Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Артикул сепаратный четвертый




Е.и.в. обещает в случае войны употребить все возможное старание пособием оружия, а в случае мира настоянием о возвращении земель и мест, издавна к царству Карталинскому и Кахетинскому принадлежавших, кои и останутся во владении царей тамошних на основании трактата о покровительстве и верховной власти всероссийских императоров, над ними заключенного.

Сии сепаратные артикулы будут иметь такую же силу, как бы оные в самый трактат от слова в слово внесены были. Чего ради и ратификации на них в тот же срок вместе разменены быть долженствуют. В достоверие чего нижеподписавшиеся полномочные по силе их полных мочей подписали сии артикулы и приложили к ним свои печати в Егорьевской крепости июля 24-го дня 1783 г.

На подлинном подписано:

Павел Потемкин.

Князь Иван Багратион.

Князь Гарсеван Чавчавадзев.

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ АРТИКУЛ

Как карталинские и кахетинские цари от давних времен венчаются царским венцом и помазуются на царство святым миром, то е.и.в. именем своим и преемников своего императорского престола не только всемилостивейше дозволяет помянутым царям употребление сего священного обряда, но еще в вящее доказательство отличного своего


благоволения жалует им сверх прочих знаков императорской на царствие инвеституры, в договоре положенных, обыкновенную царскую корону, которую как е.выс-во ныне владеющий царь Ираклий II употреблять, так и светлейшие его преемники той же венчаемы быть долженствуют.

Е.выс-во царь Ираклий, сию высочайшую милость е.и.в. с достодолжным благоговением и благодарностью приемля, обещает именем своим и преемников своих, что обряд священного тех преемников его на царство венчания и помазания не прежде совершаем будет, как по учинении положенной трактатом присяги на верность всероссийскому императорскому престолу и по получении утвердительной императорской грамоты с инвеститурой.

Сей артикул имеет почитаем быть принадлежащим к числу других, трактат составляющих, в достоверие чего уполномоченные к подписанию того трактата по данной им доверенности оный подписали и печатями укрепили в 24... месяца 1784 г.

Павел Потемкин.

Князь Иван Багратион.

Князь Гарсеван Чавчавадзев.

ОБРАЗЕЦ, ПО КОТОРОМУ ЕГО СВЕТЛОСТЬ

ЦАРЬ КАРТАЛИНСКИЙ И КАХЕТИНСКИЙ ИРАКЛИЙ ТЕЙМУРАЗОВИЧ УЧИНИТ КЛЯТВЕННОЕ ОБЕЩАНИЕ НА ВЕРНОСТЬ

Е.И.В. САМОДЕРЖИЦЕ ВСЕРОССИЙСКОЙ И НА ПРИЗНАНИЕ ПОКРОВИТЕЛЬСТВА И ВЕРХОВНОЙ ВЛАСТИ ВСЕРОССИЙСКИХ ИМПЕРАТОРОВ Н

АД ЦАРЯМИ КАРТАЛИНСКИМИ И КАХЕТИНСКИМИ

«Аз нижеименованный, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом пред святым его Евангелием в том, что хощу и должен е.и.в. всепресветлейшей и державнейшей великой государыне императрице и самодержице всероссийской Екатерине Алексеевне и ее любезнейшему сыну,


пресветлейшему государю цесаревичу и великому князю Павлу Петровичу, законному всероссийского императорского престола наследнику, и всем высоким преемникам того престола верным, усердным и доброжелательным быть. Признавая именем моим, наследников и преемников моих и всех моих царств и областей на вечные времена высочайшее покровительство и верховную власть е.и.в. и ее высоких наследников надо мною и моими преемниками, царями карталинскими и кахетинскими, и вследствие того отвергая всякое надо мною и владениями моими, под каким бы то титулом или предлогом ни было, господствование или власть других государей и держав и отрицаясь от покровительства их, обязываюсь по чистой моей христианской совести неприятелей Российского государства почитать за своих собственных неприятелей, быть послушным и готовым во всяком случае, где на службу е.и.в. и государства всероссийского потребен буду, и в том во всем не щадить живота своего до последней капли крови. С военными и гражданскими е.в. начальниками и служителями обращаться в искреннем согласии. И ежели какое-либо предосудительное пользе и славе е.в. и ее империи дело или намерение узнаю, тотчас давать знать. Одним словом, так поступать, как по единоверию моему с российскими народами и по обязанности моей в рассуждении покровительства и верховной власти е.и.в. прилично и должно. В заключение сей моей клятвы целую слова и крест Спасителя моего. Аминь».

