 |
Нeсколько слов о процессe Конради
|
|
|
|
Фактически я участiя в лозаннском процессe не принял. Но когда в связи с этим процессом защитник Полунина Aubert обратился ко мнe с запросом: не могу ли я дать матерiал для характеристики террора в Россiи, -- у меня не было никаких сомнeнiй, ни принципiальных политических, ни моральных, в том, что я обязан сообщить то, что я знаю1, совершенно безотносительно к тому, как я лично отношусь к убiйству Воровскаго: буду ли я разсматривать поступок Конради, как акт личной мести или как акт политическiй. Для моего моральнаго чувства было безразлично, кто с кeм будет сводить свои политическiе счеты на судe. «Страшная правда, но, вeдь, правда», и при всeх политических условiях надо эту «правду» говорить открыто. Демократiя, именно она, должна первая осознать этот великiй закон человeческой чести.
Люди нечестные назвали эту точку зрeнiя подстрекательством к убiйству.2 У меня не было охоты полемизировать с писателями, которых я глубоко {299} презираю, ибо они отбросили основное credo писательской чести -- независимость мысли и слова; у меня не было охоты убeждать и тeх, которых убeдить нельзя, ибо—сказал еще Герцен—«мало можно взять логикой, когда человeк не хочет убeдиться».
Но теперь приходится сказать нeсколько слов.
В дeйствительности только люди, которые, называя «моральными слeпцами» других, сами не могут еще преобороть в вопросах общественной морали своих политических предразсудков, способны низводить общественное значенiе лозаннскаго суда на простое «сведенiе политических счетов», как это сдeлало, напр., недавнее обращенiе партiи соцiалистов-революцiонеров к соцiалистам Западной Европы по поводу угрозы Москвы расправиться с заложниками из числа соцiалистов-революцiонеров. В том поединкe «между лагерем русской контр-революцiи, стоявшим за Полуниным и Конради, и лагерем большевицкаго искаженiя революцiи, стоявшим за тeлом убитаго Воровскаго -- писали заграничныя организацiи партiи с.-р. -- нам, русским соцiалистам-революцiонерам, нечего было дeлать». «Мы непримиримые враги большевицкаго режима произвола и краснаго террора... Мы не раз звали большевиков к отвeту перед судом обще-человeческой совeсти за воскрешенiе – лишь для субъективно иных цeлей (sic!) -- тeх же методов управленiя, которые были при самодержавiи вeковым проклятiем нашей родины; за проведенiе в жизнь великих лозунгов соцiализма (!!) методами, убiйственно противорeчащими всему их духу. Но мы не признаем этого права (!!) за тeми, кто поднимает голос и вооруженную руку против новорожденнаго деспотизма большевиков лишь во имя исконнаго, освященнаго вeками, деспотизма стараго режима. Конради и Полунин были для нас не героями, а моральными слeпцами, преступно злоупотребившими для сведенiя политических счетов тeм священным правом {300} убeжища, которое предоставляют всeм гонимым свободныя демократическiя государства»...
|
|
|
Можно и, быть может, должно относиться с рeшительным осужденiем ко всякому политическому убiйству, сeящему «ядовитыя сeмена новых ужасов и новых убiйств»; может быть, та этика, которая отвергает насилiе, никогда и ни при каких условiях не даст моральнаго оправданiя акту мести или возмездiя, во имя чего бы он ни совершался; может быть, к страшным вопросам смерти человeк не имeет даже и права подходить с точки зрeнiя цeлесообразности... Но наша обыденная, житейская психологiя во всяком случаe даст нравственное оправданiе лишь тому убiйцe, который, совершая свое преступленiе против человeческой совeсти, сам идет на смерть. Поэтому тот, кто имeет смeлость и мужество взять на свою отвeтственность пролитiе человeческой крови, тот, кто считает себя в правe совершить этот акт отомщенiя, должен мстить там, гдe происходит насилiе; может быть, человeк, вступающiй на путь террористической борьбы, и не имeет права уже в силу этого нарушать «священныя права убeжища».
|
|
|
Но почему однако та политическая партiя, которая в своей политической борьбe искони шла по пути террористической борьбы, считает, что ей одной только принадлежит «право» выявлять «обще-человeческую совeсть»?
