 |
1. 4. Праславяне в скифское время (vi–iv вв. До Н. Э. )
|
|
|
|
Важнейшим звеном древнейшей истории славянства является определение исторического места и уровня развития праславян в скифскую эпоху.
Несмотря на то, что ряд исследователей признавал наличие славян среди «скифских» племен Геродота (Л. Нидерле и др. ), из этого не делалось никаких исторических выводов: историю славянства начинали с Плиния Младшего, писавшего 500 лет спустя после Геродота. А между тем проблема славянства середины I тысячелетия до н. э. может быть решена на основе комплекса различных источников.
У Геродота (V в. до н. э. ) существуют три географо-этнических понятия: 1) «Скифия» как пространство, населенное разными племенами: 2) скифы как таковые и 3) племена, ошибочно причисленные к скифам.
Скифы как таковые — кочевники-скотоводы, живущие в кибитках, не возделывающие полей, не имеющие городов. Они населяли степи, царей хоронили близ днепровских порогов. Археология подтверждает все сообщения «отца истории». Скифы-номады сменили в степях киммерийцев.
Наибольший интерес для нашей темы представляют геродотовские «скифы-пахари», «скифы-земледельцы», которые по самому своему роду занятий не могли быть настоящими скифами1. Археология указывает в пределах Геродотовой Скифии на Среднем Днепре, на Буге, Днестре и на Ворскле (на месте более ранней праславянской чернолесской культуры) большую область земледельческих поселений, окрашенную многими чертами общей скифской культуры, резко отличающейся, однако, от настоящих скифов своим нескифским земледельческим хозяйством.
Геродот указал на то, что греки ошибочно называют этих днепровских земледельцев скифами. Сам он часто пользуется географическим определением — «борисфениты» («днепряне»), но, рассказывая о земледельческом празднике священного плуга и ярма, Геродот приводит и самоназвание днепровских земледельцев: сколоты, по имени мифического древнего царя Кола-ксая (по толкованию лингвистов — «Солнце-царя»).
|
|
|
У сколотов VI–IV вв. до н. э. мы видим высокоразвитое земледелие, скотоводство, ремесло; на южной границе со скифами (бывшее пограничье с киммерийцами) ими воздвигнут ряд новых крепостей.
У сколотских племен явно выделилась дружинная всадническая прослойка и известны величественные «царские» курганы с оружием и многочисленными предметами роскоши.
План славянской деревни XV–XIII вв. до н. э. (с. Пустынна на Черниговщине)
Племена Восточной Европы по Геродоту в сопоставлении с синхронными культурами середины I тысячелетия до н. э.
Вполне допустимо, что сколоты представляли собою не только союз нескольких племен со своими «царями» во главе каждого из них, но и классовое общество. В пользу столь высокого уровня говорит не только существование богатой знати, но и наличие экспортного земледелия. Геродот сообщает, что «скифы-пахари» (праславяне Правобережья Днепра) сеют хлеб на продажу и что один из старейших греческих городов Северного Причерноморья — Ольвия носит второе имя — «Торжище Борисфенитов», т. е. праславян-днепрян. Экспортное земледелие всегда содействует не только быстрому обогащению племенной верхушки, но и усилению эксплуатации, возникновению острых, антагонистических отношений внутри общества.
Карта мест находок античных предметов роскоши, импортируемых из Ольвии и других греческих центров и являвшихся эквивалентом сколотского хлеба, показывает, что главными потребителями импортных вин и золотых украшений была славянская знать Правобережья Среднего Днепра (зона прежней чернолесской культуры), где, очевидно, и следует размещать три царства геродотовских сколотов.
|
|
|
Важным источником для воссоздания социальной структуры общества являются тип поселения и характер жилищ. Эволюция этих элементов культуры такова: поселки тшинецкого времени — деревни с очень небольшими избами и амбарами. В белогрудовско-лужицкое время (XI–X вв. до н. э. ), очевидно, в связи с развитием подсечного земледелия, требующего коллективных усилий, появляются (в обеих половинах праславянского мира) большие дома площадью до 200 кв. м (16 x 12; 18 x 11 м), рассчитанные на большую семью порядка 20–30 домочадцев, «челядинцев».