Сей образец имеет служить и будущим впредь царям карталинским и кахетинским для учинения клятвенного обещания при вступлении их на царство и при получении подтвердительной грамоты со знаками инвеституры, от российского императорского двора жалуемой.

В достоверие сего нижеподписавшиеся полномочные по силе их полных мочей тот образец подписали и приложили к нему свои печати в Егорьевской крепости июля 24-го дня 1783 г.

На подлинном подписано:


Павел Потемкин. Князь Иван Багратион.

Князь Гарсеван Чавчавадзев

ЯССКИЙ МИРНЫЙ ДОГОВОР1

29 декабря 1791 г.

Во Имя Господа Всемогущаго Ея Императорское Величество Всепресветлейшая  и  Державнейшая  Великая  Государыня Императрица и Самодержица Всероссийская, и Его Величество Всепресветлейший      и      Державнейший                                                        Великий Государь Император Оттоманской,

имея искреннее взаимное намерение, дабы продолжающаяся настоящая между обоюдными Государствами война прекращена, мир же, дружба и доброе согласие прочным образом восстановлены были, разсудили за благо сие доброе и спасительное дело препоручить старанию и руководству уполномоченных к тому, и именно: от Ея Императорскаго Величества Самодержицы Всероссийской, Сиятельнейшаго Графа Александра Андреевича Безбородка, Высокопревосходительнаго Г. Действительнаго Тайнаго Советника и орденов Ея Величества Кавалера, а от Его Султанова Величества, Сиятельнейшаго и Высокопревосхотельнаго Г. Верховнаго Визиря блистательной Порты Оттоманской Юсуф Паши, с тем, чтоб для постановления, заключения и подписания мирнаго договора избраны, назначены и подлежащею полною доверенностию от обеих сторон снабдены

 

1 Цит. по: Договоры с Востоком политические и торговые / Собрал и издал Т. Юзефович. — СПб., 1869. — С. 41—49


были достойныя особы: в следствии чего от стороны Российской Императорской избраны и уполномочены Превосходительные и Высокопочтенные Гг. Александр Самойлов, от Армии Ея Императорскаго Величества Генерал-Поручик, Действительный Камергер, Правитель Канцелярии Высочайшаго Ея Совета и разных орденов Кавалер; Иосиф де Рибас, от Армии Генерал-Майор, командующий гребным флотом и разных орденов Кавалер; и Сергей Лашкарев, Статский Советник и Кавалер; со стороны же блистательной Порты Оттоманской, Превосходительные Гг. Рейс Еффенди Ессеид Абдуллаг Бири, Орду Кадысы, и Титлом Стамбул Еффендия облеченный; Ессеид Ибрагим Исмет Бей, и Рузнамеджи Еввель Мугамед Дурри Еффенди; которые, собравшись в городе Яссах, постановили и заключили для вечнаго мира между Империями нижеследующия статьи:

Cт. I

Между Ея Императорским Величеством Самодержицею Всероссийскою и Его Султановым Величеством, Их Наследниками и Преемниками Престолов, також между Их верноподданными Государствами, от ныне и навсегда да пресекутся и уничтожатся всякия неприязненныя действия и вражда, и да предадутся оныя вечному забвению; вопреки же тому да будут возстановлены и сохранены на твердой земле и водах вечный мир, постоянная дружба и нерушимое доброе согласие сопровождаемое искренним, наиприлежнейшим и точным исполнением постановляемых ныне статей мирнаго договора, так, что впредь с обеих сторон один против другаго да не воздвигнет ни тайным, ни явным образом какого либо действия неприязненнаго или поступка трактатам противнаго; силою же возобновляемой толь искренней дружбы дозволяют обе стороны взаимную Амнистию и общее прощение всем тем подданным без всякаго отличия, как бы то ни было, которые соделали какие либо противу одной или другой стороны преступление, освобождая на галерах или в темницах находящихся, позволяя возвратиться изгнанным и ссылочным, и обещая после мира


возвратить оным все чести и имения, которыми они прежде пользовались, не делая и не допуская других делать им какия либо ненаказуемыя ругательства, убытки или обиды, под каким бы то предлогом ни было; но чтоб каждый из них мог жить под охранением и покровительством законов и обычаев земли их наравне с своими соотчичами.

Cт. II

Трактат мира 1774 года Июля 10, а Эгиры 1188 года 14 дня Луны Джемазиель Еввеля; изъяснительная конвенция 1779 года Марта 10, а Эгиры 1193 года 20 дня Джемазиель-Ахыра; трактат торговли 10 Июня 1783, а Эгиры 1197 года 21 Реджеба, и акт, объясняющий присоединение к Российской Империи Крыма и Тамана, и что границею есть река Кубань, 1783 года Декабря 28 дня, а Эгиры 1198 года Сафара, силою сего мирнаго договора подтверждаются во всех их статьях, исключая те только, которыя сим трактатом или же прежним в одном после другаго отменены, и обе Высокия договаривающияся стороны обязуются оныя свято и ненарушимо содержать, и с доброю верою и точностию исполнять.