И кто дал нам право отнимать у Конради стимул того, возможно преступнаго, героизма, который влечет русскаго гражданина и патрiота на отомщенiе за тe тысячи мучеников, за тe тысячи жертв террора, кровью которых обильно орошена русская земля? Безспорно, убiйца Воровскаго мстил не за ложные методы «проведенiя в жизнь великих лозунгов соцiализма». Но в человeческой жизни есть нечто болeе могучее, и кто дал право отнимать у Конради чувство любви к поруганной родинe, во имя которой {301} он совершал, по его словам, свое преступленiе? Кто дал право Ф. Дану назвать Конради «ополоумeвшим мстителем за претерпeтыя личныя обиды и страданiя»?
«Мeщанская» идеологiя присяжных засeдателей швейцарскаго демократическаго суда, несмотря на всю трудность политическаго международнаго положенiя, сумeла возвыситься до пониманiя высшей объективной правды и вынести оправдательный приговор убiйцам, независимо от политических симпатiй или антипатiй судей к подсудимым.
Почему? По той самой причинe, думается, по которой берлинскiй окружный суд оправдал в 1921 году убiйцу великаго визиря Турцiи Талаат-Паши, молодого армянскаго студента, Тальирьяна, -- и тогда этот приговор привeтствовался с.-р. печатью, привeтствовался и демократической печатью самой Германiи, как приговор оффицiальнаго суда, совпавшiй с правовым сознанiем народных масс.
Слишком ужасна оказалась и та дeйствительность, которая раскрылась перед глазами лозаннскаго суда: судили -- во всяком случаe судьи—не «политическую тяжбу контр-революцiи и революцiи», а большевицкую дeйствительность3 «Человeческая совeсть», заключенная в юридическiя формы, может быть, только впервые вынесла гласно свое осужденiе большевицкому террору. И это оправданiе должно служить memento mori для тeх, кто еще продолжает творить свое насилiе.
|
|
|
Оставим лучше в сторонe столь любимыя нeкоторыми ссылки на глас «многомиллiонных трудовых масс». Кто только на них не ссылается! Это – спекуляцiя на народное мнeнiе, как когда-то сказал Луи Блан. {302}
Возможно, что лично я и плохой «демократ» и плохой «соцiалист», ибо по мнeнiю г. Дана4, всякiй демократ должен был приложить всe усилiя к тому, чтобы «именно контр-революцiя была посажена на скамью подсудимых и пригвождена к позорному столбу» -- но для меня органически непонятна эта «демократическая» позицiя, и я не боюсь в таком случаe отказаться от «демократических» и «соцiалистических» предразсудков.
Я вспоминаю слова французской писательницы Odette Keun, почти коммунистки, закончившей недавно свою книгу о Россiи знаменательными строками: «я убeждаю европейскiя правительства во имя еще живущих среди этих ужасов в Россiи, при переговорах с совeтской Россiей поставить предварительное требованiе ослабить существующей режим, воплощающiй и даже превышающiй ад средневeковья». Перед моими глазами в данный момент проходит только эта дeйствительность, а не проклятое, быть может, прошлое и загадочное, скорeе сумрачное будущее. «В такой момент молчать – заканчивается процитированное выше обращенiе к соцiалистам Европы -- значит, быть может, стать попустителем новых жестокостей, новых преступленiй. Пусть же властный голос мiровой общечеловeческой совeсти остановит – пока не поздно -- руку палачей, уже начавших злобно играть веревкой над головами давно и хладнокровно обреченных им жертв».
