 |
Нам родная Москва дорога... 2 глава
|
|
|
|
В 9 часов утра 24 июня 1941 года началась погрузка эвакуируемых в мобилизованные машины. В 10 часов колонна отправилась из городка. От жгучей душевной боли невозможно было сдержать слез, особенно когда замахали ручонками дети, прощаясь с нами. Со многими навсегда, Помню, как жена начальника химической службы полка, наш полковой библиотекарь Тамара Ивановна Скрыль, крикнула нам: «Крепче бейте фашистских бандитов за нашу Родину, за нас, за наших детей!» Она говорила от лица всех женщин — своих детей у нее не было...»
В те дни о своей семье я ничего не знал. Днем 24 июня удалось позвонить домой, но к телефону никто не подошел. Они конечно же, успокоил себя, эвакуированы, как и семьи других военнослужащих. Но тут же тревожная мысль: сумели ли прорваться в тыл через ад прифронтовых дорог? Однако долго думать об этом времени не было. Враг подступал уже к стенам белорусской столицы.
Население города проявляло мужество и выдержку. В партийные и комсомольские организации поступали сотни заявлений с просьбой послать на фронт. У призывных пунктов можно было видеть людей всех возрастов: от седых ветеранов до безусых юношей. Были сформированы отряды народного ополчения и истребительные отряды, которые боролись с пожарами, дежурили на крышах, сбрасывали зажигалки, поддерживали порядок в городе.
Поддерживать порядок было необходимо. Фашисты выбросили в самом Минске и в районе важнейших дорог диверсионные группы, на которые они возлагали большие надежды. Диверсанты должны были взрывать промышленные объекты, подавать сигналы самолетам, устраивать засады на дорогах, вызывать панику. Основной целью диверсионных групп было помешать эвакуации и посеять панику в Минске. С помощью сформированных отрядов, милиции и воинских патрулей эти группы были ликвидированы.
|
|
|
Должен отметить, что в кратчайший срок под ударами вражеской авиации военное командование, партийные организации города сумели мобилизовать все силы и средства на оборону Минска. В ряды Красной Армии в течение [19] 3–4 дней было направлено 27 тыс. человек, более 700 автомашин и тракторов, около 20 тыс. лошадей.
Пока я носился на машине из конца в конец горящего города, К. И. Филяшкин занимался доукомплектованием дивизии и формированием новых частей. А задача эта была не из легких. Являвшиеся по мобилизации и возвращавшиеся из отпусков и командировок военнослужащие приходили не в комендатуру и не на сборные пункты военкоматов, которые находились в горящем городе, а на сборный пункт дивизии. Чтобы представить себе, насколько много военнообязанных скапливалось на сборном пункте дивизии, стоит сказать, что только за один день 25 июня туда прибыло до 1500 одних командиров. А ведь всех их надо было приписать, вооружить и накормить.
Старший батальонный комиссар К. И. Филяшкин принял решение организовать прибывших в подразделения и части под литерными наименованиями. Из кадровых командиров он назначил командиров частей и подразделений. Из числа коммунистов-командиров были назначены политработники. Подобрать младший командный состав было поручено самим назначенным на должности командиров частей и подразделений. За короткое время были сформированы три литерных полка, которые по приказу штаба фронта были отправлены в Смоленск...
Лишь поздно ночью 24 июня я вернулся на командный пункт дивизии в урочище Белое Болото. Почти трое суток не спал и не ел. Китель пропах потом и гарью. С наслаждением снял его, выпил стакан крепчайшего чая и вышел из блиндажа. На востоке зловещим багровым заревом пылал Минск. На западе и северо-западе глухо погромыхивало. Фронт приближался.
|
|
|
Постоял несколько минут, глубоко вдыхая смолистый, такой приятный после минской гари лесной воздух. В темноте послышались легкие шаги. Подошел Кирилл Иванович Филяшкин. Он улыбался своей спокойной, доброй улыбкой.
