 |
ГЛАВА 10 РАЗБИТ
|
|
|
|
Кэми сразу поняла, что я сегодня не в духе. Я сидел на своем обычном месте, а она одну за другой подавала мне бутылки пива. По стенам и по полу бегали разноцветные блики, а музыка орала так громко, что почти заглушала мои мысли.
Я уже докуривал красную пачку «Мальборо», но не из-за этого мне было так паршиво. Девчонки подходили и уходили: им хотелось завязать со мной разговор, а у меня не хватало сил оторвать взгляд от сигареты, зажатой между пальцами. Она уже наполовину сгорела, и я, даже не стряхивая пепла, смотрел, как она дотлевает. Так я старался отвлечься от того, что не могла заглушить никакая музыка.
Толпа стала рассасываться, и Кэми уже не нужно было метаться по бару со скоростью тысяча миль в час. Поставив передо мной пустой стакан, она до кромки наполнила его кентуккийским виски. Я протянул руку, но Кэми вдруг положила на мой кожаный напульсник свои татуированные пальцы. Когда она соединяла их, получалось: «BABY DOLL». [1]
– Ну ладно, Трэв, рассказывай.
– Что рассказывать? – спросил я, вяло попытавшись высвободиться.
Она покачала головой:
– Это из-за девушки?
Я поднес стакан к губам и запрокинул голову, чтобы лучше почувствовать, как виски жжет горло.
– Какой девушки?
Кэми закатила глаза:
– Какой-какой! Не держи меня за дурочку.
– Ладно. Это Голубка.
– Голубка? Шутишь, что ли?
Я усмехнулся:
– Эбби. Она Голубка. Демоническая голубица, которая совсем заклевала мне мозги. Думать нормально больше не могу. Все теперь бессмысленно, Кэм. Все, на что я опирался в жизни, расшаталось. Я и сам превратился в какого-то голубка… Нет, хуже! Я превратился в Шепа.
Кэми рассмеялась:
– Ну! Не надо так!
– Ты права, он хороший парень.
|
|
|
– С собой так тоже не надо, зря себя грызешь, – сказала Кэми, беря в руки тряпку и круговыми движениями вытирая ею барную стойку. – Боже мой, Трэв! В том, что ты влюбился, нет ничего плохого!
Я оглянулся:
– Не понял, ты сейчас со мной разговариваешь или с Богом?
– Я серьезно. У тебя к ней чувства. Ну и что в этом страшного?
– Она меня ненавидит.
– Не может быть.
– Сам только что слышал. Случайно. Она считает меня подонком.
– Так и сказала?
– Почти.
– Ну, вообще-то, она права.
Я нахмурился:
– Вот спасибо!
Кэми уперлась руками в столешницу:
– Согласись, раньше ты давал повод так о тебе думать. Я вот что хочу сказать: может, с ней, с этой девушкой, ты будешь другим? Может, ты изменишься к лучшему?
– Верно, – сказал я, опрокинув очередной стакан, едва Кэми успела его наполнить. – Я был подонком. Но откуда мне знать, что я смогу измениться? Да еще настолько, чтобы она меня полюбила!
Кэми пожала плечами и вернула бутылку на место.
– Любить тебя или нет, это уж ты ей предоставь решать.
Я зажег сигарету, затянулся и выдохнул дым в уже и без того задымленную атмосферу.
– Еще пива.
– Трэв, по-моему, тебе уже хватит.
– Кэми, просто давай сюда бутылку, и все.
Когда я проснулся, на голые стены моей спальни уже падало яркое солнце, пробивающееся сквозь жалюзи. Я зажмурился: свет ударил в глаза так, будто полдень застал меня посреди белой пустыни.
Как всегда бывает после ночных возлияний, глотка и нёбо пересохли. Во рту стоял омерзительный привкус, напоминающий смесь химического удобрения с кошачьей мочой.
Мой мозг безуспешно попытался припомнить что-нибудь из происшедшего накануне. Вроде была какая-то колбасня, но где я тусил и с кем – это скрывала завеса тайны.