Cт. III

В следствии того, как в прелиминарном втором артикуле положено, что река Днестр навеки имеет быть границею между обеими Империями, так что впредь пределы Империи Всероссийской имеют простираться до помянутой реки, и ныне обе договаривающияся Империи между собою согласилися и постановили, что между Империeю Всероссийскою и Портою Оттоманскою пребудет границею река Днестр, так, что все земли, на левом берегу помянутой реки лежащия, имеют остаться вечно в совершенном и безпрепятственном владении Всероссийской Империи, а на правом берегу помянутой реки и лежащия все земли, по возвращении их со стороны Всероссийской Империи, имеют остаться вечно в совершенном и безпрепятсивенном владении Порты Оттоманской.

Cт. IV


По таковом касательно между обеими Империями границ постановленном распоряжении, и по силе четвертаго артикула прелиминарии, гласящего: Каким образом были до настоящей войны обеих Империй все прочия границы, таким образом остаются и теперь; все же земли Российского Двора, войсками в нынешней войне завоеванныя и имеющияся в оных крепости, в каком состоянии ныне находятся, возвратятся Порте Оттоманской, Российской Имперской двор возвращает блистательной Порте завоеванную оным Бессарабию с крепостями Бендерами, Аккерманом, Килиею и Измаилом, со всеми местечками, слободами, деревнями, и всем прочим, что оныя в себе содержит; равным образом возвращает Блистательной Порте Княжество Молдавское со всеми городами, селениями и всеми прочим, что оныя Провинция в себе содержит; а Порта Оттоманская, принимая помянутыя Провинции на следующих условиях, обещается торжественно и свято оныя наблюдать: 1. все, что написано в пользу княжеств Молдавии и Валахии, вышепомянутой 2-ю статью возобновленных, в заключенном мирном трактате 1774-го 10 Июля, а Эгиры 1188 года Джемазиель-Еввеля 14 дня; в постановленной изъяснительной конвенции 1779 года 10 Марта, а Эгиры, 1193 года Джемазиель-Ахыра 20 дня и в акте Верховным Визирем именем Порты Оттоманской данном 1783, Эгиры 1198 года 15 Сафара, свято, ненарушимо содержать и точно исполнять. 2. Не требовать от Княжества Молдавии никакой денежной или другой суммы за старые счеты, какого бы они существа ни были. 3. Не требовать от онаго никакой контрибуции или платежа за все военное время, а за многия страдания и раззорения в течение всей войны им претерпенныя, уволить помянутое Молдавское Княжество и еще впредь на два года от всякой дани и тягостей, считая срок сего увольнения со дня размены ратификаций. 4. Фамилиям, желающим оставить свое отечество и в другия места переселиться, позволить свободный выезд со всем их имением; а чтоб оныя фамилии могли иметь достаточное время недвижимыя свои имения


родственникам их, подданным Порты Оттоманской, или кому похотят из подданных же ея препоручить, и по обычаю земли той подданным же Порты продать, и вообще для распоряжения дел своих для сего свободнаго из отечества переселения, дается им сроку 14 месяцов, считая оный со дня размены ратификации.

Cт. V

В доказательство между обеими договаривающимися Империями искренности и дружбы, которыя, не довольствуясь единым ныне возстановлением мира и добраго согласия между ими ищут и на будущия времена утвердить оный прочным образом, отвращая со всевозмо жным радением все причины, могущия подать повод к спорам и остуде, блистательная Порта обещает подтвердить вновь издаваемым фирманом данный прежде, чтоб Ахалцыкский Губернатор, пограничные начальники и прочие отныне впредь ни тайно, ни явно, ни под каким видом не оскорбляли и не безпокоили земель и жителей владеемых Царем Карталинским, о чем и отправить к помянутому Ахалцыкскому Губернатору, к пограничным начальникам и к прочим с строжайшим прещением и подтверждением указы.

