Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

(б) Миры больных с навязчивыми представлениями




Больного с навязчивыми представлениями преследуют мысли и образы, кажущиеся ему не просто чуждыми, но и бессмысленными; тем не менее он должен придерживаться их так, как если бы они были истинными, – в противном случае его охватывает совершенно невыносимая тревога. Например, больной считает, что он должен совершить некое действие только потому, что иначе кто‑ то умрет или случится нечто ужасное. Ситуация выглядит так, словно, действуя или мысля определенным образом, больной способен магически предотвратить ход событий или повлиять на него. Его мысли выстраиваются в систему значений, а его действия – в систему церемониальных обрядов. Но что бы он ни делал или думал, у него всегда остается сомнение относительно правильности или полноценности собственных действий; это сомнение заставляет его начинать снова и снова.

Штраус приводит автобиографический текст сорокалетней больной с навязчивым психозом, «зараженной» всем тем, что связано со смертью, разложением, кладбищами и т. п., и вынужденной постоянно защищаться от этой «заразы» и побеждать ее. Все слова, связанные с этим кругом тем, она заменяла в своем тексте пробелами:

«В январе 1931 года… очень дорогой для меня друг. Его жена приходила к нам каждое воскресенье после посещения… Поначалу это меня не беспокоило. Но через 4‑ 6 месяцев я начала чувствовать себя не в своей тарелке при виде ее перчаток, пальто, обуви и т. п. Я следила за тем, чтобы эти вещи всегда находились подальше от меня. Поскольку мы жили недалеко от…, все, кто ходил туда, вызывали у меня тревогу, а таких людей было немало. Если кто‑ то из них прикасаются ко мне, я должна была выстирать свою одежду. А если кто‑ нибудь из тех, кто побывал там, заходил в мою квартиру, я начинала испытывать скованность в движениях. У меня появлялось ощущение, что комната резко уменьшилась в размерах и моя одежда касается всего окружающего. Чтобы хоть немного успокоиться, я мыла все вокруг перекисью. Все вновь увеличивалось в размерах. и я чувствовала, что у меня есть настоящее жилище. Когда я ходила за покупками, а в магазине кто‑ то был, я не могла войти, потому что этот человек мог бы двинуться навстречу мне; поэтому я целыми днями не находила себе места. и это ощущение преследовало меня всегда и везде. Иногда мне приходилось что‑ то откуда‑ то вымести, иногда – вымыть или выстирать. Изображения всех этих вещей в газетах производили на меня потрясающее впечатление. Если я прикасалась к ним, у меня возникала потребность вымыть руки перекисью. Я не могу писать обо всем этом; слишком многое меня тревожит. Внутри себя я ощущаю постоянное волнение».

Фон Гебзаттель приводит необычайно выразительное описание, свидетельствующее о том, как эти больные живут в собственном, неповторимом мире или, точнее говоря, как они, попав в ловушку этого магического механизма, вместе с миром теряют самое жизнь.

