 |
Под знаком тревоги
|
|
|
|
Адольф Гитлер одерживал одну внешнеполитическую победу за другой. Саар, Австрия и Судетская область уже были присоединены к империи. Шеф был в приподнятом настроении и чувствовал себя сильнее и увереннее, чем когда‑ либо прежде.
Утром 15 марта 1939 г. я получил приказ немедленно направить в Дрезден колонну автомашин и все время поддерживать с ней связь.
В Берлине ожидали чешского президента – доктора Гаха. В дипломатическом лимузине я привез его с Ангальтского вокзала. Едва мы въехали во двор новой имперской канцелярии, зазвучал чешский национальный гимн. Президент Гаха прошел перед фронтом почетного караула из частей лейбштандарта и в портале имперской канцелярии был встречен Гитлером.
Переговоры затянулись до утра 16 марта. Я слышал, что доктор Гаха из‑ за неслыханного напряжения во время переговоров упал в обморок. Был вызван доктор Морелль, чтобы впрыснуть ему глюкозу и витамины. Рано утром 16 марта первые договоры были подписаны. Один из моих шоферов отвез Гаха на вокзал, так как тот возвращался в Прагу.
Между тем я приказал своей автоколонне, состоявшей из десяти легковых и четырех грузовых машин, направиться к одному из пунктов на саксонско‑ чешской границе.
В 6. 30 утра Адольф Гитлер вместе со своим штабом выехал из Берлина в экстренном поезде. Когда мы прибыли на чешскую границу, то увидели, что автоколонна нас уже ожидает. Шел сильный снег.
Как всегда, я занял свое место за рулем машины фюрера. Адольф Гитлер сел рядом со мной. Мы ехали впереди, за нами следовали остальные машины.
Таможенные чиновники по обе стороны границы, видимо, уже получили указание пропустить нас. Не было ни малейшей попытки задержать нас – пограничные шлагбаумы были открыты сразу же.
|
|
|
Снег шел все сильнее. Медленно двигались мы по территории Чехословакии. Было скользко, и один из наших грузовиков свалился в кювет. Его груз тотчас же перенесли на другие машины. Мы не могли задерживаться. Машина осталась в кювете.
В 4 часа дня мы въехали в Прагу. Жизнь в этом славном древнем городе шла своим чередом. Мы проехали по улицам, почти не обратив на себя внимания. Снежная буря продолжалась.
Мы направились непосредственно в Градчин – резиденцию чешского правительства. О нашем приезде никому еще не сообщили. Никто не замечал нас.
Мы разместились в боковом флигеле замка. К нам прибыла рота саперного батальона войск СС. Остаток батальона застрял в пути из‑ за сильного снегопада, испортившего дорогу.
Около 5 часов дня в замок приехал возвратившийся из Берлина поездом президент Гаха. К своему величайшему удивлению, он узнал, что в замке его ожидает шеф. Такая быстрота действий казалась Гаха просто немыслимой.
Тотчас же возобновились переговоры; были составлены и подписаны новые соглашения. На следующий день в Градчин явились члены чешского правительства и несколько генералов чешской армии. Они были приняты и представлены Адольфу Гитлеру.
До этого момента Прага была «оккупирована» одним шефом и сопровождающими его лицами, а также частью саперного батальона СС, численностью не больше роты. Батальон состоял из военнослужащих учебного батальона в Дрездене. Они были плохо вооружены. Чтобы несколько усилить их вооружение, им была передана половина автоматов из арсенала охраны Гитлера.
Когда я вспоминаю об этом теперь, то должен сказать, что чешскому правительству и его генералам ничего не стоило арестовать шефа и всех нас. У нас не было тяжелого оружия, и мы могли быть захвачены в одно мгновение.
17 марта после обеда мы покинули Прагу. Только на обратном пути мы встретили первые немецкие части, предназначенные для захвата чешской столицы. Мы доехали до пункта, откуда начали свою поездку, а оттуда направились поездом в Вену, где Гитлера уже ждали.
|
|
|
Как и всякий человек, мой шеф, несомненно, имел свои недостатки.
Но когда я слышу в его адрес упреки в недостатке мужества, то думаю, что это несправедливо. Напротив, его окружение во главе с Мартином Борманом и весь генералитет часто упрекали его за неразумную смелость и за то, что он забывает о своем долге как руководителя государства.
Я сам возил Адольфа Гитлера на фронте (во время польского похода почти каждый день).
Я никогда не забуду полет на фронт, в Запорожье на Днепре. Это было зимой 1942‑ 1943 гг., когда русские прилагали неимоверные усилия, чтобы вернуть Донецкий угольный бассейн. Огромная электростанция в Запорожье была главной целью наступления.
Мы приземлились в западном аэропорту Запорожья, когда передовые отряды русских танков уже достигли восточного аэропорта. Напрасно генералитет уговаривал Гитлера немедленно улететь. Он хотел лично ознакомиться с положением на месте. Лишь после того, как русские атаковали наш аэропорт, а Гитлер счел, что за четыре дня он достаточно ознакомился с положением и принял все необходимые меры, он дал приказ об отлете.
Из Запорожья мы полетели в Винницу, где находилась летняя ставка Восточного фронта, чтобы оттуда снова лететь на участки фронта, находившиеся под угрозой.
Я далек от того, чтобы прославлять Адольфа Гитлера. Но когда бывшие видные деятели считают себя вправе заявлять в своих так называемых воспоминаниях, что Адольф Гитлер всегда старался избегать поездок на фронт, чтобы не рисковать жизнью, то они говорят неправду.
Когда генералы настойчиво твердили ему, что руководству военными действиями будет нанесен ущерб, если он надолго покинет ставку, то он соглашался с этим. Но едва только на каком‑ либо фронте возникала опасность, устранить которую, по его мнению, мог только он один, он уже не поддавался никаким уговорам и делал по‑ своему.
В задачу моей книги не входит выяснение личного воздействия Адольфа Гитлера на ход войны. Я не компетентен в этом вопросе. Отделить небылицы от правды – это задача будущих историков.
|
|
|
Я все время, если не считать немногочисленных служебных поездок за границу и по Германии, находился рядом с Гитлером в главной ставке. Жизнь в ней была простой и скромной, дни были заполнены работой.
Гитлер всегда настаивал на том, чтобы каждый сотрудник штаба время от времени откомандировывался в действующие части для так называемого испытания на фронте. В этом отношении я был одним из немногих исключений, так как все мои просьбы об отправке на фронт неизменно отклонялись. Гитлер каждый раз заявлял мне, что он не может отпустить меня даже на время.
Решающее влияние на руководство военными действиями оказывали, бесспорно, Кейтель и Йодль, а также генералы, занимавшие в то или иное время пост начальника генерального штаба сухопутных войск.
Как ни велико было личное влияние Мартина Бормана на Гитлера, все же до января 1945 г. его даже не приглашали участвовать в ежедневном обсуждении положения на фронтах. Даже Гиммлер вначале не имел права принимать участие в этих совещаниях; ему разрешили это только позднее.
Когда Адольф Гитлер перебрался в бункер в Берлине и война вступила в свою последнюю фазу, Мартин Борман достиг своей последней цели – он почти всегда принимал участие в обсуждении положения на фронтах и, несомненно пользуясь своим влиянием на Гитлера, был в числе тех, кто убеждал его сражаться до последнего человека.
|
|
|