Cт. VI

По утверждении статьею второю сего мирнаго договора, в числе прочих трактатов, акта 28 Декабря 1783 года постановленнаго, касающагося до присоединения к Империи Всероссийской Крыма, Тамана и определяющаго границею в той стороне между обеими договаривающимися сторонами реку Кубань, Блистательная Порта Оттоманская, в изъявление, что она на времена будущия желает отдалить все, что мир, тишину и доброе согласие между обеими Державами возмутить может, обещает и обязуется торжественно употребить всю власть и способы к обузданию и воздержанию народов, на левом берегу реки Кубани обитающих при границах ея, дабы они на пределы Всероссийской Империи набегов не чинили, никаких обид, хишничеств и разорений Российско-Императорским подданным и их


селениям, жилищам и землям не приключали ни тайно, ни явно, и ни под каким видом людей в неволю не захватывали; о чем со стороны Блистательной Порты строжайщия прещения под страхом жестокаго и неизбежнаго наказания, кому следует, даны, и в тех местах после размены ратификаций на настоящий мирный договор обнародаваны быть долженствуют непременно: если же и за таковым постановлением в семь трактате и чинимым подобным помянутым народам прещением, отважатся кто либо из них учинить набег в границы Империи Всероссийской, и там приключить вред убытков или разорение, или скот, или что другое украдут, или увезут, или людей Российских в неволю захватят, в таком случае, по принесении жалобы, скорее и не отложное удовлетворение имеет быть доставлено, возвращением пограбленнаго или украденнаго, наипаче же неприменным и никакой оговорке неподтвержденным отысканием и освобождением людей Российских ими убытков тем нанесенных, и примерным на границе наказа- нием виновных в присутсвии коммисаров от пограничнаго Российскаго начальства назначаемаго; буде же, паче всякаго чаяния, таковое удовлетворение в полгода от принесения жалобы не было бы доставлено, Блистательная Порта обязуется сама все убытки заплатить из казны ея в месяц при подаче рекламации от Министра Российско- Императорскаго разумея притом, что положенныя выше наказания за нарушение спокойствия границ соседних непременно и точно исполнены быть имеют без отлагательства.

Cт. VII

В разсуждении, что торговля есть сущий залог и самый крепкий узел взаимнаго добраго согласия, Блистательная Порта таким образом возобновляя мир и дружбу с Империею Всероссийскою, в изъявление искренности, с каковою желает она, дабы выгодная и безопасная торговля между подданными оных Империи наилучшим образом процветала, обещается сим артикулом наблюдать и исполнять 61 статью постановленнаго


с Российскою Империею торговаго трактата, касающуюся до корсеров Алжирскаго, Тунисскаго и Трипольскаго кантонов, и именно: что если Российский подданный повстречается с помянутами корсерами Алжирскими, Тунисскими и Трипольскими, и притом ими в плен взят будет, или они судно, или имение у купцов Российских отымут, в таком случае Блистательная Порта употребит власть свою над кантонами, дабы Россиян, сделанных сим образом невольниками, освободить, отнятыя их суда и пограбленные товары и вещи хозяевам возвратить, и воспоследовавшие вред и убытки взыскать; если же по получении известий будет удостоверенось, что со стороны означенных кантонов Алжирскаго, Тунисскаго и Трипольскаго даваемые от Блистательной Порты фирманы не исполнены, тогда по подаче о том рекламации от Российскаго Посланника или повереннаго в делах в 2 месяца, или как можно скорее, полагая со дня подания рекламации, обязуется Блистательная Порта из Имперской казны оным заплату и удовлетворение учинить.

Cт. VIII

Все военнопленные и невольники мужскаго или женскаго рода, какого бы достоинства или степени ни нашлись в обеих Империях, исключая тех, кои из Магометан в Империи Российской добровольно приняли закон Христианский, а Христиане, кои в Оттоманской Империи добровольно же закон Магометанский, по размене ратификации сего трактата безпосредственно и без всякаго претекста взаимно должны быть освобождены, возвращены и препоручены без всякаго выкупа или платежа; так как и все прочие в неволю попавшиеся Христиане, то есть Поляки, Молдавцы, Волохи, Пелопонесцы, Островские жители и Грузины, все без малейшаго изъятия, равномерно же без выкупа, или платежа должны быть освобождены. Равным же образом должны быть возвращены и препоручены все те Российские подданные, которые по какому либо случаю по заключении сего блаженнаго мира попались бы в неволю и нашлися в


Оттоманской Империи, что самое чинить обещает взаимно и Российская Империя против Оттоманской Порты и ея подданных.

Cт. IX

Хотя по унятии оружия по случаю благополучно оканчиваемой ныне мирной негоциации никакия не могут произойти недоразумения, касательно неприязненных действий; по подписании однако ж настоящаго мирнаго договора, как Российско-Имперский Главноуполномоченный для дела сего Действительный Тайный Советник сообщит тотчас начальствующему в армии и флотах Ея Императорскаго Величества, так равно Верховный Визирь Порты Оттоманской даст знать во всех войсках Оттоманских, что мир и дружба между обеими Высокими Империями возстановлены совершенно.

