И. Г. Эренбург. О ненависти

И. Г. Эренбург

О ненависти

Неутолимая темная злоба испепеляет сердце фашизма. Это злоба магнатов Рура, которые в двадцатые годы нашего века испугались утренней зари, зрелости народов, идеи справедливости. Это злоба Круппа, Феглера, владельцев «Фиат», Шнейдера, призывавших на выручку шайку авантюристов и бессовестных убийц. Это злоба прусских баронов, андалузских герцогов, румынских бояр, венгерских графов, бездарных и слабоумных эпигонов некогда пышного мира, которые рассматривают страны как землю для охоты с гончими, а крестьян, подбирающих желуди на барской земле, как дичь. Это злоба мелких невежественных мещан, возмущенных сложностью культуры, смелостью мысли, прогрессом. Это злоба неудачников, провинциальных, цезарей, захолустных наполеонов, жаждущих войти в историю хотя бы с черного хода. Это злоба ренегатов, стремящихся осквернить все то, что они некогда любили. Это злоба старости, бездушья, смерти.

Итальянские фашисты, выйдя на сцену, вырядились в черные рубашки, установили культ волчицы, переняли у волчьей стаи крик «алала». Испанские фалангисты ввели обряд «обручения со смертью», носили свои знамена на кладбища, устраивали шествия с голыми горбунами, с юродивыми, с могильщиками, – шествия, похожие на кошмарные видения великого Гойи. Французские кагуляры надевали на себя глухие капюшоны, взятые из средневековья и рожденные чумными эпидемиями. Немецкие эсэсовцы носят на руках череп и скрещенные кости. Геринг возродил палача во фраке с топором. Гиммлер перенес в свои застенки орудия пыток, хранившиеся в Нюрнбергском музее. Даже бутафория фашизма свидетельствует о черной безвыходной злобе.

Фашизм является самой крупной попыткой остановить ход истории. Он воскресил некоторые обряды и заблуждения средневековья. Но люди средних веков жили не только этими обрядами или заблуждениями, в них горела подлинная вера; они создали изумительные соборы, замечательные эпические поэмы; своим трудом, своим исступлением, даже своим неведением они подготовили век Возрождения. Фашистов не следует сравнивать с людьми средневековья. Они живут в другую эпоху. Они попытались выйти из понятия времени; этим объясняется их бесплодность. Конечно, лозы Италии продолжали давать вино и при Муссолини. Конечно, заводы Германии продолжали работать и при Гитлере. Но фашисты ничего не создали. Они только мобилизовали современную технику на борьбу против духа нашего времени. Все завоевания цивилизации они обратили на уничтожение.

Италия справедливо почиталась страной искусств. Фашизм не родил художников. Фашизм убил художников. Может ли гордиться итальянский народ завоеванием потерянной потом Абиссинии, применением иприта к безоружным пастухам, разгромом Малаги, расстрелами в Греции, виселицами на Украине? Сказался ли в этих преступлениях дух Леонардо да Винчи, Данте, Петрарки, Леопарди, Гарибальди? Читая безграмотные и тупые книги Розенберга, статьи Геббельса или Штрейхера, находим ли мы в них тень немецкого гения, ясность Гете, сложность Гегеля, свободолюбие романтиков? Разрушение сотен городов, Европа, превращенная в пустыню, – такова созидательная деятельность фашизма. Страны, очищенные от людей, а голова человека, очищенная от мыслей, – вот идеал Гитлера.

Неудивительно, что фашизм притягивает к себе отбросы человечества, людей с неопрятной биографией, садистов, духовных уродов, предателей. Бездарный живописец Гитлер, бездарный романист Геббельс, бездарный драматург Муссолини – разве не поразительно, что во главе фашистских государств стоят люди, мечтавшие о лаврах художника и освистанные как плохие фигляры? Фашизм притягивает к себе всех ренегатов. Иуда в тоске повесился. Фашистские иуды предпочитают вешать других. Муссолини утолял свою злобу убийствами былых товарищей – социалистов. Во Франции Гитлер нашел двух приверженцев, двух отступников – Лаваля и Дорно. Половые извращения и в первую очередь садизм стали оплотом фашизма. Морфинист Геринг, блудодей Геббельс, садист Гиммлер, специалист по растлению малолетних «доктор» Лей, выродки, о местонахождении которых должны были бы спорить начальники тюрем и директора госпиталей, оказались на постах министров.

