1.9. ПРОИСХОЖДЕНИЕ РУСИ

 

Первыми словами заголовка исторического труда летописца Нестора были слова о происхождении Руси: «Откъуду есть пошьла Русьская земля? »

Ни один из вопросов образования древнерусской народности и древнерусского государства не может быть решен без рассмотрения того, что такое Русь, кто такие русы.

Обширная и противоречивая историография этого вопроса знает около двух десятков различных ответов, взаимно исключающих друг друга. Как известно, русов считали и варягами, и литовцами, и балтийскими славянами, и финнами, и славянами, и среднеазиатскими аорсами, и, наконец, отчаявшись в их этническом определении, разноплеменной социальной группой. Основная борьба в историографии Руси шла между норманистами и их противниками, принимая нередко ожесточенные формы. Это и неудивительно, т. к. от того или иного решения спора зависело установление местных или чуждых истоков Русского государства. После того как многие доводы норманистов были опровергнуты, норманская теория осталась где-то на грани между консервативной ученостью и политическим памфлетом. Фашистские фальсификаторы истории в гитлеровской Германии, в США и в других империалистических странах сделали норманскую теорию своим знаменем, превратили легенду о призвании князей в символ всей русской истории.

Длительность споров о происхождении Руси в известной мере объясняется противоречиями в источниках, обилием домыслов и догадок у самих древних авторов. В источниках мы найдем и прямые указания на то, что русы — варяги, и столь же прямые свидетельства их славянства. Русов то называют кочевниками (патриарх Фотий), то говорят о том, что кони их не могут носить (Захария). То русов называют племенами из славян (Ибн-Хордадбе), то обосабливают их от славян и даже противопоставляют их славянам. Русская земля то расширяется до пределов всей Восточной Европы, то сужается до размеров маленького болотистого острова. Из этого списка противоречий нельзя выбрать какое-либо одно положение по своему вкусу; нельзя пытаться примирить противоположные утверждения при помощи компромиссов. Необходимо объяснить причины возникновения той или иной точки зрения в каждом источнике и рассматривать всю совокупность доступных нам сведений. При многогранности задач и противоречивости источников необходим синтез различных сведений и применение ретроспективного метода, обеспечивающего осторожное продвижение вглубь веков от известного к неизвестному.

Давно и многократно отмечалась исследователями двойственность смыслового значения при употреблении летописцами слов «Русь», «Русская земля»14. С одной стороны, они обозначали всю совокупность восточнославянских земель в их этнографическом, языковом и политическом единстве, свидетельствуя о сложении древнерусской народности на огромном пространстве от Карпат до Дона и от Ладоги до «Русского моря». В этом смысле Русская земля противопоставлялась полякам, чехам, венграм, половцам, византийцам как в этническом, так и в государственном отношении. В эпоху феодального дробления Руси, в XII–XIII вв., несмотря на существование нескольких десятков княжеств, единство русской народности очень хорошо осознавалось и находило отражение в терминологии — вся Русская земля противопоставлялась обособленным вотчинам враждовавших князей.

Таково одно значение слов Русь и Русская земля. Наряду с ним в одних и тех же источниках встречается несравненно более узкое определение Руси: Киевская земля, Среднее Приднепровье. Обстоятельный разбор выборочных летописных данных был произведен М. Н. Тихомировым15. Но выводы М. Н. Тихомирова и его предшественников были оспорены Д. С. Лихачевым в его комментариях к «Повести временных лет»16. Д. С. Лихачев крайне неубедительно пишет о том, что «наиболее древним, основным значением «Русь» и «русьский» является значение общее, обращенное ко всем русским землям и ко всему русскому народу в целом»17.

Этот взгляд совершенно лишен исторического подхода к вопросу образования народности.

Источники XII в. (например, «Повесть временных лет»), ретроспективно освещающие события X в., дают нам историю всей Русской земли и поэтому употребляют соответственный общий термин. Летописи XII в. полны географических определений для отдельных частных событий происходивших в разных углах Руси, и если среди этих определений нам встречаются «кривичи», «русь», «радимичи», мы должны отнестись к ним не как к новшествам XII в., а как к глубокой старине, дожившей до XII в. благодаря традиции, оказавшейся более сильной, чем действительные географические новшества — изменчивые очертания феодальных княжеств.

Серьезным исследованием, посвященным этому вопросу, является книга А. Н. Насонова18. Автор очень интересно и обстоятельно разбирает вопрос о Руси в узком смысле слова. Некоторые сомнения вызывает лишь определение крайних западных и восточных рубежей и датировка установления единства Русской земли на юге[3].