— Здравствуйте, Иван Никитич! Ну что, досталось?
Как тут ответить? Сказать «ничего» — будет фальшивой бравадой, сказать «тяжело» — не то слово.
— Да уж скорей бы в бой! [20]
— Это точно, Иван Никитич. Все люди рвутся в бой. Один даже Лермонтова мне прочитал:
«Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
О русские штыки?»
Во как... А когда же, в самом деле, придет приказ выступать?
— Скоро, Кирилл Иванович, думаю скоро...
И боевой приказ поступил. Его привез офицер связи вечером 25 июня 1941 г.
«Стеклянные гранаты»
Передовые отряды 2-й и 3-й немецких танковых групп 26 июня стали выходить непосредственно на западные подступы к Минску. Навстречу врагу на рубеж Минского укрепленного района советское командование спешно выдвинуло соединения 2-го и 44-го стрелковых корпусов. Напомню, что в составе 44-го стрелкового корпуса находилась вся артиллерия 100-й дивизии. С северо-запада на шоссе Минск — Молодечно советских войск не было. Как раз в этом направлении двигались танковые колонны Гудериана.
По приказу командира корпуса генерал-майора Ермакова дивизия должна была к утру 26 июня выйти в район Острошицкого Городка и занять оборону на рубеже Острошицкий Городок, Ошмянцы. Задача — остановить танки врага, рвущиеся к Минску. Задача ясна, и мы должны ее выполнить. Но как? Ведь артиллерии у нас нет.
Развернули мы карту. К Минску с северо-запада ведут две дороги, по которым может пройти эта танковая лавина. Одна проходит через Острошицкий Городок, другая через Масловичи. Ясно, что эти дороги необходимо оседлать в первою очередь.
Рубеж обороны был для дивизии знакомым. Мы не раз проводили в этих местах учения. Это в значительной мере облегчало выполнение задания. Но части дивизии были разбросаны вокруг Минска, и нужно было в кратчайший срок собрать их и вывести на назначенные рубежи.
Я приказал начальнику штаба дивизии полковнику П. И. Груздеву срочно связаться со штабами частей и довести до них приказ. Затем собрал командование и политотдел соединения. Вот они, мои боевые товарищи: как всегда, спокойный К. И. Филяшкин; горячий, непоседливый разведчик С. Н. Вартош; начальник артиллерии полковник [22] В. Н. Филиппов и начальник штаба артиллерии капитан А. П. Свешников явно нервничают, я их можно понять. Начальники артиллерии — без артиллерии!
|
|
|
Коротко обрисовав обстановку и зачитав приказ командира корпуса генерала Ермакова, я поставил боевые задачи:
— Не позднее двух часов ноль-ноль минут все части дивизии должны быть выдвинуты в район сосредоточения и готовы выступить на заданные рубежи... Майору Бартошу и капитану Ященко приказываю провести разведку в районе предстоящих боевых действий дивизии... Начальнику штаба артиллерии капитану Свешникову немедленно отправиться в штаб 44-го стрелкового корпуса за артиллерийскими полками дивизии... Партийно-политическому аппарату довести боевой приказ до каждого бойца и личным примером способствовать его выполнению... Боевой порядок — в два эшелона. В первом — 85-й и 355-й полки, во втором — 331-й... Все ясно, товарищи? Тогда немедленно за дело! — закончил я совещание.
Я слышал, как заурчал двигатель полуторки, на которой выехал разыскивать свою артиллерию капитан Свешников. Майор Бартош и капитан Ященко повели дивизионную разведку в район села Паперня, расположенного между Минском и Масловичами. К двум часам ночи все части были собраны, и перед рассветом полки дивизии выступили в направлении Острошицкого Городка.
«Успеем ли?» — мучила тревожная мысль. Беспокоил также наш сосед справа — 603-й стрелковый полк 161-й стрелковой дивизии. Как-то там у них дела?