Я повернул голову: левая сторона кровати застлана, значит Эбби уже встала. Неуверенно ступая босыми ногами, я вышел в холл и обнаружил ее спящей в кресле. Сначала я почувствовал замешательство, потом оно сменилось паникой. Я с трудом шевелил мозгами, которые были, как губка, пропитаны алкоголем. Почему Эбби не спала на кровати? Что я такого сделал, из-за чего она перебралась в кресло? Сердце быстро застучало, и я увидел их – две пустые обертки от презервативов.
|
|
|
Черт! Черт! Черт! Воспоминания о прошедшей ночи нахлынули как цунами: когда я уже как следует поднакидался, подкатили какие-то две девчонки, которые никак не хотели отставать, и тогда я предложил им приятно провести время втроем, а они охотно согласились.
Я закрыл лицо руками. Эти девицы были здесь. Я их трахал, и Эбби, наверное, все слышала. О боже мой, угораздило же меня так вляпаться! Хуже не придумаешь! Теперь Голубка, как только проснется, соберет вещички и дернет из этого вертепа обратно в общагу.
Я сел на диван, по-прежнему прикрывая руками рот и нос, и стал смотреть, как Эбби спит. Нужно было срочно что-то предпринять. Только вот что?
Мысли, которые приходили мне в голову, казались одна глупее другой. А время шло. Стараясь не шуметь, я вернулся к себе в спальню, переоделся и пробрался в комнату Шепли. Америка пошевелилась, Шеп поднял голову.
– Тебе чего, Трэв? – шепотом спросил он.
– Возьму твою машину на секунду. Нужно кое-что привезти.
– Ладно… – пробормотал он озадаченно.
Я взял с комода ключи и, немного помявшись, сказал:
– У меня к тебе просьба. Если Эбби проснется до того, как я вернусь, задержи ее, ладно?
Шепли глубоко вздохнул:
– Старик, я, конечно, постараюсь, но… прошлая ночка была…
– Кошмарная, да?
Он скривил рот:
– Мне жаль, брат, но, боюсь, она уедет.
Я кивнул:
– Все-таки попробуй.
Бросив еще один взгляд на лицо Эбби, я как пришпоренный вылетел из квартиры. «Чарджер» еле справлялся со скоростью, которую я из него выжимал. Застряв на светофоре перед самым супермаркетом, я громко выругался и ударил по рулю.
От стоянки до магазина я бежал бегом, при этом прекрасно осознавая, что выгляжу как человек не вполне адекватный. Через пару секунд я уже метался по залу, бросая в тележку все, что, на мой взгляд, должно было понравиться Эбби, что она при мне ела, о чем хотя бы упоминала. Схватил даже какую-то розовую губку.
|
|
|
Извинения вряд ли удержат Голубку, но жест она, может быть, оценит. Увидит, как я раскаиваюсь. Хотя нет, все без толку. В полном отчаянии я остановился возле кассы.
– Сэр, вы готовы?
Я печально покачал головой:
– Я не… не знаю.
С секунду женщина молча изучала меня, засунув руки в карманы белого фартука с горчично-желтыми полосками.
– Что-то ищете? Подсказать?
Я, не отвечая, подтолкнул тележку к кассе и стал смотреть, как женщина одно за другим сканирует мои безумные приобретения. Наверное, эта моя идея – самая дурацкая из всех идей, когда-либо посещавших человеческую голову. Единственная в мире женщина, к которой я серьезно отношусь, будет смеяться надо мной, собирая чемоданы.
– С вас восемьдесят четыре доллара семьдесят семь центов.
Моя карта быстро чиркнула по щели считывателя, и вот я уже бегу на стоянку с мешками в руках. Еще секунда, и «чарджер» на всех парах несется к дому.
Проскакав по лестнице через несколько ступенек, я влетел в квартиру и с порога увидел головы Шепли с Америкой, сидящих на диване. Телевизор был включен, но работал почти без звука. Слава богу, Эбби не проснулась. Я плюхнул свои мешки на столешницу и принялся раскладывать покупки, стараясь не слишком громко хлопать дверцами шкафов.