 

«Русская земля» (в широком смысле слова) и «иные языци, иже дань дают Руси» в XII–XIII вв.  

 

Русские области XI–XIII вв., не входившие в понимание «Русской земли» в узком смысле слова  

Важность темы и наличие разногласий вынуждают нас заняться более детальным рассмотрением этого вопроса вновь с исчерпывающим, а не выборочным изучением летописей. Всем дошедшим до нас летописным сводам хорошо известно употребление слов «Русь», «Русская земля» в смысле всей совокупности восточных славян, единой русской народности, единого русского государства. В «Повести временных лет» такое словопонимание даже преобладает, но это объясняется тем, что там описывается преимущественно период единства Руси. Новгородская I летопись знает оба значения и иногда причисляет Новгород к Руси, а иногда противопоставляется его Руси (южной). Лаврентьевская летопись чаще всего отделяет Владимиро-Суздальскую землю от Руси в узком смысле. В Ипатьевской летописи, в летописании Мстислава Владимировича, Ольговичей и Ростиславичей одновременно существует и риторическое понимание единства Руси («Володимер… многа пота утер за землю Рускую») и конкретное представление о Руси как о южной части всего русского единства.

Область древнерусской народности IX–XIII вв. (родоначальницы позднейших братских народностей — русской, украинской и белорусской) может быть восстановлена по целому ряду разнородных источников как письменных, так и археологических, хотя летописцы XII в. и не оставили нам систематического описания ее границ. Во-первых, область Русской земли в широком смысле слова может быть получена как сумма племенных территорий всех восточнославянских племен, исходя из тезиса летописца, что «словеньскый язык и рускый — одно есть…» Во-вторых, некоторое представление о границах Русской земли XI–XII вв. может дать карта русских городов, упоминаемых в летописях по тому или иному случаю19. Это не систематический перечень русских городов, и поэтому возможны пропуски, но в общих чертах карта летописных городов дает нам весь театр действий феодальной Руси.

Более или менее систематические сведения о нерусских народах, соседях и данниках Руси, содержит вводная часть «Повести временных лет»: «А се суть инии языци, иже дань дають Руси: чюдь, меря, весь, мурома, черемись, мръдва, пермь, печера, ямь, литва, зимигола, корсь, норома, либь…»20. Если мы нанесем на карту все эти народы, то они обозначат западную, северную и восточную границы области Руси, совпадающей с пограничными русскими городами21.

Точные географические данные о территории русской народности содержатся в поэтическом «Слове о погибели Русской земли».

Русская земля определяется по соседним народам, начиная от Венгрии и далее по часовой стрелке: «Отселе до угор и до ляхов, до чахов, от чахов до ятвязи и от ятвязи до литвы, [от Литвы] до немець (тевтонский и ливонский ордена), от немець, до корелы, от корелы до Устьюга, где тамо бяху тоймицй погании и за дышючим морем от моря до болгар, от болгар до буртасъ, отъ буртас до чермис, от чермис до моръдви». Упоминание о половцах, которые пугали своих детей грозным именем Мономаха, завершает описание соседей Руси на юге. (См. карту на с. 62).

Последним и наиболее систематическим источником, который нам следует привлечь, является «Список русских городов», составленный около 1396 г., очевидно, одновременно с другими географическими статьями, включенными в летописи под этим годом22

Список охватывает все русские города, независимо от их политической принадлежности. В эпоху феодальной раздробленности, когда вокруг Москвы была собрана лишь пятая часть древнерусских земель, появление такого списка, сознательно воскрешающего единство русской народности, было, несомненно, выражением передовой идеи: «А се имена градом всъм Русскым, далним и ближнимъ»[4]. При нанесении этих русских городов на карту мы видим почти полное совпадение общих контуров Русской земли, как она представлялась составителю списка XIV в., с Русской землей, определенной нами по городам XI — начала XIII в. Оба контура совпадают во всех основных частях и разнятся лишь в незначительных деталях; не противоречат им и списки соседей Руси. Такое совпадение может говорить об устойчивости древнерусской народности, продолжавшей осознавать свое единство, несмотря на феодальную разобщенность сотен русских княжеств XIV в.