В такой момент гипноз «фашизма» может лишь ослабить наши призывы к «мiровой общечеловeческой совeсти». {303}
Примечания
1 Оберу было послано за нeсколько дней до суда exposé этой работы. Как видно из выпущенной отдeльным изданiем рeчи Обера, послeднiй в нeкоторых случаях воспользовался моими данными.
2 Именно в этом обвиняло меня «Наканунe».
3 И сам Воровскiй пал жертвой этой дeйствительности, неся за нее отвeтственность, посколько он являлся членом россiйской коммунистической партiи и занимал правительственныя должности.
|
|
|
4 «Под маской судебной защиты». «Соцiал. Вeстник» No. 20. Я перепечатываю ниже с маленькими измeненiями статью из «Дней» по поводу выпущенной редакцiей «Соцiалистическаго Вeстника» брошюры Мартова против смертной казни. Статья эта может служить как бы отвeтом писателям меньшевицкаго органа.
Почему?
(По поводу воззванiя Мартова против смертной казни)
«Какое счастье -- говорил Мирабо 27 iюня 1789 года, -- что великая революцiя обойдется без злодeянiй и без слез. Исторiя слишком часто повeствовала о дeянiях хищных звeрей. Мы можем надeяться, что начнем исторiю людей».
Как ошибался Мирабо. Как ошибался Жорес, писавшiй, что слова «великаго трибуна» должны сдeлаться гуманным лозунгом для грядущей пролетарской революцiи. «Пролетарiи, помните», добавлял Жорес по другому поводу, вспоминая слова БабЈфа, «что жестокость -- остаток рабства, потому что она свидeтельствует о присутствiи в нас самих варварства, присущаго угнетающему режиму!»...
Но «исторiя людей» не началась еще и в наши дни. Так остро это ощущаешь, когда вновь перечитываешь яркое воззванiе Ю. О. Мартова против смертной казни, выпущенное редакцiей «Соцiалитическаго Вeстника» отдeльным изданiем. Это -- документ, написанный по истинe «кровью сердца и соком нервов». «Всю силу своего желанiя, страсти, негодованiя, бичующаго сарказма» – говорит редакцiя -- Мартов бросил «в лицо палачам, чтобы остановить их преступную руку». {304}
Хотeлось бы строка за строкой вновь повторить статью Мартова, еще раз выписать сильныя мeста, написанныя им в защиту того ученiя, которое провозгласило «братство людей в трудe высшею цeлью человeчества», и именем котораго совершается «кровавый разврат» террора в современной Россiи.
Возьмем лишь послeднiя строки. Мартов кончал: «Нельзя молчать. Во имя чести рабочаго класса, во имя чести соцiализма и революцiи, во имя долга перед родной страной, во имя долга перед Рабочим Интернацiоналом, во имя завeтов человeчности, во имя ненависти к висeлицам самодержавiя, во имя любви к тeням замученных борцов за свободу -- пусть по всей Россiи прокатится могучiй клик рабочаго класса:
Долой смертную казнь!
На суд народа палачей-людоeдов!»
Нельзя молчать! Каждое слово этого воззванiя дeйствительно «бьет, как молот; гудит, как призывный набат». И тeм не менeе воззванiе Мартова «не было услышано».
Друзья покойнаго вождя русской соцiал-демократiи дают свое объясненiе этому факту: «сдавленный имперiалистической интервенцiей и блокадой, угрожаемый реставрацiонными и контр-революцiонными полчищами, рабочiй класс был парализован в своей борьбe против террористической диктатуры».
|
|
|
Так ли это? Не лежат ли объясненiя в иной психологической плоскости? Редакцiя «Соцiалистическаго Вeстника» вольно или невольно сдeлала большую хронологическую ошибку. Она отнесла воззванiе Мартова к осени 1918 года, а между тeм оно написано весной этого года в связи со смертным приговором, вынесенным Верховным Революцiонным Трибуналом капитану Щасному. Он был убит 28-го мая. Этой только хронологической датой и объясняется, вeроятно, то, что в своем воззванiи {305} Мартов почти умалчивает о дeятельности чрезвычайных комиссiй.
