Светлана Алексиевич «Последние свидетели»
Отрывок "А я все равно хочу маму..."
Елена Пономаренко ЛЕНОЧКА
(Трек «Поиск раненых» из фильма «Звезда»)
Теплом и гомоном грачей наполнялась весна. Казалось, что уже сегодня кончится война. Уже четыре года как я на фронте. Почти никого не осталось в живых из санинструкторов батальона.
Моё детство как-то сразу перешло во взрослую жизнь. В перерывах между боями я часто вспоминала школу, вальс… А наутро война. Решили всем классом идти на фронт. Но девчонок оставили при больнице проходить месячные курсы санинструкторов.
Когда я прибыла в дивизию, уже видела раненых. Говорили, что у этих ребят даже оружия не было: добывали в бою. Первое ощущение беспомощности и страха я испытала в августе сорок первого…
— Ребята есть кто живой? – пробираясь по окопам, спрашивала я, внимательно вглядываясь в каждый метр земли. – Ребята, кому помощь нужна?
Я переворачивала мёртвые тела, все они смотрели на меня, но никто не просил помощи, потому что уже не слышали. Артналёт уничтожил всех…
— Ну не может такого быть, хоть кто-то же должен остаться в живых?! Петя, Игорь, Иван, Алёшка! – я подползла к пулемёту и увидела Ивана.
— Ванечка! Иван! – закричала во всю мощь своих лёгких, но тело уже остыло, только голубые глаза неподвижно смотрели в небо.
Спустившись во второй окоп, я услышала стон.
— Есть кто живой? Люди, отзовитесь хоть кто-нибудь! – опять закричала я.
Стон повторился, неясный, глухой. Бегом побежала мимо мёртвых тел, ища его, оставшегося в живых.
— Миленький! Я здесь! Я здесь!
И опять стала переворачивать всех, кто попадался на пути.
– Нет! Нет! Нет! Я обязательно тебя найду! Ты только дождись меня! Не умирай! – и спрыгнула в другой окоп.
Вверх, взлетела ракета, осветив его. Стон повторился где-то совсем рядом.
— Я же потом никогда себе не прощу, что не нашла тебя, – закричала я и скомандовала себе: — Давай. Давай, прислушивайся! Ты его найдёшь, ты сможешь!
Ещё немного – и конец окопа. Боже, как же страшно! Быстрее, быстрее! «Господи, если ты есть, помоги мне его найти!» – и я встала на колени. Я, комсомолка, просила Господа о помощи…
Было ли это чудом, но стон повторился. Да он в самом конце окопа!
— Держись! – закричала я что есть сил и буквально ворвалась в блиндаж, прикрытый плащ-палаткой.
— Родненький, живой! – руки работали быстро, понимая, что он уже не жилец: тяжелейшее ранение в живот. Свои внутренности он придерживал руками.
— Тебе придётся пакет доставить, – тихо прошептал он, умирая.
Я прикрыла его глаза. Передо мной лежал совсем молоденький лейтенант.
— Да как же это?! Какой пакет? Куда? Ты не сказал куда? Ты не сказал куда! – осматривая все вокруг, вдруг увидела торчащий в сапоге пакет.
«Срочно, – гласила надпись, подчёркнутая красным карандашом. – Полевая почта штаба дивизии».
Сидя с ним, молоденьким лейтенантом, прощалась, а слезы катились одна за другой. Забрав его документы, шла по окопу, шатаясь, меня подташнивало, когда закрывала по пути глаза мёртвым бойцам.
Пакет я доставила в штаб. И сведения там, действительно, оказались очень важными. Только вот медаль, которую мне вручили, мою первую боевую награду, никогда не надевала, потому как принадлежала она тому лейтенанту, Останькову Ивану Ивановичу.
…После окончания войны я передала эту медаль матери лейтенанта и рассказала, как он погиб.