Около часа колонна дивизии двигалась в предрассветных сумерках. Дорога была относительно безлюдной. Изредка встречались отдельные группы беженцев, с надеждой провожавших нас взглядом. Но с рассветом дорога оказалась совершенно забитой толпами людей с узелками, тачками, коровами.
Движение колонны застопорилось. Как быть? Пробираться лесом? Но это же огромная потеря драгоценного времени. Потеряй мы его — и все эти люди будут обречены. С тяжелым сердцем пришлось нам просить их освободить дорогу. И они нас поняли. Не слышно было ни одного слова упрека. Бросали тачки, взяв из них только самое необходимое, и шли дальше уже лесом, вдоль дороги.
|
|
|
Примерно в четыре часа утра над дорогой появились [23] фашистские самолеты, на бреющем полете начали поливать свинцом мирных, безоружных людей. На наших глазах гибли женщины, старики, дети. А мы были бессильны что-либо сделать! Не знаю ничего страшнее этих моментов бессильной ярости, когда кулаки стискиваешь до боли, а сам должен вжиматься в землю под воющий свист бомб. Как люто мы ненавидели фашистов!
И вдруг над дорогой появился наш юркий «ястребок» и сразу же ринулся в бой. Один против нескольких десятков «мессеров» и «юнкерсов»! «Отомсти им, гадам!» — наверное, думал каждый из нас. Мы хотели передать ему всю нашу ненависть, мы гонялись вместе с ним за фашистскими стервятниками. И вот запылал один самолет, за ним второй, третий. «Горят, сволочи!» — кричал кто-то рядом со мной. И если бы не генеральские петлицы, я бы с удовольствием кричал тоже. Фашистам уже было не до дороги. Они повернули назад. Но и «ястребок» задымил и начал падать. Через несколько минут где-то в лесу грохнул взрыв... Мы понимали, что это за взрыв. Многие не скрывали своих слез.
Впоследствии мы узнали, как много советских летчиков проявили чудеса отваги и мужества в боях под Минском. Так, например, брат прославленного пилота, дважды Героя Советского Союза Владимира Коккинаки летчик Василий Коккинаки в охваченном пламенем самолете продолжал вести неравный бой и сбил несколько фашистских самолетов. Василий Коккинаки погиб. Но дорогой ценой заплатили гитлеровцы за его гибель.
Все это мы узнали потом. А пока дивизия под бомбежками продвигалась к Острошицкому Городку. Вернулась долгожданная разведывательная группа. Майор Бартош доложил, что в пять часов утра немцы выбросили в Острошицкий Городок воздушный десант, а в восемь часов туда уже вошли фашистские танки.
«Не успели все-таки, — с горечью подумал я. — И не дошли-то каких-нибудь два километра».
Но делать нечего. Надо было действовать сообразно со сложившейся обстановкой. Фашисты — это совершенно ясно — хотят использовать Острошицкий Городок в качестве плацдарма для танкового удара по Логойскому шоссе на Минск. Сейчас они ждут только подхода основных сил пехоты и танков. Первая мысль была — выбить противника из Острошицкого Городка до подхода его главных сил. В этом случае мы заняли бы выгодный рубеж [24] обороны. Поразмыслив, я решил, что делать это нецелесообразно. Или проще, нельзя. И вот почему.
|
|
|
К этому времени боевые порядки дивизии располагались следующим образом:
— фронт обороны растянулся на 24 километра;
— в первом эшелоне справа занял оборону 85-й полк под командованием подполковника Якимовича, а слева — 355-й стрелковый полк под командованием полковника Шварева;
— во втором эшелоне в четырех-пяти километрах от первого занял рубеж обороны 331-й стрелковый полк под командованием полковника Бушуева;
— правее 85-го стрелкового полка перешел к обороне 603-й стрелковый полк соседней 161-й стрелковой дивизии;
— слева соседей не было;
— артиллерии, кроме нескольких батарей сорокапятимиллиметровых орудий, в дивизии нет.