Cт. X

Дабы между обеими Империями мир и истинная дружба вящше утверждены были, торжественно от обеих сторон будут отправлены чрезвычайные Послы в то время, которое с общаго обоих Дворов согласия назначено будет. Оба Послы равным образом встретятся на границах и будут приняты и почтены теми же обрядами, каковые употребляются при взаимных посольствах Российскою Империею и Портою Оттоманскою между наиболее почтительными от них Европейскими Державами: в знак же дружества взаимно с оными Послами имеют быть посланы подарки, с достоинством обеих Империй сходственные.

Cт. XI

По совершении между двумя Империями мирнаго договора и по размене взаимных Государских ратификаций на оный, Российско- Императорския войска и гребный флот имеют приступить к выходу из областей Порты Оттоманской; и понеже таковой выход войск и флота надлежит сообразить с удобностию к тому времени; то обе Высокия договаривающийся стороны согласились и постановили назначить крайним сроком 15 Мая старого стиля следующего 1792 года, в которое время все


войски Ея Императорскаго Величества на левый берег Днестра переправиться, а флот гребный без остатка из устьев реки Дуная совершенно выйтить должен- ствуют. Доколе Российския Императорския войска пребудут в завоеванных и по мирному договору Порте Оттоманской отдаваемых обратно крепостях и провинциях, правление и порядок в них имеют остаться так точно, как в настоящее время суть оныя под обладанием их, и Порта на то время и до срока выхода всех войск вступаться в оное не имеет. Российския войска до последнего дня своего выступления в оных землях будут получать всякие себе вещи и снабдение питательными и прочими припасами, равным образом как то и ныне им доставляется.

Cт. XII

Главноуполномоченный со стороны Ея Императорскаго Величества, Самодержицы Всероссийской, Действительный Тайный Советник и со стороны Порты Оттоманской Вeрховный Визирь, по подписании обоюдными Полномочными сего мирнаго трактата, в две недели, или и скорее, буде возможно, разменять в Яссах чрез руки тех же Полномочных взаимные акты, подтверждающие совершение сего благаго и спасительнаго дела.

Cт. XIII

Настоящий договор вечнаго мира со стороны Ея Импeраторскаго Величества и со стороны Его Султанова Величества имеет быть утвержден и ратифицирован торжественными Ратификациями, за подписаниями собственноручными Их Величеств, которыя разменены быть долженствуют взаимными Полномочными в том же месте, где и самый сей договор совершен, в пять недель или буде можно и скорее, от состояния сего акта, который помянутые взаимные

Полномочные руками своими подписали, печатьми утвердили

и между собою разменяли в Яссах

1791 года Декабря 29 дня.


ИЗ «ПУТЕШЕСТВИЕЯ ИЗ ПЕТЕРБУРГА В МОСКВУ» А. Н. РАДИЩЕВА1

<…>

Любезнейшему другу

Что бы разум и сердце произвести ни захотели, тебе оно, о! сочувственник мой, посвящено да будет. Хотя мнения мои о многих вещах различествуют с твоими, но сердце твое бьет моему согласно — и ты мой друг.

 

Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвленна стала. Обратил взоры мои во внутренность мою — и узрел, что бедствия человека происходят от человека, и часто от того только, что он взирает непрямо на окружающие его предметы. Ужели, вещал я сам себе, природа толико скупа была к своим чадам, что от блудящего невинно сокрыла истину навеки? Ужели сия грозная мачеха произвела нас для того, чтоб чувствовали мы бедствия, а блаженство николи? Разум мой вострепетал от сея мысли, и сердце мое далеко ее от себя оттолкнуло. Я человеку нашел утешителя в нем самом. «Отыми завесу с очей природного чувствования — и блажен буду». Сей глас природы раздавался громко в сложении моем. Воспрянул я от уныния моего, в которое повергли меня чувствительность и сострадание; я ощутил в себе довольно сил, чтобы противиться заблуждению; и — веселие неизреченное! — я почувствовал, что возможно всякому соучастником быть во благоденствии себе подобных. Се мысль, побудившая меня начертать, что читать будешь. Но если, говорил я сам себе, я найду кого-либо, кто намерение мое одобрит; кто ради благой цели не опорочит неудачное изображение мысли; кто состраждет со мною над бедствиями собратий своей; кто в шествии моем меня подкрепит, — не сугубый ли плод произойдет от подъятого мною труда?.. Почто, почто мне

1 Цит. по: Радищев А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву. — М., 1975.


искать далеко кого-либо? Мой друг! Ты близ моего сердца живешь — и имя твое да озарит сие начало.