А пока шли бои… Четвёртый год войны. За это время я совсем поседела: рыжие волосы стали совершенно белыми. Приближалась весна с теплом и грачиным гомоном…
Зина Косяк -- 8 лет. Сейчас -- парикмахерша. В сорок первом... Я окончила первый класс, и родители отвезли меня на лето в пионерскийлагерь Городище под Минском. Приехала, один раз искупалась, а через два дня-- война. Нас начали отправлять из лагеря. Посадили в поезд и повезли.Летали немецкие самолеты, а мы кричали: "Ура!" То, что это могут быть чужиесамолеты, мы не понимали. Пока они не стали бомбить... Тогда исчезли всекраски.. Все цвета... Появилось впервые слово "смерть", все стали говоритьэто непонятное слово. А мамы и папы нет рядом... Когда уезжали из лагеря, каждому в наволочку что-нибудь насыпали --кому крупу, кому сахар. Даже самых маленьких не обошли, всем давали что-то ссобой. Хотели взять как можно больше продуктов в дорогу, и эти продуктыочень берегли. Но в поезде мы увидели раненых солдат. Они стонали, им такбольно, хотелось отдать все этим солдатам. Это у нас называлось: "Кормитьпап". Всех военных мужчин мы называли папами. Нам рассказали, что Минск горел, сгорел весь, там уже немцы, а мы едемв тыл. Едем туда, где нет войны. Везли больше месяца. Направят в такой-то город, прибудем по адресу, аоставить нас не могут, потому что уже близко немцы. И доехали так доМордовии. Место очень красивое, там кругом стояли церкви. Дома низкие, а церквивысокие. Спать было не на чем, спали на соломе. Когда пришла зима, начетверых были одни ботинки. А потом начался голод. Голодал не только детдом,голодали и люди вокруг нас, потому что все отдавали фронту. В детдоме жилодвести пятьдесят детей, и однажды - позвали на обед, а есть вообще нечего.Сидят в столовой воспитательницы и директор, смотрят на нас, и глаза у нихполные слез. А была у нас лошадь Майка... Она была старая и очень ласковая,мы возили на ней воду. На следующий день убили эту Майку. И давали нам водуи такой маленький кусочек Майки... Но от нас это долго скрывали. Мы не моглибы ее есть... Ни за что! Это была единственная лошадь в нашем детдоме. И ещедва голодных кота. Скелеты! Хорошо, думали мы потом, это счастье, что котытакие худые, нам не придется их есть. Ходили мы с огромными животами, я, например, могла съесть ведро супа,потому что в этом супе ничего не было. Сколько мне будут наливать, столько ябуду есть и есть. Спасала нас природа, мы были как жвачные животные. Веснойв радиусе нескольких километров... Вокруг детдома... Не распускалось ни однодерево, потому что съедались все почки, мы сдирали даже молодую кору. Елитраву, всю подряд ели. Нам дали бушлаты, и в этих бушлатах мы проделаликарманы и носили с собой траву, носили и жевали. Лето нас спасало, а зимойстановилось очень тяжело. Маленьких детей, нас было человек сорок, поселилиотдельно. По ночам - рев. Звали маму и папу. Воспитатели и учителя старалисьне произносить при нас слово "мама". Они рассказывали нам сказки и подбиралитакие книжки, чтобы там не было этого слова. Если кто-то вдруг произносил"мама", сразу начинался рев. Безутешный рев. Учиться я опять пошла в первый класс. А получилось так: первый класс яокончила с похвальной грамотой, но когда мы приехали в детдом и у насспросили, у кого переэкзаменовка, я сказала, что у меня, так как решила:переэкзаменовка -- это и есть похвальная грамота. В третьем классе я удралаиз детдома. Пошла искать маму. Голодную и обессиленную в лесу меня нашелдедушка Большаков. Узнал, что я из детдома, и забрал к себе в семью. Жилиони вдвоем с бабушкой. Я окрепла и стала