 |
Семь месяцев спустя 4 страница
|
|
|
|
Отношения Пакса с родителями всегда были непростыми. Особенно с матерью. Мы все время подкалываем его по поводу нее, но только потому, что знаем, что он тайно заботится о ней. А его отец? Его отец редко всплывал в разговоре. А теперь... он мертв? Уже давно мертв, черт возьми!
— Прости, парень. Я не... не знаю, что сказать.
— Тебе не нужно ничего говорить. Он мертв. С этим ничего не поделаешь. Такова жизнь.
— Тогда зачем ты мне это рассказал? — Я все еще ошеломлен этим откровением.
— Я кое-что знаю о тебе. Ты кое-что знаешь обо мне. Мы квиты, Ловетт. Держи рот на замке и ничего не говори об этом Джейкоби. Я сделаю то же самое.
Парень направляется к лестнице и поднимается по ней, не говоря больше ни слова. Я смотрю, как Пакс уходит, и у меня стучит в висках. Он дал мне залог против него. Гребаный залог — информацию, которой он не хотел делиться. Я не об этом пытался сказать, и это было сделано не в духе перемен. Информация, которую тот мне дал, только заставила петли, которые мы все создали вокруг себя, еще туже затянуться вокруг наших шей. На секунду я подумал, что, возможно, время секретов прошло, и облегчение было огромным. Больше не надо прятаться. Больше никакой лжи. Больше не нужно беспокоиться о том, что может случиться, если я не буду осторожен. А теперь мне нужно перенести еще одну боль. Еще одна истина, которую можно использовать как оружие. Знание того, что отец Пакса умер, не заставило меня почувствовать себя лучше из-за того, что Пакс узнал мою тайну. Это заставило меня почувствовать себя еще хуже. И это доказало, насколько неправильной стала атмосфера в нашем доме.
ГЛАВА 31
КЭРРИ
Я получаю записку.
Но не раньше, чем копы прочесывают лес. Не раньше, чем теряю три ночи сна и наполовину схожу с ума, беспокоясь о ней. На лицевой стороне конверта обратный адрес — дешевый мотель в Лос-Анджелесе. На полупрозрачной тонкой бумаге петляющим почерком Мара говорит мне, что с ней все в порядке. Что ей просто нужно сменить обстановку. Что она устала от того, какой никчемной и жалкой была ее жизнь в Вульф-Холле, и что теперь, когда та свободна и живет по своим собственным правилам в Голливуде, она уже гораздо больше наслаждается собой.
|
|
|
Читаю записку, и меня переполняет такая ярость, что я комкаю бумагу, прежде чем понимаю, что копы захотят ее увидеть, и мне приходится разгладить ее.
Я оцепеневшая, когда Харкорт читает записку. Оцепеневшая, когда полиция приходит за ней. Оцепеневшая, когда директор вызывает всех на собрание и объявляет, что Мару не нашли, но мы знаем, что она в безопасности.
Это так типично для Мары. Она такая эгоистичная и эгоцентричная. Держу пари, драма самого эпического ирландского прощания всех времен пришлась ей по душе. Неужели она не думала, что копы вмешаются? Неужели не думала, что я буду волноваться, воображая все то, что могло с ней случиться? А ее родители? Ее бедные мама и папа обратились по местному телевидению с просьбой помочь найти их дочь. Ее мать выглядела убитой горем и бледной в свете студийных ламп. Думала ли Мара о том, что ее маленький трюк сделает с ее родителями, когда решила исчезнуть? Не думаю, что подруга думала о чем-то подобном.
Видите ли, Мара неплохой человек. Но она просто неосторожна. Бездумна. Последствия ее действий не приходят ей в голову, пока не становится слишком поздно, и ущерб уже нанесен. Пока она делает все, что хочет, Мара Бэнкрофт не обращает внимания на остальной мир и на то, как ее действия влияют на него.