Бросать части дивизии, вооруженные только стрелковым оружием, против минометов, артиллерии, танков бесполезно, просто преступно. И людей погубишь, и Острошицкого Городка не возьмешь, и обороняться потом нечем будет.
«Да, надо закрепляться на достигнутых рубежах», — решил я.
Связавшись по телефону с командиром корпуса генерал-майором Ермаковым, я доложил обстановку и попросил разрешения развернуть дивизию на новой линии обороны Караси, Усборье, что позволяло нам оседлать обе дороги на Минск.
После длительного раздумья командир корпуса ответил:
— Действуйте! Учтите, что соседей слева у вас нет, так что левый фланг обеспечивайте сами. И — ни шагу назад!
«Ни шагу назад, ни шагу назад». — настойчиво вертелось в мозгу. Я и сам знаю, что «ни шагу назад». Нас иначе и не учили воевать. Я знал, что воины дивизии не подведут. Но что может пехота без артиллерии сделать против танков? Если гитлеровцы поймут, что у нас нет артиллерии, они полезут напролом. Танки пройду через наши боевые порядки, как нож сквозь масло, и пойдут дальше — на Минск. На секунду представил себе, как стальные громады со свастикой на броне давят толпы беженцев [25] на дорогах, и мне стало жутко. Лихорадочно искал выход из положения. И не находил. Где же Свешников?
Я приказал начальнику штаба пригласить ко мне Филяшкина, начальника инженерной службы В. Г. Илларионова и всех свободных командиров штаба. На лицах собравшихся была написана та же тревога, что и у меня.
— Как, товарищи, будем бороться с танками без артиллерии? — спросил я. — Фашисты вот-вот полезут на нас, а Свешникова пока нет. Мне один мой друг, воевавший в Испании, рассказывал, что фашистские танки отлично горят от бутылок с бензином... Нужно только срочно заготовить стеклянную тару, горючее и обеспечить заправку. — Я повернулся к начальнику штаба: — Подготовьте, пожалуйста, приказ по дивизии.
Первое. Собрать у личного состава стеклянные фляги и заправить их горючим.
Второе. Во всех частях сформировать группы добровольцев — истребителей танков. Обратиться прежде всего к коммунистам и комсомольцам.
Третье. Начальнику инженерной службы организовать обучение личного состава применению бутылок с бензином для борьбы с танками.
Все. Выполняйте!
Полковник Груздев и командиры штабов вышли, мы остались вдвоем с замполитом.
Кирилл Иванович сказал:
— Знаешь, Иван Никитич, надо, чтобы политработники и весь актив деятельно включились в это дело: обучали бойцов, показывали на личном примере, что эта «стеклянная граната» — надежное оружие.
— Правильно. Думаю, поскольку это средство для нас новое, командному составу следует в ходе боя лично показать красноармейцам его эффективность в борьбе с танками... Ну, а теперь за работу! Скоро пойдут, гады...
Я связался по телефону с помощником начальника штаба дивизии по тылу капитаном А. К. Ростовцевым, оставшимся на зимних квартирах в Уручье, и приказал ему немедленно ехать в Минск, взять на стеклозаводе все имеющиеся там бутылки, захватить со складов дивизии все пустые стеклянные фляги, загрузить на автомашины бензин и быстро доставить все это на передовую.
Пока Ростовцев выполнял приказ, мы собрали несколько стеклянных фляг, залили бензином и на КП дивизии [26] провели с командирами штаба и политотдела инструктаж по применению этого средства борьбы с танками. Инструктаж, впрочем, звучит слишком громко. Инструкций и быть не могло, а роль «инструктора» пришлось мне взять на себя. Причем эти «стеклянные гранаты» я и сам бросал впервые.
«Ничего, — мысленно приободрял себя, — ведь гранаты бросать умею, а уж бутылку-то бросить легче. Да и нельзя промазать. Нужно убедить силой примера!» И бросил тяжелую флягу в большой валун, изображавший у нас танк.