Границы Русской земли по этим данным совпадают в общих чертах с суммой всех племенных земель восточнославянских племен. Исключения таковы: 1. В состав русских земель включены области мери и веси за Волгой и на Белоозере. Очевидно, здесь очень интенсивно проходил процесс обрусения этих племен. 2. Не включены закарпатские земли Белых хорватов. 3. Низовья Дуная, вплоть до Тырнова, названы русскими. Это, возможно, отражало давний процесс переселения антов к Дунаю и на Балканы.

 

Для определения пределов Русской земли в узком смысле, в смысле только Южной Руси, мы используем, во-первых, метод исключения, т. е. перечислим те области, которые не входили в состав Южной Руси, а во-вторых — прямые указания летописи на принадлежность к собственно Руси23.

Русские области и города, не входившие в понятие «Русь» в узком смысле:

Новгород Великий. Поездки из Новгорода в Киев, Чернигов, Переяславль всегда рассматривались новгородским летописцем как поездки в Русь[5].

Владимир-на-Клязьме, Ростов, Суздаль, Рязань. Города Владимиро-Суздальского и Рязанского княжеств исключались из понятия Руси в узком смысле[6].

Область вятичей (Неринск, Козельск? Брянск? Дедославль? ). Во время похода Святослава Ольговича в 1147 г. на Давидовичей к нему в Неринск приезжают разведчики из Руси, сообщая о делах в Чернигове и Стародубе. Область вятичей по контексту летописи не включена в Русь, а противопоставлена ей[7].

Смоленск. Изяслав Мстиславич Киевский и его брат Ростислав Мстиславич Смоленский обмениваются в Смоленске подарками: «Изяслав да дары Ростиславу, что от Рускыи земле и от всих царьских земель, а Ростислав да дары Изяславу что от верхних земель и от варяг…» «…Приде ему Ростислав и с всими рускыми полкы и с смо-леньскими…»[8]

Полоцк. Мстислав Владимирович Киевский услал в Царьград двух полоцких княжичей за то, что «не бяхуть его воли и не слушахуть его, коли е зовящеть в Рускую землю в помощь»24.

Галич-на-Днестре. Юрий Долгорукий в 1152 г. идет в Русь, «тогды же слышав Володимерко (князь Галицкий) идуча в Русь, поиде к Кыеву»25.

Владимир-Волынский. В описании похода Ольговичей на Владимир в 1144 г. противопоставляются волынские войска русским26.

Вручий. Овруч был княжеским доменом Рюрика Ростиславича, и когда он уезжал из Киева в Овруч, летописец говорил об отъезде его из Руси27.

Берлад. Андрей Боголюбский посылает сказать Давиду Ростиславичу Смоленскому: «А пойди в Берлад, а в Руськой земли не велю ти быти». Уделом Давида в Руси был Вышгород28.

В «Повести временных лет» мы также найдем несколько примеров географического ограничения понятия «Русь»:

Древляне. Убив Игоря в 945 г., древляне говорят: «Се князя убихом рускаго; поймем жену его Вольгу за князь свой Мал…»29

Радимичи. После победы воеводы Волчьего Хвоста над радимичами «тЪм и Русь корятся радимичемъ…» Радимичи «платять дань Руси, повоз везут и до сего дне»30, [9]

Особенно интересен список племен, принимавших участие в походе Игоря на Византию в 944 г.

«Игорь же, совкупив вой многи: Варяги, Русь, и Поляны, Словены, и Кривичи, и Тиверце, и Печенеги наа и тали у них пояша…»[10].

Относительно отождествления Руси и Полян мы знаем из той же «Повести временных лет». Очевидно, остальные племена (словен, кривичей и тиверцев) мы должны признать не входившими в X в. в состав собственно Руси, что вполне согласуется с данными летописей XII в. (Новгород — не Русь, Смоленск — не Русь, Берлад — не Русь).

Подведем некоторые итоги тому разрозненному и случайному материалу, который приведен выше.

В состав собственно Руси, Руси в узком (первоначальном? ) смысле, не входили, по этим неполным данным, земли следующих племен и города:

ПлеменаГородаДревлянеНовгородПолоцкРадимичиСмоленскВладимир-ВолынскийВятичиВладимир-на-КлязьмеГаличСловенеРостовОвручКривичиСуздальНеринскТиверцыРязаньБерладПоляне? Варяги Таким образом, для Руси остается Среднее Приднепровье с Киевом, Черниговом, Переяславлем и Северская земля, ни разу не противопоставленная Руси.