Я получаю свой телефон от Харкорт. Пресли, которая была так расстроена исчезновением Мары, что не ела и не спала, забрала из Вульф-Холла до конца семестра ее чрезмерно заботливая мать. Жизнь неуверенно движется вперед. Единственная отсрочка от последствий отъезда Мары — это момент, когда я выключаю свет в своей спальне ночью и слышу мягкий скрип-щелчок открывающейся и закрывающейся в темноте двери моей спальни. Дэш приходит каждую ночь. Больше не требуется никаких разговоров или приглашений. Я знаю, что тот хочет прийти ко мне, а он знает, как сильно я в этом нуждаюсь. Дэшил мой якорь во время шторма. Единственная яркая точка света среди очень темной бури, уводящая меня от скал, оберегающая меня.
|
|
|
Сегодня вечером я сижу на краю кровати, которую Дэш купил для меня, смотрю на обсерваторию, погруженная в мысли о звездах, когда он бесшумно прокрадывается в мою комнату. Я чуть не вскрикиваю от испуга, когда чувствую нежную ласку на своих лопатках.
— Опять потерялась в небесах, Стеллалуна? — Его голос грубый и роскошный — тщательно продуманный шепот, от которого мои пальцы на ногах поднимаются, я хватаюсь за одеяло на кровати.
Я терялась в небесах в течение многих лет. Тем более с тех пор, как он появился. Но теперь, когда смотрю на ночное небо, мне уже трудно разглядеть звезды. Я вижу только его. Все, что я чувствую — это он. Его руки на мне. Его губы на моих. Вызывающая привыкание тяжесть его тела на мне, заставляющая мои ноги раздвинуться, а затем твердость его толчков внутри меня, приводящая мир в яркий, резкий фокус. Я отдаю всю свою душу этому парню под покровом звезд каждую ночь и наслаждаюсь каждой секундой этого.
— Ты опоздал, — говорю ему, стараясь не улыбаться.
Матрас прогибается, когда Дэш садится позади меня. Он расставляет ноги так, чтобы я оказалась между ними, между его бедрами. Тепло и жар его тела расслабляют мои мышцы. Я даже не знала, что была напряжена, пока мое тело не растворилось в его безопасности.
— Ты ошибаешься. Я как раз вовремя. Я никогда не опаздываю. Мой отец живьем сдерет с меня кожу, если я совершу такое гнусное нарушение этикета. — Парень обнимает меня, крепко прижимая к себе, так что моя спина оказывается на одном уровне с его грудью. Я чувствую ровный, твердый стук его сердца, отбивающего ритм у моего позвоночника.
|
|
|
— Откуда твоему отцу знать?
— Он все знает, — шепчет он мне в волосы. Дэш утыкается лицом в изгиб моей шеи и целует. Жар его губ на моей коже заставляет меня почувствовать, что я только что потеряла равновесие и упала с края обрыва. — Харкорт, вероятно, следит за нами и докладывает этому ублюдку.
Я смеюсь. Звук превращается в хриплый стон, когда Дэш пальцами скользит вверх по моему торсу, поднимаясь по грудной клетке, как по лестнице. Он проводит большими пальцами по нижней стороне моей груди, перенося ее вес на тыльную сторону ладоней, и рычит глубоко и низко в раковину моего уха.
— Мне нравится, когда на тебе только футболка, — рычит он.
Перевернув руки, он обхватывает ладонями мою грудь через материал тонкой футболки, нежно потирая соски, так что мое дыхание учащается.
У нас не было секса с вечеринки. Мы оба были слишком взволнованы и захвачены происходящим, чтобы думать о том, чтобы прикоснуться друг к другу. Но теперь, когда мы знаем, что Мара в безопасности, у нее есть какое-то приключение в Лос-Анджелесе, а Фитц успокоился, клапан давления между нами должен быть отпущен.
Я была так взвинчена раньше, что едва могла усидеть на месте. Откидываю голову назад, упираясь в ключицу Дэшила. Медленно парень скользит одной рукой вниз по моему телу, все еще массируя грудь другой. Когда пальцами проскальзывает ниже пояса моих трусиков и гладит мягкую, чувствительную плоть между моих бедер, мы оба прерывисто вздыхаем.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — бормочет Дэш. — Ты такая чертовски мокрая. Трогала себя, пока ждала меня?
Я прикусываю губу и качаю головой.
