Специальное и профессиональное образование

Специальное и профессиональное образование не имеет внешних эффектов вроде тех, которые разбирались выше в связи со всеобщим образованием. Это форма инвестиций в человеческий капитал, абсолютно аналогичная вкладыванию денег в оборудование, здания и прочие неодушевленные формы капитала. Функция такой инвестиции заключается в том, чтобы повысить экономическую продуктивность человека. Если инвестиция достигает этого результата, общество свободного предпринимательства вознаграждает человека более высокой оплатой его услуг^{22}. Это различие в выручке является экономическим стимулом для инвестиций капитала в форме ли машины или в форме человека. В обоих случаях дополнительная выручка должна соизмеряться с затратами, понесенными для ее получения. Когда речь идет о специальном образовании, главные затраты состоят в доходе, упущенном в период обучения, в процентах на прибыль, упущенных в связи с откладыванием заработка, и в специфических расходах на приобретение образования, таких как плата за обучение и затраты на учебники и оборудование. Когда речь идет о капитале в форме материальных активов, главные затраты состоят в расходах на капитальное оборудование и в процентах на прибыль, недополученных в период приобретения этого оборудования. В обоих случаях человек, очевидно, считает свои затраты целесообразными, если дополнительная выручка превышает, по его разумению, дополнительные расходы^{23}. В обоих случаях, если человек сам несет соответствующие расходы и если государство не субсидирует этих расходов и не облагает налогом выручку, он (или его родители, или его благодетели) в общем и целом берет на себя все дополнительные издержки и получает всю дополнительную вы ручку; тут нет места для явно переложенных на чужие плечи издержек и незаслуженной выручки, которые систематически приводят частный интерес в столкновение с общественным.

Если бы капитал для инвестиций в людей был так же легко доступен, как капитал для инвестиций в материальные активы (вкладывается ли он через рынок или путем прямой инвестиции со ответствующими людьми или их родителями или покровителями), норма прибыли на капитал была бы в этих сферах примерно одинакова. Если бы она была выше на неодушевленный капитал, у родителей имелся бы стимул покупать своим детям такой капитал вместо того, чтобы вкладывать соответствующую сумму в специальное образование, и наоборот. На самом деле, однако, эмпирические данные свидетельствуют о том, что норма прибыли на капитал, инвестированный в образование, гораздо выше, чем на капитал, вложенный в материальные активы. Это расхождение говорит о недостатке инвестиций в человеческий капитал^{24}.

Эта нехватка инвестиций в человеческий капитал отражает, надо полагать, изъян рынка капитала. Инвестиции в человеческий капитал нельзя финансировать на тех же условиях и с такой же легкостью, как инвестиции в капитал физический. Нетрудно понять, почему так происходит. Когда дается долгосрочная ссуда на финансирование инвестиций в физический капитал, кредитор способен заручиться обеспечением в виде недвижимого имущества или оставшейся части требований на сами материальные активы и в случае неуплаты может рассчитывать на реализацию хотя бы части своих капиталовложений путем продажи материальных активов. Если он дает аналогичную ссуду на увеличение доходности человека, ему, очевидно, невозможно заручиться аналогичным обеспечением. В нерабовладельческом государстве человека, воплощающего вложенные деньги, нельзя купить и продать. Даже если бы это было возможно, аналогичного обеспечения все равно не получится. Капиталоотдача материальных активов не зависит обычно от сотрудничества первоначального заемщика, капиталоотдача человеческого капитала совершенно очевидно зависит. В связи с этим давать ссуду на образование человека, у которого нет никакого обеспечения, кроме будущего заработка, — куда менее привлекательная затея, чем ссужать деньги на финансирование постройки зданий: обеспечение тут меньше, а расходы по последующему взысканию процентов и основной суммы долга гораздо выше.