Злоба – мелкое и низкое чувство. В жизни мы справедливо стыдимся проявлений злобы. Бездарный поэт скрывает свою обиду. Жадный человек не решится сделать из своего страха за зарытые деньги идеологию. Старик, возмущенный чужой молодостью, побрюзжит и все же умолкнет. Фашисты из злобы сделали религию. В фашизме нет места человеческому братству: немецкий фашист презирает итальянского фашиста, а румынский фашист мечтает, как бы удушить венгерского. В фашизме нет места справедливости: война для немецкого крестьянина – это могила, в лучшем случае – костыли, война для рейхсмаршала Геринга – это огромные барыши, которые он, не смущаясь, переправляет за границу. В фашизме нет места праву: прихоть припадочного Гитлера подменила в Германии все законы. Века и века человечество пыталось усовершенствовать защиту человека от произвола; но вот в 1942 году палач Гиммлер пытает французских ученых и норвежских художников, рабочих Чехии и польских земледельцев. Международное право, уголовное право, гражданское право, все это заменено болезненной дурью любого эсэсовца. В фашизме нет места творческой мысли: книги заменены программными брошюрами, университеты закрыты или превращены в специальные курсы для вещателей, Европа, еще недавно пытливая, плодоносная, сложная, как извилины человеческого мозга, под пятой фашистов стала единообразной пустыней.

Злоба движет каждым солдатом фашизма. Проигрывая битву, они после этого вешают женщин или пытают детей. Зайдя в чужой дом и не найдя в нем добычи, фашистский солдат убивает хозяйку. Один немецкий ефрейтор написал в своем дневнике, что пытки его «веселят и даже горячат». В речах Гитлера нет любви к немецкому народу, его речи дышат одним: злобой. Даже голос Гитлера похож на хриплый лай гиены. Гитлер пытается согреть злобой сердца немецких солдат: жгите, грабьте, убивайте! Он рассылает свои дивизии, как стрелы, отравленные ядом анчара, в далекие страны. Да и что может вести вперед уроженца Баварии или Вестфалии, посланного убивать украинских и русских детей, кроме бессмысленной, слепой злобы?

Русский народ пережил большую и трудную жизнь; не розами была устлана его дорога к счастью и к совершенству. Но и в самые тяжелые годы своей истории русский человек ограждал себя от темной злобы. Не на презрении к другим народам, но на любви к своему был вскормлен русский патриотизм. Русский солдат жалел пленного и никогда не обижал безоружных. Русская литература в девятнадцатом веке овладела совестью всего передового человечества: нет европейского писателя, который не учился бы на русском романе гуманности. Наша национальная, политическая и социальная борьба – от декабристов до Зои Космодемьянской – потрясла мир бескорыстьем, самоотверженностью, душевным благородством.

Чувство злобы не соблазняет нас и теперь. Идея мести не может удовлетворить нашего возмущенного разума. Мы говорим не о злобе – о ненависти, не о мести – о справедливости. Это не оттенки слов, это – другие чувства. Ненависть, как и любовь, присуща только чистым и горячим сердцам. Мы ненавидим фашизм, потому что любим людей, детей, землю, деревья, лошадей, смех, книги, тепло дружеской руки, потому что любим жизнь. Чем сильней в нас любовь к жизни, тем крепче наша ненависть.