Возможно, что такое жилище с общим очагом посередине именовалось «огнищем». В последующей хронологически чернолесской культуре и в раннее скифское время огнища еще существуют, но размеры их несколько сокращаются. Одновременно появляются небольшие округлые городища с круговой застройкой жилищами вдоль стен («хоромы» от «хоро» — круг? ). В расцвет «сколотской» эпохи (V–IV вв. до н. э. ) наблюдается сочетание очень больших укреплений с малыми избами (4, 5 x 3; 4, 5 x 5, 5 м) внутри крепости.
Размеры городищ таковы (500–700 га), что там, кроме укрытия для беженцев и загонов для скота, могло разместиться более 1000 изб отдельных семей-парцелл. Размещение жителей внутри крепости не только содействовало их защите от внешнего врага, но и усиливало возможность организованно эксплуатировать их труд, используя крепостные стены как препятствие к свободному уходу поселенцев из поля зрения знати. Подобные крепости (княжеские «дворы») для временно несвободных закупов мы знаем для середины XII в. н. э. (городище Изяславль на Волыни).
Архаичное культовое изображение рала на новогоднем хлебе (наверху). Схема украинского рала (внизу). Оба рисунка по этнографическим данным
Земля сколотов — «борисфенитов» и районы ввоза греческих изделий: 1 — амфоры для вина и оливкового масла; 2 — посуда; 3 — металлические изделия; 4 — бусы; 5 — стеклянные изделия; 6–7 — разные изделия; 8 — поселения в районе торговли «борисфенитов» близ Ольвии
Греческая медная посуда эпохи Геродота (V в. до н. э. ). Найдена в затонувшем челне у с. Песчаного Черкасской обл.
Ведение экспортного хлебного хозяйства могло обеспечиваться этой новой, впервые появившейся, системой организации поселений.
|
|
|
Вся сумма сведений о сколотском (праславянском) обществе Среднего Поднепровья V–IV вв. до н. д. позволяет предполагать наличие здесь раннеклассового, по всей вероятности, рабовладельческого строя.
Геродот сообщает интереснейшие исторические мифы древних земледельцев-сколотов, вполне сопоставимые с археологическими данными. Схема этих сказаний такова: 1. Примерно за 1000 лет до прихода Дария на скифов (512) от Зевса и дочери Днепра родился Таргитай, оказавшийся первым человеком в этой земле. 2. У Таргитая было трое сыновей; в их царствование с неба упали золотые реликвии — плуг с ярмом, топор и чаша. Овладеть чудесным золотом удалось только младшему сыну Колаксаю, по имени которого все эти поклонники плуга и ярма назывались сколотами. Имя родоначальника сколотов — Таргитай — связано с древним индоевропейским понятием плодородия и урожая (ср. греческие «таргелии» — праздник урожая). Время мифического Тарги-тая («никак не больше 1000 лет» до Дария) — примерно XVI–XV вв. до н. э., т. е. то самое время, когда завершилось расселение пастушеских племен и началось обособление прасла — вян и их исторически самостоятельная жизнь.
Мифическое время трех сыновей Таргитая, по всей вероятности, — время чернолесской культуры (X–VII вв. до н. э. ), когда началось пашенное земледелие (небесный плуг) и «поча люди оружье ковати» (небесный топор). В VII в. до н. э. греки уже знали имя мифического Колаксая. Трое царей властвовали над четырьмя сколотскими племенами, размещение которых с разной степенью вероятия может быть сопоставлено с четырьмя группами концентрации археологических памятников чернолесской культуры: киевской, тясминской, подольской (Южный Буг) и ворсклинской. Золотые реликвии хранились в «обширнейшем» царстве, но у нас нет данных для его определения. 3. Младший (но главный) из сыновей Таргитая — Колаксай разделил царство между тремя своими сыновьями. Возможно, что уменьшение числа «царств»-племен при внуках Таргитая (три вместо четырех) отражает ситуацию VII–VI вв. до н. э., когда земли по Ворскле были завоеваны скифским племенем гелонов. Мифическое измерение времени поколениями героев-родоначальников не поддается, разумеется, прямому переводу на поколения людей.