Фляга разлетелась вдребезги. Поначалу ничего не было видно. Но вот появился легкий дымок — и вдруг весь валун охватили жадные языки пламени.
— Камень горит, — сказал я, — а уж танки-то, сами знаете, горят лучше.
Убедившись, что все «инструктируемые» умеют владеть «стеклянной гранатой», я направил командиров штаба и политотдела в полки с задачей помочь командирам подразделений обучить личный состав искусству владения этим, как оказалось, по-настоящему грозным оружием в руках умелых и смелых воинов.
Десятки красноармейцев просились включить их в группы истребителей танков. Отобрали лучших, физически самых крепких. Из них V сформировали в частях подразделения истребителей танков.
Отлично справился с поставленной задачей и капитан Ростовцев. Вот что записано в Журнале боевых действий дивизии: «В 13 часов 30 минут на командный пункт дивизии капитаном Ростовцевым была доставлена первая партия бутылок и бензин для их наполнения, которые были направлены в 85-й и 355-й стрелковые полки»{2}. Всего же за день на заправочные пункты дивизии было доставлено 12 грузовиков стеклянных бутылок и несколько тонн горючего.
Так подразделения в кратчайший срок получили «ручную стеклянную артиллерию», как шутливо называли бутылки с бензином бойцы.
Тем временем на передовой, находясь в непосредственном контакте с противником, под непрерывным артиллерийским, минометным огнем части зарывались в землю [27] — успели отрыть окопы, соединить их ходами сообщения, хотя пока и неполного профиля.
Мы готовы были достойно встретить танки Гудериана.
Время тянулось медленно. Когда я проверил систему обороны 355-го полка, было уже за полдень. Солнце пекло невыносимо. Пахло распаренной сосной, пожухлыми травами. Немцы прекратили обстрел, стояла непривычная тишина.
Я еще и еще раз мысленно представил систему обороны дивизии. Нет, немцы конечно же пойдут со стороны Острошицкого Городка. Там у нас занимает оборону 85-й стрелковый полк подполковника М. Я. Якимовича, опытного, смелого командира. Правда, линия обороны полка очень растянута — восемь километров. Но гитлеровцы наверняка основной удар направят вдоль шоссе. Там легче пройти танкам. Да, нелегко придется третьему батальону, оборонявшему шоссе. Но мы были уверены, что батальон не дрогнет. Лучший батальон полка. Командует им коммунист капитан Ф. Ф. Коврижко, участник боев на Карельском перешейке, кавалер ордена Ленина. Такой не подведет.
Оголен левый фланг полка, но там лес, туда фашисты не сунутся. Скорее всего, они могут ударить по правому флангу, в стык с 603-м стрелковым полком соседней 161-й стрелковой дивизии.
Мои предположения оправдались. Около 15 часов тишину летнего дня разорвал грохот немецких танков, показавшихся со стороны Острошицкого Городка. Густой шлейф пыли и дыма окутал дорогу, и невозможно было сосчитать, сколько боевых машин и пехотинцев на бронетранспортерах ползет на позиции батальона Коврижко. Вот колонна вползла в небольшую лощину перед нашими позициями, боевые машины развернулись в линию, пыль поулеглась — свыше 40 танков насчитали мы, а за ними шли густые цепи.
Танки ползли медленно, с опаской. Казалось, что жерла их пушек, как гигантские щупальца, настороженно проверяют пространство перед собой. Гитлеровцы, конечно, даже предположить не могли, что у нас нет артиллерии. Где русские батареи? Почему они молчат? Не засада ли? А наши бойцы молчали. И тогда, словно решившись наконец, танки рванулись вперед, стреляя из пушек и пулеметов. [28]
Бой начался!