Обратимся теперь ко второй половине затронутого вопроса — к посильному определению тех областей и городов, которые входили в Х-XII вв. в ограниченное понимание географического определения Руси. Древнейший русский документ — отрывок договора Олега с греками 907 г. — так определяет основные города Руси: «Приходяще Русь да витают у святого Мамы, и послеть царьство наше и да испишут имена их и тогда возмуть месячное свое: первое от города Киева и паки ис Чернигова и ис Переаславля, и прочий гради»31.

Принадлежность каждого из этих трех городов к основному, главному — ядру Русской земли многократно подтверждена летописями. Относительно Киева и Киевщины у нас много данных; князья часто говорили: «Пойди в Русскую землю Киеву»32. [11] Отнесение к Руси Переяславля подтверждена многократно: в 1132 г. «ходи Всеволод в Русь Переяславлю…»33. В летописании Переяславля Суздальского, сохраненном нам Лаврентьевской летописью, Переяславль южный восемь раз назван Русским (Русьскый Переяславль, Русский, Рускый)34. Принадлежность Чернигова к собственно- Руси также подтверждена летописью и для XII–XIII вв. 35

Кроме того, в состав собственно Руси входили, по летописным данным, и другие города, позволяющие хотя бы отчасти уточнить пределы основного ядра Русской земли.

Белгород и Вышгород. В 1174 г., когда Андрей Боголюбский выгнал Ростиславичей из этих городов, то «пожалишаси велми Ростиславичи, оже- их лишаеть Руськой земли…»36.

Торцький, Треполь, Корьсунь, Богуславль, Канев. В 1195 г. Всеволод Большое Гнездо тщетно просил у Рюрика Ростиславича эти города и жаловался: «А ныне сел еси в Кыеве, а мне еси части не учинил в Руской: земле»37.

В состав Руси входили и другие города по Роси и по Стугне: Дверей, Василев38.

К Русской земле относился и Городец Остерский — форпост Мономашичей на Десне между Черниговом и Киевом. В 1195 г. Всеволод послал тиуна «в Русь и созда град на Городици на Въстри, обнови свою отчину»39.

На Левобережье Днепра мы располагаем сведениями о нескольких городах, кроме Чернигова, Переяславля и Городца Остерского. В 1147 г., когда Святослав Ольгович стоял у Неринска, собираясь в поход на Давыдовичеи, «в то же время прибегоша из Руси децкы и поведаша ему Володимера в Чернигове, а Изяслава у Стародубъ»40

К Руси в узком смысле слова может быть причислен и Трубчевск, т. к. когда трубчевский князь Святослав уезжал из Новгорода Великого обратно в свою землю, то летописец сказал: «Въспятися назад князь Святослав в Русь»41.

Глухов. В 1152 г. «…Гюргеви же идущю в Русь, пришед ста у Глухова»42. Если летописец употребил форму «пришед», то несомненно, что он считал Глухов, находящимся в Руси.

События 1139 г., когда только что вокняжившийся Всеволод Ольгович начал перебирать княжения, показывают, что в его руках находилась «вся Русская земля», в том числе и Курск, куда он выгонял Андрея Владимировича Переяславского[12].

Несколько особняком от «русских» городов стоят города Погоры-нья, относительно которых есть несколько свидетельств. В 1152 г. города верхнего течения Горыни — Бужевск, Шюмеск, Тихомль, Выгошев и Гнойлица — названы дважды «русскими городами» в отличие от Галицкои земли и один раз названы «Русской земли волости»43. Трудно сказать, следует ли их включать в состав «собственно Руси» или же они являлись каким-то примыслом «русских» князей и составляли крайнюю западную волость Русской земли.

Нам надлежит еще разобрать сведения о «всей Русской земле» в понимании летописцев XII в. Очень часто словом «Русь» обозначаются южнорусские области вообще44. Иногда летописцы говорят определеннее, включая в понятие «всей Русской земли» Киевщину и Левобережье Днепра или в отдельных случаях только Киевщину. Таково приведенное выше отождествление «всей Русской земли» с владениями Всеволода Ольговича в 1139–1140 гг., когда он стал киевским князем. Его владения простирались на восток до Курска. Под 1145 г.

Новгородская летопись описывает поход на Галич: «Ходиша вся Русска земля на Галиць… ходиша же и из Новагорода помочье кыяном…»45.