помогать им по хозяйству: травусобирала, картошку полола, -- все делала. Ели мы хлеб, но это был такойхлеб, что в нем было мало хлеба. Он - горький. В муку намешивали все, чтомололось: лебеду, цветы ореха, картошку. Я до сих пор не могу спокойносмотреть на жирную траву и ем много хлеба. Никак не могу его наесться... Задесятки лет... Сколько я все-таки помню. Много еще помню... Я помню сумасшедшую маленькую девочку, которая забиралась к кому-нибудьна огород, находила норку и сторожила возлее нее мышку. Девочка тоже хотелаесть... Я помню ее лицо, даже сарафанчик, в котором она ходила. Однажды яподошла к ней, и она мне... рассказала... Про мышку... Мы вместе сидели икараулили эту мышку... Всю войну я говорила и ждала, что, когда кончится война, мы запряжем сдедушкой лошадь и поедем искать маму. В дом заходили эвакуированные, я увсех спрашивала: "Не встречали ли они мою маму?" Эвакуированных было много,так много, что в каждом доме стоял чугун теплой крапивы. Если люди зайдут,чтобы было им что-нибудь теплое похлебать. Больше нечего было дать... Ночугун крапивы стоял в каждом доме... Я это хорошо помню. Я эту крапивусобирала. Война кончилась... Жду день, два, за мной никто не едет. Мама за мнойне едет, а папа, я знала, в армии. Прождала я так две недели, больше ждатьне было сил. Забралась в какой-то поезд под скамейку и поехала... Куда? Незнала. Я думала (это же детское сознание еще), что все поезда едут в Минск.А в Минске меня ждет -- мама! Потом приедет наш папа... Герой! С орденами, смедалями. Они пропали где-то под бомбежкой... Соседи потом рассказывали - поехаливдвоем искать меня. Побежали на станцию... Мне уже пятьдесят один год, у меня есть свои дети. А я все равно хочумаму...
Елена Пономаренко ЛЕНОЧКА
(Трек «Поиск раненых» из фильма «Звезда»)
Теплом и гомоном грачей наполнялась весна. Казалось, что уже сегодня кончится война. Уже четыре года как я на фронте. Почти никого не осталось в живых из санинструкторов батальона.
Моё детство как-то сразу перешло во взрослую жизнь. В перерывах между боями я часто вспоминала школу, вальс… А наутро война. Решили всем классом идти на фронт. Но девчонок оставили при больнице проходить месячные курсы санинструкторов.
Когда я прибыла в дивизию, уже видела раненых. Говорили, что у этих ребят даже оружия не было: добывали в бою. Первое ощущение беспомощности и страха я испытала в августе сорок первого…
— Ребята есть кто живой? – пробираясь по окопам, спрашивала я, внимательно вглядываясь в каждый метр земли. – Ребята, кому помощь нужна?
Я переворачивала мёртвые тела, все они смотрели на меня, но никто не просил помощи, потому что уже не слышали. Артналёт уничтожил всех…
— Ну не может такого быть, хоть кто-то же должен остаться в живых?! Петя, Игорь, Иван, Алёшка! – я подползла к пулемёту и увидела Ивана.
— Ванечка! Иван! – закричала во всю мощь своих лёгких, но тело уже остыло, только голубые глаза неподвижно смотрели в небо.
Спустившись во второй окоп, я услышала стон.
— Есть кто живой? Люди, отзовитесь хоть кто-нибудь! – опять закричала я.
Стон повторился, неясный, глухой. Бегом побежала мимо мёртвых тел, ища его, оставшегося в живых.
— Миленький! Я здесь! Я здесь!
И опять стала переворачивать всех, кто попадался на пути.
– Нет! Нет! Нет! Я обязательно тебя найду! Ты только дождись меня! Не умирай! – и спрыгнула в другой окоп.
Вверх, взлетела ракета, осветив его. Стон повторился где-то совсем рядом.
— Я же потом никогда себе не прощу, что не нашла тебя, – закричала я и скомандовала себе: — Давай. Давай, прислушивайся! Ты его найдёшь, ты сможешь!