— Я хотела. Очень сильно хотела кончить. Но я хотела тебя…
— Ты хотела, чтобы это сделал я. Ты хотела кончить мне на язык, — заканчивает он.
Повернув голову влево, я поднимаю подбородок и смотрю на него. В лунном свете, льющемся через огромные окна, Дэш выглядит как падший ангел, слишком совершенный, чтобы описать словами. Но в то же время в нем есть что-то очень человеческое. Ущербная, уязвимая сторона, от которой у меня сжимается грудь. Значит он может быть нефилимом. Я натыкалась на множество мифов о потомках ангелов и людей, читая истории о созвездиях. Когда дело доходит до красоты ночного неба, всегда присутствует толика фольклора, легенд и мифологии. А перед прекрасными детьми богов и людей невозможно устоять.
|
|
|
С его яркими светлыми волосами и сбивающей с толку переменчивостью цвета глаз, квадратной челюстью и искусно вылепленным телом у меня нет никаких сомнений в том, что именно такие люди, как Дэш, вдохновляли подобные истории. Он неотразим. Полюса могут поменяться местами, солнце может рухнуть, и горизонт может оборваться и сорвать планету с орбиты, а сила, с которой меня тянет к нему, все равно будет бесконечно сильнее.
Дэшил смотрит на меня сверху вниз, его проницательные глаза не карие, не голубые и не зеленые, а ближе к черному в тусклом свете моей комнаты, пока парень продолжает гладить пальцами мою киску. Он светится от удовольствия, осторожно открывая меня и просовывая средний палец внутрь меня так чертовски медленно. Я дрожу от потребности в нем.
— Вот так. Хорошая девочка. Откройся мне.
Дэш опускает голову и нависает в миллиметре над моим, так что я могу чувствовать тепло его дыхания, но не давление его губ. Этот прекрасный парень жесток до невозможности. Я всхлипываю, когда он проводит большим пальцем по моему клитору небольшими кругами.
— Ш-ш-ш. Не волнуйся. Я все сделаю, — бормочет он. — Я заставлю тебя чувствовать себя хорошо. Все будет хорошо. — Он успокаивает меня, говоря мягким, нежным, уговаривающим голосом, пока сам обнимает меня за грудь и крепко прижимает к себе.
Наконец, Дэш целует меня. Поцелуй такой обжигающий. Я так жажду его рта и пальца, которым он двигает внутри, что в меня начинает закрадываться намек на стыд. Что бы сказал Олдермен, если бы узнал, в какое отчаяние и жажду секса я впала из-за этого парня? Он был бы разочарован. Однако стыд по-настоящему не оседает во мне. Он ускользает, как шелк, превращаясь в ничто, листья летят по пустой дороге, и все, что осталось — это огонь.
Боже, это так приятно.
— Дэш. Я... черт, пожалуйста.
— Пожалуйста, — бормочет он. — Ты умоляешь о моем члене, как хорошая девочка?
— Да. Да!
Парень демонстрирует свое одобрение, кусая меня за шею, зубами дергает мою кожу достаточно сильно, чтобы натянуть тонкую грань между удовольствием и болью.
— Тебе придется потерпеть еще немного, милая. — Он лижет то место, где только что укусил, мурлыча мне в ухо. — Не волнуйся. Все в порядке. Ты получишь его.
Он верит в меня больше, чем я сама в себя. Чувствую, что нахожусь под слишком большим напряжением, и разваливаюсь по швам. Если он не перевернет меня и не трахнет в течение следующих шестидесяти секунд, я не могу нести ответственность за наглые, грязные вещи, которые сделаю дальше. Я поползу за ним. Сделаю все, что он попросит, дам ему все, что тот попросит, пока Дэш не даст мне взамен то, что нужно мне.
|
|
|
Парень продолжает двигать рукой под моими трусиками. Я смотрю, как он прикасается ко мне, тепло закручивается спиралью в моем теле, нарастая между ног. Дэш ослабляет хватку на мне ровно настолько, чтобы грубо задрать мою футболку и бесцеремонно стянуть ее через голову. Я позволяю ему это сделать. Позволяю ему делать со мной все, что он захочет. Я его игрушка, его развлечение и никогда не была так счастлива отдать контроль.