|
|
|
Праславянские сколотские исторические мифы, записанные Геродотом, восходят в основном к упомянутым выше чернолесско-киммерийским временам X–VII вв. до н. э., а исходной их точкой является середина II тысячелетия до н. э. В этих мифах проводятся две идеи: во-первых, божественное, ураническое происхождение символов важнейших хозяйственных новшеств — пашенного земледелия и ковки железа, а во-вторых, мифологически оформленная история племен Среднего Поднепровья и Побужья, охватывающая почти тысячелетие. Мифы о божественных кузнецах-змееборцах, ковачах первого сказочного плуга сохранились, как уже сказано, вплоть до XX в. н. э.
В архаичном слое восточнославянских богатырских волшебных сказок сохранились отголоски древних мифов, прямо связанных с героями-родоначальниками племен геродотовских записей. Здесь есть и три брата-богатыря, и соответствие «Царь-Солнцу» Колаксаю — богатырь Светозар, Световик (Зорькин, Искорка), родившийся на восходе солнца; он тоже младший из троих, он тоже победитель в состязаниях. Есть здесь как обязательный элемент и три царства, из которых одно — «Золотое царство», достающееся младшему, Светозару.
В генеалогическом плане представляет интерес обязательный элемент сказок: герои рождаются от глотка воды или от съеденной матерью рыбы, только что выловленной из воды; это ведет нас к тому, что родоначальник, внук реки Днепра, был сыном водяной нимфы. Имя родоначальника в искаженной временем форме («Тарх Тарахович») тоже известно русским сказкам2.
В прямой связи со сколотскими «царствами» IX–VII вв. до н. э., о происхождении которых сложены мифы, стоит важный вопрос о союзах племен, о той высшей форме социальной интеграции первобытного общества, при обязательном посредстве которой и происходит переход к государственности.
Исходной точкой исследования всегда являлись перечни славянских «племен» (летописец никогда не употреблял этого термина) в летописи Нестора. Археологи еще на рубеже XIX и XX вв. установили соответствие Нестеровых Вятичей, Кривичей, Северы и др. IX–XII вв. н. э. большим пространствам с единообразной археологической культурой, отличавшей их от соседей. П. Н. Третьяков правильно определил эти земли как союзы племен. Дальнейшее исследование показало, что каждое такое единство подразделяется на 8–10 локальных вариантов. У западных славян летописным лютичам соответствовал союз из восьми отдельных, названных в источниках племен. Отсюда вывод: летописные наименования обозначают не племена (в научном этнографическом смысле), а союзы племен. Все восточное славянство средневековья представляло собой совокупность примерно 120–150 племен, интегрированных в полтора десятка устойчивых племенных союзов. По десятичному делению Средневековья род (в нашем понимании) соответствовал термину «съто», а совокупность десяти родов — «тысяче». Союзу племен отвечал термин «тьма» (т. е. «десять тысяч»), которым обозначались целые земли и большие княжества вроде Смоленского.
|
|
|
Славянские союзы племен, подробно перечисленные Нестором, были характерны не столько для его времени, сколько для значительно более раннего. Однако археологические материалы, вполне синхронные Нестору, позволили А. А. Спицыну обозначить эти союзы (Спицын, как и многие другие историки и археологи, называл их «племенами») по определенным устойчивым признакам и значительно уточнить лаконичные географические указания Нестора. Древние союзы племен вошли в Киевскую Русь, сохранив свои этнографические особенности и, по всей вероятности, свои диалекты3.
