 |
Семь месяцев спустя 1 страница
|
|
|
|
ГЛАВА 25
КЭРРИ
Я никогда раньше не видела столько людей, спускающихся с горы. Уже сгущаются сумерки — солнце опустилось за линию деревьев добрых двадцать минут назад — но последние лучи света цепляются за горы на западе, заставляя горизонт светиться сердитым оранжевым. В воздухе витает возбуждение. В последний раз я чувствовала себя так, когда мне было семь лет, и моя мама провожала меня в губернаторский сад в Эбони-Брайар, чтобы посмотреть фейерверк Четвертого июля. Фейерверки всегда были большим событием в Гроув-Хилл, и она никогда не хотела идти, но в том году почему-то смягчилась и взяла меня с собой.
Я кипела от возбуждения. Вся наша улица направилась туда одновременно, все смеялись и болтали. Люди улыбались. Впереди нас кто-то играл на саксофоне, идя во главе нашей маленькой процессии. Волнение трепетало у меня в животе при мысли о небольшой ярмарке, которую губернатор устроил на территории своего дома. Были игры и хот-доги. Сахарная вата и вишневые коктейли. Замечу, что это было до Джейсона. Моя мать все время смеялась. Мы с ней часто делали что-то вместе. Когда же она встретила его, все изменилось. Сразу после моего девятилетия мои воспоминания переходят от ярких, сочных снимков моего счастливого детства с ней к серым, тусклым, черно-белым неподвижным кадрам, полным боли.
Сегодня все так же ярко, как и в семь лет. Пресли идет рядом со мной, тревожно покусывая внутреннюю сторону щеки. В последнее время Мара пыталась быть лучшей подругой для нас обеих. Она появилась у моей двери около шести и объявила, что будет готовиться вместе с нами, чего не делала целую вечность. Мара достала свою дорогую коллекцию косметики и сделала макияж Прес, нанеся дымчато-черные тени для век с полосой металлического зеленого цвета прямо по центру век, получившийся эффект завораживает. Я уложила волосы Прес в море каштановых волн. Платье, которое она выбрала для себя — короткое, черное, с вырезанными по бокам вставками, открывающими большое количество кожи. Девушка выглядит феноменально.
|
|
|
Платье Мары сплошь из черного кружева. Оно покрывает ее руки до запястий и поднимается вверх по шее так, что почти достигает подбородка. Однако оно чертовски короткое и практически прозрачное. Под ним на ней крошечная комбинация, которая едва прикрывает ее сиськи и задницу.
Я тоже с ног до головы в черном, хотя это идет вразрез со всем, за что я выступаю. Девочки умоляли меня держаться подальше от моих ярких цветов, только на этот раз, чтобы мы все соответствовали друг другу, и я не смогла сказать «нет». Было приятно снова тусоваться втроем, танцевать и хихикать, как раньше, когда мы только приехали в академию. На мне облегающая черная кофточка, черные льняные брюки с высокой талией и массивный широкий пояс с замысловатой золотой пряжкой, который Мара настояла, чтобы я надела, дабы закончить образ. Она также настояла, чтобы я позволила ей сделать мне макияж, что означает, что я накрашена гораздо больше, чем обычно. Мои глаза обведены темной дымчатой подводкой, на щеках мерцает румянец. Я наотрез отказалась от красной помады, которую Мара пыталась нанести мне на губы, и поэтому мы пошли на компромисс с бледно-розовым блеском.
Мы втроем спускаемся с горы вместе, рука об руку, словно персонажи фильма «Колдовство» — ведьмы с вновь обретенной силой, собирающиеся устроить какой-то ад.
— Черт возьми… — Впереди нас парень, идущий с группой своих друзей, поворачивается и чуть не спотыкается о собственные ноги, когда видит нас. В полумраке я не могу разглядеть, кто это, но он выглядит высоким. — Кэрри? — шипит он. А потом: — Черт, чувак. Это Кэрри Мендоса!
|
|
|
— О боже мой. — Мара закатывает глаза. Отчасти потому, что она считает жалким, что какой-то парень пускает слюни на одну из нас, а также отчасти потому, что сдержанно раздражена тем, что парень не пускал слюни на нее. — Хочешь пить? — кричит она. — Перестань задыхаться и иди, придурок. Ты загораживаешь дорогу.