 

ВЫЕЗД

Отужинав с моими друзьями, я лег в кибитку. Ямщик, по обыкновению своему, поскакал во всю лошадиную мочь, и в несколько минут я был уже за городом. Расставаться трудно хотя на малое время с тем, кто нам нужен стал на всякую минуту бытия нашего. Расставаться трудно; но блажен тот, кто расстаться может не улыбаяся; любовь или дружба стрегут его, утешение. Ты плачешь, произнося прости; но воспомни о возвращении твоем, и да исчезнут слезы твои при сем воображении, яко роса пред лицом солнца. Блажен возрыдавший, надеяйся на утешителя; блажен живущий иногда в будущем; блажен живущий в мечтании. Существо его усугубляется, веселия множатся, и спокойствие упреждает нахмуренность грусти, распложая образы радости в зерцалах воображения.

Я лежу в кибитке. Звон почтового колокольчика, наскучив моим ушам, призвал наконец благодетельного Морфея (Морфей — сон (по имени бога сновидений в греческой мифологии. — Ред.). Горесть разлуки моея, преследуя за мною в смертоподобное мое состояние, представила меня воображению моему уединенна. Я зрел себя в пространной долине, потерявшей от солнечного зноя всю приятность и пестроту зелености; не было тут источника на прохлаждение, не было древесныя сени на умерение зноя. Един, оставлен среди природы пустынник! Вострепетал.

— Несчастный, — возопил я, — где ты? Где девалося все, что тебя прельщало? Где то, что жизнь твою делало тебе приятною? Неужели веселости, тобою вкушенные, были сон и мечта? — По счастию моему случившаяся на дороге рытвина, в которую кибитка моя толкнулась, меня разбудила. Кибитка моя остановилась. Приподнял я голову. Вижу: на пустом месте стоит дом в три жилья.


— Что такое? — спрашивал я у повозчика моего.

— Почтовый двор.

— Да где мы?

— В Софии, — и между тем выпрягал лошадей.

 

СОФИЯ

Повсюду молчание. Погруженный в размышлениях, не приметил я, что кибитка моя давно уже без лошадей стояла. Привезший меня извозчик извлек меня из задумчивости:

— Барин-батюшка, на водку! — Сбор сей хотя не законный, но охотно всякий его платит, дабы не ехать по указу. Двадцать копеек послужили мне в пользу. Кто езжал на почте, тот знает, что подорожная (документ на получение почтовых лошадей. — Ред.) есть сберегательное письмо, без которого всякому кошельку, генеральский, может быть, исключая, будет накладно. Вынув ее из кармана, я шел с нею, как ходят иногда для защиты своей со крестом.

Почтового комиссара нашел я храпящего; легонько взял его за плечо.

— Кого черт давит? Что за манер выезжать из города ночью. Лошадей нет; очень еще рано; взойди, пожалуй, в трактир, выпей чаю или усни. — Сказав сие, г. комиссар отворотился к стене и паки (опять, снова. — Ред.) захрапел. Что делать? Потряс я комиссара опять за плечо.

— Что за пропасть, я уже сказал, что нет лошадей, — и, обернув голову одеялом, г. комиссар от меня отворотился.

«Если лошади все в разгоне, — размышлял я, — то несправедливо, что я мешаю комиссару спать. А если лошади в конюшне...» Я вознамерился узнать, правду ли г. комиссар говорил. Вышел на двор, сыскал конюшню и нашел в оной лошадей до двадцати; хотя, правду сказать, кости у них были видны, но меня бы дотащили до следующего стана. Из конюшни я опять возвратился к комиссару; потряс его гораздо покрепче. Казалося мне, что я к


тому имел право, нашед, что комиссар солгал. Он второпях вскочил и, не продрав еще глаз, спрашивал:

— Кто приехал? Не... — Но, опомнившись, увидя меня, сказал мне: — Видно, молодец, ты обык так обходиться с прежними ямщиками. Их бивали палками; но ныне не прежняя пора. — Со гневом г. комиссар лег спать в постелю. Мне его так же хотелось попотчевать, как прежних ямщиков, когда они в обмане приличались (уличались. — Ред.), но щедрость моя, давая на водку городскому повозчику, побудила софийских ямщиков запрячь мне поскорее лошадей, и в самое-то время, когда я намерялся сделать преступление на спине комиссарской, зазвенел на дворе колокольчик. Я пребыл добрый гражданин. Итак, двадцать медных копеек избавили миролюбивого человека от следствия, детей моих от примера невоздержания во гневе, и я узнал, что рассудок есть раб нетерпеливости.