– Дай знать, когда Голубка проснется, ладно? – мягко попросил я, поворачиваясь к Америке. – У меня тут спагетти, блинчики, клубника, овсянка с шоколадом, и, кажется, она любит вот эти смешные разноцветные хлопья, да, Мерик?
Эбби открыла глаза и смотрела на меня со своего кресла. Нижние веки у нее были серые от растекшейся туши. И вообще ее внешний вид приблизительно соответствовал моему самочувствию.
– Привет, Голубка.
Несколько секунд она глядела на меня, как будто не понимая, где находится и как здесь очутилась. Я подошел к ней поближе. Перед своим первым боем я и вполовину так не нервничал.
– Проголодалась? Я поджарю тебе блинчики… или… Э-э-э… Есть овсянка. Еще я купил розовую фигню, которой вы, девчонки, бреетесь, и фен, и… Сейчас-сейчас… Вот оно…
Я схватил один из мешков, отволок его в спальню и высыпал содержимое на кровать. Пока я искал губку для удаления волос, мой взгляд случайно упал на собранную и застегнутую сумку. У меня подвело живот, во рту снова пересохло. Кое-как собравшись с силами, я вернулся в гостиную:
|
|
|
– Там твои вещи…
– Знаю, – сказала она.
Я поморщился от острой физической боли:
– Уезжаешь…
Эбби взглянула на подругу, которая смотрела на меня так, будто жаждала моей крови.
– А ты серьезно думал, что она останется?
– Детка… – прошептал Шепли.
– Вот только не надо, Шеп! Даже не вздумай его защищать! – кипятилась Америка.
Я с трудом сглотнул:
– Голубка, мне так жаль! Даже не знаю, что и сказать…
– Чего ждешь? Пойдем! – сказала Мерик, потянув Эбби за руку, но та продолжала сидеть. Когда я сделал шаг вперед, Америка ткнула пальцем в мою сторону. – Клянусь, Трэв! Если попытаешься ее остановить, я оболью тебя спящего бензином и подожгу!
– Мерик! – умоляюще простонал Шепли.
Обстановка накалялась.
– Все в порядке, – наконец-то сказала Голубка.
– То есть как в порядке? – спросил Шеп.
Эбби закатила глаза, указав на меня:
– Трэвис привел домой женщин из бара, ну и что?
Я опустил веки, пытаясь утихомирить боль. Я так боялся, что Голубка уедет, а ей, оказывается, на все было наплевать!
– Ха-ха! – не унималась Америка. – Уж не хочешь ли ты сказать, что тебе это понравилось?
Эбби оглядела комнату:
– Трэвис может приводить сюда кого пожелает. Он здесь хозяин.
Я проглотил ком, стоявший в горле:
– Так ты не собирала вещи?
Голубка покачала головой и взглянула на часы.
– Нет, наоборот, пойду распакую. А еще я бы хотела поесть, принять душ и переодеться, – сказала она, направляясь в ванную.
Америка метнула на меня смертоносный взгляд, но я, не обращая на нее внимания, пошел следом за Эбби и, остановившись перед дверью, тихонько постучал:
– Голубка?
Она вяло откликнулась:
– Да?
– Ты остаешься?
Я прикрыл глаза, как будто ожидая удара.
– Могу уехать, если хочешь. Но, вообще-то, спор есть спор.
Я прислонился головой к двери:
– Я не хочу, чтобы ты уезжала. Но если уедешь, буду не в претензии.
– То есть ты освобождаешь меня от условий нашего пари?
Ответ напрашивался сам собой, и все-таки я не должен был удерживать Эбби против ее воли. В то же время я ужасно боялся, что она уедет.
– Если скажу «да», ты вернешься в общагу?
– Ну разумеется. Что мне тогда здесь делать? Это же не моя квартира! – сказала Голубка, и сквозь деревянную дверь ванной до меня донесся мягкий смешок.