Дэшил снова прижимает меня к своей груди, так что я лежу в колыбели его тела, обнимаемая им, окруженная им, пока он проводит свободной рукой по моей коже. Моему животу, бедру, груди. Дэш переходит от одного к другому, оставляя за собой огненный след. Я чувствую холод на обнаженной коже, но тепло рук Дэша согревает меня изнутри.
— Я хочу кончить на эти сиськи, — рычит Дэш. — На твои бедра. Хочу, чтобы твоя киска была скользкой от моей спермы, чтобы я знал, что ты моя.
Мои глаза закатываются, когда парень ускоряет темп, выписывая круги на моем клиторе. С каждой секундой нарастающие волны удовольствия, которые начинают проходить через меня, становятся все более и более интенсивными, и мои бедра действуют сами по себе, раскачиваясь, поднимаясь навстречу его руке, умоляя о большем трении.
— Хм, — мрачно хмыкает Дэш. — Ты хочешь взять это для себя, милая? Хочешь использовать мою руку, чтобы кончить?
Я молча киваю. Это все, на что я способна. Дэш грубо целует меня в висок.
— Хорошо, милая. К черту мою руку. Я буду наблюдать за тобой, пока ты работаешь.
Я безмозглое существо, отчаянно нуждающееся в освобождении. Это не просто давление желания и потребности в Дэше, которое накапливалось внутри меня, создавая накал эмоций. Это все, что произошло на вечеринке. Это все, что случилось, когда я была ребенком. Это Мара, убегающая и оставляющая нас всех в тревоге на несколько дней. Это Олдермен и все, чего тот от меня ждет. Это Фитц, и Рэн, и Пакс, и моя собственная неуверенность в себе. Сила давления, которая создавалась внутри меня, накапливалась годами, и я так расстроена, что освобождение, которое, как чувствую, приближается — это именно то, что мне нужно.
Двигаю бедрами, трусь о руку Дэша, и его рот слегка приоткрывается, зубы впиваются в нижнюю губу. Смотреть, как парень кусает собственную губу — чертовски возбуждает. Он так блядски горяч, что я не могу этого вынести. Его глаза полны греха. Дэшил наблюдает за мной, и я наблюдаю, как он это делает. Его глаза расфокусированы, дыхание неровное, прерывистое. Теперь уже недолго осталось. Чувствую это — горячее, плотное давление, нарастающее между моих ног, поднимающееся в мою сердцевину. Я кончу, когда он пальцами войдет в меня, а тыльной стороной ладони будет работать над моим клитором, и весь мир взорвется.
Дэш кладет ладонь мне на грудь, его ошеломленное, полное похоти выражение лица делает его почти сонным.
— Черт. — Я вижу очертания слова на его губах, и меня пробирает дрожь по всему телу. Боже, это... это…
Я трусь о его руку, мой темп ускоряется, и Дэш издает хриплый, болезненный стон.
— Черт, я не могу. Мне жаль. Я должен. — Быстро, как молния, тот перемещается из-за моей спины, в следующее мгновение его штаны спущены на бедра, и он устраивается между моими ногами, а затем… о, черт, парень толкается в меня.
Его член такой чертовски толстый. Я полна им, все еще растягиваясь, чтобы приспособиться к его размеру, когда Дэш начинает двигаться во мне.
— Господи, черт возьми, Кэрри, — рычит он. — Ты такая чертовски красивая. — Парень подтягивается, положив руки по обе стороны от моей головы, и удерживает меня на месте, глубоко целуя, пока трахает. Его тяжесть. Его запах. Его задыхающийся шепот на ухо. Слабая соленость его пота на моем языке. Сам его вид, его мощные мускулы, двигающиеся под красивой, загорелой кожей. Боже, он подавляет все мои чувства, делая неспособной воспринимать что-либо, кроме него.
Когда кончаю, я цепляюсь за него, и это уже слишком. Я так переполнена им и эмоциями, что чувствую, что вот-вот разрыдаюсь. Или рассмеюсь. Даже не знаю, как буду реагировать. Я слишком напугана, чтобы просто дышать.