Ипатьевская летопись дает нам список князей, участвовавших в этом походе, из которого мы узнаем о районе мобилизации: Киев, Новгород Северский, Чернигов46. В этом же значении Киевщины и Чернигово-Северщины термин «Русская земля» выступает и в событиях 1180 г. На Днепре близ Вышгорода охотились в ладьях князья с княгинями и дружиной Святослав Всеволодич, правивший Киевом в своеобразном двуумвирате с Рюриком Ростиславичем, задумал воспользоваться этим пикником для нанесения удара своим противникам: «И помысли во уме своемъ, яко Давида иму, а Рюрика выжену из земле и прииму едине власть Рускую и съ братьею и тогда мыцюся Всеволоду обиды свое»47. Отсюда следует, во-первых, что Владимиро-Суздальская земля Всеволода Юрьевича не входила в понятие Русской волости, а во-вторых, что в состав Русской волости входили: Киев, Вышгород, Белгород (где сидели Ростиславичи) и земли-«братьи» Святослава, т. е. Чернигов, Новгород-Северский, Курск, Трубчевск и другие города «Черниговской стороны».

Подведем некоторые итоги. В географическое понятие Русской земли или «всей Русской земли», противопоставляемой Галичу, Суздалю, Смоленску и Новгороду, включались следующие города: Киев, Чернигов, Переяславль Русский, Вышгород, Белгород, Василев, Треполь. Города Поросья: Корсунь, Богуславль, Канев, Дверен, Торцький. Города «Черниговской стороны»: Стародуб, Трубчь, Глухов, Курск, Новгород-Северский, Остерский Городец. «Русской земли волости» (города Погорынья): Бужск, Шумск, Тихомель, Выгошев, Гнойница.

Если мы нанесем на карту, во-первых, все области, поименованные в летописях как не входящие в собственно Русь, а во-вторых — области Руси, то увидим, что они не совпадают, не заходят одна за другую, а четко разграничены, взаимно исключают друг друга. Это очень важно для подтверждения достоверности сведений, извлеченных из случайных упоминаний разных летописцев. Итак, область собственно Руси наметилась. Это — значительная область, покрывшая собою несколько древних летописных племен и много феодальных княжеств.

В то время, когда понятие «Русь» употреблялось в качестве географического обозначения, на этой «Русской земле» всегда существовало несколько враждовавших между собой княжеств: Киевское, Переяславская вотчина Юрьевичей, Чернигово-Северская вотчина Ольговичей и др. Поэтому возводить географическое понятие XII в. «Русская земля» к какому-либо политическому единству этого времени никак нельзя. Это единство для эпохи Юрия Долгорукого и Святослава Всеволодича — лишь далекая историческая традиция.

Прежде чем перейти к более ранним временам, когда это единство могло быть политической реальностью, сделаем еще одну попытку ретроспективного использования данных XII в. Внутри очерченной территории мы можем выделить еще более узкую область, так сказать, Русь внутри Руси.

Так, в 1146 г. Святослав Ольгович, княживший в Новгороде-Северском, Путивле и Курске, приглашает Юрия Долгорукого: «а пойди в Русскую землю Киеву, а яз ти еде (в своем Северском княжестве. — Б. Р. )  буду ти помощник»48. В 1189 г. Святослав Всеволодич дает Галич своему сопернику — соправителю Рюрику Ростиславичу, а себе хочет «всей Руской земли около Кыева»49. Такое же ограниченное понимание Русской земли сквозит и в ряде летописных определений политического союза Киевщины с Черными клобуками. Так, в 1149 г. Ростислав Юрьевич говорит отцу: «Слышал есмь, оже хощеть тебе вся Руская земля и Черный Клобукы»50. [13] В 1154 г. это сочетание Руси и Черных клобуков употребляется как застывшая формула: «…и плакася по нем (по Изяславу Мстиславичу. — Б. Р. )  вся Руская земля и вси Чернии Клобуци яко по цари и господине своем». «Кияне же вси изидоша с радостью великою противу своему князю; и тако быша ему ради вси и вся Руская земля и вси Чернии Клобуци обрадоващася, оже Ростиславъ (Мстиславич) пришел въ Киевъ»[14].

Главная масса Черных клобуков — берендеев — была расселена киевскими князьями в Поросье и на Правобережье Днепра. Они были размещены в качестве наемной конницы чересполосно с русскими поселениями на южной окраине Киевской земли. Формула «вся Руская земля и. вси Чернии Клобуци» предполагает еще более узкое понимание Русской земли, чем установленное выше. Там, где применяется эта формула, там под русской землей понимается сравнительно небольшой треугольник, вершиной которого был Киев, одной из сторон — Днепр от Киева до Канева, а основанием — бассейн Роси. Черниговщина не входила в понимание Русской земли и Черных клобуков, о чем можно судить по рассказу летописи 1161 г. Ростислав Мстиславич Киевский посылает к Святославу Ольговичу Черниговскому «пусти ко мне детя Олга, ать познаеть кияны лепшия и Берендиче и Торкы»51. Все походы Черных клобуков — берендеев — связаны как с отправной точкой только с «киевской», «русской» стороной Днепра: они всегда союзники или вассалы киевских князей, они «умирают за Русьскую землю и головы свои складывают», они постоянно служат киевским князьям как в их борьбе против половцев, так и в их борьбе с левобережными Ольговичами. Отсюда мы должны сделать вывод о существовании в XII в. наряду с другими также и крайне ограниченного понимания «Русской земли», как Киевщины и Поросья.