Гдe же тогда были эти реставрацiонныя и контр-революцiонныя полчища? В чем проявлялась имперiалистическая интервенцiя и блокада? Но не в этой хронологической ошибкe сущность дeла. Было внутреннее противорeчiе между обращенным к рабочему классу пламенным призывом Мартова: «дружно и громко заявить всему мiру, что с этим террором, с варварством смертной казни без суда не имeет ничего общаго пролетарская Россiя», -- и той двойственной позицiей, которую занимало в то время большинство руководителей рабочей партiи.
Нельзя клеймить «презрeнiем», призывать к активному протесту и в то же время находить нити, которыя так или иначе связывают с партiей, именуемой в воззванiи «всероссiйским палачеством». Эти нити так охарактеризовал Р. Абрамович в своем предисловiи к книгe Каутскаго «От демократiи к государственному рабству»: «Мы всe эти годы, однако, никогда не упускали из виду», что большевики «выполняют», хотя и не марксистскими методами, историческую задачу, объективно стоящую перед русской революцiей в цeлом».
Еще ярче опредeлил эти задачи в 1921 г. Горькiй в своем письмe к рабочим Францiи по поводу голода: «по непреклонной волe исторiи русскiе рабочiе совершают соцiальный опыт»... и голод «грозит прервать этот великiй опыт»...
«Твоим именем совершают этот разврат, россiйскiй пролетарiат» – писал Мартов, бичуя в связи с дeлом Щаснаго «кровавую комедiю хладнокровнаго человeкоубiйства». «Нeт, это не суд»... И я никогда не забуду гнетущаго впечатлeнiя, которое испытал каждый из нас через два года в засeданiи того же верховнаго революцiоннаго трибунала, когда меня, брата Мартова (Цедербаума-Левицкаго), Розанова и др. судили по дeлу так называемаго «Тактическаго Центра». Многiе из нас стояли {306} перед реальной возможностью казни и, может быть, только случай вывел нас из объятiй смерти.
В один из критических моментов «комедiи суда» перед рeчью обвинителя Крыленко в президiум трибунала подается присланное на суд заявленiе центральнаго комитета меньшевиков о том, что Розанов и др. исключены из партiи за свое участiе в контр-революцiи. Заявленiе это было публично оглашено. «Соцiалисты» поспeшили перед приговором отгородиться от «контр-революцiонеров» в цeлях сохраненiя чистоты «соцiалистической» тактики.
Тe, которые творили суд, были «клятвопреступники» перед революцiей, кощунственно освящавшiе «хладнокровныя убiйства безоружных плeнников». В руки им давалось оружiе: тeх, кого вы судите, мы сами считаем предателями соцiализма. Этого момента я никогда не забуду. И не с точки зрeнiя личных переживанiй...