Я краснею, потому что понятия не имею, что еще мне делать. Раньше я никого не удивляла. Смущала, да. Совершенно определенно сбивала с толку. Хотя за все время, что учусь в Вульф-Холле, ни один парень из-за меня ни разу не спотыкался о свои ноги.
Пресли неуверенно смеется себе под нос, когда парни впереди оборачиваются и начинают хлопать, свистеть и подбадривать нас. Мара оживляется, так как нам всем троим аплодируют, но Пресли не знает, что с собой делать. Она опускает голову.
— Нет. Не прячься за волосами, девочка, — приказываю я. — Ты хладнокровная лисица. Каждый парень на этой вечеринке будет пялиться на тебя. Ты собираешься провести всю ночь, уставившись на свои туфли?
— Ты должна смотреть им прямо в глаза, — говорит Мара. — Покажи им, из чего ты сделана. Ты не можешь тратить такое потрясающее декольте на застенчивость, Прес.
— Твои сиськи сегодня выглядят великолепно, — подтверждаю я. — Даже я их заценила.
Мара ухмыляется.
— Пакс заметит тебя, как только ты войдешь в дверь. Поверь мне, так и будет. Что ты будешь делать, если он попытается ударить тебя по голове и затащить в свою пещеру? Так ведь поступают неандертальцы, верно?
— Он не неандерталец!
— Мне неприятно это говорить, но на этот раз мне придется согласиться с Марой. На самом деле он кажется не блещет умом.
Возмущенная Пресли стискивает челюсти, глядя вверх и вперед, румянец на ее щеках исчезает.
— На самом деле он очень умный. Он пишет. И любит фотографировать. Очень изобретателен. Держу пари, вы этого о нем не знали, не так ли?
— Откуда ты это все знаешь? — спрашивает Мара.
— Я… я просто… знаю.
— ПРЕС!
— Хорошо, ладно. Я просмотрела его заявления в колледж. У Харкорта есть их копии в шкафчике за столом в приемной. Она дала мне ключ, чтобы я кое-что добавила в свое досье, и, знаете ли, Чейз и Дэвис находятся рядом друг с другом. В алфавитном порядке. Я увидела его досье рядом со своим и ничего не могла с собой поделать. Мне даже не стыдно!
|
|
|
— Очень подло! Я одобряю, — говорит Мара. — Впрочем, хватит о Дэвисе.
Она тянет нас остановиться на вершине короткой мощеной дорожки, заставляя нас посмотреть вверх, дернув головой.
Мы прибыли в Бунт-Хаус.
Другие студенты Вульф-Холла обтекают нас, все направляются к главному входу в величественное здание, которое только что появилось из надвигающейся темноты перед нами. Это действительно красивый дом — уникальные углы, острые линии и так много стекла. Свет льется из многочисленных окон, отбрасывая тени в наступающую ночь. Внутри звучит громкая музыка, льющаяся из огромных открытых дверей.
Пресли крепче сжимает мою руку.
— Кто-нибудь из вас когда-нибудь был внутри? — спрашивает она.
Я качаю головой, удивляясь всей этой конструкции.
— А ты?
Мара только смеется.
— Конечно, была. Если думаете, что внешний вид впечатляет, просто подождите, пока не увидите внутреннюю часть. Там чертовски умопомрачительно.
Мара была права.
Дом принадлежит Рэну, но Ловетты так же богаты, как и Джейкоби, если не богаче. Дэш мог позволить себе купить такой дом, если бы захотел. Три раза. Всякий раз, когда мы проводили время вместе, это происходило либо в моей комнате, либо в обсерватории. Я никогда даже не думала о том, чтобы тусоваться с ним в Бунт-Хаусе — не в присутствии Пакса и Рэна — так что вся эта история с деньгами на самом деле не приходила мне в голову. До сих пор. Теперь это до боли очевидно, и я чувствую себя довольно глупо. Как я могла раньше не понять, что это будет проблемой?