Детальное рассмотрение летописных определений Русской земли в XI–XII вв., противоречивых на первый взгляд и как будто бы взаимно исключающих друг друга, привело нас к выводу о существовании трех географических концентров, одинаково называемых Русью или Русской землей: 1) Киев и Поросье; 2) Киев, Поросье, Чернигов, Переяславль, Северская земля, Курск и, может быть, восточная часть Волыни, т. е. лесостепная полоса от Роси до верховьев Сейма и Донца; 3) все восточнославянские земли от Карпат до Дона и от Ладоги до степей Черного (Русского) моря. Возможно, что постепенное расширение областей отражает исторические этапы развития русской народности от племени к союзу племен и от союза племен к народности.

Русская земля IX–XIV вв. в широком смысле слова — это область древнерусской народности с единым языком, единой культурой, временной единой государственной границей. Это понятие для нас вполне ясно. Но что представляла собой приднепровская Русь от Киева до Курска, Русь в узком смысле? Это не эфемерное понятие, промелькнувшее в ч каком-либо одном источнике, это понятие устойчивое, прочное, хорошо известное всем без исключения русским летописцам, будь они киевлянами, владимирцами, галичанами или новгородцами. Понятием «Русь» (в смысле Приднепровской Руси) широко пользовались в качестве географического ориентира, считая, что новгородцам или суздальцам не нужно было никаких пояснений, если сказано: «идоша в Русь». Область Приднепровской Южной Руси включала в себя Киев с Поросьем на правом берегу Днепра и Десну с Посемьем на левом. Южная граница этой области для нас неуловима, т. к. в тех случаях, когда летописцы отмечали набеги половцев на «Русскую землю», это были набеги вообще на Русь и, в частности, на Южную Русь. Очевидно, южная граница проходила там, где фактически кончались русские поселения в степи. Южная Русь целиком была расположена в лесостепной полосе, не выходя за ее пределы. Недостаточно ясна и восточная граница. Если данниками Руси были буртасы и мордва, то восточная граница могла доходить до Дона. Но в летописи эти восточные окраины вообще не упоминаются — здесь не происходило никаких событий.

Очень важно отметить, что единство этой территории не находит себе соответствия в исторической действительности XI–XII вв. В ту пору, когда все летописцы согласно выделяли Южную Русь из других частей Руси, это обособление не было ничем обосновано. На обширной территории Южной Руси было несколько княжеств, принадлежавших постоянно враждовавшим между собой Юрьевичам, Ростиславичам, Давидовичам и Ольговичам. Здесь выделились такие самостоятельные центры, как Киев, Чернигов, Переяславль Русский, Новгород-Северский, Путивль, Курск, со своими династиями князей, своим летописанием, своей политикой.

В XI в. данная область также не представляла политического единства; достаточно вспомнить события 1026 г., когда Ярослав и Мстислав «разделиста по Днепре Руськую землю». Даже в летописных припоминаниях о племенах лесостепная полоса оказывается поделенной между племенами полян, северян и уличей.

В археологическом материале Х-XII вв. мы также не найдем единства лесостепной полосы; здесь будут и погребения на горизонте, и одновременные им захоронения в глубоких ямах, и трупосожжения, и срубные гробницы. Инвентарь курганов также очень разнообразен.

Очевидно, для XI–XII вв. единство Южной Руси было только историческим воспоминанием, не находившим себе соответствия в политической и культурной обстановке того времени. Следовательно, для определения времени и условий сложения единства Южной Руси нам необходимо перешагнуть через рубеж летописных и археологических данных Х-XII вв. и отойти на несколько столетий вглубь.

