(в) Рациональное понимание и понимание через вчувствование (эмпатическое понимание, einfьhlendes Verstehen)

(в) Рациональное понимание и понимание через вчувствование (эмпатическое понимание, einfьhlendes Verstehen)

Существует несколько разновидностей генетического понимания. Например, мысли могут быть понятны потому, что они проистекают друг из друга согласно правилам логики; в этом случае связи понимаются рационально (то есть мы понимаем сказанное). Но если мы понимаем, каким образом некоторые мысли происходят из настроений, желаний или страхов, – значит, мы понимаем связи в истинно психологическом смысле, эмпатически (или, иначе, мы понимаем говорящего). Рациональное понимание неизменно ориентирует нас на то, чтобы усматривать в психическом содержании совокупность чисто рациональных связей, понятных без помощи психологии. С другой стороны, эмпатическое понимание всегда ведет прямо к психическим взаимосвязям. РАциональное понимание – это лишь вспомогательное средство для психологии, тогда как эмпатическое понимание приводит нас к самой психологии. Таково наиболее очевидное различие между способами понимания; в дальнейшем мы осуществим и другую необходимую дифференциацию, пока же ограничимся обсуждением психологического понимания в целом.

(г) Границы понимания и безграничность объяснения

Мысль о том, что сфера психического предполагает понимание, а физический мир – объяснение в терминах причинности, должна быть признана поверхностной и ложной. Любое событие – независимо от того, происходит ли оно в физическом или психическом мире, – в принципе открыто для причинного объяснения; психические процессы также могут поддаваться такому объяснению. Для обнаружения причин не существует пределов; имея дело с событиями психической жизни, мы для любого из них ищем причину и следствие. Но для понимания везде существуют границы. Границы нашего понимания определяются всем тем, что может быть обозначено как субстрат сферы психического – особенностями конституции, закономерностями, согласно которым элементы психического содержания запоминаются или забываются, общей психической предрасположенностью в ее возрастном развитии и т. п. Каждая очередная достигнутая граница понимания – стимул для новой постановки вопроса о причинных связях.

Для того чтобы мыслить одновременно в психологических терминах и в терминах причинности, мы нуждаемся в элементах, которые могли бы быть восприняты как причины или следствия (в качестве причины может выступать, к примеру, событие соматической жизни, тогда как в качестве следствия – галлюцинация). Любое понятие из области феноменологии и понимающей психологии, будучи перенесено в сферу мышления причинно‑ следственными категориями, способно служить элементом объяснения в терминах причинности. Феноменологически целостные понятия – такие, как галлюцинация, тип восприятия и т‑ п‑, – объясняются через соматические события. Сложные понятные взаимосвязи, в свою очередь, рассматриваются как элементы более сложного целого (например, маниакальный синдром со всем своим содержанием может рассматриваться как следствие мозгового процесса или эмоциональной травмы, вызванной смертью близкого человека и т‑ п. ). Даже единство психологически понятных взаимосвязей, именуемое личностью, допустимо рассматривать в причинно‑ следственном плане как единицу или элемент, имеющий свои исходные причины, которые могут исследоваться, в частности, с точки зрения биологической генетики.

Пытаясь найти причины психических явлений, мы неизбежно мыслим о внесознательном субстрате феноменологически выделяемых элементов или понятных взаимосвязей, прибегая при этом к таким понятиям, как внесознательные диспозиции, предрасположенность, душевная конституция и внесознательные механизмы. Все эти понятия, однако, не поддаются расширению до уровня всеобъемлющих психологических

теорий, и мы можем использовать их только на правах полезных рабочих гипотез.

Любой акт понимания, относящийся к действительному событию психической жизни, непременно указывает на причинную связь. Но лишь понимание делает эту связь доступной для нас. Если помимо данных, полученных благодаря одному только пониманию, в нашем распоряжении нет ничего, что помогло бы нам установить эмпирические факты, дальнейшая спекуляция по поводу конструирования внесознательных связей становится бесполезной игрой (см. в связи с этим раздел о теориях). Если же у нас есть данные, полученные иным, помимо понимания, путем, важные причинные связи могут быть обнаружены просто как результат эмпирического исследования. С другой стороны, было бы ошибочно утверждать, что причинные отношения в психике одного человека могут быть эмпатически познаны другим человеком и что такая эмпатия приведет к открытию механизма причинности. Спекулятивная разработка внесознательных механизмов через эмпатическое понимание – это пустейшая трата времени; к сожалению, существующая специальная литература изобилует попытками такого рода. Понимание ведет к причинному объяснению не само по себе, а только в тех случаях, когда оно сталкивается с тем, что недоступно пониманию.