В газетных статьях можно встретить выражение «пехота противника». Для нас гитлеровцы не просто противники: для нас гитлеровцы не люди, гитлеровцы для нас – убийцы, палачи, нравственные уроды, жестокие изуверы, и поэтому мы их ненавидим. Многие из нас в начале этой необычной войны не понимали, кто топчет нашу землю. Люди чересчур доверчивые или чересчур недоверчивые думали, что армия Гитлера – это армия государства враждебного, но культурного, что она состоит из воспитанных офицеров и дисциплинированных солдат. Наивные полагали, что против нас идут люди. Но против нас шли изверги, избравшие своей эмблемой череп, молодые и беззастенчивые грабители, вандалы, жаждавшие уничтожить все на своем пути. В ту осень сводки несколько раз отмечали атаки пьяных немецких солдат. Но гитлеровцы пришли к нам пьяные не только шнапсом, они пришли к нам пьяные кровью поляков, французов, сербов, кровью стариков, девушек, грудных младенцев. И с ними на нашу землю пришла смерть. Я не говорю о смерти бойцов: нет войны без жертв. Я говорю о виселицах, на которых качаются русские девушки, о страшном рве под Керчью, где зарыты дети русских, татар, евреев. Я говорю о том, как гитлеровцы добивали наших раненых и жгли наши хаты. Теперь об этом знают все: от защитников Севастополя до колхозниц Сибири. Каждое преступление немцев раздувало нашу ненависть. Все советские люди поняли, что это не обычная война, что против нас не обычная армия, что спор идет не о территории, не о деньгах, но о праве жить, дышать, говорить на своем языке, нянчить своих детей, быть человеком.

Мы не мечтаем о мести: может ли месть утишить наше негодование? Ведь никогда советские люди не уподобятся фашистам, не станут пытать детей или мучить раненых. Мы ищем другого: только справедливость способна смягчить нашу боль. Никто не воскресит детей Керчи. Никто не сотрет из нашей памяти пережитого. Мы решили уничтожить фашистов: этого требует справедливость. Этого требует наше понимание человеческого братства, доброты, гуманности. Мы знаем, что на земле могут ужиться люди разных языков, разных нравов, разных верований. Если мы решили уничтожить фашистов, то только потому, что на земле нет места для фашистов и для людей, – или фашисты истребят человечество или люди уничтожат фашистов. Мы знаем, что смерть не может победить жизнь, и поэтому мы убеждены в том, что мы уничтожим фашистов.

Немецкий солдат с винтовкой в руке для нас не человек, но фашист. Мы его ненавидим. Мы ненавидим каждого из них за все, что сделали они вкупе. Мы ненавидим белокурого или чернявого фрица, потому что он для нас – мелкий гитлеряга, виновник горя детей, осквернитель земли, потому что он для нас – фашист. Если немецкий солдат опустит оружие и сдается в плен, мы его не тронем пальцем – он будет жить. Может быть, грядущая Германия его перевоспитает: сделает из тупого убийцы труженика и человека. Пускай об этом думают немецкие педагоги. Мы думаем о другом: о нашей земле, о нашем труде, о наших семьях. Мы научились ненавидеть, потому что мы умеем любить.

Недавно на Северо – Западном фронте семь бойцов под командой лейтенанта Дементьева защищали небольшую высоту. Немцы контратаковали крупными силами. Сорок бомбардировщиков, огонь орудий и минометов – все было брошено против восьми отважных людей. Герои погибли, но склоны холма покрылись немецкими трупами. Свыше трехсот фашистов умерли, штурмуя холмик с восемью героями. Лейтенант Дементьев и семеро бойцов – я не знаю их имен – отдали свою жизнь за друзей, за близких, за свой дом и за наш общий дом; за бессмертную Россию. Они истребили сотни фашистов; этим они спасли жизнь многих честных людей. За лейтенанта Дементьева и за семерых бойцов может помолиться старая сербская крестьянка, а далеко за океаном люди скажут: «Вечная им память! » В последние минуты, как золото зари, великая неистребимая любовь воодушевляла восьмерых героев, и, как кровь заката, священная ненависть ложилась на их одухотворенные боем лица. Кто сильно любит, тот сильно ненавидит. Красное знамя полков и дивизий, иди на поле боя – в тебе кровь жертвенной любви, в тебе наш гнев и наша ненависть, в тебе наша клятва. Россия будет жить, фашисты жить не будут!

Красная звезда. 1942. 5 мая