Дэш крепче обнимает меня, его тело напрягается, когда тоже кончает.
— Боже, Стелла. Подожди. — Он толкается глубоко и сильно, стискивая зубы, и мой оргазм усиливается втрое.
Дэш рычит, пока трахает меня, пальцами впивается в мою кожу, а зубами находит впадинку на моей шее. Мое зрение затуманивается.
Спуск вниз так же сладок, как и подъем. Мне кажется, что я плыву, дрейфую, погружаюсь в матрас. Дэш на мгновение ложится на меня, переводя дыхание, и мы вдвоем просто лежим.
Это те моменты, ради которых я живу. Эта блаженная тишина, запутанная в темноте, питает мою душу так, как я никогда не представляла себе возможным. Через некоторое время Дэш приподнимается на локте, чтобы посмотреть на меня сверху вниз. Он убирает влажные от пота локоны с моего лица, тихо напевая. Проводит кончиками пальцев по моему лбу, вниз по виску, вниз по переносице. И затем, очень тихо, говорит:
— Я хотел бы тебе кое-что сказать.
Мой пульс ускоряется.
— Это важно?
Он слегка улыбается, его голос очень тихий.
— Ужасно.
— Тогда, полагаю, тебе лучше сказать.
Он нежно кладет ладонь на мою шею, большим пальцем благоговейно поглаживает линию моей челюсти.
— Я так люблю тебя, Карина Мендоса, что чувствую, могу умереть.
ГЛАВА 32
ДЭШ
«Я тоже тебя люблю».
Я не заслуживаю этих слов, но Кэрри все равно их произносит. Мы говорили о вещах, о которых должны были поговорить давным-давно.
— Я тут подумал… Я надеялся, что ты захочешь поехать со мной. В Англию? Если не хочешь учиться в Оксфорде, то есть много других удивительных мест для учебы. И я знаю, что погода там дерьмовая, а еда еще хуже, но... — Я смотрю ей в лицо. — Там очень красиво. Есть несколько действительно особенных мест, которые мне хотелось бы тебе показать. И Европа рядом. Ты хоть представляешь, как легко сесть на поезд из Лондона в Париж?
Она просто смотрит на меня, ошеломленная.
— Скажи что-нибудь. Я тут весь в нервном поту. Тебя это устроит? Ты хочешь поехать? Вопрос с визой не будет проблемой. И ты умная. Нет никакого способа, чтобы тебя не взяли…
Улыбка, расплывшаяся на ее лице, была ослепительной.
— Да! О боже, да! Это чудесно!
Карина плачет, а я держу ее в своих объятиях, охваченный нелепым страхом. Она счастлива. Так чертовски счастлива, что груз моей ответственности стал очевиден, очень быстро.
Я не могу все испортить. Никогда себе этого не прощу. И Кэрри заслуживает лучшего, чем быть игнорируемой в коридорах. Я должен ей больше, чем это. Девушка заслуживает того, чтобы кто-то обнял ее на публике и гордился тем, что она ему это позволяет. Кэрри заслуживает того, чтобы все знали, что ее любят и защищают, и я хочу быть тем, кто даст ей все это. Поэтому принимаю решение. Я собираюсь рассказать Рэну. Пакс уже знает. Он не обрадуется, но я справлюсь с последствиями. Пришло время покончить с уловками и обманом.
Сейчас девушка спит.
Одеваясь и выходя из ее комнаты, я вспоминаю ее слова и лихорадочный блеск ее глаз, когда она говорила со мной перед сном.
— Я тоже люблю тебя, Дэш. Боже, я пыталась не влюбиться в тебя, но не могла остановиться. Теперь я не могу жить без тебя.
Я тебя люблю.
В прошлом году я думал, что три самых важных слова в английском языке — это «еще одна доза». Хотя я уже несколько месяцев не курил травку и почти не пил алкоголь. Кэрри была всем, что мне нужно. Теперь она — все, что мне когда-либо понадобится.