Я видел, как часть машин повернула влево и ворвалась на позиции правофланговой роты батальона, стремясь зайти нам в тыл. Основная же часть атаковала в лоб. Вот танки уже на позициях, утюжат траншеи. Нервы у нас напряглись до предела...
И вдруг неподалеку от наблюдательного пункта капитана Коврижко задымился один танк, потом второй, третий... Вот уже я насчитал восемь горящих танков. Окутались дымом еще два.
— Горят!!! — в исступлении заорал я, не стесняясь подчиненных. Да и они кричали тоже что-то восторженное.
Вот как описывала этот бой с фашистскими танками фронтовая газета «Красноармейская правда».
«Ворвавшись в оборону, танки начали утюжить пехоту, находившуюся в окопах. Фашистский танк, подойдя к окопу, в котором сидел капитан Ф. Ф. Коврижко со своими телефонистами, преодолел его. Капитан, высунувшись из окопа, метнул бутылку на моторную группу танка. Через несколько секунд показалось пламя, и танк остановился, охваченный огнем. Выскочившие из танка фашисты были уничтожены... У окопа стали рваться мины, и капитан пригнулся.
Высунувшись, капитан Коврижко увидел более десятка пылающих танков. Вот один из них в попытке сбить пламя метался по полю. Но наконец и он сначала застыл на месте, а затем последовал сильный взрыв, в клочки разорвавший сидевший в нем экипаж. Героем этого события на поле боя явился старший адъютант батальона капитан В. Тертычный, находившийся в нескольких метрах от шоссе Острошицкий Городок — Минск. Хорошо замаскировавшись в кустах, он, стоя на коленях, ожидал приближения вражеского танка. Оставляя глубокие следы, танк проходит мимо канавы. Капитан Тертычный, выхватив из коробки несколько спичек, зажигает торчавшие из бутылки лоскутки. Они ярко вспыхивают. Капитан поднимается и сильным взмахом руки бросает бутылку в танк. Сквозь лязг железа не было слышно, как разбилось стекло бутылки. Видно только, как языки пламени побежали по броне танка. Еще несколько минут, и танк весь в огне.
Примеру командира и начальника штаба батальона следуют в первую очередь коммунисты и комсомольцы. [29]
Младший политрук Оськин, младший лейтенант Пущенков, сержант Сазонов уничтожили в этом бою по нескольку танков каждый. Более 20 танков пылают в районе обороны батальона капитана Коврижко, поднимая столбы черного дыма. Вот он, первый эффект применения бутылок с бензином».
Этих деталей боя я не видел, но зато перед глазами были пылающие смрадные костры фашистских танков. И эта картина не могла не вызвать радостного волнения.
Пока истребители танков жгли фашистские боевые машины, остальные бойцы батальона метким ружейно-пулеметным огнем косили вражескую пехоту, и гитлеровцы, не выдержав, откатились назад, на исходные рубежи.
Тут только я и заметил, что в волнении сжимаю кулаки, все время повторяю: «Врешь! Не возьмешь! Врешь! Не возьмешь!»
— Бегут, сволочи! — сказал стоявший рядом связист.
И я не стал делать ему замечания, ибо понимал его волнение.
Но бой еще далеко не кончился. Приблизительно 14 танков противника все-таки прорвались в глубину нашей обороны. Мы не исключали (да и можно ли было исключать) возможность такого прорыва. И на этот случай держали в резерве роту легких танков из разведывательного батальона. Командиру роты политруку Мищуку было приказано поставить танки в засаду.
Надо сказать, что тактика танковых засад еще много раз выручала нас впоследствии. Оправдала она себя и в первом бою. Прорвавшиеся фашистские танки прямехонько попали под огонь пушек боевых машин Мищука. Сразу же вспыхнули три фашистских танка. Остальные, не приняв боя, отошли. Потеряв около 20 танков, противник попытался обойти район обороны батальона Коврижко справа, но здесь попал под огонь полковой артиллерии соседнего 603-го стрелкового полка. Оставив здесь еще четыре танка, фашисты поспешно отошли в сторону Острошинкого Городка.
