 |
ГЛАВА 5 СОСЕДИ
|
|
|
|
Моя знойная гостья отправилась в ванную одеваться и прихорашиваться. После того как мы с ней закончили, она сказала слова два или три, и я подумал, что неплохо бы взять у нее телефон и включить ее в список моих постоянных подружек – девчонок вроде Меган, с которыми можно заняться сексом без лишних хлопот и не пожалеть о потраченном времени.
Мобильник Шепа чмокнул: пришла эсэмэска от Америки. Каждый раз, когда мой братец получал сообщение от своей ненаглядной, раздавался звук поцелуя. Она сама установила на его телефон такой сигнал, а ему это как будто даже понравилось. Они, конечно, были очень милой парочкой, но иногда меня от них тошнило.
Я сидел на диване, переключая телевизор с канала на канал. Ждал, когда моя брюнетка закончит свой туалет и можно будет ее выпроводить. Тут я заметил, что Шепли как-то подозрительно засуетился.
– Проблемы? – спросил я, сдвигая брови.
– Тебе, наверное, лучше прибрать весь этот бардак. Сейчас приедут Мерик и Эбби.
Услышав последнее слово, я встрепенулся:
– Эбби?
– Да. В «Моргане» опять сломался водонагреватель.
– И?..
– И они несколько дней поживут у нас.
Я выпрямился:
– Они? Ты хочешь сказать, что Эбби будет жить здесь? В нашей квартире?
– Ну наконец-то дошло! Выкинь из головы прелести своей стриптизерши и слушай сюда: девчонки подъедут через десять минут. С вещами.
– Да иди ты!
Шепли на секунду перестал суетиться и посмотрел на меня исподлобья:
– Оторви зад от дивана и помоги мне. Чтобы к их приходу здесь не было никакого хлама! – Он указал на ванную.
– Черт! – пробормотал я и вскочил как ошпаренный.
– Вот именно, – кивнул он, глядя на меня вытаращенными глазами.
Мне стало ясно, почему Шеп так разнервничался: если Америка застанет мою брюнетку в нашей квартире, у него будут проблемы. Мерик с Эбби могут передумать и вернуться в общагу, а ему этого не хотелось. И мне тоже.
|
|
|
Я уставился на дверь ванной. Вода бежала из крана не переставая. Уж не знаю, что эта девица там делала, но, похоже, выметаться она не собиралась. Мне не хотелось быть застигнутым в тот момент, когда я пытаюсь выпихнуть ее за дверь, поэтому я плюнул и решил: чем тратить время впустую, лучше постелить свежие простыни и прибраться.
– А где Эбби будет спать? – спросил я, косясь на диван.
Этот предмет нашей обстановки четырнадцать месяцев служил мне ареной для любовных игр, и Голубке было совершенно незачем на него ложиться.
– Не знаю. Может, в кресле?
– Дурак, что ли? Нет уж, спасибо. – Я почесал затылок. – Пожалуй, она будет спать у меня на кровати.
Тут Шепли заржал так, что слышно было за два квартала, не меньше. Он согнулся в три погибели, а лицо у него стало красное как помидор.
– Чего-чего?
Разогнувшись, он нацелил на меня палец и попытался что-то сказать, но не смог: его все еще трясло от хохота. Поэтому он просто отошел и продолжил уборку, не прекращая истерически смеяться.
Через десять минут Шепли уже бежал к двери. Пока он спускался по лестнице, кран в ванной замолчал и в квартире стало очень тихо. А еще через несколько минут дверь снова открылась.
– Господи, детка! У тебя чемодан фунтов на двадцать тяжелее, чем у Эбби! – жалобно пропыхтел Шеп.
Я выглянул в коридор, и в этот момент из ванной появилась моя прелестная незнакомка. Увидев Эбби и Америку, она на секунду замерла, а потом принялась за свою кофточку, которую не успела до конца застегнуть. На физиономии у нее красовалась размазанная косметика. В общем, картина получилась эффектная.
С минуту я даже неловкости не чувствовал – так эта девка меня взбесила. Я-то думал, что проблем с ней не будет, а она умудрилась окончательно погубить нас в глазах Америки и Эбби. Хотя и без нее встреча получилась бы не совсем торжественная: я по-прежнему был в одних трусах.
|
|
|
– Привет, – сказала брюнетка.