Область Приднепровской Руси полностью вписывается в более широкую область культуры Черняховского типа, составляя ее юго-восточную часть. Выразительная и определенная Черняховская культура II–V вв. по своему протяжению значительно шире, чем область Приднепровской Руси. Область, очерченная нашими летописями XII в., как собственно Русь, не выделяется явно из общей области Черняховской культуры. Следовательно, устойчивое обособление земли Приднепровской Руси, сохранившееся вплоть до XII в., не может восходить к эпохе полей погребений и должно было возникнуть позднее. Действительно, если мы обратимся к последующей эпохе, ко времени V–VII вв., то здесь мы найдем в археологическом материале ярко выраженное единство именно этой интересующей нас области Приднепровской Руси. Это единство впервые было подмечено известным археологом-систематизатором А. А. Спицыным52 и исторически истолковано им как «древности антов». При определении аптекой культуры Спицын исходил из того, что «раз анты были оседлым племенем, район их в этой местности (где-то за Азовским морем) определяется более или менее точно — в полосе лесостепи, на черноземе». «Антскими будут те памятники древности VI–VII вв., которые встречены в их районе и имеют одинаковый характер»53. Спицыным очень убедительно доказано единство области пальчатых фибул и верно установлена их дата. В состав «антских» комплексов (встречаемых почти всегда в виде случайных находок) входят: пальчатые и зооморфные фибулы, поясные наборы из прорезных бляшек, височные кольца нескольких типов, разные другие украшения и оружие; в кладах много серебряных вещей. Составленные карты этих древностей54 на первый взгляд как будто бы убеждают в антской принадлежности этой культуры, т. к. область ее распространения соответствует формуле Прокопия Кесарийского, помещавшего «бесчисленные племена антов» на север от Меотиды. Совпадает и хронология — «антские» комплексы VI в. одновременны походам антов на Византию, описанным Прокопием.

Однако в такой постановке вопроса таятся некоторые противоречия. Первое противоречие — хронологическое. «Древности антов» VI–VII вв. относятся к тому периоду их жизни, когда имя антов уже сходило со сцены (последнее упоминание о них относится к 602 г. ). Рассказ Иордана об антах IV в. не может быть сопоставлен с этими древностями. Второе противоречие — географическое. Область спицынских «древностей антов» занимает юго-восточный угол славянских земель и может соответствовать только определению антской территории у Прокопия Кесарийского — на север от Меотиды. Но, кроме указаний Прокопия, есть данные Иордана о земле антов между Днестром и Днепром, а также данные лангобардской легенды, свидетельствующие о том, что лангобарды до 490 г. на своем пути от Эльбы в Моравию прошли край «Anthaib» («землю антов»). Искать его нужно где-то в северной части Карпат, в земле восточнославянских племен белых хорватов и волынян. Ни на Днестре, ни тем более в Прикарпатье «древностей антов» нет, и это ставит под сомнение спицынское отождествление культуры пальчатых фибул с антами. Понятие анты — более широкое, чем область пальчатых фибул. Ареал пальчатых фибул VI в., как и область Приднепровской Руси, полностью вписывается в область антов, но он меньше этой области, покрывает лишь юго-восточную часть антской земли, и только в таком суженном смысле комплексы с пальчатыми фибулами могут быть названы антскими. В настоящее время с «бесчисленными антскими племенами» сопоставляют так называемую пеньковскую культуру VI–VII вв. 55 Славянских пальчатых фибул VI–VII вв. очень много в зоне славянской колонизации на Дунае. Быть может, культуру пальчатых фибул следует называть «древностями русов», расценивая ее как часть более обширной и расплывчатой антской культуры. Находки пальчатых фибул на Дунае могут свидетельствовать лишь об участии русов в походах на Дунай. «Список городов русских» называет на Дунае (преимущественно в низовьях) ряд русских городов.

 

Фибулы (застежки плаща) VI в. н. э. Среднее Поднепровъе  

 

Археологические памятники VI–VIII вв. очень отрывочны, несистематичны и случайны. Обряд трупосожжения при отсутствии в большинстве областей курганных насыпей очень мало оставляет на долю археологов. Лишь в IX–X вв., когда обычай насыпать курганы становится повсеместным, наука вновь получает обильный массовый материал, являющийся своего рода «писцовыми книгами» Русской земли.

Древности VI–VIII вв. представлены преимущественно случайными находками, кладами, разрозненными одиночными погребениями. Но тем не менее они могут и должны быть использованы как исторический источник.

Известные нам комплексы VI–VII вв. подразделяются на вещи при погребениях и на клады. В последнем случае мужские и женские вещи часто сочетаются в одном кладе.