Особую важность приобретает определение времени сложения союзов племен. Нестор, описывая древнейшую историю славянства, применяет только имена союзов племен, не обозначая нигде мелких племен, но это не определяет начальной даты сложения союзов. Однако анализ текста Нестора может дать ответ на интересующий нас вопрос. До сих пор не обращалось внимания на то, что имена народов у Нестора делятся в основном на две группы: одни имена оканчиваются на -ане или -яне (поляне, мазовшане и др. ) и, возможно, происходят от тех или иных топонимов, а другие на -ичи или -цы и имеют явно патронимическую окраску (радимичи, вятичи). С этим сходится и терминология западнославянских источников.
Главное состоит в том, что при нанесении обеих групп на карту выявляется интереснейшая закономерность: группы образуют две зоны — внутреннюю и охватывающую ее со всех сторон внешнюю зону. Внутренняя зона (названия типа «поляне») совпадает с областью расселения славян в скифо-сколотское время (см. ниже), а внешняя зона (названия типа «радимичи») — с широкой областью позднейшей колонизации. Во внешней зоне встречаются имена племен, образованные по обоим принципам — как топонимическому, так и патронимическому, но патронимические мы находим только во внешней зоне колонизации. Внутренняя зона, совпадающая в основном с прародиной славян, знает только названия типа «поляне», «висляне» (три исключения: север, хорваты и дулебы) и совершенно не знает названий второго типа (см. карту на с. 30).
Деление племенных названий на исконные и на приобретенные в процессе позднейшей колонизации позволяет связать вопрос о датировке их с определением времени начала колонизации.
Локальные археологические группы I тысячелетия до н. э. в сопоставлении с размещением позднейших союзов славянских племен
Славянский мир в первой половине I тысячелетия до н. э. простирался от Балтийского моря (по Гензелю — от побережья между Одером и Вислой) до Левобережья Днепра. Незначительное колонизационное движение можно связывать с племенами милоградской культуры (праславяне, не входившие, по-видимому, в сколотское объединение) — геродотовскими неврами; оно началось в середине VI в. до н. э. и шло на северо-восток в направлении земли будущих радимичей. Значительно более заметной славянская колонизация в этом же направлении стала в пору зарубинец — кой культуры, когда под давлением сарматов праславяне-зарубинцы продвинулись далеко на северо-восток, вселившись почти на все пространство междуречья Днепра и Десны (радимичи, дреговичи, отчасти кривичи). Примерная дата — рубеж нашей эры.
Патронимическая форма названий племенных союзов находит подтверждение в легендах, записанных Нестором: радимичи происходят от некоего героя Радима, приведшего их на Сож «от ляхов».
Таким образом, основной процесс широкого расселения праславян падает на время после существования сколотского единства. Следовательно, исконные, топонимические названия племенных союзов (и сами союзы, разумеется) могут быть датированы первой половиной или серединой I тысячелетия до н. э.
Если археология помогла уточнению границ племенных союзов для времени их отмирания (Х-ХП вв. н. э. ), то вполне закономерно обращение к археологическим данным для определения территорий племенных союзов эпохи их зарождения.
Рассматривая локальные варианты тшинецко-комаровской культуры первичных праславян и сопоставляя их с размещением славянских народов (союзов племен) у Нестора, мы обнаруживаем целый ряд географических совпадений для основных племенных групп. Более того, привлекши локальные варианты сколотско-лужицких археологических памятников VI–IV вв. до н. э., мы увидим ту же самую картину: локальные варианты этой эпохи тоже соответствуют размещению Нестеровых народов и перечень их совпадает с перечнем вариантов тшинецкой культуры. Об этом яснее говорит таблица, в которой археологическим группам разных эпох приданы условно имена из перечня Нестора:
Локальные варианты археологических культур и их соответствие по географическому признаку перечню летописи Нестора:
Тшинецко-комаровская культура XV-ХII вв. до н. э. … Сколотско-лужицкие культуры VI–IV вв. до н. э.