Я родом из захолустного городка в Алабаме. Моя мать всегда еле сводила концы с концами. У Олдермена есть деньги, и их тоже много, но он уже и так много сделал для меня. Я не жду, что он устроит мою жизнь. Тот и так дает мне блестящее образование, а это гораздо больше, чем то, что я могла бы получить, если бы осталась в Гроув-Хилле. Надеюсь, мои оценки будут достаточно хорошими, чтобы я могла поступить в какой-нибудь колледж на стипендию. Олдермен будет спорить и захочет, чтобы я поступила в университет Лиги Плюща, но я не могу позволить ему тратить на меня такие деньги. Стипендия поможет мне попасть в отличный колледж, но Дэш? Дэш вернется в Великобританию, чтобы учиться в Оксфорде. И как только парень окажется там, среди множества красивых, богатых английских девушек, которые тоже будут происходить из благородного рода, как и он сам, будет только вопросом времени, прежде чем он влюбится в одну из них.
|
|
|
Я останусь лишь отдаленным воспоминанием о том единственном случае, когда он отправился в трущобы в Нью-Гэмпшире.
Все это поражает меня, когда я вхожу в фойе дома.
— Срань господня, — выдыхает Прес. — Какого черта? Этот дом похож на отель.
Она права. И к тому же недешевый отель. Пятизвездочный отель с бассейном олимпийского размера, полностью оборудованным тренажерным залом, рестораном, отмеченным звездой Мишлен и дневным спа-салоном. Громадная лестница доминирует на входе и ведет к тому, что выглядит как открытая площадка, которая ведет к другой, а затем к следующей. Вся эта конструкция притягивает взгляд вверх, к сводчатому потолку высоко над нами, который является не столько потолком, сколько единым массивным панорамным окном. Если выключить свет, через эту штуку откроется чудесный вид на ночное небо. Дэш упомянул об этом, когда мы впервые встретились в обсерватории. Тогда я не придала этому большого значения, но теперь, увидев, меня обуревает зависть.
— Я слышала, что Рэн сам написал все картины, — говорит Пресли.
Произведения искусства, о которых идет речь, определенно похоже на то, что могло прийти в голову Джейкоби. Темные, кружащиеся, угрюмые и злые картины, висящие на стенах, определенно все одной руки. Они хороши. Более чем хороши. На самом деле картины великолепны, каждая из них — бурлящий бушующий шторм, запечатленный на холсте. Уже вижу, что однажды они будут стоить немалых денег. Не то чтобы я когда-нибудь призналась бы в этом в пределах слышимости художника.
Мара вальсирует через фойе, пробираясь сквозь толпу, как будто она здесь хозяйка. Пресли следует за ней. Я стою на месте некоторое время, все еще пытаясь осмыслить окружающее: углубленную гостиную; массивные секционные диваны; лилии в дорогих вазах; гигантский телевизор с плоским экраном; стеклянный кофейный столик, который выглядит как произведение искусства. Нет ничего слишком показного или выдающегося. Однако здесь чувствуется тонкий оттенок огромного богатства, и это меня чертовски пугает.
Черт.
Я отстала от подруг.
Быстро пытаясь проглотить чувство неполноценности, которое начало поднимать свою уродливую голову, я спешу за Марой и Прес, проталкиваясь через толпу людей, танцующих в огромной гостиной. В конце концов, пробираюсь сквозь это безумие и оказываюсь на кухне, где хозяйничает Мара. Впечатляет, правда. Она опередила меня всего на шестьдесят секунд, но уже нашла элитный алкоголь и налила три рюмки. Подруга предлагает мне одну, а Пресли другую, ее улыбка определенно порочна.
|
|
|
— За то, чтобы как можно дольше избегать хозяев и получить удовольствие, — говорит она.