Она взглянула на чемоданы, и ее удивление перешло в полное замешательство. Америка негодующе вытаращилась на Шепли. Он поднял руки:
– Она к Трэвису приходила!
Мой выход. Я шагнул к брюнетке и, зевнув, похлопал ее по заднице:
– У нас гости. А тебе пора.
Несколько расслабившись, она улыбнулась, обняла меня и поцеловала в шею. Еще час назад ее губы были мягкими и теплыми. А теперь, когда передо мной стояла Эбби, они показались мне похожими на кусок липкого теста, обмотанный колючей проволокой.
– Я оставлю тебе свой номер.
– Э-э-э… Да в принципе не обязательно, – сказал я подчеркнуто небрежно.
– То есть как?
Девица отпрянула, глаза у нее сверкнули, и она принялась искать в моем взгляде что-то кроме того, что я действительно имел в виду. К моей радости, ситуация вовремя прояснилась. Я бы мог позвать эту девчонку опять, и тогда все запуталось бы еще сильней. Я ошибся, когда подумал о возможном продолжении нашего «знакомства», и теперь мне было досадно: до недавнего времени я лучше разбирался в женщинах.
– Боже мой! – воскликнула Америка, глядя на брюнетку. – Ну что тут удивительного? Это же чертов Трэвис Мэддокс! Все всё про него знают, но каждый раз чему-то удивляются!
Выпалив такую тираду, Мерик повернулась к Шепли. Он приобнял ее, пытаясь успокоить. Брюнетка вспыхнула от бешенства, смешанного со стыдом, схватила сумочку и, зло сощурясь, вылетела из квартиры.
Дверь хлопнула. Шеп облегченно вздохнул: подобные сцены всегда его напрягали. Ну а мне пора было приступать к укрощению моей строптивицы, поэтому я совершенно невозмутимо направился в кухню и открыл холодильник. Судя по выражению глаз Эбби, она готовилась наговорить мне такого, чего я еще никогда не слышал. Она была далеко не первой, кому захотелось угостить меня моей же собственной задницей на серебряном блюде. Просто до сих пор я не считал нужным выслушивать проклятия, которыми осыпали меня женщины.
Америка покачала головой и направилась в комнату. Шепли поплелся следом, скособочившись под тяжестью чемодана своей возлюбленной. А Эбби, вместо того чтобы нанести ожидаемый удар, упала в кресло. «Так-так… – подумал я. – Она здорово разозлилась. Наверное, лучше вскрыть этот нарыв, чем позволять ей дуться бог знает сколько».
|
|
|
Я скрестил руки и, оставаясь на минимальном безопасном расстоянии от источника гнева (то есть в кухне), непринужденно спросил:
– В чем дело, Голубка? Был трудный день?
– Нет. Мне просто противно.
Начинается.
– Это из-за меня? – улыбнулся я.
– Именно. Как ты можешь использовать женщину, а потом вот так с ней обойтись?
Пошло-поехало…
– А как я с ней обошелся? Она предложила свой номер, я отказался. Вот и все.
Эбби раскрыла рот, а я еле сдержал смех. Не знаю почему, но мне становилось очень весело, когда я видел, как ее шокирует мое поведение.
– Ты занимался с ней сексом, но тебе не нужен ее номер?
– На фига мне ее номер, если я не собираюсь ей звонить?
– На фига ты с ней спал, если не собираешься ей звонить?
– Я никому ничего не обещал. И она ничего не потребовала, перед тем как брякнуться на мой диван.
Эбби с отвращением посмотрела на упомянутый предмет:
– Она чья-то дочка, Трэвис. Тебе понравится, если когда-нибудь кто-то точно так же поступит с твоей дочерью?
Тут я быстро нашелся что ответить:
– Мне не понравится, если моя дочь будет скидывать трусы перед первым попавшимся кобелем. Назовем это так.
