 |
Известное, неизвестное и непознаваемое.
|
|
|
|
То, что неизвестно, станет известным завтра. То, что известно сегодня, было неизвестным вчера. Однако известное и неизвестное — это очень поверхностная часть. За пределами обоих - непознаваемое. Это непознаваемое и есть хаос; иррациональное, нелогичное. Нельзя свести это к объяснениям, нельзя создать из этого науку или философию.
Этот хаос я назвал «ничто». Вы можете войти в него, можете быть едины с ним, можете радоваться в нем, но не пытайтесь концептуализировать его.
Так вот, Маниша, это не вопрос моего согласия или несогласия с Фритьофом Капрой. Я знаю: существование есть хаос и будет всегда оставаться хаосом. Все попытки человека в его систематизации обречены на провал. Это не система;
Это не механика. Потому я всегда любил выражение Гаутамы Будда. Когда его спросили: «Что есть истина?» — он ответил самым странным образом. Он сказал: «Все то, что работает». Он не определял истину, он просто сказал: «Все то, что работает — истинно».
И большего, чем это, даже сегодня мы не знаем. Мы не знаем, что такое электричество, нам известно только как оно работает; нам неизвестно, что это такое. Нет пути, узнать это, нет и необходимости.
Пусть существование функционирует.
Пользуйтесь им, любите его, радуйтесь ему. Нет необходимости систематизировать его; все системы обречены на провал.
Дзен — не система, это путь к хаосу.
Идите танцуя, не волнуясь и не тревожась о том, что это такое.
Радуйтесь ему!
Какой смысл задумываться, что такое музыка?
Любите ее, слушайте ее, создавайте ее.
Какой смысл находить определение танцу?
Танцуйте!
Но, тем не менее, очень немногие люди эпохи достаточно зрелы для того, чтобы принять этот необъятный хаос без страха и воспользоваться им, насколько возможно. Любите его, живите им и отбросьте детскую идею, что вы должны понимать его. Что вы собираетесь делать, поняв его? И, прежде всего, понимание невозможно.
|
|
|
Ум слишком мал, а существование слишком огромно — без всяких границ. Нет возможности для того, что когда-либо будет система, которая объяснит все. И если какая-то система объяснит все, это будет роковым днем — жизнь утратит всю радость.
Люди стараются объяснить все. Тогда любовь становится просто химией, биологией, гормонами. Вы думали когда-нибудь о любви как о гормонах, биологии, химии? В тот момент, как вы думаете о химии, биологии, гормонах, любовь теряет всю тайну. И безусловно, любовь это больше, чем могут объяснить химия, биология или гормоны. Может, они и объясняют секс, но они не могут объяснить любовь.
Любви не нужно быть сексуальной. Фактически, у высшей точки даже сексуальность трансформируется в любовь... любовь необъяснима, иррациональна, это хаос. Вы можете испытать ее, но не можете объяснить.
Время Сардара Гурудаяла Сингха.
Солнечный полдень в Ватиканском розарии. Папа Польский поглощен беседой с элегантно выглядящим джентльменом в костюме-тройке, с черным чемоданчиком.
— Я готов предложить вам миллион долларов! — восклицает бизнесмен Герман Гувер.
— Никогда, — произносит Папа. — Миллиард долларов, и не меньше!
— 0'кей! — говорит Герман, — наше последнее предложение — пятьсот миллионов долларов!
— Никогда! — кричит Папа, топая ногой. — Шестьсот миллионов долларов! Один доллар на каждого католика — или дело кончено!
— Проклятье! Давайте забудем все это, — восклицает Герман.
И расстроенный бизнесмен уходит.
Тем временем старый Марио, садовник, поднимает голову над кустом роз и зовет Папу:
— Эй, Ваше Святейшество! — говорит Марио. — Этот парень хотел дать вам столько денег! Почему вы отказались?
|
|
|
— Ты не понимаешь, — говорит Папа, — тебе не известно, чего этот парень хотел от меня.
— Ну? — спрашивает Марио. — Что же он захотел?
— Он хочет, — говорит Папа, — чтобы мы изменили концовку молитвы господней.
— Правда? — спрашивает Марио. — Но в конце мы всегда говорим «Аминь».
— Знаю, — огрызается Папа Польский. — Но этот парень требует, чтобы мы все говорили «Кока-кола»!
Та роковая ночь в старом Иерусалиме. На втором этаже Мак-Дональдса Иисус проводит прощальный ужин.
Клоун, Рональд Мак-Дональд, носится вокруг, подавая каждой компании шляпы, и насвистывает, пытаясь рассмешить серьезных святых.
Но Иисус, выглядевший уныло весь вечер, неожиданно ставит свой стакан с вином, и кричит через прокуренную комнату:
— Петр! — он кричит, показывая пальцем. — Петр! Сегодня ночью ты собираешься предать меня!
— О нет, Господи! — взывает Петр, бледнея, — я никогда бы не предал тебя!
— 0'кей, Петр, — говорит Иисус, — я просто проверял тебя. Иди сюда, съешь хлеба и выпей вина со мной.
Вот они едят хлеб и пьют вино. Потом Иисус говорит:
— 0'кей, Петр, можешь идти.
Тогда Иисус оглядывает комнату снова и зовет Иоанна, своего любимого ученика.
— Иоанн! — кричит Иисус, — Иоанн! Этой ночью ты собираешься предать меня!
— О нет, Господи! — отвечает Иоанн, падая в шоке со скамейки. — Я бы никогда не предал тебя. Это просто невозможно!
— 0'кей, Иоанн! — отвечает Иисус. — Не кипятись. Я просто проверял. Иди сюда, выпей вина и поешь хлеба со мной!
По мере продолжения вечера Иисус зовет своих апостолов, одного за другим, к себе; ест хлеб и пьет вино с каждым из них.
Наконец его блуждающие глаза останавливаются на Иуде, который просидел в углу весь прошедший час, беседуя с Марией Магдалиной.
— Иуда?! — кричит Иисус.
— Да, Господи! — отвечает Иуда, поправляя свою рубашку.
— Иуда! — восклицает Иисус. — Иди сюда! Ты мне нужен!
— Да, Господи, — говорит Иуда, вскакивая и взволнованно останавливаясь перед Иисусом.
— Иуда! — произносит Иисус. — Сегодня ночью ты собираешься предать меня!
— О Иисус Христос! — восклицает Иуда. — Почему до меня очередь доходит лишь тогда, когда ты уже пьян?
|
|
|
Однажды утром сексуальная мисс Торнбум, учительница начальной школы, покачиваясь, входит в класс.
— Итак, ребята, — сообщает она, — сегодня мы приступаем к совершенно новой и волнующей теме, называемой «сексуальное образование»!
Раздается громкие крики одобрения мальчиков и девочек; мисс Торнбум хлопает в ладоши для восстановления порядка.
— Тише, дети! — говорит мисс Торнбум. — Скоро вы, маленькие мальчики, заинтересуетесь маленькими девочками, а некоторые из вас, маленькие девочки, будут засматриваться на маленьких мальчиков.
Неожиданно вмешивается малыш Альберт.
— Эй, мисс Торнбум! — кричит он. — А нельзя ли тем, кто уже трахался, выйти и поиграть в футбол?
Ниведано...
Ниведано...
|
|
|