Я не знал, огорчена она или просто устала после ночи, проведенной в кресле. Если все-таки первое, то нужно во что бы то ни стало не дать ей уйти. Иначе я рискую больше никогда ее не увидеть.
|
|
|
– Тогда я говорю «нет». Все остается в силе.
– Ну а теперь можно мне принять душ? – тихо спросила Эбби.
– Конечно…
Тут Америка, хлопнув дверью комнаты Шепли, сердито протопала в холл и остановилась прямо передо мной.
– Ты эгоистичная свинья! – прорычала она.
Я пошел к себе в спальню, взял Голубкины тапочки и халатик, потом снова направился к ванной. Ясно было, что Эбби, скорее всего, останется, но лишний раз ее задобрить не мешало.
– Голубка, я принес твою одежду.
– Брось возле раковины. Я возьму.
Я открыл дверь, положил вещи и, глядя в пол, сказал:
– Я вчера просто с катушек слетел. Услышал, что ты говорила обо мне Америке, и взбесился. Думал проветриться и выпить немного, чтобы прийти в себя, и сам не заметил, как надрался, а тут эти девицы… – Я замолчал, пытаясь обрести контроль над собственным голосом. – Утром проснулся – тебя нет в кровати. Потом смотрю – ты в кресле спишь, а на полу обертки от презервативов. Мне аж поплохело.
– Чем пытаться меня подкупить, притащив домой чуть ли не весь супермаркет, лучше бы просто со мной поговорил. Не к чему было сорить деньгами.
– Мне плевать на деньги, Голубка. Я испугался, что ты уедешь и не станешь больше со мной разговаривать.
– Я не хотела тебя обидеть, – сказала она, и, по-моему, искренне.
– Я знаю, сейчас уже словами не поможешь… Я все прогадил… как всегда.
– Трэв?
– А?
– Больше не садись на мотоцикл пьяный, ладно?
Мне хотелось сказать что-то еще, хотелось еще раз попросить прощения, объяснить, до какого отчаяния я вчера дошел. Я и сейчас сходил с ума – от полной неспособности справиться с собственными чувствами. Нужные слова не шли. Мозг заклинило на одном: после всего, что произошло, после всего, что я наговорил, ей нечего мне ответить, кроме того, чтобы я не ездил пьяный.
– Ладно. – Я захлопнул дверь.
Эбби долго не выходила из ванной: прихорашивалась перед вечеринкой в «Сигме Тау». Я сначала тупо пялился в телевизор, потом решил одеться, пока Голубка не оккупировала спальню.
В шкафу висела выглаженная белая рубашка. Я надел ее и, стоя перед зеркалом, несколько минут воевал, как идиот, с пуговками на манжетах. Потом плюнул и закатал рукава. Решил, что это больше соответствует моему стилю. Вернулся в гостиную и снова плюхнулся на диван. Вскоре хлопнула дверь ванной. Босые ноги Эбби зашлепали по полу.
Стрелки на часах как будто уснули, а по телевизору смотреть было нечего. Ни репортаж об отважных спасателях, ни бесконечная реклама какого-то чудо-измельчителя меня не заинтересовали. Я скучал и в то же время нервничал. Так себе сочетание!
Когда мое терпение кончилось, я постучал в дверь спальни.
– Заходи, – отозвалась Эбби.
Она еще не успела обуться: туфельки на каблуках стояли перед ней на полу. Голубка всегда была прекрасна, но сегодня она как будто сошла с обложки журнала из тех, которые выставляют в супермаркете возле кассы. Каждый волосок был на своем месте. Каждый сантиметр увлажненной лосьоном кожи светился безукоризненным матовым блеском. От такой красоты я остолбенел. Замер посреди комнаты, как будто меня оглушили.
– Вау! – наконец-то произнес я.
Эбби улыбнулась, оглядев свое платье, и ее лукавая улыбочка помогла мне очнуться.
– Выглядишь потрясающе, – сказал я, не отрывая от нее глаз.
Голубка наклонилась, чтобы надеть туфли. В этот момент обтягивающая черная ткань подобралась вверх, еще на полдюйма приоткрыв ноги. Выпрямившись, Эбби окинула меня быстрым оценивающим взглядом:
– Ты тоже ничего.