Погруженный в свои мысли, все еще проигрывая в голове ее слова, я как можно тише закрываю за собой дверь ее спальни, поворачиваюсь и натыкаюсь на твердую кирпичную стену мышц. Я так поражен, что сначала у меня в мозгу происходит короткое замыкание. Думаю, что охранник, Хью, застукал нас, и это чертовски плохо. Но потом поднимаю глаза — в Вульф-Холле очень мало людей, на которых мне когда-либо приходилось смотреть снизу вверх — и понимаю свою ошибку. Смертоносно выглядящий мужчина, с которым я только что столкнулся, совершенный незнакомец и не должен находиться на территории академии.
У него светло-коричневый оттенок кожи. Глаза голубые, цвета айсбергов, холодные и оценивающие. Его темно-серый костюм необычайно хорошо сшит и, должно быть, стоил целое состояние. Может быть, в свои тридцать с небольшим он выглядит как влиятельный инвестиционный банкир, но в нем есть что-то тревожное. Что-то в нем не так. Когда мужчина хватает меня за горло и оттаскивает от двери, я понимаю, что это потому, что в его глазах — смерть.
— Лорд Ловетт, я полагаю? — Он отталкивает меня, отпуская.
Я удерживаюсь на ногах, хотя и отступаю на пару шагов. Он застал меня врасплох. Я не такой задира, как Пакс, но знаю, как надрать парню задницу, когда мне это нужно. И готов к этому, когда мужчина крадется вперед и хватает меня за шиворот.
«Я, бл*дь, так не думаю, придурок».
Я не пес, которого можно дергать за поводок.
Отбрасываю его руку в сторону и подхожу к нему, расправляя плечи, сжимая руки в кулаки, ожидая, что мужчина собирается делать дальше. Он ухмыляется, на мгновение вертя в руках запонку, прежде чем сделать ложный выпад вперед, пытаясь обманом заставить меня отступить еще немного. Но я не попадаюсь на уловку. Пригибаясь, выпускаю правый хук, который застает ублюдка врасплох. Удар приходится ему прямо в челюсть, хотя удар недостаточно сильный, чтобы мужчина упал на пол. Он должен был послужить сдерживающим фактором, заставить его отступить. Небольшое предупреждение. Думаю, что оно достигло своей цели, когда парень перестает шагать вперед и выпрямляется, прижав пальцы ко рту. Когда опускает руку, его пальцы испачканы кровью, незнакомец ухмыляется, его зубы покрыты красным.
— Так, так, так. Я слышал, ты избалованный до чертиков красавчик. И не был готов к тому, что ты действительно сможешь сражаться.
Быстрее, чем вспышка света, он выбрасывает руку вперед и бьет меня по виску. Мое зрение затуманивается, темнеет по краям, но я не падаю. Лишь отступаю назад, качая головой, готовый встретиться лицом к лицу с этим ублюдком.
Затем я вижу в его руке пистолет.
Вижу палец на спусковом крючке.
Его ледяные глаза сужаются в яростные щелочки.
— За мной, засранец. Сейчас же.
Черный «Астон Мартин Ванквиш» на холостом ходу стоит на подъездной дорожке академии. Парень толкает меня в спину дулом пистолета, безмолвно приказывая сесть на пассажирское сиденье.
— Ты шутишь, да? Если я сяду в эту машину, что помешает тебе убить меня?
— Кто сказал, что тебя убьют? — спрашивает незнакомец в дорогом костюме.
Я стою на месте, буквально впиваясь пятками в гравий, когда мужчина снова подталкивает меня к машине.
— Полагаю, для этого и нужен пистолет.
Его смех едкий.
— Оружие годится не только для убийства. Оно также хорошо для причинения бесконечной боли. Я решил, что начну с твоих коленных чашечек, а потом посмотрим.
— Тебе следует знать, что если речь идет о деньгах, то мой отец не из тех людей, которые готовы платить выкуп похитителю. На самом деле я ему не очень нравлюсь.
Мужчина смеется громче, звук полон неподдельного веселья.
— Малыш, машина, в которую ты отказываешься садиться, стоит триста тысяч долларов. У меня больше денег, чем мне когда-либо понадобится. А теперь залезай, пока я не вышел из себя.
— А если нет?
— Испытай меня.