Висляне … Висляне
Поляне-ляхи … Поляне-ляхи
Мазовшане … Мазовшане
Волыняне … Волыняне
Древляне (? ) … Древляне
Поляне-русь … Поляне-русь
Бужане (? ) … Бужане
Хорваты (комаровский вариант) … Хорваты
Устойчивость географических групп на протяжении целого тысячелетия заслуживает внимания. Названия союзов в разное время могли видоизменяться.
Археологические группы тшинецкого времени, возможно, отражают лишь естественно-географическую сосредоточенность населения, но к сколотско-лужицкому времени они, по всей вероятности, представляли уже настоящие союзы племен, обозначенные в геродотовских записях как «царства». Главной причиной сплочения отдельных племен в союзы была, очевидно, необходимость отпора воинственным соседям: киммерийцам и скифам на востоке и кельтам на западе. Но были, надо думать, и внутренние, недостаточно ясные для нас основания для интеграции племен.
Подробно описанный Геродотом сколотский союз состоял из четырех племен: авхатов (Плиний размещает их на Гипанисе-Тикиче), катиаров, траспиев и паралатов (возможно, днепровско-тясминская группа). Земли этого союза занимали Среднее Поднепровье и соответствовали позднейшим полянам, руси и бужанам. Это далеко не все праславяне, а лишь юго-восточная часть обширного праславянского мира, к которому следует причислить и соседних со сколотами невров и отдаленные племенные союзы в составе лужицкой культуры у Карпат, по Висле и в междуречье Вислы и Одера вплоть до поморян на южном берегу Балтики.
Историческое осмысление обильного археологического материала позволяет привлечь к изучению древнего славянства те исторические письменные источники, которые до сих пор никогда к этой теме не привлекались. Анализ текста Геродота показал, что часть праславян его времени именовалась у греков (по мнению историка — ошибочно) скифами. История знает множество примеров того, что имя одного народа распространяется на ряд других (гунны, татары и др. ). Так произошло и со скифами, под именем которых выступали одно время славяне, а несколько позднее — готы в Причерноморье.
Большой интерес представляет сообщение греческого писателя Эфора (405–330 гг. до н. э. ) о соседстве Скифии с Кельтикой, подтвержденное рядом позднейших писателей, локализующих это соседство в южной Прибалтике, восточнее Рейна. Балтийское море называли «Скифским океаном», а его юго-восточную часть — «Венедским заливом». По археологическим материалам эпохи Эфора восточный край области кельтских погребений доходил до верховий Одера; далее на восток («за Кельтикой») начинались обширные земли праславян («Скифия»), тянувшиеся до самого Борисфена. Настоящие скифы-кочевники в этих обзорах не выделялись. Все это вместе взятое позволяет сделать вполне определенный вывод: греческие географы вскоре после Геродота определяют размещение «Скифии» не только в знакомом им Причерноморье, но и на другой стороне европейского континента — в Прибалтике, что подкреплялось сообщениями мореплавателей (вроде Питея из Массилии-Марселя середины IV в. до н. э. ) о «Скифии» на берегу Балтийского моря в соседстве с кельтами (позднее — с германцами). Осмыслить эти устойчивые определения, повторявшиеся вплоть до рубежа нашей эры (Страбон), мы можем только в том случае, если примем как достоверное, что под Скифией Эфор подразумевал как собственно скифов, так и всю широкую полуторатысячеверстную полосу праславян, тянувшуюся в это время от Днепра до «Скифского залива».
Доказателен также и факт установления тождества греческими купцами (плававшими в северные моря за британским оловом и литовским янтарем) между местными племенами южного берега Балтики и далекими «скифами»-сколотами Приднепровья.
Скифо-балтская географическая концепция была создана в ту пору, когда днепровские праславяне под именем скифов-пахарей были хорошо известны по хлебной торговле через Ольвию, а висло-одерские праславяне были открыты мореплавателями.
|
|
|