Я говорил то, что думал. Позволительно ли обращаться с девушками, как со шлюхами? Нет. Позволительно ли обращаться со шлюхами, как со шлюхами? Да. Я и сам был не лучше их. Поэтому, когда я первый раз переспал с Меган, она ушла, даже не обняв меня. И я не расплакался, не принялся ведерками поглощать мороженое, не побежал к «братьям» по «Сигме Тау» жаловаться на то, что я на первом же свидании затащил девчонку на диван и после этого она обошлась со мной соответствующим образом. Нужно принимать все как есть, и что толку охать из-за своего доброго имени, от которого ты сам не оставил камня на камне. Как известно, женщины любят осуждать друг друга. От этого занятия они иногда отвлекаются только для того, чтобы осудить мужчину. Очень часто, прежде чем мне придет в голову привести девчонку к себе, я слышу, что однокурсницы называют ее шлюхой. Потом я занимаюсь с этой шлюхой сексом без обязательств и почему-то становлюсь плохим парнем. Разве это не абсурд?
|
|
|
Эбби сложила руки и надулась, – похоже, ей нечего было возразить, и это злило ее еще больше.
– То есть ты признаешь, что ты кобель. И по-твоему, раз женщина с тобой переспала, ее потом можно вышвырнуть, как ненужную вещь?
– По-моему, я ее не обманывал. Она совершеннолетняя, и у нас все произошло по обоюдному согласию. Если хочешь знать, ей это было надо даже больше, чем мне. И теперь ты разговариваешь со мной так, будто я совершил какое-то преступление.
– Ты ее не обманывал? Но когда ты выгнал ее, она почему-то была слегка удивлена!
– Женщины вечно оправдывают свои поступки тем, что сами себе навыдумывали. Не знаю, чего там она хотела, но мне она ни о каких «отношениях» не говорила, а я не обещал ей ничего, кроме секса.
– Ты свинья.
Я равнодушно пожал плечами:
– Меня еще и похлеще называли.
На самом деле я почувствовал себя так, будто мне под ноготь всадили целое бревно. Я знал, что Эбби сказала правду, но от этого было не легче.
Она еще раз с содроганием посмотрела на диван:
– Надо полагать, я сплю здесь, в кресле?
– Почему?
– Потому что туда я точно не лягу! Бог знает что там можно подцепить.
Я поднял ее сумку с полу:
– Ты не будешь спать ни на диване, ни в кресле. Ляжешь на мою кровать.
– Наверняка это рассадник заразы еще похуже, чем диван.
– Нет. Там я сплю один.
Она закатила глаза:
– Ну конечно!
– Я серьезно. Сексом я занимаюсь на диване, а в спальню никого не пускаю.
– А чем я такая особенная, что для меня ты решил сделать исключение?
Я чуть было ей не признался. Слова вертелись на языке, но я себе-то не решался их сказать, не то что ей. В глубине души знал, что я кусок дерьма и она заслуживает большего. Она действительно была особенная. Поэтому мне, с одной стороны, хотелось взять ее в охапку и отнести в постель, а с другой стороны, я не мог себе этого позволить. Эбби казалась мне моей противоположностью: снаружи она невинна, но глубоко внутри у нее какая-то болячка. В ней, Голубке, было нечто очень нужное мне. И хоть я не знал, как это назвать, я старался засунуть свои дурные привычки подальше. Иначе все бы пропало. Я видел: Эбби может быть снисходительной к людям, но ее терпимость имеет определенные границы, которых лучше не переступать.
Ничего такого я говорить не стал. Мне пришел в голову более удачный ответ, и я, усмехнувшись, сказал:
|
|
|
– Ты разве планировала сегодня заняться со мной сексом?
– Нет!
– Вот этим-то ты и отличаешься от других. А теперь оторви свою сердитую задницу от кресла: душ к твоим услугам. Потом займемся биологией.
Она вспыхнула, но сделала, как я сказал. Чуть-чуть не задев меня плечом, быстро прошла в ванную и захлопнула за собой дверь. Водопроводные трубы подняли тоскливый вой.
Вещей Эбби взяла немного: только самое необходимое. Я нашел у нее в сумке шорты, футболку и двое белых трусов. Вытащил их и, рассмотрев, закопал поглубже. Трусы были самые обыкновенные, белые с сиреневыми полосками. Значит, она не собиралась раздеваться передо мной. Даже подразнить не собиралась. Это немного разочаровывало, и в то же время теперь Эбби нравилась мне еще больше. Интересно, а есть ли у нее вообще открытые трусики?