Я упрямый. Всегда был упрямым. И подумываю о том, чтобы развернуться и разоблачить его блеф, просто чтобы посмотреть, что он сделает... но потом вспоминаю о Карине наверху, и эгоистичная часть меня, та часть, которая определенно хочет увидеть ее снова, заставляет меня отступить. Я открываю пассажирскую дверь и забираюсь в машину. Ублюдок в костюме тоже садится.
— Ты собираешься рассказать мне, в чем дело?
Он включает передачу и заводит двигатель, отъезжая от академии.
— Закрой рот.
Я подчиняюсь. Не для того, чтобы дать ему то, что он хочет, а потому, что мне нужно использовать следующие несколько минут, чтобы подумать. У меня в кармане мобильник. Я мог бы попытаться тайно позвонить Паксу или Рэну, но сейчас середина ночи. Рэн, наверное, вырубился. Пакс может и не спит, но будет под кайфом, или пьян, или слушает тяжелый металл. Он в лучшие времена, как известно, плохо отвечает на телефонные звонки и ни за что не ответит мне сейчас. Так что, когда незнакомец вытащит меня из машины, я врежу этому куску дерьма по горлу. Сломаю ему чертов нос. Ударю так сильно, что он одновременно обосрется и обоссытся…
— Что бы ты ни планировал в своей хорошенькой головке... Не делай этого. Это закончится плохо. — Парень бросает на меня пренебрежительный взгляд.
Я рычу.
— О. Круто. Тогда я буду работать над развитием Стокгольмского синдрома. Мы с тобой можем жить где-нибудь в бункере. Я буду отсасывать тебе каждое утро. Можешь звать меня Кексик. Я буду звать тебя Солнышко. Я забуду, что ты похитил меня под дулом пистолета, и приму мою новую реальность. Мы купим дом и усыновим пару…
БОЛЬ!
Быстрая и острая. Я наклоняюсь, прижимая руку к груди, и с удивлением обнаруживаю, что из нее торчит скальпель.
— У тебя довольно поганый рот, не так ли, — замечает незнакомец. Его голос спокойный. Скучающий. Он смотрит в лобовое стекло, не сводя глаз с дороги, пока мы мчимся вниз по горе. Его взгляд скользит по сверкающему стальному орудию, погруженному в мою плоть. — Дай мне знать, когда закончишь с этим. Я одолжил его у друга.
Дрожа от ужаса, я вырываю скальпель из руки, роняю его, и он со стуком падает в пространство между моими ногами. Аккуратный маленький разрез на моей коже, зажатый между костью и сухожилием, едва достигает сантиметра в длину, но довольно глубокий. Лезвие было чертовски острым. Настолько острым, что рана даже не кровоточит поначалу. Но когда это происходит…
— Вот. — Парень умело проходит поворот, управляя машиной одной гребаной рукой, и предлагает мне полотенце.
Какого хрена?
Я выхватываю его у него, оборачиваю вокруг руки и шиплю.
— Что, черт возьми, с тобой не так?
— Слышал о собаках Павлова? — говорит он.
— ЧТО?!
— Павлов работал с собаками. Хотел выяснить, насколько легко их можно обучить. Каждый раз звоня в колокольчик, парень кормил свою собаку. Он повторял это действие снова и снова, пока, в конце концов, не звонил в колокольчик, и у собаки не начинала выделятся слюна. Он приучил собаку знать, что когда прозвенел звонок…
— Я ЗНАЮ О СОБАКЕ ПАВЛОВА, ПРИДУРОК!
Незнакомец не реагирует на мою ярость.
— Тогда ты понимаешь, к чему я клоню. Это может быть очень самонадеянно с моей стороны, и прости меня, если я ошибаюсь, — говорит он, поднимая палец, — но я предполагаю, что ты умнее собаки. Надеюсь, ты способен уловить связь без того, чтобы мне пришлось повторять дважды. Когда я говорю тебе заткнуть свой гребаный рот, ты, бл*дь, затыкаешь его, иначе будут последствия, которые тебе не понравятся.
Он чертов сумасшедший. Однако парень ясно высказал свою точку зрения. Я засовываю руку под мышку, морщась от боли. И держу рот на замке.