Еще одна сложность заключается в том, что долгосрочные ссуды не совсем подходят для финансирования инвестиций в образование. Такие инвестиции неизбежно связаны с большим риском. Средняя ожидаемая прибыль может быть высока, но отклонения от средней величины бывают весьма велики. Одна очевидная причина отклонений — это смерть или утрата трудоспособности, но куда важнее, видимо, различия в способностях, энергичности и удачливости. Вследствие этого, если предоставлять долгосрочные ссуды, обеспечением которых будет один лишь ожидаемый будущий заработок, значительная пропорция их не будет возвращена. Чтобы сделать такие ссуды привлекательными для кредиторов, номинальная ставка процента на все ссуды должна быть достаточно высока, что бы компенсировать потери капитала из-за невыплаченных ссуд. Высокая номинальная ставка процента вступит в противоречие с законами о ростовщичестве и сделает такие ссуды непривлекательны ми для заемщиков^{25}. В других случаях проблема инвестиционного риска решается посредством акционерных капиталовложений плюс ограниченной ответственностью акционеров. В области образования аналогичным методом будет «покупка» пая в будущем заработке данного индивида: ему авансируют средства, необходимые для финансирования его обучения, на том условии, что он согласится выплачивать кредитору какую-то оговоренную часть своего будущего заработка. Таким образом кредитор получит от сравнительно успешных людей больше, чем он первоначально вложил, что компенсирует ему те случаи, когда он не сумел вернуть свои первоначальные капиталовложения в людей неудачливых.

Судя по всему, частные контракты такого рода не должны столкнуться с какими-либо юридическими препятствиями, хотя, говоря экономически, они эквивалентны покупке доли потенциального дохода индивида и, таким образом, частичному рабовладению. Одна из причин того, что, несмотря на их потенциальную выгодность и для кредитора и для заемщика, такие контракты не приобрели популярности, заключается, видимо, в связанных с ними административных проблемах в свете того, что люди свободно переезжают с места на место, в свете необходимости получать достоверные отчеты о доходах и длительности периода действия таких контрактов. Очевидно, что эти издержки будут особенно высоки при инвестициях в мелких масштабах и при большой географической разбросанности финансируемых лиц. Эти издержки являются, возможно, главной причиной того, что данный тип капиталовложений так и не приобрел распространения в частном секторе.

Однако кажется вполне вероятным, что важную роль тут сыграло и совокупное действие следующих обстоятельств: новизна самой идеи; нежелание считать инвестиции в людей аналогичными инвестициям в материальные активы; вытекающая из этого вероятность иррационального общественного осуждения таких контрактов, даже если они заключаются по добровольному согласию; и наконец, юридические и прочие ограничения, которые могут быть наложены на капиталовложения этого типа финансовыми посредниками, более всего пригодными для участия в таких капиталовложениях, а именно компаниями по страхованию жизни. Потенциальная выручка (особенно у застрельщиков этого дела) будет настолько высока, что имело бы смысл пойти на чрезвычайно высокие административные расходы^{26}.

Какие бы ни были тому причины, изъяны рынка привели к недостатку инвестиций в человеческий капитал. Поэтому государственное вмешательство можно обосновать как «технической монополией» (поскольку распространение таких капиталовложений наталкивается на административные расходы), так и необходимостью выправить ситуацию на рынке (поскольку рынок в данном случае не выказал гибкости).

Если государству приходится вмешиваться, то как именно? Очевидной — и единственной на сей день — формой вмешательства является прямое государственное субсидирование специального или профессионального образования, финансируемое из общих доходов органов власти. Эта форма вмешательства представляется совершенно неуместной. Капиталовложения следует делать до тех пор, пока добавочный доход не вернет вложенного капитала и не принесет рыночной нормы процента на него. Если деньги вкладываются в человека, добавочный доход принимает форму более высокого вознаграждения за предоставляемые этим человеком услуги. При свободно-рыночной экономике человек получит это вознаграждение в виде личного дохода. Если соответствующие капиталовложения субсидируются, ему не придется нести никаких издержек. Поэтому если бы субсидии выдавались всем, кто желает получить образование и отвечает определенным минимальным требованиям, возникла бы тенденция к чрезмерным капиталовложениям в людей, поскольку у них был бы стимул получить образование, покуда добавочный доход будет превышать частные расходы, даже если бы дохода этого было недостаточно для вложенного капитала, не говоря уже о процентах на него. Чтобы избежать чрез мерных капиталовложений, государству пришлось бы ограничить субсидии. Даже если оставить в стороне трудности, с которыми сопряжен расчет «правильного» объема капиталовложений, придется прибегнуть к довольно произвольному лимитированию ограниченного капитала, поскольку претендентов на него будет больше, чем окажется возможным финансировать. Те, кому повезет получить субсидию на образование, пожнут весь доход с этих капиталовложений, тогда как расходы падут на плечи налогоплательщиков. Такой способ перераспределения дохода в высшей степени произволен и, несомненно, порочен.