Лошади меня мчат; извозчик мой затянул песню, по обыкновению заунывную. Кто знает голоса русских народных песен, тот признается, что есть в них нечто, скорбь душевную означающее. Все почти голоса таковых песен суть тону мягкого. На сем музыкальном расположении народного уха умей учреждать бразды правления. В них найдешь образование души нашего народа. Посмотри на русского человека; найдешь его задумчива. Если захочет разогнать скуку или, как то он сам называет, если захочет повеселиться, то идет в кабак. В веселии своем порывист, отважен, сварлив. Если что-либо случится не по нем, то скоро начинает спор или битву. Бурлак, идущий в кабак повеся голову и возвращающийся обагренный кровию от оплеух, многое может решить доселе гадательное в истории, российской.

Извозчик мой поет. Третий был час пополуночи. Как прежде колокольчик, так теперь его песня произвела опять во мне сон. О природа, объяв человека в пелены скорби при рождении его, влача его по строгим хребтам боязни, скуки и печали чрез весь его век, дала ты ему в отраду сон. Уснул, и все скончалось. Несносно пробуждение несчастному. О, сколь


смерть для него приятна. А есть ли она конец скорби? — Отче всеблагий, неужели отвратишь взоры свои от скончевающего бедственное житие свое мужественно? Тебе, источнику всех благ, приносится сия жертва. Ты един даешь крепость, когда естество трепещет, содрогается. Се глас отчий, взывающий к себе свое чадо. Ты жизнь мне дал, тебе ее и возвращаю; на земли она стала уже бесполезна. <…>

КЛИН

— «Как было во городе во Риме, там жил да был Евфимиам князь...» — Поющий сию народную песнь, называемую «Алексеем божиим человеком», был слепой старик, седящий у ворот почтового двора, окруженный толпою по большей части ребят и юношей. Сребровидная его глава, замкнутые очи, вид спокойствия, в лице его зримого, заставляли взирающих на певца предстоять ему со благоговением. Неискусный хотя его напев, но нежностию изречения сопровождаемый, проницал в сердца его слушателей, лучше природе внемлющих, нежели взращенные во благогласии уши жителей Москвы и Петербурга внемлют кудрявому напеву Габриелли, Маркези или Тоди. Никто из предстоящих не остался без зыбления внутрь глубокого, когда клинский певец, дошед до разлуки своего ироя, едва прерывающимся ежемгновенно гласом изрекал свое повествование. Место, на коем были его очи, исполнилося исступающих из чувствительной от бед души слез, и потоки оных пролилися по ланитам воспевающего. О природа, колико ты властительна! Взирая на плачущего старца, жены возрыдали; со уст юности отлетела сопутница ее, улыбка; на лице отрочества явилась робость, неложный знак болезненного, но неизвестного чувствования; даже мужественный возраст, к жестокости толико привыкший, вид восприял важности. О! природа, — возопил я паки...

Сколь сладко неязвительное чувствование скорби! Колико сердце оно обновляет и оного чувствительность. Я рыдал вслед за ямским собранием, и слезы мои были столь же для меня сладостны, как исторгнутые из сердца


Вертером... О мой друг, мой друг! почто и ты не зрел сея картины? ты бы прослезился со мною, и сладость взаимного чувствования была бы гораздо усладительнее.

По окончании песнословия все предстоящие давали старику как будто бы награду за его труд. Он принимал все денежки и полушки, все куски и краюхи хлеба довольно равнодушно, но всегда сопровождая благодарность свою поклоном, крестяся и говоря к подающему: «Дай бог тебе здоровья». Я не хотел отъехать, не быв сопровождаем молитвою сего, конечно, приятного небу старца. Желал его благословения на совершение пути и желания моего. Казалося мне, да и всегда сие мечтаю, как будто соблагословение чувствительных душ облегчает стезю в шествии и отъемлет терние сомнительности. Подошед к нему, я в дрожащую его руку толико же дрожащею от боязни, не тщеславия ли ради то делаю, положил ему рубль. Перекрестясь, не успел он изрещи обыкновенного своего благословения подающему, отвлечен от того необыкновенностию ощущения лежащего в его горсти. И сие уязвило мое сердце. Колико приятнее ему, — вещал я сам себе, — подаваемая ему полушка! Он чувствует в ней обыкновенное к бедствиям соболезнование человечества, в моем рубле ощущает, может быть, мою гордость. Он не сопровождает его своим благословением. О! колико мал я сам себе тогда казался, колико завидовал давшим полушку и краюшку хлеба певшему старцу!

— Не пятак ли? — сказал он, обращая речь свою неопределенно, как и всякое свое слово.

— Нет, дедушка, рублевик, — сказал близстоящий его мальчик.