Прес без колебаний чокается рюмкой с Марой. Ей нужно было немного выпить для храбрости еще в академии, чтобы просто спуститься сюда. Не сомневаюсь, что она будет избегать Пакса всю ночь, текила не поможет с этим, но может немного успокоить ее нервы. Я же, с другой стороны, наоборот хотела бы встретиться с одним из хозяев вечеринки.
Существуют ограничения на взаимодействие, которое мы с Дэшем можем позволить себе здесь. Я не ожидаю, что он бросится через переполненную комнату, подхватит меня на руки, закружит и начнет целовать. Но у нас все еще остается зрительный контакт. Тяжесть его взгляда на меня в коридорах академии подобна ласке. В трех отдельных случаях я обнаруживала, что горю и возбуждаюсь только от взгляда, который он посылал в мою сторону. Дэш всегда ищет меня, находит, а потом отводит взгляд. Всегда. Любой, кто не обращал внимания, никогда бы не заметил, как его взгляд постоянно перемещается, возвращаясь ко мне каждые пару минут. Но я замечаю, потому что делаю то же самое.
Мы втроем опрокидываем текилу, вздрагивая от огненного следа, который прожигает нам горло. Прес сосет дольку лайма, которую берет из стеклянной миски посреди кухонного островка, и морщится.
— Ух, это отвратительно.
— Вообще-то, это «Эррадура Селексьон Супрема», — произносит низкий голос позади нас. — Четыреста долларов за бутылку. Это дерьмо мягкое, как задница младенца, Рыжик.
Пресли сжимает рюмку в руке. Она похожа на одну из тех коз, теряющих сознание от испуга, прямо перед тем, как они падают в обморок. Бедная девушка не оборачивается, и это хорошо, потому что Пакс Дэвис одет в черную рубашку на пуговицах, черные джинсы и черный галстук, и даже я могу признать, что он выглядит чертовски сексуально. Неудивительно, что парень так часто работает моделью. Его татуировки ползут вниз по рукам и вверх, из-под воротника рубашки. Пакс подмигивает мне, прожигает дыру в спине Прес — похоже, он на самом деле оценивает ее задницу — а затем продолжает идти, исчезая в гостиной.
Рот Мары сморщен, как кошачья задница.
— Он ушел. Можешь дышать, — кисло говорит она. Бедняжка Прес остается неподвижной, хотя рюмка в ее руке дрожит. Глаза Мары расширяются. — Дыши! О боже, девочка, сделай гребаный вдох!
Пресли вдыхает, воздух натягивает ее голосовые связки, создавая театральный звук, который издают актеры, когда втягивают воздух после того, как почти утонули. Я беру ее рюмку и наливаю нам еще текилы.
— Черт, Прес. Уверена, что он тебе вообще нравится? Думаю, ты путаешь влечение со слепым ужасом.
Подруга угрюмо принимает рюмку и выпивает дорогой алкоголь. На этот раз воспринимает его гораздо лучше.
— И то, и другое, — говорит она. — Теперь эти две эмоции неразрывно связаны. Я буду возбуждаться во время фильмов ужасов до самой смерти. Насколько это хреново?
Трудно не рассмеяться, но я справляюсь.
Наш разговор прерывается взволнованным криком откуда-то с первого этажа. Секундой позже в кухню влетает Дамиана Лозано, пошатываясь на четырехдюймовых каблуках, одетая в серебристое платье, которое не оставляет пространства воображению.
— Давайте, придурки. Рэн собирается это сделать. Он не начнет, пока мы все не будем там.
Я не знаю, что за «это» и где «там», но наши одноклассники, слоняющиеся по кухне, знают. Все бросаются к двери, ведущей обратно в гостиную. Мара хватает за руку Прес, потом меня, и тянет нас за собой, когда тоже выбегает из кухни.
Музыка все еще гремит в гостиной, тяжелые басы стучат у меня в голове, но все люди, которые танцевали минуту назад, исчезли. Все собрались у подножия впечатляющей лестницы в фойе, где Рэн, Пакс и Дэш стоят на седьмой или восьмой ступеньке, достаточно высоко, чтобы их можно было увидеть над головами каждого.