Я засунул руки в карманы, с трудом сдерживаясь, чтобы не сказать какую-нибудь глупость. Например, что если бы до сих пор я не был влюблен в Эбби, то наверняка влюбился бы в нее сейчас. Я оттопырил локоть, и она взялась за него, позволяя мне препроводить ее в гостиную.
– Паркер охренеет, когда тебя увидит, – сказала Америка.
Вообще-то, Мерик была неплохой девчонкой, но тому, кто попал к ней в немилость, умела здорово портить кровь. Пока мы шли к «чарджеру» Шепа, я еле подавлял желание поставить ей подножку, а потом всю дорогу сидел, стиснув зубы.
Как только Шепли открыл дверцу машины на стоянке возле «Сигмы Тау», по ушам ударила идиотская музыка. Парочки обнимались и целовались. Первокурсники суетились, пытаясь минимизировать ущерб, который гости наносили дворику. Девицы из женского общества гуськом шагали по газону, слегка подпрыгивая, чтобы каблуки не застревали в траве.
Мы с Шепом пошли вперед, Америка и Эбби – за нами. Я пнул валявшийся на полу красный пластиковый стакан (обязательный атрибут студенческих попоек) и придержал дверь. Мой жест опять остался без внимания.
На кухонной столешнице стоял кег с пивом. Я взял два бокала, наполнил их и один подал Эбби.
– Не бери напитки ни у кого, кроме меня и Шепли, – предупредил я, наклоняясь к самому ее уху. – А то могут что-нибудь подмешать.
Она закатила глаза:
– Никто мне ничего не подмешает, Трэвис.
Очевидно, Голубка плохо знала моих «братьев». О некоторых из них рассказывали очень интересные вещи, хотя и без имен, что, наверное, было даже хорошо: если бы я узнал, кто эти уроды, выбил бы из них, к чертовой матери, все дерьмо и даже глазом бы не моргнул.
– Просто пей только то, что даю тебе я, ладно, Голубка? Ты ведь не в Канзасе.
– Ты первый, от кого я слышу такие страшилки, – отрезала Эбби, одним махом опрокинув полбокала. Да уж, пила она – будь здоров!
Мы стояли в холле возле лестницы, пытаясь делать вид, будто все в порядке. Кое-кто из «братишек» останавливался, чтобы со мной поболтать. «Сестрички» тоже подкатывали, но я их сразу же отшивал, надеясь, что Эбби это оценит. Но она не оценила.
– Потанцуем? – спросил я, беря ее за руку.
– Нет, спасибо. – Неудивительно, что после прошлой ночи она не хотела со мной танцевать. Мне еще повезло: разговаривать не отказывалась – и на том спасибо. Ее изящные тонкие пальчики тронули мое плечо. – Я просто устала, Трэв.
Я накрыл Голубкину руку своей, хотел опять попросить извинения, сказать, как я ненавижу себя за то, что натворил, но она смотрела уже не на меня, а на кого-то, кто стоял сзади.
– А вот и Эбби! Привет!
У меня волосы встали дыбом. Это был Паркер Хейс. Голубкины глаза загорелись, и она быстро убрала руку.
– Мы здесь уже с час.
– Выглядишь просто великолепно! – прокричал он.
Я смерил его не слишком приветливым взглядом, но он был так занят Эбби, что не обратил на это внимания.
– Спасибо! – улыбнулась она.
Я заметил, что ее улыбка способна парализовывать не одного меня, и, не желая уподобляться Паркеру, попытался взять себя в руки.
Паркер кивнул в сторону гостиной и тоже улыбнулся:
– Потанцуем?
– Да нет, наверное. Я устала.
Слабое облегчение немного утихомирило мою злость: дело не во мне, она действительно не хочет танцевать из-за усталости. Но через секунду злоба снова усилилась. Голубка устала, потому что полночи слушала фиг знает чьи крики и еще полночи спала, скорчившись в кресле. А тут Хейс: возник перед ней, как рыцарь в сверкающих доспехах. Это он умеет. Крысятина.