Задача заключается не в том, чтобы перераспределить доходы, а в том, чтобы капитал для инвестиций в людей и в материальные активы предоставлялся на аналогичных условиях. Люди должны нести расходы, связанные с делаемыми в них инвестициями, и получать соответствующую прибыль. Изъяны рынка не должны мешать им делать эти инвестиции, когда они готовы нести соответствующие расходы. Один из способов достижения этого результата состоит в том, чтобы государство занималось акционерными инвестициями в людей. Какой-то государственный орган может предложить финансировать — или помочь финансировать — образование любого лица, способного удовлетворить определенные минимальные требования. Он предоставит какую-то ограниченную ежегодную сумму на оговоренное число лет с тем условием, что эти средства будут истрачены на образование в одном из признанных учебных заведений. Получатель пообещает взамен в каждый последующий год выплачивать государству какой-то определенный процент своего заработка сверх какой-то определенной суммы за каждую полученную от государства тысячу долларов. Эти выплаты можно без труда совместить с уплатой подоходного налога и таким образом свести до минимума дополнительные административные расходы. Установленная основная сумма должна равняться ожидаемому среднему доходу без специального образования; подлежащий выплате процент зарплаты должен быть рассчитан так, чтобы все это предприятие самофинансировалось. При такой системе получающие образование лица будут практически нести все расходы. Объем капиталовложений будет тогда устанавливаться в зависимости от желаний заинтересованного лица. Если бы государство финансировало специальное или профессиональное образование только таким способом и если бы расчетный заработок отражал все релевантные доходы и издержки, свободный выбор людей приводил бы к оптимизации капиталовложений.

Второе условие, к сожалению, вряд ли будет удовлетворено полностью в связи с невозможностью включить вышеупомянутые нематериальные виды вознаграждения. Поэтому на практике производимые в соответствии с этим планом капиталовложения все равно окажутся слишком малы и не будут распределяться оптимальным образом^{27}.

По ряду причин будет предпочтительнее, если разработкой этого плана займутся частные финансовые и некоммерческие учреждения — такие как фонды и университеты. В связи с тем что довольно сложно рассчитать основной заработок и долю превышающей суммы, подлежащую уплате государству, существует большая опасность того, что эту идею превратят в орудие политической спекуляции. Данные о существующих ставках зарплаты разных профессий дадут лишь очень приблизительное представление о том, в каких значениях это предприятие сделается самофинансирующимся. Кроме этого, основной заработок и подлежащая выплате доля у разных людей должны быть разными в зависимости от их предполагаемой зарплаты, точно так же, как группы людей с разной продолжительностью жизни платят разные страховые взносы.

Что касается административных расходов, которые могут препятствовать разработке такого плана на частной основе, то лучше всего, чтобы соответствующие средства предоставлялись федеральным правительством, а не более мелкими подразделениями. Скажем, розыски людей, которых финансировал штат, обойдутся каждому штату в ту же сумму, что страховой компании. В случае федерального правительства подобные расходы будут сведены до минимума, хотя и не до нуля. У человека, эмигрировавшего в другую страну, например, все еще может быть юридическая или моральная обязанность выплачивать уговоренную долю заработка, однако обеспечить выполнение этой обязанности может оказаться сложно и дорого. Поэтому у людей, значительно преуспевших, может по явиться стимул к эмиграции. Разумеется, аналогичная проблема встает (и в куда больших масштабах), когда дело касается подоходного налога. Хотя эта и другие административные проблемы, связанные с осуществлением высказанной идеи на федеральном уровне, безусловно обернутся некоторыми неудобствами, серьезными их назвать нельзя. Зато по-настоящему серьезна вышеупомянутая политическая проблема: как сделать так, чтобы этот план не превратился в орудие политической спекуляции и не преобразился по ходу дела из самофинансирующегося предприятия в средство субсидирования специального образования.

Но если опасность эта реальна, реальны и представляемые этой идеей возможности. Имеющиеся у рынка капитала изъяны имеют тенденцию превращать специальное и профессиональное образование в исключительный удел тех лиц, чьи родители или покровители способны пойти на соответствующие расходы. Они создают из таких лиц «неконкурентную» группу, огражденную от конкуренции недоступностью необходимого капитала для многих способных людей. Результатом этого является воспроизведение неравенства в достатке и положении. Развитие системы типа выше описанной сделает капитал гораздо более доступным и таким образом в значительной степени обеспечит реальное равенство возможностей, уменьшит неравенство в доходах и богатстве и будет способствовать более полному использованию наших человеческих ресурсов. И сделано это будет не через ограничение конкуренции, ликвидацию стимулов и заботе о симптомах проблемы (как произошло бы при прямом перераспределении доходов), а через поддержку конкуренции, повышение эффективности стимулов и ликвидацию причин, порождающих неравенство.