Мой желудок совершает тройной аксель, скользит и врезается в бетонную стену, когда я вижу Дэша. В свете ламп его волосы выглядят как полированная медь. Я ожидала, что он будет одет в рубашку на пуговицах, как Пакс и Рэн, но вместо этого на нем черная футболка с маленькими белыми крапинками по бокам. На нем рваные на коленях джинсы, а на ногах потрепанные красные кеды. Он выглядит невероятно красиво. Эта неряшливая, небрежная, непринужденная версия его самого и есть та версия Дэша, которую я узнала. Его руки в карманах, вес тела приходится на одну ногу. Исчезла прямая спина и жесткие плечи. Однако его глаза все еще холодны, когда тот обводит взглядом людей, собравшихся у его ног. В конце концов, он — Бог Солнца из Бунт-Хауса.
— Итак. — Рэн убирает свои темные волосы с лица, оценивая море лиц перед собой, как какой-то великодушный бог, обращающийся к своему народу. — Добро пожаловать. Я буду Мастером Охоты на этот вечер. Те из вас, кто уже посещал одну из наших вечеринок, знают, что будет дальше. Для тех из вас, кто здесь впервые, слушайте внимательно. Придя сюда сегодня вечером, вы даете свое согласие на сегодняшние торжество. Мы никого не держим против воли. Дверь вон там. Можете спокойно покинуть вечеринку, если зассали. Но... если останетесь... будете соучастником того, что будет дальше.
— Что будет дальше? — кричит кто-то из глубины комнаты.
Глаза Рэна вспыхивают.
— Сегодняшняя игра называется «Найди и отпразднуй». Правила просты. По всему дому спрятаны такие же пакетики, которые ждут, когда их найдут. — Он показывает всем крошечный пластиковый пакетик — прозрачный пластик, размером с квадратный дюйм, а на дне небольшое количество белого порошка.
— О боже, — бормочет Мара. — Ну вот, начинается.
— Что в нем? — кричит один из парней.
Невозмутимый взгляд Рэна едок.
— Если бы ты позволил мне договорить, то узнал бы. — В другой руке парень держит еще один маленький пакетик, но на этот раз порошок внутри синий. — Такие пакеты тоже спрятаны. Белый порошок — это тальк. Или Молли. Или кокаин. — Он смотрит на пакетик, покачивая головой из стороны в сторону. — А может, амфетамин. Черт его знает. Синяя штука, вероятно, просто разрыхлитель теста с добавлением пищевого красителя. Но есть шанс, что это может быть «Виагра». Шансы — пятьдесят на пятьдесят. Ваша задача, если вы решите принять участие в игре, состоит в том, чтобы найти одну из этих красавиц и принять ее содержимое.
— И что потом? — спрашивает Бойд Лоури, капитан команды дебатов.
— А потом вакханалия, придурок, — влезает в разговор Пакс. — Перепихнись. Побалуй свой член.
— Или киску, — добавляет Рэн. — Это оргия равных возможностей. Побеждает тот, кто переспит с большим количеством людей к восходу солнца.
— И какой приз, Рэн? — спрашивает мужской властный голос из глубины комнаты. — После того, как мы проглотим кучу не поддающихся описанию наркотиков и оттрахаем всех вокруг?
По толпе пробегает рябь тишины, потому что большинство из нас узнают этот голос. Мы проводим час с его владельцем каждый понедельник и четверг утром, не так давно начав изучать «Ромео и Джульетту».
— О боже мой. Не может быть. — Мара смеется, прикрыв рот рукой.
Она обрадовалась еще до того, как обернулась и увидела его: доктора Фитцпатрика, прислонившегося к закрытой входной двери, руки спрятаны в карманах джинсов. Его волосы по бокам недавно подстрижены. На нем черная толстовка с серой полосой поперек, которая выглядит странно знакомой.
До сих пор выражение лица Дэша было совершенно пустым. В тот момент, когда он видит Фитца, все меняется. Уголки его рта опускаются, глаза полны стали. Он бросает взгляд на Пакса, который выглядит таким же недовольным. Рэн — единственный парень из Бунтовщиков, которого, похоже, не смущает присутствие нашего учителя английского.