Захоронения подразделяются, как и в эпоху полей погребений, на сожжения и трупоположения, свидетельствуя об известной преемственности обряда.

Древности русов V–VII вв. представлены комплексами мужских и женских вещей — поясных наборов, оружия, пальчатых фибул, височных колец, бус, подвесок. Изредка встречаются вещи, выходящие из крута предметов личного убора, например, серебряная посуда. Места поселений этого времени до сих пор почти не исследованы и поэтому преемственность с поселениями эпохи полей погребений не прослежена.

Мужские и женские вещи лесостепной полосы можно разделить на три категории: 1)вещи общеевропейских типов, свидетельствующие о прочных

связях с культурой дружин эпохи «великого переселения народов»

(мужские поясные наборы);

2) вещи, объединяющие всю область лесостепной Русской земли воедино (пальчатые фибулы и др. );

3) вещи, позволяющие наметить отдельные племенные районы внутри области русов (височные кольца).

Основными чертами единства являются поясные наборы и фибулы. Поясные наборы тех типов, которые известны среди древностей русов, не являются спецификой только этой лесостепной области. Серебряные наконечники поясов и портупейные Т-образные застежки, часто встречаемые с мечами, распространены очень широко. Они есть в степях, в Крыму, на Кавказе, есть они и в ряде кладов Западной Европы — на Дунае, в Ломбардии и в Испании. Хронологически они датируются от IV до VII в., но самые ранние типы в русской области не встречены. Поясные и портупейные наборы — яркое доказательство сложения очень широкой в географическом смысле культуры воинов-дружинников, выделенных разными племенами, объединяющимися в огромные военные союзы, и воевавших на всем пространстве Римской империи, павшей в конце концов под их ударами.

Если для мужчин-русов были характерны пояса с серебряным набором, то для русских женщин V–VII вв. в еще большей степени были характерны серебряные и бронзовые фибулы, представленные несколькими разновидностями. Обычай застегивать плащи фибулами существовал у славян и ранее, но только к середине I тысячелетия развивается любовь к пышной декоративности плащевых запон. В Приднепровье долго бытовали сравнительно скромные арбалетовидные и двупластинчатые фибулы общеевропейских типов, затем появились яркие бронзовые фибулы с выемчатой эмалью, исчезнувшие около V в. внезапно и, так сказать, без потомства. Начиная с IV в., в русской области появляются наряду с другими вещами и фибулы южных причерноморских типов, свидетельствуя об упрочении связей с югом.

 

Русская земля (в узком смысле слова)   

1 — по историческим данным XII в.; 2 — по археологическим материалам VI–VII вв.; 3 — важнейшие места находок вещей VI–VII вв.  

 

В V в. продолжался приток южных боспорско-крымских фибул и, что особенно интересно, появились местные подражания им, разбросанные по всей лесостепи от р. Роси до средней Оки. Местные воспроизведения южных образцов очень многочисленны и разнотипны. Массовыми они становятся уже на рубеже V–VI вв.

Одним из ранних типов V–VI вв. являются пальчатые фибулы типа Мартыновского клада (р. Рось) с характерным рельефным спиральным узором на щитках. Географически этот тип фибул охватывает Поросье, встречается в Северской земле и в Муромской. Несколько более поздними (VI, может быть, VII в. ) являются упрощенные пальчатые фибулы, у которых рельефный спиральный узор заменен концентрическим циркульным орнаментом. Эти фибулы можно подразделить на два основных типа: простые пальчатые и птицеголовые, у которых верхний щиток обрамлен кружевом из шести (четырех) птичьих голов и одной звериной. Географически оба типа не разделяются — оба они очень часты в случайных находках в Русской земле от бассейна Роси и далее на восток до Донца и Дона. Хронологически оба типа едва ли различны; оба они относятся к VI–VII вв. Кроме описанных выше нескольких типов фибул, характерных для всей лесостепной Русской земли в V–VII вв., следует упомянуть о существовании еще двух типов фибул, встреченных только в западной приднепровской части Русской земли; это — антропоморфно-зооморфные со сложной композицией и более простые двуглавые зооморфные фибулы IV–VII вв., которые нам придется рассмотреть подробнее ниже. Область пальчатых фибул является, кроме того, и областью спиральных височных колец, не встречаемых нигде за пределами Русской земли.

Мы рассмотрели только часть инвентаря кладов и погребений, находимых в земле древних русов. Целый ряд устойчивых археологических признаков (фибулы, височные кольца) выделяют из числа других славянских земель именно ту ее часть, которая вплоть до XII в. с

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: