§5. Доступное пониманию содержание психозов

§5. Доступное пониманию содержание психозов

Многое из того, что толковалось исследователями как «понятное», на деле не является таковым.

Были предприняты попытки объяснить любые аномальные явления через чувства. Возможно, в этом есть некая истина – если только термин «чувство» используется в качестве обозначения того, что соответствует ему в обыденной речи. Но едва ли выведение, к примеру, бредовых идей из чувств может иметь хоть какой‑ то смысл. Оставаясь на почве рациональных рассуждений, можно сказать, что бредовые идеи никчемности, греховности, обнищания доступным пониманию образом вытекают из депрессивных аффектов; предполагается, будто депрессивный больной делает заключение о существовании чего‑ то такого, что заставляет его быть в перманентно мрачном настроении. Бред преследования возводился к аффекту недоверия, бред величия – к эйфорическим настроениям; но нам следует отдавать себе отчет в том, что если подобным образом действительно удается понять обычные ошибки и сверхценные идеи, то этого отнюдь нельзя сказать о бредовых идеях. Кошмарные галлюцинации, являющиеся во время горячки или психоза, приписываются страхам, обусловленным какими‑ то иными (помимо собственно горячки или психоза) причинами. Во всех этих случаях мы, конечно, можем обнаружить отдельные доступные пониманию взаимосвязи, сообщающие нечто ценное о взаимоотношении бредового содержания и каких‑ то имевших место в прошлом переживаний, но не о том, откуда же все‑ таки берутся бредовые идеи, ложные восприятия и т. п.

Следует определить фактор, ответственный за развитие бреда. Обозначив его термином параноидный механизм, мы введем в оборот название, охватывающее самый гетерогенный материал; оно будет относиться к формированию как бредоподобных, так и собственно бредовых идей.

(а) Бредоподобные идеи

Достаточно хорошо известно, что содержание бредоподобных идей «понятно» в терминах жизненного опыта, желаний, надежд, страхов и тревог больного. Фридман описал случаи своего рода «мягкой паранойи», когда весь содержательный аспект бреда ограничивается связью с одним, конкретным переживанием. Бирнбаум описал широко распространенные случаи формирования бреда у заключенных; бред при этом носит изменчивый характер, поддается разнообразным влияниям, выказывает тенденции к исчезновению или исчерпанию. Вместо термина бредовые идеи Бирнбаум предложил для этого явления другое название: бредоподобные фантазии («wahnhafte Einbildungen»). Их содержание может быть в значительной мере понято в терминах желаний человека и сложившейся ситуации.

По‑ видимому, можно говорить также об особом типе бреда: «сенситивном бреде отношения» («sensitive Beziehungswahn»); он обнаруживается у тех психастеников, в которых природная субтильность, хрупкость (сенситивность) сочетается с самоуверенной амбициозностью и упрямством. Они заболевают вследствие какого‑ то постыдного, унизительного переживания – в частности, из‑ за неудачи сексуально‑ морального свойства; подходящий пример – поздняя любовь старой девы, не находящая свободного выхода и вытесняемая паранойей с депрессивным самобичеванием, страхом забеременеть и бредом отношения. Больная знает, что за ней следят, что ей желают зла члены ее семьи и друзья, окружающие, пресса; она страшится полицейского и судебного преследования. В подобных случаях речь идет о преходящих острых психозах с возбуждением, тяжелыми неврастеническими симптомами и настолько многочисленными бредовыми идеями, что их клиническая картина вполне может выглядеть как картина какого‑ то прогрессивного неизлечимого расстройства (при том, что содержание и аффект при таких психозах постоянно концентрируются вокруг исходного переживания).

(б) Бредовые идеи при шизофрении

Время от времени, более или менее «на полях» других исследований, осуществлялись попытки понять содержательный аспект бредовых идей (в числе других психотических симптомов) исходя из желаний и стремлений человека, из его переживаний. Исследователи цюрихской школы (Блейлер, Юнг) распространили этот подход на шизофрению. Они не остановились на самоочевидных, постижимых содержательных элементах, а, следуя за Фрейдом, интерпретировали их как символы. В итоге они пришли к почти стопроцентному «пониманию» содержания шизофренических психозов; но использованная ими для этой цели процедура, как нетрудно убедиться на основании полученных результатов, ведет в бесконечность. Выражаясь буквально, они вновь открыли «смысл безумия» – или, по меньшей мере, были уверены, что сумели сделать это. Полученные ими результаты не могут быть представлены здесь в конспективном виде (к тому же они еще не созрели для объективных формулировок). Поэтому мы ограничимся лишь упоминанием некоторых публикаций этой школы, что поможет лучше сориентироваться в данной проблематике. Приведем один из множества возможных примеров: голоса упрекают больного в проступке сексуального свойства; значит, вступление в половую связь соответствует вытесненным желаниям больного.

Блейлер и Юнг понимают шизофренические психозы, содержательный аспект бредовых идей, кататонического поведения и ложных восприятий исходя из вытесненных комплексов расщепленного типа. Такая «интерпретация» симптомов кажется сомнительной, но может быть предметом дискуссии. Примечательно, что, согласно Блейлеру, комплексы не обязательно должны быть вытеснены. Они могут сохраняться в сознании и в то же время доминировать в шизофреническом бреде. При таком понимании иногда возникает удивительная в своем роде аналогия между истерией и шизофренией (Юнг не упускает ее из виду). Интерпретация в целом сводится к переносу в область шизофрении тех понятий, которые возникли в связи с анализом истерии. И все же следует всегда помнить о существовании принципиального различия между истерией и шизофреническим процессом; различие это проявляется, в частности, в том, что больные шизофренией, в противоположность истерикам, не поддаются гипнозу и характеризуются крайне низкой степенью внушаемости.

Доступные пониманию содержательные элементы присутствуют в любых формах объективного. Даже содержание галлюцинаций следует рассматривать с этой точки зрения. Содержательные элементы галлюцинаций не абсолютно случайны; в какой‑ то своей части они выказывают те или иные психологически (генетически) понятные связи и, в форме приказов, удовлетворения желаний, гнева и насмешки, страданий и откровений, соотносятся с переживаниями личности. Фрейд называл галлюцинации «мыслями, которые превратились в образы»1.