— Для начала, наше уважение, — говорит он. — А еще... иммунитет.
Фитц застенчиво улыбается, глядя на свои ботинки.
— Иммунитет от чего именно?
— От меня, — говорит Рэн. Затем кивает головой в сторону Дэша. — От него. — Кивок на Пакса. — И него.
— Хм. Не понимаю, что это за приз такой. Иммунитет от внимания трех мальчиков-подростков? — Фитц качает головой, в уголках его глаз появляются морщинки. — Вряд ли это то, о чем мне стоит беспокоиться.
— Уверен в этом? — Пакс спускается на ступеньку вниз, сухожилия на его шее напрягаются под кожей, словно парень собирается броситься на ублюдка, но Рэн слегка качает головой.
— Не волнуйся, парень. Фитц сегодня не будет играть в нашу маленькую игру.
— Серьезно? — Учитель ухмыляется. — И почему это?
— Потому что тебя сюда не приглашали. Очень невежливо появляться в чьем-то доме без приглашения, Уэс. Очень грубо.
— Но меня пригласили. Не так ли, Мара? — Фитц смотрит на Мару.
Все в комнате поворачиваются, чтобы проследить за его взглядом. И благодаря тому, что Мара стоит в трех дюймах от меня, я вдруг обнаруживаю, что на меня тоже пялятся двести пар глаз. В том числе и Дэша.
Если бы я была Марой, то покраснела бы, как свекла, и заикалась под тяжестью хмурого взгляда Рэна, но она выглядит так, будто ей действительно нравится внимание.
— Что? Я не думала, что он придет, — говорит она. — Нет ничего плохого в том, чтобы время от времени быть вежливым. Может, тебе стоит попробовать, Джейкоби?
Это расплата за то, что парень поставил ее в неловкое положение в столовой. Он унизил ее, когда объявил в пределах слышимости пяти разных столов, что она прислала ему кучу обнаженных фоток. Это было два месяца назад, и Мара все еще говорит об этом. Черт знает, каков был ее мыслительный процесс, но появление профессора английского языка на вечеринке в Бунт-Хаусе определенно нарушает планы Рэна на ночь. Я имею в виду, он только что признался, что у него в доме спрятана куча разных наркотиков. Теперь ему придется все отменить.
Но Рэн только улыбается.
— Ну, тогда хорошо, что я раздавил «Виагру», — говорит он. — Если кто-нибудь найдет синий пакет, обязательно отдайте его старому ублюдку сзади. Его член, вероятно, не был твердым уже сто лет.
— Что? — шипит Прес. — Ты позволишь ему остаться?
Ликование Мары немного ослабевает. Она явно надеялась на фейерверк от Рэна, а ее маленький трюк не вызвал у него ни малейшей реакции. Фитц беззвучно смеется, пожимая плечами.
— Не могу сказать, что были какие-то жалобы на твердость моего члена, но какого черта. Пусть так и будет, Джейкоби.
— Она уже у тебя во рту. Так что просто проглоти.
Мара фыркает, увидев выражение лица Прес. Ее глаза вдвое больше обычного, а губы плотно сжаты. Подруга качает головой, отказываясь глотать водку с перцем, которую Мара только что влила ей в рот.
Я стою в шаге от своих подруг, все еще пытаясь понять, что, черт возьми, происходит. Фитц прислоняется к стойке, опершись локтями о мрамор, чувствуя себя как дома.
— Чем дольше ты будешь держать ее во рту, тем дольше она будет гореть. — Мужчина предлагает этот мудрый совет, как будто сейчас не нарушает целую кучу законов штата. Так оно и есть, верно? Должно быть.
Пресли всхлипывает, затем сглатывает, визжа.
— Черт! Кто… — Она снова сглатывает, подавляя рвоту, ее глаза слезятся, как сумасшедшие. — Кто приносит водку с перцем на вечеринку? Это просто... чертовски... жестоко.
