытыми для принятия наставлений его и усердно сеял в простых душах правила страха Божия. Никогда не оставлял он посещать Богослужение храма, и особенно храма Меркушевского. Чистая жизнь его служила примером для других; а этот пример особенно нужен был и благотворен для края еще дикого, недавно увидавшего свет христианский. Блаженный Симеон, страдавший грыжею, скончался нестарым, около 35 лет, в 1642 году и погребен был при церкви Архистратига Михаила [10].

   Земледелец из отчины Волоколамского Иосифова монастыря Симеон, принявший иночество с именем Симона в Пинегской Макариевой обители, в 1613 году поселился в 80 верстах (к юго-западу) от Устюга, на реке Кичменге в лесу Воломском. Здесь он пять лет прожил один, незнаемый людьми; питался овощами, которые сам садил, а иногда выпрашивал хлеба в каком-либо селении. Когда понемногу стали являться к нему ревнители благочестия, он построил по грамоте царя Михаила и по благословению Ростовского митрополита Варлаама храм в честь Воздвижения Креста Господня и в 1620 году посвящен был в сан игумена своей обители. Строгий подвижник, служивший для других примером трудолюбия, простоты сердечной, поста и молитв, 12 июля 1641 года злодейски умерщвлен был в своей обители. Подвижник рубил лес, когда подошли к нему три крестьянина и стали требовать, чтобы он отдал им царскую грамоту на землю обители. Они навалили на него колоду и грозили смертию; преподобный едва упросил отпустить его в обитель за грамотою. Монастырские люди бросились искать злодеев, но те скрылись. Когда приблизился праздник блаженного Прокопия Устюжского, народ пошел на поклонение святому, и большая часть братии Симоновой пустыни отправилась также в Устюг. Злодеи, узнав о том, воспользовались благоприятным для них временем. Ночью, найдя преподобного Симона одного в пустыни, стали терзать его пытками, требуя царской грамоты; потом послали его в церковь искать грамоту. Преподобный со слезами молился Богоматери, причастился Святых Тайн и затем сказал: “Теперь делайте со мною, что хотите. ” Злодеи осыпали его ругательствами и побоями, потом отсекли ему голову и бросили тело близ кельи [11].

Читатель, без сомнения, заметил, что число подвижников, угодивших Богу в первой половине XVII столетия, весьма невелико. Мы не видим здесь ни тех великих святителей-чудотворцев, ни тех дивных основателей обителей иноческих, какие просияли в предыдущих веках. Упадок истинного искренно-благочестивого монашества был очевиден в пределах Московского государства. Вместе с ним постепенно развивалось и другое зло — упадок просвещения, начинавшийся еще прежде. В страшном перевороте междуцарствия, нашествия ляхов исчезли последние остатки школ; в разоренных храмах и обителях Богослужебные книги, истребленные пожарами, заменены новыми рукописями — работами полуграмотных писцов со множеством грубых ошибок, или вновь напечатанными без надлежащей проверки и исправления. А между тем слепая привязанность к букве и обряду возрастает по мере возрастания невежества. Мы видели, какую бурю гонения воздвигло одно слово, невежественно внесенное в Требник и исключенное из него преподобным Дионисием. Чего же можно ожидать от других изуверов, подобных уставщику Филарету и громогласному певцу Логгину, когда будет предпринято полное исправление Богослужебных книг? Ответ на этот вопрос последует вскоре — во время первосвятительства великого Никона.