Гипноз от контр-революцiи, гипноз возможности реставрацiи затемнил сознанiе дeйствительности той небывалой в мiрe реакцiи, которую явил нам большевизм. Не пережитая еще в психологiи соцiалистических кругов традицiя мeшала усвоить истину, столь просто формулированную недавно Каутским: важно дeло контр-революцiонеров, а не их происхожденiе; и не все ли равно – приходят они из среды пролетарiата и его глашатаев или из среды старых собственников? Да, можно разстрeливать цeлыя «толпы буржуев» и дeлать контр-революцiонное дeло... Этой элементарной истины не могли понять, да, пожалуй, не понимают и теперь нeкоторые русскiе соцiалисты. Что же удивляться, если их протесты против террора так долго не встрeчали отклика среди соцiалистов Западной Европы или, если и встрeчали, то соотвeтствовали той половинчатой позицiи, которую занимали протестанты. Во время доклада Мартова в 1920 г. при упоминанiи о заложниках, которые разстрeливаются в «отместку за поступки отцов и мужей», собравшiеся {307} в Галле могли кричать: «палачи, звeри»1 и в то же время признавать, что оффицiальный протест «может быть истолкован, как сочувствiе контр-революцiонным элементам». Это одинаково будет и для британской «Labor Party» и для французской Конфедерацiи Труда... «Если нeкоторые соцiалисты остаются все же нeмыми свидeтелями этого преступленiя -- писал 10-го марта 1921 г. И. Церетелли в письмe к соцiалистам по поводу завоеванiя Грузiи – то это можно было объяснить лишь двумя основанiями: не знают правды или боятся, что их протест будет истолкован, как акт вмeшательства в русскiя дeла»... Преступленiе совершилось и началась расправа. И вновь центральный комитет грузинской с.-д. партiи взывает к «совeсти мiрового пролетарiата» и просит его помощи: «Послe попранiя свободы и независимости грузинской республики теперь физически истребляют лучшiя силы грузинскаго рабочаго класса. Единственное средство спасти жизнь грузинских борцов -- это вмeшательство европейскаго пролетарiата. Допустит ли пролетарiат Европы, чтобы тысячи его товарищей по классу, жертвовавших своей жизнью дeлу свободы и соцiализма, были загублены жестокими завоевателями»? Того отклика, котораго ждали и не могло быть, ибо кто, как не соцiал-демократы -- и русскiе и грузинскiе, выступали перед демократiей самыми горячими пропагандистами идеи невмeшательства в перiод гражданской войны, формулы, оправдывающей то нравственное безучастiе, с которым мiр в большинствe случаев относился к извeстiям об ужасах террора. В сущности это недавно признала и редакцiя «Соцiалистическаго Вeстника», писавшая в статьe «Признанiе и террор»: «В героическую эпоху большевизма, в перiод гражданской войны западно-европейскiе соцiалисты даже весьма умeреннаго толка были склонны снисходительно {308} относиться к большевицкому террору».2
«Никакая всемiрная революцiя, никакая помощь извнe не могут устранить паралича большевицкаго метода» -- писал Каутскiй в «Терроризмe и коммунизмe». «Задача европейскаго соцiализма по отношенiю к коммунизму -- совершенно иная: заботиться о том, чтобы моральная катастрофа одного опредeленнаго метода соцiализма не стала катастрофой соцiализма вообще, чтобы была проведена рeзкая различительная грань между этим и марксистским методом и чтобы массовое сознанiе восприняло эти различiя».
Плохо понимает интересы соцiальной революцiи—добавлял Каутскiй - та радикальная соцiалистическая пресса, которая внушает мысль, что теперешняя форма совeтской власти -- дeйствительно осуществленiе соцiализма. Может быть, этот предразсудок уже изжит: «пусть никто не смeшивает болeе большевицкiй режим с рабочими массами в Россiи и ея великой Революцiей -- гласило воззванiе союза международных анархистов, напечатанное 24 iюля 1922 г. в брюссельском «Peuple». Но все же еще осталось умолчанiе -- в сущности форма той же категорiи. Массовое же сознанiе может быть воспитано лишь при опредeленном и безоговорочном осужденiи зла.
Развe мы не чувствовали еще этой боязни осужденiя со стороны извeстных групп оцiалистов хотя бы на послeднем гамбургском съeздe, боязни сказать всю правду, чтобы не сыграть тeм самым на руку мiровой реакцiи?
A половинчатая и искаженная правда, дeйствительно, подчас хуже лжи. Чeм по существу отличается позицiя представителей англiйской рабочей партiи, уклонившейся от голосованiя по русскому вопросу на гамбургском съeздe, от откровеннаго заявленiя Фроссара на орлеанском конгрессe Генеральной {309} конфедерацiи Труда: «если бы я знал что-нибудь плохое о совeтской Россiи, то никогда бы не позволил себe огласить, чтобы не повредить русской революцiи»?