Она уже выпила пять рюмок водки разных сортов и начинает невнятно произносить слова. Я попыталась остановить ее, но Мара шикнула на меня, подбадривая ее.
Я в двух секундах от того, чтобы схватить Прес и побежать к выходу, когда Мерси Джейкоби на высоких каблуках неторопливо подходит к кухонному острову, одетая в свободное черное шелковое платье-рубашку, которое едва прикрывает верхнюю часть ее бедер. О, черт. На ней определенно нет лифчика. Ее соски хорошо видны сквозь полупрозрачную ткань платья. Должна признать, я немного впечатлена, когда челюсть Фитца чуть не падает на пол.
Мужчина все еще сохраняет хладнокровие, когда девушка наклоняется вперед, давая ему хороший вид, и шлепает маленький пакетик, полный голубого порошка, на мраморную столешницу перед ним.
— Подозреваю, что Рэн пошутил, но... знаешь. На всякий случай, если тебе это понадобится. — Мерси многозначительно подмигивает.
Фитц смотрит на пакетик, затем берет его, открывает и высыпает содержимое в рот.
Какого хрена?!
Профессор английского языка морщится, поскребывая язык зубами.
— Ну что? Как думаешь? Собираешься бродить по лесу через двадцать минут? — мурлычет Мерси.
— Думаю, скоро узнаем.
Мерси мило надувает губы, выпячивая нижнюю губу.
— Ради твоего же блага, я надеюсь, что это была фальшивка. Все знают, что ты дурачишься с девушками из академии, но трахать кого-то из нас здесь? — Она замолкает, проводя рукой по его руке. — Твоя карьера закончится быстрее, чем ты сможешь сказать «неподобающие отношения со студентами».
Фитц осторожно берет ее руку и кладет на столешницу.
— Ты меня с кем-то путаешь. Если намекаешь на то, что у меня какие-то отношения с Марой…
— Боже, нет! — Мерси смеется. — Нет, сейчас Мара — маленькое увлечение моего братца, не так ли, детка?
Мара сердито смотрит на сестру Рэна.
Пресли испуганно икает.
Краска отливает от лица Фитца.
— Рэн, да? — Он обращает свое внимание на Мару. — Кажется, я что-то пропустил.
Щеки Мары покрываются красными пятнами.
— Что? Я ни с кем не встречаюсь. И никто никогда не претендовал на эксклюзивность со мной, — добавляет она. — Пока не будет разговора и не будут обсуждены правила, меня нельзя винить за то, что я перебираю разные варианты.
Момент удивления Фитца остался далеко позади. Он отлично справляется с тем, чтобы вести себя хладнокровно, но его энергетика полностью изменена. Мужчина может улыбаться сколько угодно, но он зол. Я бы даже сказала, что он в ярости.
— Конечно, — говорит Фитц. — Ты молодая девушка. И можешь спать с кем захочешь. Я знал, что он с кем-то спит. Подозревал, что это ты. Теперь все подтвердилось. Важное событие. Давай просто продолжим вечер и немного повеселимся, а? — Каждое утверждение выходит обрезанным. Слишком коротко. Слишком резко.
Я точно знаю, что Мара не спала с Реном. Если бы она даже приблизилась к тому, чтобы переспать с ним, она бы сразу сказала мне — девушка не может сохранить секрет, даже чтобы спасти свою жизнь — так почему же тогда она позволяет Мерси вложить это уродливое семя лжи в голову Фитца? Она должна защищаться и не позволить ему думать, что даже отдаленно заинтересована в Джейкоби.
— Мне нужно в туалет. Скоро вернусь. — Фитц допивает виски и с грохотом опускает стакан на столешницу. Затем бросается прочь, проталкиваясь сквозь толпу, не говоря больше ни слова.
И вот тогда я получаю ответ на свой вопрос.
Мара хватает меня за руку и визжит, как взволнованный восьмилетний ребенок.
— О боже мой. Ты это видела? Он так ревновал!
— Что? — говорим мы с Мерси одновременно.
— Ты хочешь, чтобы он ревновал? — добавляет Мерси.