Может, она девственница? Я рассмеялся: девственница в колледже – в наши дни это неслыханно.
Еще я нашел в сумке тюбик зубной пасты, щетку и баночку с каким-то кремом для лица. Взяв все это и прихватив чистое полотенце из бельевого шкафчика, я направился в ванную. Постучал. Эбби не ответила. Тогда я просто вошел: во-первых, она за шторкой, а во-вторых, у нее нет ничего такого, чего бы я не видел.
– Мерик?
– Нет, это я.
– Какого черта? Уходи! – взвизгнула Эбби.
Я хохотнул, обрадованный этой инфантильной реакцией, и положил умывальные принадлежности возле раковины:
– Ты забыла полотенце, и я тебе его принес. А еще одежду, щетку, пасту и какой-то сомнительный крем, который нашел у тебя в сумке.
– Ты рылся в моих вещах? – Ее голос подскочил на целую октаву.
Я чуть не подавился смехом: надо же, до чего эта скромница переполошилась! А я ведь, как гостеприимный хозяин, только принес ей ее барахлишко! Можно подумать, я мог найти у нее в сумке что-нибудь интересное. Интересного там не больше, чем в портфеле училки воскресной школы.
Я выдавил немного пасты из Голубкиного тюбика на свою щетку и включил кран. Эбби сначала странно притихла, а потом из-за шторки показались ее глаза и лоб. Я чувствовал, как она взглядом прожигает мне дыру на затылке, но делал вид, что ничего не замечаю.
Непонятно, почему она так распсиховалась. Я, наоборот, стал какой-то подозрительно спокойный. Никогда не думал, что подобные бытовые картинки будут меня умилять.
– Уходи, Трэвис! – прорычала она.
– Не могу же я лечь, не почистив зубы!
– Если ты подойдешь к этой шторке ближе чем на два дюйма, я выколю тебе глаза, пока ты спишь!
– Не бойся, Голубка, я не буду подглядывать.
При этом я не без некоторого удовольствия представил себе, как она склоняется надо мной – пусть даже и с ножом. Но лучше бы, конечно, она склонилась надо мной без ножа.
Я почистил зубы и, довольный, направился в спальню. Через несколько минут трубы затихли, но Эбби все никак не выходила. Я снова подошел к двери ванной и нетерпеливо заглянул внутрь:
– Давай быстрее, Голубка, а то я тут состарюсь!
Я не ожидал, что вид Эбби после душа произведет на меня большое впечатление: она ведь уже щеголяла передо мной ненакрашенная. Но сейчас кожа у нее порозовела и как будто светилась, а длинные мокрые волосы были зачесаны назад и блестели. Я невольно замер. Эбби с размаху запустила в меня расческой. Я пригнул голову, потом захлопнул дверь и, усмехаясь, вернулся в комнату.
Через какое-то время я услышал, как маленькие ножки зашлепали по коридору в направлении моей спальни. От этого звука сердце у меня забилось сильнее.
– Спокойной ночи, Эбби! – прокричала Мерик из комнаты Шепа.
– Спокойной ночи, Америка.
Ха-ха! Не знаю, как насчет всей Америки, но мне, благодаря подружке моего двоюродного братца, теперь вряд ли удастся спокойно поспать. Казалось, я подсел на какой-то наркотик: хочется все больше и больше, не можешь остановиться. Правда, зависимость от наркотика возникает после того, как его попробуешь, а к Эбби я даже не прикасался. Я просто старался быть рядом с ней, и от этого мне становилось хорошо. Больше надеяться было не на что.
Голубка тихонько стукнула в дверь, и я очнулся:
– Заходи. И можно не стучать.
Эбби вошла: темные мокрые волосы, серая футболка, клетчатые шортики. Судя по ее расширенным глазам, внимательно изучающим голые стены, она пыталась сделать какие-то выводы обо мне, исходя из того, как обставлена моя спальня. Голубка оказалась первой женщиной, которую я сюда впустил. Я вовсе не ждал этого момента, но вот она вошла, и неожиданно я сам стал воспринимать свою комнату по-новому.
Раньше это было просто место, где я спал. В остальное время я тут почти не бывал и поэтому не задумывался, уютно или нет. Теперь пустота белых стен бросилась мне в глаза. Сюда вошла Эбби, и до меня дошло, что моя спальня – это мой дом, а дома не должно быть так голо.