Ещё немного – и конец окопа. Боже, как же страшно! Быстрее, быстрее! «Господи, если ты есть, помоги мне его найти!» – и я встала на колени. Я, комсомолка, просила Господа о помощи…
Было ли это чудом, но стон повторился. Да он в самом конце окопа!
— Держись! – закричала я что есть сил и буквально ворвалась в блиндаж, прикрытый плащ-палаткой.
— Родненький, живой! – руки работали быстро, понимая, что он уже не жилец: тяжелейшее ранение в живот. Свои внутренности он придерживал руками.
— Тебе придётся пакет доставить, – тихо прошептал он, умирая.
Я прикрыла его глаза. Передо мной лежал совсем молоденький лейтенант.
— Да как же это?! Какой пакет? Куда? Ты не сказал куда? Ты не сказал куда! – осматривая все вокруг, вдруг увидела торчащий в сапоге пакет.
«Срочно, – гласила надпись, подчёркнутая красным карандашом. – Полевая почта штаба дивизии».
Сидя с ним, молоденьким лейтенантом, прощалась, а слезы катились одна за другой. Забрав его документы, шла по окопу, шатаясь, меня подташнивало, когда закрывала по пути глаза мёртвым бойцам.
Пакет я доставила в штаб. И сведения там, действительно, оказались очень важными. Только вот медаль, которую мне вручили, мою первую боевую награду, никогда не надевала, потому как принадлежала она тому лейтенанту, Останькову Ивану Ивановичу.
…После окончания войны я передала эту медаль матери лейтенанта и рассказала, как он погиб.
А пока шли бои… Четвёртый год войны. За это время я совсем поседела: рыжие волосы стали совершенно белыми. Приближалась весна с теплом и грачиным гомоном…
Лидия Чарская
ЗАПИСКИ МАЛЕНЬКОЙ ГИМНАЗИСТКИ
Отрывок из повести
Глава II
Моя мамочка
Была у меня мамочка, ласковая, добрая, милая. Жили мы с мамочкой в маленьком домике на берегу Волги. Домик был такой чистый и светленький, а из окон нашей квартиры видно было и широкую, красивую Волгу, и огромные двухэтажные пароходы, и барки, и пристань на берегу, и толпы гуляющих, выходивших в определенные часы на эту пристань встречать приходящие пароходы... И мы с мамочкой ходили туда, только редко, очень редко: мамочка давала уроки в нашем городе, и ей нельзя было гулять со мною так часто, как бы мне хотелось. Мамочка говорила:
- Подожди, Ленуша, накоплю денег и прокачу тебя по Волге от нашего Рыбинска вплоть до самой Астрахани! Вот тогда-то нагуляемся вдоволь.
Я радовалась и ждала весны.
К весне мамочка прикопила немножко денег, и мы решили с первыми же теплыми днями исполнить нашу затею.
- Вот как только Волга очистится от льда, мы с тобой и покатим! - говорила мамочка, ласково поглаживая меня по голове.
Но когда лед тронулся, она простудилась и стала кашлять. Лед прошел, Волга очистилась, а мамочка все кашляла и кашляла без конца. Она стала как-то разом худенькая и прозрачная, как воск, и все сидела у окна, смотрела на Волгу и твердила:
- Вот пройдет кашель, поправлюсь немного, и покатим мы с тобою до Астрахани, Ленуша!
Но кашель и простуда не проходили; лето было сырое и холодное в этом году, и мамочка с каждым днем становилась все худее, бледнее и прозрачнее.
Наступила осень. Подошел сентябрь. Над Волгой потянулись длинные вереницы журавлей, улетающих в теплые страны. Мамочка уже не сидела больше у окна в гостиной, а лежала на кровати и все время дрожала от холода, в то время как сама была горячая как огонь.
Раз она подозвала меня к себе и сказала:
- Слушай, Ленуша. Твоя мама скоро уйдет от тебя навсегда... Но ты не горюй, милушка. Я всегда буду смотреть на тебя с неба и буду радоваться на добрые поступки моей девочки, а...