Я тоже не могу в это поверить. В прошлом Мара играла в какие-то глупые игры, но это просто безумие.
— Кто бы говорил, — язвит Мара. — Что ты вообще делаешь, вываливая это дерьмо перед Фитцем? Ты пытаешься нас поссорить?
Ох-ох. У кого-то когти вылезают наружу. Я не хочу находиться здесь.
— Прес, почему бы нам не выйти на улицу. Давай посмотрим, какие звезды видны сегодня вечером? — Я изо всех сил стараюсь увести ее подальше от этого дурацкого разговора, но Мара хватает меня и крепко держит.
— О нет. Нет, нет, нет, — говорит она. — Вы, девочки, должны быть свидетелями. Мерси Джейкоби собирается извиниться за то, что вела себя как стерва.
— Ха! — Глаза Мерси сверкают, как заточенные кинжалы. — Даже не подумаю, Бэнкрофт. Особенно когда мне не за что извиняться. Ты сама сказала мне, что хочешь встречаться с моим братом. В последнее время он ведет себя очень странно. Я сложила два и два и разгадала твой дурацкий маленький секрет. Подай на меня в суд.
— Эй!
Я смотрю направо и вижу Дэша, прислонившегося к изогнутой арке, ведущей в гостиную, с бокалом виски в руках. Боже, он такой чертовски красивый.
Мерси и Мара продолжают спорить.
Прес нашла стул, чтобы сесть, и положила голову на кухонный островок, подложив руку под щеку. Она выглядит так, словно в двух секундах от того, чтобы вырубиться.
— Эй, я сбегаю в туалет, — говорю я Маре.
Подруга даже не замечает, что я заговорила, поэтому пользуюсь случаем и ухожу.
Я чувствую свой пульс всем телом, когда прохожу мимо Дэша. Он следует за мной. Чувствую его присутствие у себя за спиной, как можно почувствовать жар, исходящий от открытого пламени. Чем ближе парень подходит, когда я проталкиваюсь сквозь толпу танцующих в гостиной, тем больше нагревается моя кожа. Я вся горю, когда Дэш хватает меня за запястье и тянет вправо, направляя к крошечной узкой двери, расположенной в углублении ниши.
Парень ничего не говорит, когда мы исчезаем в тени. Дэш протягивает мне свой напиток, затем достает из кармана связку ключей и использует один из них, чтобы отпереть дверь. В течение десяти секунд я оставила своих друзей позади, прошла по первому этажу, вошла через дверь, и теперь стою в темноте. Удивительно, как хорошо дверь приглушает звуки музыки.
— Дай мне руку, Стелла, — шепчет Дэш.
Я делаю то, что мне говорят. В темноте рукопожатие Дэша кажется теплым и успокаивающим. Он переплетает свои пальцы с моими, и все мое тело загорается. Как что-то такое незначительное может чувствоваться так хорошо? Быть так близко к нему, наедине. Его сильные руки сжимают меня, притягивая ближе к нему, и все, что мешает нам быть обнаруженными нашими друзьями — это дверь.
— Справа от нас лестница, — шепчет он. — Я пойду первым, ты за мной. Хорошо?
Я киваю, прежде чем он заканчивает говорить.
— Да.
— Отлично. Но сначала я должен кое-что сделать. — Дэш обхватывает ладонями мое лицо, и его губы застают меня врасплох.
Я весь вечер видела его мельком, отчаянно желая быть рядом с ним, так сильно желая, чтобы он поцеловал меня, но не была готова к реальности этого. К этому никогда не привыкнешь. В ту секунду, когда его губы встречаются с моими, моя кровь становится жидким пламенем. Он скользит языком по моим губам, исследуя и пробуя на вкус, такой горячий и сладкий, с оттенком ожога от виски, которое Дэшил пил ранее. И я чувствую, как растворяюсь в нем. Одной рукой он обхватывает мой затылок, другой скользит по боку, пока не останавливается на бедре. Дэш притягивает меня к себе, так что между нами больше нет пространства, и от теплоты и твердости его груди, прижатой к моей, у меня кружится голова.
|
|
|