И только тогда, когда будет изжит этот историческiй уже предразсудок, который до наших дней заставляет искать моральное оправданiе террору даже в перiод французской революцiи, только тогда будет дeйствен призыв: «Долой смертную казнь!»; «На суд народа палачей-людоeдов!»
К сожалeнiю, он не изжит еще и в руководящих кругах. Не понят и не осознан массовой психологiей.
Мы и в наши дни еще встрeчаемся с попытками в литературe ослабить впечатлeнiе от «режима ужаса» ссылкой на то, что на другом фронтe творится -- или, вeрнeе, творилось – не лучшее.
«Но развe воровство может быть оправдано тeм, что другiе воруют?»— спрашивал Каутскiй.
Для того «историческаго объективизма», которой, наш Герцен назвал «ложной правдой», нeт и не может быть мeста в наше время. Он не может прежде всего создать пафоса, столь нужнаго современности.
Западно-европейскiй пролетарiат -- замeчает Каутскiй в своем отвeтe Троцкому -- с восторгом привeтствовавшiй большевиков, «как Мессiю», теперь «с возмущенiем отворачивается от этой ужасной головы Медузы». И надо не бояться сказать всю правду, как не боится ее говорить Каутскiй. Он писал 29 сентября 1922 г. в предисловiи к русскому изданiю «Пролетарская революцiя и ея программа»: с московскими палачами никакая партiя, борющаяся за освобожденiе пролетарiата, не может имeть ничего общаго.
И только дeйствительная непримиримость может положить конец красному террору.
«Звeрь лизнул горячей человeческой крови»... Но мы люди! «Долой смертную казнь! На суд народа палачей-людоeдов!» {310}
Р. S. «Наша партiя никому не уступит чести борьбы против большевицкаго террора» – писал недавно в «Соцiалистическом Вeстникe» Ф. Дан по поводу участiя «демократов и соцiалистов» в процессe Конради. «В дни самаго свирeпаго разгула его, она поднимала свой обличающiй и протестующiй голос и становилась на защиту жертв его, не спрашивая ни о классовом происхожденiи, ни о политической окраскe этих жертв. Только покойный Ю. Мартов нашел в себe мужество открыто выступить в Совeтской Россiи с негодующим протестом против расправы с домом Романовых». Не уменьшая заслуг Мартова в этом отношенiи, все же необходимо внести здeсь оговорку: не один Мартов находил мужество протестовать, -- другiе за этот протест платились жизнью; но один только Мартов мог легально выступать в печати, ибо лишь орган партiи меньшевиков был допущен к изданiю большевиками.
Сколь же двойственна была в то время борьба против террора в самой партiи с.-д. меньшевиков, посколько рeчь шла не о соцiалистах, видно хотя бы из статьи харьковскаго органа этой партiи «Наш Голос». 28-го марта 1919 г. редакцiя посвящает передовую статью «красному террору». Устарeлыми уже ссылками на прежнiя историческiя работы Каутскаго и на слова Маркса перед кЈльнским судом: «мы безпощадны и не требуем пощады для нас», «Наш Голос» доказывал, что исторiя оправдала якобинскiй террор, «направленный против свергнутых классов общества». «Классическая эпоха террора великой французской революцiи – добавляла газета – и до сих пор вызывает моральное негодованiе буржуазных историков... Наша оцeнка тeх или других террористических мeропрiятiй никогда не исходила из маниловской сантиментальщины. Мы их оправдывали и осуждали только с точки зрeнiя революцiонной цeлесообразности и вреда». {311}
Эта позицiя болeе характерна для извeстнаго рода соцiалистов, чeм минутныя увлеченiя страсти и негодованiя против насилiя над человeческой жизнью. Общественно аморальна однако самая уже постановка вопроса о цeлесообразности террора. От этой двойственности и должны избавиться прежде всего тe, которые хотят быть дeйствительно демократiей будущаго. Для того, чтобы представлять демократiю, мало еще ссылаться «на многомиллiонныя трудящiяся массы». {312}
|
|
|