Я не дала ей договорить и горько заплакала. И мамочка заплакала также, а глаза у нее стали грустные-грустные, такие же точно, как у того ангела, которого я видела на большом образе в нашей церкви.
Успокоившись немного, мамочка снова заговорила:
- Я чувствую, Господь скоро возьмет меня к Себе, и да будет Его святая воля! Будь умницей без мамы, молись Богу и помни меня... Ты поедешь жить к твоему дяде, моему родному брату, который живет в Петербурге... Я писала ему о тебе и просила приютить сиротку...
Что-то больно-больно при слове "сиротка" сдавило мне горло...
Я зарыдала, заплакала и забилась у маминой постели. Пришла Марьюшка (кухарка, жившая у нас целые девять лет, с самого года моего рождения, и любившая мамочку и меня без памяти) и увела меня к себе, говоря, что "мамаше нужен покой".
Вся в слезах уснула я в эту ночь на Марьюшкиной постели, а утром... Ах, что было утром!..
Я проснулась очень рано, кажется, часов в шесть, и хотела прямо побежать к мамочке.
В эту минуту вошла Марьюшка и сказала:
- Молись Богу, Леночка: Боженька взял твою мамашу к себе. Умерла твоя мамочка.
- Умерла мамочка! - как эхо повторила я.
И вдруг мне стало так холодно-холодно! Потом в голове у меня зашумело, и вся комната, и Марьюшка, и потолок, и стол, и стулья - все перевернулось и закружилось в моих глазах, и я уже не помню, что сталось со мною вслед за этим. Кажется, я упала на пол без чувств...
КОТЕНОК ГОСПОДА БОГА.РАССКАЗ Л.ПЕТРУШЕВСКОЙ
| |
Одна бабушка в деревне заболела, заскучала и собралась на тот свет.
Сын ее все не приезжал, на письмо не ответил, вот бабушка и приготовилась помирать, отпустила скотину в стадо, поставила бидончик чистой воды у кровати, положила кусок хлеба под подушку, поместила поганое ведро поближе и легла читать молитвы, и ангел-хранитель встал у нее в головах.
А в эту деревню приехал мальчик с мамой.
У них все было неплохо, их собственная бабушка функционировала, держала сад-огород, коз и кур, но эта бабушка не особенно приветствовала, когда внук рвал в огороде ягоды и огурцы: все это зрело и поспевало для запасов на зиму, на варенье и соленье тому же внуку, а если надо, бабушка сама даст.
Гулял этот выгнанный внук по деревне и заметил котенка, маленького, головастого и пузатого, серого и пушистого.
Котенок приблудился к ребенку, стал тереться о его сандалики, навевая на мальчика сладкие мечты: как можно будет кормить котеночка, спать с ним, играть.
И мальчиков ангел-хранитель радовался, стоя за его правым плечом, потому что всем известно, что котенка снарядил на белый свет сам Господь, как он всех нас снаряжает, своих детей.
И если белый свет принимает очередное посланное Богом существо, то этот белый свет продолжает жить.
И каждое живое творение - это испытание для уже заселившихся: примут они новенького или нет.
Так вот, мальчик схватил котенка на руки и стал его гладить и осторожно прижимать к себе.
А за левым локтем его стоял бес, которого тоже очень заинтересовал котенок и масса возможностей, связанных с этим именно котенком.
Ангел-хранитель забеспокоился и стал рисовать волшебные картины: вот котик спит на подушке мальчика, вот играет бумажкой, вот идет гулять, как собачка, у ноги...
А бес толкнул мальчика под левый локоть и предложил: хорошо бы привязать котенку на хвост консервную банку! Хорошо бы бросить его в пруд и смотреть, умирая со смеху, как он будет стараться выплыть! Эти выпученные глаза!
И много других разных предложений внес бес в горячую голову выгнанного мальчика, пока тот шел с котенком на руках домой.
А дома бабка тут же его выругала, зачем он несет блохастого в кухню, тут в избе свой кот сидит, а мальчик возразил, что он увезет его с собой в город, но тут мать вступила в разговор, и все было кончено, котенка велено было унести откуда взял и бросить там за забор.