Основную тяжесть удара принял на себя третий батальон. Но бой вели и два других батальона 85-го стрелкового полка. Тяжелое положение сложилось в первом батальоне, позиции которого атаковала большая группа танков. Когда фашистские машины подошли к окопам, оттуда полетели в них бутылки с бензином. Несколько [30] танков загорелись, остальные начали пятиться, но вперед лезла фашистская пехота.
Тогда командир батальона капитан Александр Максимов и инструктор полка по пропаганде батальонный комиссар Василий Баранчиков подняли роты в контратаку. С громовым русским «ура» подразделения пошли в штыковую. Впереди цепи бежали командир батальона и батальонный комиссар. Вражеская пуля сразила Максимова, но атака не захлебнулась. Командование принял Баранчиков. Строча из трофейного немецкого автомата, повел он бойцов за собой. Но и он упал, сраженный пулеметной очередью.
— Отомстим за командиров! — крикнул кто-то.
И гитлеровцы были отброшены. Первую схватку с врагом мы выиграли. Противник понес значительные потери. Но главное было даже не в этом. Главное было в том, что наши бойцы убедились — бить фашиста можно! А танк отлично горит от «стеклянной гранаты». «Солдатский телеграф» быстро разнес эту весть по всем подразделениям дивизии. Поток желающих стать истребителями танков рос неудержимо.
Наступило короткое затишье. Свешникова с артиллерией все еще не было.
И здесь не прошли
Затишье было действительно коротким. Не успели последние гитлеровские танки убраться восвояси, как на наши позиции налетели фашистские самолеты. Большая часть «юнкерсов» и «мессершмиттов» «обрабатывала» наши окопы, а несколько звеньев полетели в тыл, видимо, разыскивать дивизионную артиллерию.
Почти час стоял кромешный ад — дрожала земля, осыпались брустверы окопов, свистели осколки, выли бомбы. Господство фашистской авиации было абсолютным, в небе не было ни одного нашего самолета, зенитной артиллерии в дивизии тоже не было. И немцы, великолепно понимая свою безнаказанность, метр за метром перепахивали всю местность. Бомбы падали и рядом с моим КП, расположенным в лесу и хорошо замаскированным. Гитлеровцы, конечно, не могли его обнаружить, но поскольку они бомбили все подряд, то и мы слышали свист осколков.
Чтобы хоть как-то бороться с самолетами врага, я приказал всем бойцам выдать по 20 бронебойных и зажигательных патронов. Расчет был прост: фашистские летчики, обнаглев, стали летать настолько низко, что их можно было поражать из стрелкового оружия. И этот расчет оправдался. Метким винтовочным огнем воины 100-й дивизии сбили несколько самолетов противника. Фашистские асы вынуждены были летать выше.
В связи с этим мне вспоминается такой боевой эпизод. Связист при КП дивизии отправился проверять линию. Не успел он выйти из леса, как чуть ли не прямо на него стал пикировать «мессершмитт». Боец не растерялся, вскинул винтовку и выстрелил бронебойным патроном в самолет. Повиляв из стороны в сторону, стервятник сел в нашем расположении, пилота взяли в плен. Оказалось, что пуля угодила летчику в руку, гитлеровец не смог крепко держать штурвал и едва-едва сумел посадить самолет. [32]
Так мы получили еще одного пленного. Кстати, о пленных. После первого боя их у нас было немало, и почти каждый из них говорил о «новом страшном оружии русских», от которого «танки горят, как факел». Один пленный ефрейтор-танкист даже сказал: «Когда мы наступали, мы думали, что вот-вот русские батареи откроют огонь, и мы их подавим. Но русские молчали. Это нас сильно встревожило. Потом командир танка дал приказ «Вперед!», и мы пошли. Если бы я знал, что у русских такое мощное зажигательное оружие, я бы повернул обратно...» Когда мы ему показали это «мощное зажигательное оружие», он очень удивился.