Наконец Паркер заметил мою гримасу.
– Я думал, ты не придешь, – сказал он встревоженно.
– Передумал, – буркнул я.
Ужасно хотелось двинуть ему в челюсть, да жалко было многолетнего труда ортодонтов.
– Вижу, – ответил Хейс и перевел взгляд на Эбби. – Может, прогуляемся?
Она кивнула, а я почувствовал себя так, будто кто-то со всей дури вмазал по мне кулаком. Я смотрел, как Голубка поднимается по лестнице следом за Паркером. На площадке второго этажа он остановился, чтобы взять ее руку. Потом они добрались до верха, и Паркер открыл балконную дверь.
Когда Эбби исчезла, я изо всех сил зажмурился, чтобы подавить крик, который поднимался в голове. Все во мне вопило: «Иди и верни ее». Я вцепился в перила, удерживая себя на месте.
– Бесишься? – спросила Америка, чокаясь со мной своим красным стаканом.
Я вытаращил глаза:
– Нет. С чего ты взяла?
Она скривила рожицу:
– Только не ври мне! Где Эбби?
– Наверху. С Паркером.
– Ах вот оно что!
– Как это понимать?
Америка пожала плечами. Она приехала на вечеринку всего с час назад, но в глазах у нее уже появился знакомый блеск.
– Ревнуешь?
Я переступил с ноги на ногу. Мне было непривычно, чтобы кто-то, кроме Шепли, говорил со мной так прямо.
– Где Шеп?
Америка закатила глаза:
– У него там какие-то дела.
– Хорошо еще, что ему не придется потом убираться, как остальным первокурсникам.
Мерик поднесла стакан ко рту и сделала маленький глоток. Лакает, как котенок, а назюзюкаться успела быстро!
– Ну так ты не ответил на мой вопрос.
– Какой еще вопрос?
– Ты ревнуешь?
Я нахмурился. Сегодня Америка была невыносима, как никогда.
– Нет.
– Номер два.
– Что – номер два?
– Ложь номер два.
Я огляделся по сторонам, ища Шепли, который с минуты на минуту должен был меня спасти.
– Прошлой ночью ты облажался по-крупному, – сказала она.
При этом ее глаза вдруг прояснились.
– Знаю.
Она сощурилась и пронзила меня таким взглядом, что я чуть не отпрянул. Америка Мейсон была крошечным белокурым созданием, но при желании могла вытянуть душу из кого угодно.
– Лучше не мешай Эбби, – сказала Мерик, взглянув наверх. – Паркер – как раз то, чего она всегда хотела.
Я сжал зубы. Мне и так все было известно и оттого, что Америка произнесла это вслух, легче не стало. Стало только хуже: раньше я думал, она не против того, чтобы мы с Эбби встречались, и мое дело казалось мне не таким безнадежным.
– Знаю.
Мерик приподняла бровь:
– Правда? – Я не отвечал и старался спрятать глаза от ее взгляда, но она сцапала меня за подбородок. – Правда знаешь?
Я хотел было ответить, но теперь Америка зажала мне рот. Я дернулся и стряхнул ее руку:
– Может, и нет. Вообще-то, поступать правильно не совсем в моем репертуаре.
Америка несколько секунд изучала меня, а потом улыбнулась:
– Тогда ладно.
– Что?
Она похлопала меня по щеке и ткнула пальцем мне в грудь:
– Я приехала сюда вместе с Эбби, чтобы защищать ее от таких, как ты, Бешеный Пес. Но знаешь… оказывается, не все так просто. И я думаю, что, хоть ты и вляпался не по-детски, ты именно тот, кто ей нужен. У тебя будет еще один шанс, – проговорила Америка, держа палец в дюйме от моего носа. – Только один. Постарайся не спустить его в унитаз и не выставить себя еще большим придурком, чем ты есть на самом деле.
Закончив свой монолог, она вальяжной походкой отошла от меня и затерялась среди гостей. Странная девушка.