Мальчик шел с котенком и бросал его за все заборы, а котенок весело выпрыгивал навстречу ему через несколько шагов и опять скакал и играл с ним.
Так мальчик дошел до заборчика той бабушки, которая собралась умирать с запасом воды, и опять котенок был брошен, но тут он сразу же исчез.
И опять бес толкнул мальчика под локоть и указал ему на чужой хороший сад, где висела спелая малина и черная смородина, где золотился крыжовник.
Бес напомнил мальчику, что бабка здешняя болеет, о том знала вся деревня, бабка уже плохая, и бес сказал мальчику, что никто не помешает ему наесться малины и огурцов.
Ангел же хранитель стал уговаривать мальчишку не делать этого, но малина так алела в лучах заходящего солнца!
Ангел-хранитель плакал, что воровство не доведет до добра, что воров по всей земле презирают и сажают в клетки как свиней, и что человеку-то стыдно брать чужое - но все было напрасно!
Тогда ангел-хранитель стал напоследок нагонять на мальчишку страх, что бабка увидит из окна.
Но бес уже открывал калитку сада со словами "увидит, да не выйдет" и смеялся над ангелом.
А бабка, лежа в кровати, вдруг заметила котенка, который влез к ней в форточку, прыгнул на кровать и включил свой моторчик, умащиваясь в бабушкиных замерзших ногах.
Бабка была ему рада, ее собственная кошка отравилась, видимо, крысиным ядом у соседей на помойке.
Котенок помурчал, потерся головой о ноги бабушки, получил от нее кусочек черного хлеба, съел и тут же заснул.
А мы уже говорили о том, что котенок был не простой, а был он котенком Господа Бога, и волшебство произошло в тот же момент, тут же постучались в окно, и в избу вошел старухин сын с женой и ребенком, увешанный рюкзаками и сумками: получив материно письмо, которое пришло с большим опозданием, он не стал отвечать, не надеясь больше на почту, а потребовал отпуск, прихватил семью и двинул в путешествие по маршруту автобус - вокзал - поезд - автобус - автобус - час пешком через две речки, лесом да полем, и наконец прибыл.
Жена его, засучив рукава, стала разбирать сумки с припасами, готовить ужин, сам он, взявши молоток, двинулся ремонтировать калитку, сын их поцеловал бабушку в носик, взял на руки котенка и пошел в сад по малину, где и встретился с посторонним пацаном, и вот тут ангел-хранитель вора схватился за голову, а бес отступил, болтая языком и нагло улыбаясь, так же вел себя и несчастный воришка.
Мальчик-хозяин заботливо посадил котенка на опрокинутое ведро, а сам дал похитителю по шее, и тот помчался быстрее ветра к калитке, которую как раз начал ремонтировать бабкин сын, заслонив все пространство спиной.
Бес ушмыгнул сквозь плетень, ангел закрылся рукавом и заплакал, а вот котенок горячо вступился за ребенка, да и ангел помог сочинить, что-де вот полез мальчик не в малину, а за своим котенком, который-де сбежал. Или это бес сочинил, стоя за плетнем и болтая языком, мальчик не понял.
Короче, мальчика отпустили, а котенка ему взрослый не дал, велел приходить с родителями.
Что касается бабушки, то ее еще оставила судьба пожить: уже вечером она встала встретить скотину, а наутро сварила варенье, беспокоясь, что все съедят и нечего будет сыночку дать в город, а в полдень постригла овцу да барана, чтобы успеть связать всей семье варежки и носочки.
Вот наша жизнь нужна - вот мы и живем.
А мальчик, оставшись без котенка и без малины, ходил мрачный, но тем же вечером получил от своей бабки миску клубники с молочком неизвестно за что, и мама почитала ему на ночь сказку, и ангел-хранитель был безмерно рад и устроился у спящего в головах, как у всех шестилетних детей.
Воспользуйтесь поиском по сайту: