 |
Певцы. Тангейзер. Тангейзер. Акт II
|
|
|
|
Певцы
Генрих! Генрих! Это он!
Тангейзер, застигнутый врасплох, быстро вскакивает на ноги; он овладевает собой и молча склоняется перед Ландграфом, бросив беглый взгляд на него и на певцов.
Ландграф
Ты возвратился? Хочешь снова в круг
вступить, что так надменно ты покинул?
Битерольф
Но что ты нам теперь с собой приносишь?
Доверье, – или вновь мы вступим в бой?
Вальтер
Ты ныне друг нам, или враг?
Остальные певцы, кроме Вольфрама
Ответь!
Вольфрам
Ах, полно вам! Ужель врагом он смотрит?
(Он дружелюбно подходит к Тангейзеру. )
Привет тебе, певец отважный, –
тебя так долго не хватало нам!
Вальтер
Привет мой, если добр ты стал!
Битерольф
Привет мой, если рад ты нам!
Все певцы
Привет, привет! Привет тебе!
Ландграф
Прими и мой привет, певец!
Скажи, где был так долго ты?
Тангейзер
Я странствовал вдали, вдали от вас, –
там, где меня покой бежал всегда…
Ну, что ж! Я распри с вами не начну, –
вы мне друзья, – но дальше я пойду…
Ландграф
О, нет! Ты нашим стал опять сегодня!
Вальтер
Ты не уйдёшь!
Битерольф
Не пустим мы тебя!
Тангейзер
Нет, нет! Я отдыхать не должен, –
мне надо тотчас в новый путь!
Дано мне лишь вперёд стремиться, –
не смею я назад взглянуть!
Ландграф и певцы
Зачем? Ты должен здесь остаться,
не пустим мы тебя от нас!
Ты нас искал, – тебя мы ждали!
Отраден нам свиданья час!
Тангейзер
(вырываясь).
Прочь, прочь отсель!
Певцы
Останься здесь!
Вольфрам
(загораживая путь Тангейзеру и возвышая голос)
Вблизи Елизаветы!
Тангейзер
сильно и радостно поражённый, останавливается как очарованный.
Елизавета! – О, силы неба!
Какое имя назвал ты!
Вольфрам
Да, это имя назвал я тебе,
как друг!
(Обращаясь к Ландграфу. )
Дозволь мне, государь, ему
поведать, как он счастлив стал?
|
|
|
Ландграф
Пусть он узнает силу чар своих;
дай Бог, чтоб он, как рыцарь,
достойно разрешил их!
Вольфрам
Когда боролись в пеньи мы с тобою,
победы блеск тебе порой сверкал;
порой и мы в бою тебя сражали, –
но был венец, что ты один стяжал…
Святым огнём, иль силой чар
невинность девы ты пленил?
Певца волшебный, дивный дар
восторг и слёзы ей внушил!
Увы, когда ты нас покинул,
румянец щёк её погас;
ей наши песни стали скучны, –
в тоске она забыла нас! –
Явись же вновь певцом-поэтом, –
пред нею с нами пой опять!
И в зале песен ярким светом
нам будет вновь она сиять!
Певцы
Вернись же, Генрих, в круг наш тесный!
Пусть смолкнут гнев и злой разлад!
Яви нам вновь свой дар чудесный
и с нами пой, как друг и брат!
Тангейзер, глубоко растроганный, бросается в объятия Вольфрама, затем приветствует поочерёдно каждого из певцов и с сердечной благодарностью склоняется перед Ландграфом.
Тангейзер
Друзья, идём! Ах, к ней, скорее к ней! –
Ха! Ты теперь опять мне дорог,
прекрасный мир! Да, я воскрес!
Смеётся небо мне приветно,
ласкает взоры вешний лес!
Весна несметным роем звуков
поёт свой гимн в душе моей!
В томленьи бесконечно-нежном
я слышу зов: скорее к ней!
Ландграф и певцы
Он снова наш, – какое чудо!
Явился, – как тогда исчез!
Та мощь, что дерзкий дух смирила,
исходит от святых небес!
Отныне слух прекрасной девы,
как прежде, будет нам внимать!
Весенних, светлых дней напевы
в груди певцов должны звучать!
Тем временем на сцене мало по малу собирается весь охотничий отряд Ландграфа, – с сокольничими и пр. Охотники трубят в рога. К концу сцены уже вся долина кишит людьми. Ландграф и певцы поворачиваются к охотникам. Ландграф трубит в свой рог, – зычные звуки рогов и лай псов ему отвечают. – В то время
как Ландграф и певцы садятся верхом на лошадей, которых им привели из Вартбурга, занавес падает.
|
|
|
Тангейзер. Акт II
Т А Н Г Е Й З Е Р
и состязание певцов в Вартбурге
(Вторая, окончательная редакция драмы)
Акт II
Зал певцов в Вартбурге. В глубине сцены – открытый вид на двор и долину. – Елизавета входит в радостном возбуждении.
Елизавета
О, светлый зал мой, здравствуй снова!
Вновь ты мне мил, приют певцов!
В тебе его проснутся песни, –
и я проснусь от мрачных снов!
Как он тебя покинул,
пустынным ты мне стал…
Тоска проникла в сердце,
унынье – в дивный зал!
Теперь в груди трепещет радость,
теперь и ты мне стал сиять:
кто жизнь тебе и мне дарует,
тот ныне будет здесь опять!
Она видит Тангейзера, который входит в сопровождении Вольфрама,
поднимаясь с ним по лестнице в глубине сцены.
Вольфрам
(Тангейзеру)
Ты видишь? – Смело сам приблизься к ней!
Он прислоняется к балюстраде балкона в глубине, где и остаётся в течение всей последующей сцены. – Тангейзер в бурном порыве бросается к ногам Елизаветы.
Тангейзер
Принцесса!..
Елизавета
Ах! Это вы! – Нет, нет! –
Мне с вами быть нельзя!
Она делает движение, чтобы удалиться.
Тангейзер
Бежишь? – Оставь, оставь
меня у ног своих!
Елизавета
(с приветливой улыбкой поворачиваясь к нему).
Должны вы встать!
Как вы склонились там, где ваше царство,
где всё покорно вам? – Вы встать должны!
Я рада вам, – примите мой привет!
Где были вы так долго?
Тангейзер
(медленно поднимаясь).
Я блуждал
в чужих, далёких странах. – Тьмой забвенья
окутан ныне мой вчерашний день…
Да, всё забыто, чем я жил и грезил…
Но не мечтал я, мысли не лелеял,
что я вас встречу вновь, – что час настанет,
и образ ваш мои глаза увидят! –
Елизавета
Но… что ж тогда вас привело назад?
Тангейзер
Святая мощь, –
высоких сил благое чудо!
Елизавета
(радостно вспыхивая).
Я славлю это чудо, –
счастливым сердцем славлю! –
(в смущении сдерживаясь)
Простите, я не знаю, что со мною…
В тумане я… Слабее, чем дитя, –
нет сил бежать из плена чар чудесных…
Как мне понять себя? – О, Боже мой!
Какая тайна мне смущает сердце? –
Внимать певцам прекрасным
так рада я была:
усладой мне казались
их звучных строф хвала.
Но непонятной, странной жизнью
мне ваш напев затрепетал, –
то слёзы навевал он скорби,
то к радости безумной звал…
Как нов был этот мир восторгов, –
в груди желанья он зажёг!..
Былые чувства уничтожил
блаженных, новых чувств поток! –
И вот, когда от нас ушли вы, –
погибли дни моей весны:
напевы, что другие пели,
мне стали скучны и темны…
Тоскливо я весь день мечтала
и плакала всю ночь во сне…
Погас в душе источник света…
Генрих! Что вы внушили мне?
|
|
|
Тангейзер
(вдохновенно).
Тобою бог любви владеет,
бог знойной страсти, бог огня!
Он, он зажёг мои напевы,
к тебе он сам привёл меня!
Eлизавета
Я славлю мощь святую,
я славлю светлый час,
что новой, властной силой
сюда приводит вас!
Мне солнце вновь сияет
и льёт отрадный свет!
Судьба меня ласкает
и жизнь мне шлёт привет!
Тангейзер
(вместе с нею).
Я славлю мощь святую,
я славлю светлый час,
что новой, властной силой
навек связует нас!
Мне счастье вновь сверкает, –
стремлюсь я жизни в след!
Судьба меня ласкает, –
я рад обнять весь свет!
Вольфрам
(в глубине сцены).
Так грёза счастья тает, –
ах, мне надежды нет!
Тангейзер расстаётся с Елизаветой; он идёт к Вольфраму, крепко его обнимает и удаляется вместе с ним, спускаясь по лестнице. – Елизавета, выйдя на балкон, следит взором за Тангейзером. В боковой двери появляется Ландграф. Елизавета спешит к нему и прячет лицо на его груди.
Ландграф
Ты снова здесь, в чертоге песен, так
давно тобой забытом? Вновь влечёт
тебя борьба певцов, что мы готовим?
Елизавета
О, дядя! О, второй отец мой!
Ландграф
Дочь моя,
что в сердце тайно ты скрываешь?
Елизавета
Взгляни мне в очи! Силы нет сказать…
Ландграф
Спокойна будь и тайны сладость
на дне души безмолвно скрой:
придёт пора, – настанет радость,
и мы услышим голос твой. –
Итак, – те чудеса, что сила песни
посеяла в душе, сегодня он
откроет сам и увенчает грёзу:
да вступит в жизнь волшебная мечта!
Из глубины заднего плана, со двора замка, раздаются звуки труб.
Ландграф
Вот близятся земель моих вассалы, –
на праздник редкий я гостей созвал;
все, как один, спешат сюда: пришла
к ним весть, что праздник этот – в честь тебя!
Трубы во дворе замка. Ландграф и Елизавета выходят на балкон, чтобы видеть прибывающих гостей. Появляются четыре пажа с докладом. Они получают от Ландграфа приказания относительно приёма и т. д. Один за другим входят в зал рыцари и графы со своими дамами и свитой, которая остаётся в глубине сцены; Ландграф и Елизавета принимают гостей.
|
|
|
Рыцари, вассалы и благородные дамы
Мы рады снова видеть зал прекрасный,
где светит нам искусства мирный свет,
где гордо слышат своды клик весёлый:
“Честь, Ландграф Герман! Славься много лет! ”
Трубные фанфары. – Собравшиеся гости садятся на отведённые им места, образующие большой полукруг. Ландграф и Елизавета занимают на авансцене почётные места под балдахином. Входят певцы и рыцарским поклоном торжественно приветствуют собрание; затем они садятся на свободные, им предназначенные места, образующие более узкий полукруг в центре зала: Тангейзер занимает место на среднем плане справа, Вольфрам – на противоположном конце слева, лицом к собранию. Ландграф встаёт.
Ландграф
Не мало звучных строф и светлых гимнов
от вас, мои певцы, мы здесь слыхали;
загадкой мудрой, песней беззаботной
отраду в сердце вы вливали нам. –
Когда наш меч в кровавых, грозных битвах
за честь и мощь отчизны воевал,
когда со злобным Вельфом мы боролись
и отвратили тем распада гибель, –
тогда и вы себе стяжали славу.
Красотам чувств и добрым нравам,
невинности и вере чистой
искусством добыли вы здесь
венец неблекнущих побед. –
Сегодня тоже дайте праздник нам:
вновь видим мы сегодня здесь того
певца, по ком так долго мы скучали.
В его внезапном возвращеньи в Вартбург
загадочную тайну вижу я;
вы чудом песни нам её раскройте!
И вот, я ставлю вам теперь вопрос:
“как вы любви природу объясните? ”
Кто всех сильней, кто ей достойный гимн
споёт, тому принцесса приз вручит, –
он может пожелать венца любого:
я, Ландграф, за неё даю вам слово! –
Так, песнопевцы! Пусть бряцают струны!
Задача вам дана, – в бой за успех!
Благодарим вперёд сердечно всех!
(Трубы)
Гости
Честь, Ландграф Герман! Честь!
Великий страж искусства, честь!
Все садятся. – Четыре пажа выступают вперёд; обходя певцов, они отбирают у каждого из них свёрнутый листок с его именем и кладут все листки на золотую чашу. Затем они подносят эту чашу Елизавете, которая вынимает один из листков и опять отдаёт его пажам; прочитав имя, пажи торжественно выходят на середину сцены.
Четыре пажа
Вольфрам фон-Эшенбах, ты первый!
Они садятся у ног Ландграфа и Елизаветы. – Вольфрам встаёт. – Тангейзер опирается на свою арфу, видимо погружённый в грёзы.
Вольфрам
Здесь пред собой я вижу сонм героев:
мне этот блеск смущает дух и взор…
Так много мудрых, сильных, славой гордых, –
цветущий, стройный лес, могучий бор…
Невинной прелестью сияют жёны, –
благоуханных, юных роз венец…
Мне созерцанье очи опьяняет:
потупя их, невольно смолк певец. –
Средь ярких звёзд одной лишь вдохновляясь,
я на высоты устремляю взгляд:
мечты мои зажглись огнём священным
и набожно молитву ей творят…
И вот – открылся мне родник чудесный,
в него мой дух глядит, восторг тая:
в нём почерпнул я радость благодати, –
и сил живых полна душа моя…
Тех светлых струй я никогда не трону,
желаньем жадным не дерзну смутить:
за чистый ключ, источник счастья вечный,
до капли рад я сердца кровь пролить! –
Герои! Нет в моих словах искусства:
вот существо любви, святого чувства!
|
|
|
(Он садится)
Рыцари и дамы
(в сочувственном движении)
Ты прав! Ты прав! Прекрасна песнь твоя!
Тангейзер, словно пробуждаясь от сна: печать гордого своеволия на его лице сменяется выражением восторга, – он устремляет вдохновенный взор в пространство. Лёгкое дрожание его руки, бессознательно перебирающей струны арфы, и демоническая улыбка на устах показывают, что неведомые чары овладевают им. Когда он, словно проснувшись, энергично ударяет по струнам, – вся его внешность обнаруживает, что он почти уже не сознаёт, где находится, – что он не думает боле о Елизавете.
Тангейзер
О, Вольфрам, в этой песне томной
ты исказил любви закон!
Когда бы мир лишь робко жаждал, –
поверь, давно иссяк бы он!
Склонясь пред Богом, ввысь возденьте очи, –
к небесной дали, к звёздам тайной ночи:
молитесь этим чудесам, –
их не постичь вовеки нам! –
Но что к прикосновенью склонно,
то нас всегда к себе влечёт;
что рождено от той же плоти,
то мягкой формой к телу льнёт! –
Родник блаженных наслаждений,
желанья смелость награди!
Неиссякаем ключ отрадный,
как вечна страсть в моей груди!
Да, чтоб огонь горел мне вечно,
ты услаждай меня, струя! –
Так знай же, Вольфрам, вот в чём сущность
любви бессмертной вижу я!
Всеобщее изумление. На лице Елизаветы отражается борьба чувств, – её восхищение смешивается с робким удивлением. – Быстро и гневно встаёт Битерольф.
Битерольф
Сразись скорей со всеми нами!
Кто не смутится, вняв тебе?
Но мой ответ услышь, мятежник, –
клянусь, не сдамся я в борьбе! –
Любовь дарит мне мощь и крепость,
и за любовь сражаюсь я:
чтоб вечно ей остаться чистой, –
пусть льётся гордо кровь моя!
За честь жены, за скромность девы, –
как рыцарь, бьюсь я до конца;
но то, что ты зовёшь усладой, –
презренно, низко для бойца!
Слушатели
(шумно выражая своё одобрение)
Так, Битерольф! Мы за тебя!
Тангейзер
(загораясь всё более и более)
Ха, дикий волк, не рви же струн!
Ты о любви поёшь, хвастун?