Некоторые действия повторяются больными до бесконечности; они должны беспрестанно держать что‑ то под контролем, в чем‑ то удостоверяться, осуществлять какие‑ то бесконечные действия, которые прекращаются только с наступлением полного изнеможения: при этом их никогда не покидает убежденность в полной бессмысленности всей этой деятельности. Умывание, обряды и церемонии служат защитой от катастрофы. Их значение для самих больных отличается от того, что они значат с точки зрения наблюдателя: отовсюду угрожают зараза, разложение, смерть – всяческие разновидности дезинтеграции. Хотя больной с навязчивым психозом и не верит в этот псевдомагический «антимир», он становится его добычей. Этот мир постепенно редуцируется до одних только негативных смыслов. Больной реагирует только на те содержательные элементы, которые символизируют утрату или угрозу. Дружественные, располагающие к себе факторы бытия исчезают, уступая место враждебным, отталкивающим факторам. Не остается ничего безвредного, естественного или очевидного. Мир сужается до искусственного единообразия, до застывшей, строго контролируемой неизменности. Больной постоянно что‑ то делает, но действия его ни к чему не приводят. «Он пребывает в состоянии бесконечного, непрерывного напряжения; он все время пытается справиться с врагом, который находится за его спиной». Бытие становится для него движением к небытию в образе «нечистот, отравы, огня, всего уродливого, грязного, трупного» и бесплодным противодействием этому движению. Доброжелательность окружающего мира оборачивается явной и безусловной враждебностью. Но этот мир перестает быть миром, поскольку вещи постепенно утрачивают свою реальность. Вещи сами по себе больше не существуют: у них есть только смысл, и к тому же смысл всецело негативный. Они теряют твердость, богатство, форму и тем самым дереализуются, мира больше нет. Но больной тем не менее охвачен страшным чувством, будто им управляют: психологический аппарат, руководящий его действиями тогда, когда он делает то, что соответствует его желаниям, в этих условиях все более и более усложняется. Беспрерывно возрастая и усиливаясь, противоположно направленные навязчивые представления и побочные структуры в конечном итоге делают достижение желаемой цели невозможным. Больной никогда не завершает своих действий; он прерывает их только тогда, когда усталость мешает ему продолжать. Поскольку больной знает, что его действия нелепы, но не может их прекратить, он испытывает стыд перед посторонними. «Лишь очень немногим врачам удалось увидеть больного Г. Г. за его многочасовыми, совершенно фантастическими манипуляциями – когда он вытирает руки и ноги или предается бесконечным, навязчивым движениям, выглядящим как движения марионетки. Аналогично, больная Э. Шп. запирается по вечерам и до раннего утра, стоя посреди комнаты, самозабвенно, до изнеможения, повторяет в воздухе навязчивые жесты, имитирующие вечную, никогда не кончающуюся стирку чулок».

Фон Гебзаттель сопоставляет мир ананкастов с миром параноиков. Как те, так и другие живут в мире, из которого изгнана всяческая безопасность; как те, так и другие усматривают смысл в самых бессмысленных обстоятельствах. Никакое событие не воспринимается как простая случайность. В мире нет ничего непреднамеренного. Для нас такие случаи могут служить косвенным подтверждением того, до какой степени мы нуждаемся в мире, который не обращает на нас никакого внимания, но которому мы тем не менее принадлежим. Больные с навязчивым психозом, однако, знают, что являющееся им содержание на самом деле бессмысленно. Что же касается параноиков, то для них смысл и реальность явлений неразрывно спаяны друг с другом. У ананкастов сохраняется отблеск прежней реальности с ее признаками безопасности и невинности. Они не могут ее достичь, но все еще могут мельком соприкоснуться с ней при посредстве «шабаша» магических смыслов. В бредовом мире параноика сохраняется определенная мера достоверности и естественности, равно как и доля надежности и уверенности, не имеющая ничего общего с лихорадочным беспокойством ананкаста. Даже такое страшное расстройство, как шизофрения, со всеми ее бредовыми идеями, может показаться спасением по сравнению с бесконечной травлей бодрствующей души. которая все осознает, но совершенно ничего не может поделать с преследующей ее навязчивой идеей. Человек, страдающий навязчивым психозом, загнанный в угол, где он вынужден предаваться своим магическим действиям, с помощью своих живых, не затронутых болезнью чувств наблюдает и воспринимает процесс исчезновения окружающего его мира.

Мир больного, страдающего навязчивым психозом, имеет два фундаментальных признака. Во‑ первых, в этом мире все трансформируется в угрозу, страх, бесформенность, грязь, гниль и смерть; во‑ вторых, этот мир таков только благодаря существованию магического смысла, который наполняет собой навязчивые явления, но при этом абсолютно негативен: магия навязывает себя человеку, который в полной мере воспринимает всю ее абсурдность.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...