Мы пролетаем мимо Бунт-Хауса, здание скрыто среди деревьев и место погружено в полную темноту. Парень смеется, когда я смотрю, как поворот к дому исчезает в зеркале заднего вида.
— Прости, приятель. Еще не время возвращаться домой. Но не волнуйся. Это не займет много времени.
Я прикусываю язык. У подножия горы парень сворачивает в Маунтин-Лейкс, осторожно ведя машину, как будто какой-то законопослушный гребаный гражданин. Я ошеломлен, когда он въезжает на стоянку у бара Рэна, «Косгроув».
Парень паркуется и выходит, затем обходит машину и открывает передо мной пассажирскую дверцу, поднимая брови.
— Мы можем сделать это по хорошему или по плохому, — говорит он мне.
Я выхожу, все еще прижимая руку к телу. Парень кивает в сторону здания.
— Там закрыто. — Даже с травмой руки и обещанием еще большей боли, я ничего не могу с собой поделать. Это противоречит самому моему существу — облегчать ему жизнь.
Парень цокает языком. Закатывает глаза, как будто я непослушный ребенок, который не хочет делать то, что ему говорят.
— Дверь открыта. Бармен ушел домой на ночь. Никто нас не потревожит, а мне чертовски нужно выпить. — Склоняет голову набок. — Я понимаю, что ты довольно хороший пианист, Дэшил, поэтому позаботился о том, чтобы не повредить все важные сухожилия, но я не всегда так точен, знаешь ли. Иди внутрь, пока я не причинил тебе серьезного вреда.
И я иду. Внутри «Косгроува» свет выключен, если не считать тусклого оранжевого света лампы у кассы. Музыкальный автомат включен, тихо играет «Кольцо огня» Джонни Кэша. Незнакомец похлопывает рукой по табурету в конце бара, показывая, что я должен сесть. Тем временем он заходит за стойку бара и берет пару стаканов с полки у холодильника. Ставит их на столешницу, достает с верхней полки бутылку виски «Лагавулин», откупоривает ее и начинает наливать.
— У тебя есть вопросы, — заявляет ублюдок. — Ты хочешь знать все, но я начну с самой важной информации. Меня зовут Олдермен. По крайней мере, ты, возможно, слышал, как меня так называли. Что-нибудь напоминает?
Я качаю головой, и этот кусок дерьма ухмыляется.
— Я счастлив это слышать. Значит, она подчиняется некоторым моим правилам. Пей. Это поможет справиться с болью.
Я отодвигаю стакан с виски, свирепо глядя на него, надеясь, что мужчина поймет, в какое дерьмо вляпается, как только я проведу кое-какие исследования и накопаю на него немного грязи. Его улыбка становится шире. Он качает головой.
— Боже, ты как открытая книга, малыш. Я восхищаюсь твоей спесью и гонором. Последний человек, который так смотрел на меня, потерял гребаный глаз.
— Продолжай, — рявкаю я.
Улыбка сползает с его лица.
— На твоем месте я бы следил за тоном. — Он делает глоток, не моргнув глазом. — Итак. Знакомство окончено. Ты — лорд Дэшил Ловетт Четвертый. Я — Олдермен.
— Что за Олдермен?
— Олдермен — твой самый страшный кошмар. — Я не могу сказать, о чем он думает, но предполагаю, что в этом нет ничего хорошего. — Я лично отвечаю за благополучие девушки, из спальни которой ты только что выскользнул, — сообщает он мне.
О… черт.
Он улыбается мне.
— Да. Все верно. Карина Мендоса — моя подопечная. Я очень серьезно отношусь к ее благополучию. — Он наливает себе еще рюмку, а затем пододвигает ко мне бутылку виски через бар, молча предлагая, чтобы я теперь мог обслужить себя, черт возьми. — Кэрри очень важна для меня. Она хорошая девочка. Умная. Добрая. Верная. Вот почему я не удивлен, что ты обо мне ничего не слышал. Карина мало рассказывала тебе о своем прошлом, не так ли? Откуда родом? Ее семья? Никаких реальных подробностей о том, откуда она приехала сюда?
|
|
|