Пленный летчик, которого сбил наш герой-связист, дал такие показания: «Нам было приказано сровнять с землей позиции русских войск. Особое задание получили несколько звеньев самолетов — им было приказано разыскать вашу артиллерию. К сожалению, этого приказа они не выполнили».
«И не могли выполнить, — подумал я. — Ведь Свешникова с артиллерией все еще не было!»
Однако надо было готовить части к новому бою. Гитлеровцы, конечно, не успокоятся. Меня тревожило моральное состояние бойцов. Думалось, что не каждый способен выдержать такие адские испытания, и я решил проверить, каков боевой дух личного состава, только что с честью вышедшего из боев.
На позициях 85-го стрелкового полка было все спокойно. Усталые бойцы приводили в порядок полуосыпавшиеся окопы, на закопченных, обветренных лицах не было и тени страха или растерянности.
— Не беспокойтесь, товарищ генерал, не пустим дальше фашистского гада! — сказал высокий худой красноармеец.
Комок подступил у меня к горлу. Пришел приободрить, успокоить бойцов, а они сами командира дивизии успокаивают.
— Спасибо, родные, за все, — сердечно поблагодарил я их.
— Служим Советскому Союзу! — дружно ответили воины.
Из расположения 85-го я отправился на рубежи обороны 355-го стрелкового полка, которым командовал полковник Шварев, кадровый военный, участник боев на Карельском перешейке. Мне было ясно, что фашисты, не [33] добившись успеха, атакуя из района Острошицкий Городок, попытаются пробиться к Минску по шоссе Масловичи — Паперня — Дубовляны, где как раз и занимал оборону 355-й стрелковый полк.
Бойцы этой части уже знали об успехе своего соседа справа. Добровольцев — истребителей танков было хоть отбавляй. Все рвались в бой — пусть только гады сунутся!
И уже перед самым закатом фашисты «сунулись». Они бросили против 85-го стрелкового полка (без танков и почти без артиллерии, за исключением нескольких 45-мм орудий), как потом стало известно, 25-й танковый полк 7-й танковой дивизии, 12-й и 82-й пехотные полки 31-й пехотной дивизии.
После продолжительной массированной бомбардировки позиций полка немцы пошли в атаку. Им удалось нащупать стык между батальонами полка в районе деревни Паперня. Здесь они и сосредоточили основные усилия. Со стороны наступающего противника — сплошной грохот, ревели моторы танков, трещали мотоциклы, строчили автоматы. Наш передний край молчал. Приказ был краток — подпустить врага на максимально близкое расстояние, уничтожать его танки бутылками с бензином, а пехоту точным прицельным огнем.
Я понимал, что, если фашистам удастся вклиниться в стык между батальонами, оборона полка будет рассечена, трудно будет управлять боем. Надо отдать должное командирам батальонов старшему лейтенанту Безуглову и капитану Степанову. Они отлично взаимодействовали друг с другом и великолепно руководили боем.
Когда враг подошел совсем близко, ожили и наши окопы. Плотным ружейно-пулеметным огнем бойцы отсекали вражескую пехоту от танков. А поскольку расстояние было небольшим, то огонь этот для гитлеровцев был по-настоящему губительным. И фашисты не выдержали — залегли.
И тогда во фланг подразделения ринулись немецкие автоматчики на мотоциклах. Их встретил взвод, в котором находился политрук роты старший политрук Н. Е. Сребняк. Когда мотоциклисты, остервенело строчившие из автоматов и пулеметов, были уже почти перед позициями взвода, старший политрук скомандовал: «Огонь!» — и сам лег за ручной пулемет. Передние мотоциклы опрокинулись, на них натыкались следовавшие [34] сзади. Началась свалка, которую бойцы взвода забросали гранатами. Шесть мотоциклов было разбито, почти все автоматчики уничтожены.
|
|
|