Конечно, друг, тебе чужда
та страсть, что жжёт мне грудь всегда!
Чем насладился ты, бедняга?
Вся жизнь твоя темна, как ночь!
И что тебе сулит блаженство,
то я с презреньем брошу прочь!
Рыцари
(с разных сторон, в величайшем возбуждении).
Пусть он умолкнет! – Нет, мы не потерпим!
Ландграф
(Битерольфу, который хватается за меч).
Оставь свой меч! – Певцы, не надо ссоры!
Поднимается Вольфрам; как только он начинает петь, всё снова совершенно успокаивается.
Вольфрам
О, небо! Будь к нам милосердно!
Мне ниспошли ты благодать,
чтоб мог я вдохновенным гимном
из сонма верных грех изгнать! –
О, свет любви высокой,
сияй нам в этот миг!
Твой луч красой нетленной
вглубь сердца мне проник!
Ты нас ведёшь на небо, –
я рад лететь вослед:
так мы в тот край уходим,
где светит вечный свет!
Тангейзер вскакивает с места и поёт в порыве крайнего восторга.
Тангейзер
Мой гимн, богиня, ты лишь вдохновляешь, –
хвалу тебе я громко здесь пою!
Ты жизнь волшебной страстью украшаешь,
и всё живое чует мощь твою!
Блажен, чьи руки твой покров срывали, –
восторг любви изведал только тот!
Мне жаль вас, – вы любви ещё не знали!
Скорей, – все, все туда, в Венерин грот!
Все в ужасе и негодовании поднимаются.
Все
Ха! Нечестивец! С нами Бог!
О, стыд! Он у Венеры был!
Женщины
Бежим! Бежим! Скорее прочь!
Все дамы в величайшем смущении и с жестами отвращения покидают зал. – Елизавета, с возраставшим страхом следившая за борьбой певцов, одна из всех женщин остаётся на месте; бледная, она лишь крайним напряжением сил заставляет себя стоять прямо, прислонившись к одной из деревянных колонн балдахина. – Ландграф, все рыцари и певцы покинули свои места и столпились посреди сцены. – Тангейзер, на крайней левой авансцене, ещё некоторое время пребывает в экстазе.
Ландграф, рыцари и певцы
Какой позор! Безбожник сам
свой грех поведал дерзко нам!
Восторги ада он вкушал,
Венеру страстно обнимал!
Ужасно! Гнусно! О, злодей!
В него мечи вонзим скорей!
Проклятым он горит огнём, –
в геену мы его вернём!
Все с обнажёнными мечами нападают на Тангейзера, который принимает вызывающую позу. Елизавета бросается между ними, загораживая Тангейзера собою.
Елизавета
Стойте все! –
Все останавливаются сильно поражённые.
Ландграф, рыцари и певцы.
Что вижу! Как? За грешника
Елизавета заступилась?
Елизавета
(своим телом прикрывая Тангейзера)
Назад! Готова к смерти я сама!
Мне не страшны удары стали!
Удар смертельный в грудь
уже нанёс он мне!
Ландграф, рыцари и певцы
Что слышу я, что это значит?
Как ты, в порыве ложном сердца,
того от кары избавляешь,
кто и тебя стыдом покрыл?
Елизавета
Что значу я? Не я, а он!
Ужель спасенья он лишился?
Ландграф, рыцари и певцы
Надежды бросил он, – прощенья
нет для него на небесах!
Навек он проклят и отвержен,
навек погиб в своих грехах!
Они снова нападают на Тангейзера
Елизавета
Сдержите гнев! Не вам его судить здесь!
Прочь злобу! Бросьте дальше дикий меч!
Услышьте сердцем чистой девы речь!
Что хочет Бог, то я открою вам! –
Ужель вокруг несчастной жертвы
навеки сети чар сплелись?
Ни покаяньем, ни молитвой
ужель не может он спастись?
Хотите вы, борцы за веру,
забыть святой любви закон?
Вы грешный дух сгубить хотите, –
но вам самим что сделал он?