– Симпатичная пижамка, – наконец сказал я, садясь на кровать. – Заходи, не бойся, я не кусаюсь.
Эбби опустила подбородок, приподняв брови:
– А я и не боюсь. – Ее учебник по биологии шлепнулся рядом со мной. – У тебя есть ручка?
Я кивнул в сторону тумбочки:
– Возьми в верхнем ящике.
Сказав это, я похолодел: сейчас она обнаружит мой стратегический запас – и тогда мне конец!
Эбби оперлась коленом о кровать, дотянулась до тумбочки, порылась в ней и отпрянула. Схватив ручку, захлопнула ящик.
– В чем дело? – спросил я, делая вид, что читаю учебник.
– Ты ограбил поликлинику?
Откуда Голубке знать, где берут такие вещи?
– Нет, а что?
Она скривила лицо:
– Ты, видно, решил запастись презервативами на всю оставшуюся жизнь.
Ну вот, началось!
– Береженого Бог бережет, верно?
С этим было не поспорить. Я ждал, что Эбби начнет кричать и обзываться, но она просто закатила глаза. Я продолжал листать учебник, стараясь не выдать своего облегчения.
– Ладно, давай начнем отсюда… Боже мой! Фотосинтез? Разве вы его в старших классах не проходили?
Она замялась:
– Вроде как проходили… Это вводный курс, Трэв. Я не сама составляла себе программу.
– Ты ведь ходишь на матанализ! Как можно быть такой продвинутой по математике и такой отсталой по естественным наукам?
– Я не отсталая. Любой курс начинается с повторения.
– Да что ты говоришь! – съязвил я. Потом принялся в общих чертах объяснять фотосинтез и строение растительной клетки. Говорил долго и нудно, но Эбби слушала, не пропуская мимо ушей ни единого слова. Даже можно было подумать, будто я сам интересую ее не меньше, чем получение зачета. – Итак, липиды… Давай повторим, что это такое.
Голубка сняла очки:
– Все, я пас! Мне в голову больше не влезет ни одна макромолекула.
Ну и хрен с ними, с макромолекулами. Пора спать.
– Тогда на сегодня хватит.
Эбби вдруг забеспокоилась, и я почему-то воспринял это как обнадеживающий знак. Она осталась в комнате наедине со своими нервами, а я отправился в душ. Мысль о том, что Голубка только что стояла голая на том самом месте, где сейчас стою я, возбудила меня, и; прежде чем вылезти, мне пришлось минут пять простоять под ледяной водой. Было не очень приятно, но без этого я бы не успокоился.
Когда я вернулся в спальню, Эбби лежала на боку с закрытыми глазами. Неподвижная, как доска. Я сбросил с себя полотенце, надел трусы, потом заполз в постель и выключил свет. Голубка не шевелилась, но я знал, что она не спит: каждый мускул ее тела был напряжен. Наконец она повернулась ко мне:
– Ты тоже собираешься здесь спать?
– Ну да. Это же моя кровать.
– Знаю, но… – Она осеклась, пытаясь найти какой-нибудь выход из положения.
– Ты мне все еще не доверяешь? Буду вести себя наилучшим образом, клянусь.
При этих словах я показал ей руку с тремя поднятыми пальцами: указательным, средним и мизинцем, – намекая на то, чего обещал не делать. Этот похабный жест был прекрасно известен моим «братьям» из «Сигмы Тау», но Голубка его не поняла.
Разумеется, ужасно хотелось нарушить обещание, но делать глупости было рискованно. Эбби казалась одновременно твердой и нежной. Если бы я пошел напролом, она, пожалуй, повела бы себя как загнанный зверь, и все бы пропало. Поэтому приходилось терпеть. К тому же в наших нынешних отношениях тоже была какая-то своеобразная острота. Они чем-то напоминали ходьбу по канату или экстремальную езду на мотоцикле.
Эбби отвернулась и принялась мутузить одеяло, подтыкая его под каждый изгиб своего тела. Снова расплывшись в улыбке, я приблизил лицо к Голубкиному уху:
– Спокойной ночи, Голубка.
|
|
|