Вечеринка проходила по обычному сценарию: одна-две драки, девчачьи склоки, несколько распавшихся пар и в результате – женские слезы, а под конец кто-нибудь вырубается или блюет в непредназначенном для этого месте.
Я поглядывал наверх чаще, чем надо бы. Девчонки чуть ли не умоляли, чтобы я отвез их к себе, но я дежурил у лестницы, как часовой на посту, стараясь не думать о том, что Эбби с Паркером сейчас мило щебечут, а может быть – это уж совсем плохо, – она даже смеется его шуткам.
– Привет, Трэвис! – тоненько пропел кто-то у меня за спиной. Оборачиваться не пришлось: обладательница голоска сама переместилась в поле моего зрения. – У тебя скучающий вид, – сказала она, кокетливо облокачиваясь о перила, – и я подумала, может, тебе нужна компания…
– Я не скучаю. И мне ничего не нужно, – буркнул я, в очередной раз поглядев наверх.
Эбби стояла на площадке спиной к перилам.
– Ты такой смешной, – хихикнула девица.
Голубка пронеслась мимо меня в конец коридора, где стояла Америка. Я пошел за ней, предоставив непрошеной, да еще и подвыпившей собеседнице болтать самой с собой.
– Вы, ребята, можете ехать без меня, – сказала Эбби с плохо скрываемым восторгом в голосе. – Паркер предложил меня подвезти.
– Что? – изумилась Америка.
Ее глаза полыхнули, как бенгальские свечи.
– Что? – раздраженно сказал я.
Америка обернулась:
– В чем дело, Трэвис?
Я в упор на нее посмотрел: она прекрасно знала, в чем дело. Я взял Эбби за локоть и завел за угол:
– Ты даже не знаешь этого парня.
Она высвободила руку:
– Не твое дело, Трэвис.
– И плевать! Я все равно не допущу, чтобы ты ехала домой неизвестно с кем! А если он к тебе пристанет?
– Пускай пристает. Он симпатичный.
Я не хотел верить собственным ушам. Она действительно на него запала.
– Паркер Хейс?! Ты это серьезно, Голубка? Паркер Хейс! Да кто он вообще такой?!
Она скрестила руки и приподняла подбородок:
– Прекрати, Трэв. Ты ведешь себя смешно.
От злости у меня кровь прилила к голове. Я нагнулся:
– Убью его, если он к тебе притронется.
– Но он мне нравится.
Одно дело было догадываться, что Паркер запудрил ей мозги, другое – слышать это от нее самой. Да, для меня она слишком хороша. Но для Хейса, черт возьми, тем более! И что она нашла в этом идиоте? Мышцы моего лица окаменели, реагируя на ярость, растекшуюся по венам.
– Ладно. Только не плачься, если в конце концов он завалит тебя на заднее сиденье своего авто.
От гнева и обиды Эбби задохнулась.
– Не беспокойся, не буду, – отрезала она и, задев меня плечом, отошла в сторону.
Когда до меня дошел смысл собственных слов, я поймал ее за руку.
– Я не хотел тебя обидеть, Голубка, – вздохнул я, не глядя ей в глаза. – Если он причинит тебе боль или если тебе просто будет с ним нехорошо, обязательно мне скажи.
– Знаю, что ты не хотел, – сказала Эбби, смягчившись. – Но ты превращаешься в Старшего Брата, [2] который постоянно за мной следит. Постарайся это в себе побороть.
Я усмехнулся. Опять она все поняла вкривь и вкось.
– Я не слежу за тобой, Голубка. Тут совсем другое…
В этот момент перед нами возник сам Паркер.
– Ты предупредила, что поедешь со мной? – спросил он, засовывая руки в карманы.
– Да, можем ехать, – сказала Эбби.
Они направились к дверям. Захотелось подбежать сзади и двинуть Паркеру локтем по затылку, но Голубка обернулась и, заметив мой кровожадный взгляд, беззвучно, одними губами, сказала: «Перестань! »
Он под руку подвел ее к выходу и открыл перед ней дверь. Она расплылась в широкой благодарной улыбке. Конечно! Это же он сделал, а не я!
|
|
|