Вот я пред вами: цвет мой юный
одним ударом он сломил…
Он, мной любимый так глубоко, –
ликуя, сердце мне разбил!
Но за него я слёзы лью в молитве,
чтоб он, раскаясь, к небу путь искал!
Пусть грешник падший снова твёрдо верит,
что сам Христос и за него страдал!
Тангейзер, постепенно спустившийся с высоты своего горделивого возбуждения и глубоко растроганный заступничеством Елизаветы, в отчаянии падает ниц.
Тангейзер
О, горе! О, страданье!
Ландграф, певцы и рыцари
(мало по малу успокоенные и тронутые)
Посланник неба, ангел нежный,
вещает нам завет любви…
Взгляни, взгляни, гордец мятежный!
Предателем себя зови!
Ты, дав ей смерть, сам жизнью ей обязан!
Кто станет мстить, вняв ангельским слезам?
Мы не забудем злого преступленья,
но всяк из нас покорен небесам!
Тангейзер
Спасая грешника от ада,
мне ангела Господь послал:
увы, святого серафима
я дерзким взглядом запятнал!
О, Боже, милосердный царь небесный!
Моих терзаний в мире нет сильней!
Прости меня! Грехов объятый мраком,
я не признал посланницы твоей!
После некоторого молчания Ландграф торжественно выходит на середину сцены.
Ландграф
Ужасным преступленьем дух смущён наш: –
коварно, в маске лицемерной, к нам
проник греха и тьмы порочный сын! –
Мы гоним прочь тебя, –ты с нами быть
не можешь! Злым стыдом ты наш очаг
покрыл, и грозно смотрит неба взор
на этот кров, что дал приют тебе!
Но можешь ты от вечного проклятья
спастись одним путём; тот путь, изгнанник,
я укажу: им должен ты идти! –
Толпой смиренной пилигримы
из стран окрестных вдаль спешат:
вперёд ушли ряды старейших,
и младших в путь готов отряд.
Их прегрешенья маловажны,
но всё же нет покоя им:
на праздник милосердья светлый
они идут в священный Рим.
Ландграф, певцы и рыцари
И ты смиренно с ними
в заветный град иди;
там, грех свой искупая,
с мольбой во прах пади!
Склонись пред ним, Святейшим,
творящим Божий суд:
лишь те, кого простит он,
покой и мир найдут!
Но бойся без прощенья
вернуться к нам назад:
мечи, что здесь склонились,
позор и зло казнят!
Елизавета
К тебе, Отец небесный,
дай путь ему найти!
Грех тяжкий милосердно
прости ему, прости!
Молиться дни и ночи
о нём – даю обет:
пусть он до смерти узрит
твой благодатный свет!
Мне так отрадно в жертву
всю жизнь мою отдать:
её моей, о Боже,
я не могу назвать!
Тангейзер
Спасенье как найти мне?
Как небу дать ответ?
Навеки я отвержен,
в душе надежды нет!
Но я хочу молиться,
разбить страданьем грудь,
лежать в пыли и плакать:
смиренье – вот мой путь!
О, только б ангел кроткий
не лил тоскливых слёз!
Себя, своё бесчестье
он в жертву мне принёс!
Пение младших пилигримов
(в глубине сцены – звучит снизу, из долины).
В заветном граде, светлым днём,
покаюсь я в грехе моём.
Кто твёрдо верит, тот спасён:
прощенья весть услышит он!
Все невольно умерили бурность своих жестов. Елизавета, словно ещё раз защищая Тангейзера, стала опять против надвинувшейся толпы рыцарей; движением руки она обращает их внимание на исполненное веры пение молодых пилигримов. – Тангейзер внезапно сдерживает страстные проявления своей горести и прислушивается к далёким голосам. Яркий луч надежды вдруг озаряет его. С судорожной стремительностью бросается он к ногам Елизаветы, поспешно и пламенно целует край её одежды и затем, шатаясь от огромного возбуждения, направляется к выходу с криком:
Тангейзер
В Рим!
Он убегает. Все вторят ему вслед:
Да, в Рим!
Занавес падает
|
|
|