— Почто такая милостыня? — сказал слепой, опуская места своих очей и ища, казалося, мысленно вообразити себе то, что в горсти его лежало. — Почто она не могущему ею пользоваться? Если бы я не лишен был зрения, сколь бы велика моя была за него благодарность. Не имея в нем нужды, я мог бы снабдить им неимущего. Ах! если бы он был у меня после бывшего здесь


пожара, умолк бы хотя на одни сутки вопль алчущих птенцов моего соседа. Но на что он мне теперь? не вижу, куда его и положить; подаст он, может быть, случай к преступлению. Полушку немного прибыли украсть, но за рублем охотно многие протянут руку. Возьми его назад, добрый господин, и ты и я с твоим рублем можем сделать вора. — О истина! колико ты тяжка чувствительному сердцу, когда ты бываешь в укоризну.

— Возьми его назад, мне, право, он не надобен, да и я уже его не стою; ибо не служил изображенному на нем государю. Угодно было создателю, чтобы еще в бодрых моих летах лишен я был вождей моих. Терпеливо сношу его прещение. За грехи мои он меня посетил... Я был воин; на многих бывал битвах с неприятелями отечества; сражался всегда неробко. Но воину всегда должно быть по нужде. Ярость исполняла всегда мое сердце при начатии сражения; я не щадил никогда у ног моих лежащего неприятеля и просящего, безоруженному помилования не дарил. Вознесенный победою оружия нашего, когда устремлялся на карание и добычу, пал я ниц, лишенный зрения и чувств пролетевшим мимо очей в силе своей пушечным ядром. О! вы, последующие мне, будьте мужественны, но помните человечество! — Возвратил он мне мой рубль и сел опять на место свое покойно.

— Прими свой праздничный пирог, дедушка, — говорила слепому подошедшая женщина лет пятидесяти. С каким восторгом он принял его обеими руками!

— Вот истинное благодеяние, вот истинная милостыня. Тридцать лет сряду ем я сей пирог по праздникам и по воскресеньям. Не забыла ты своего обещания, что ты сделала во младенчестве своем. И стоит ли то, что я сделал для покойного твоего отца, чтобы ты до гроба моего меня не забывала? Я, друзья мои, избавил отца ее от обыкновенных нередко побой крестьянам от проходящих солдат. Солдаты хотели что-то у него отнять; он с ними заспорил. Дело было за гумнами. Солдаты начали мужика бить; я был сержантом той роты, которой были солдаты, прилучился тут; прибежал на


крик мужика и его избавил от побой; может быть, чего и больше, но вперед отгадывать нельзя. Вот что вспомнила кормилица моя нынешняя, когда увидела меня здесь в нищенском состоянии. Вот чего не позабывает она каждый день и каждый праздник. Дело мое было невеликое, но доброе. А доброе приятно господу; за ним никогда ничто не пропадает.

— Неужели ты меня столько пред всеми обидишь, старичок, — сказал я ему, — и одно мое отвергнешь подаяние? Неужели моя милостыня есть милостыня грешника? Да и та бывает ему на пользу, если служит к умягчению его ожесточенного сердца.

— Ты огорчаешь давно уже огорченное сердце естественною казнию,

— говорил старец; — не ведал я, что мог тебя обидеть, не приемля на вред послужить могущего подаяния; прости мне мой грех, но дай мне, коли хочешь мне что дать, дай, что может мне быть полезно... Холодная у нас была весна, у меня болело горло — платчишка не было, чем повязать шеи, — бог помиловал, болезнь миновалась... Нет ли старинького у тебя платка? Когда у меня заболит горло, я его повяжу; он мою согреет шею; горло болеть перестанет; я тебя вспоминать буду, если тебе нужно воспоминовение нищего. — Я снял платок с моей шеи, повязал на шею слепого... И расстался с ним.

Возвращаяся чрез Клин, я уже не нашел слепого певца. Он за три дни моего приезда умер. Но платок мой, сказывала мне та, которая ему приносила пирог по праздникам, надел, заболев перед смертию, на шею, и с ним положили его во гроб. О! если кто чувствует цену сего платка, тот чувствует и то, что во мне происходило, слушав сие.

ПЕШКИ

Сколь мне ни хотелось поспешать в окончании моего путешествия, но, по пословице, голод — не свой брат — принудил меня зайти в избу и, доколе не доберуся опять до рагу, фрикасе, паштетов и прочего французского кушанья, на отраву изобретенного, принудил меня пообедать старым куском


жареной говядины, которая со мною ехала в запасе. Пообедав сей раз гораздо хуже, нежели иногда обедают многие полковники (не говорю о генералах) в дальных походах, я, по похвальному общему обыкновению, налил в чашку приготовленного

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...