 |
На море-океане, на острове руяне.
|
|
|
|
На море-океане, на острове руяне...
Будем думу думать вместе с облаками,
Доверяясь чутко четырём ветрам.
Расплескалось небо зыбкими волнами,
Просквозило Солнце Святовитов храм.
То встаёт из пепла властная Аркона,
Чтоб напомнить миру об иных летах,
Где превыше Правды не было закона,
Где сердцам славянским был неведом страх.
Развернись, виденье, лейся, жар небесный
Не смолкайте, ветры, чтобы сердце вдруг
Осветилось чистой и высокой песней,
Чтобы каждый русич вспомнил, чей он внук.
Светобор
В тени Магометова гроба
И встали все под стягом,
И мыслят: «Как нам быть?
Давай пошлём к варягам,
Пускай придут княжить.
Ведь немцы тороваты,
Им ведом мрак и свет,
Земля ж у нас богата,
Порядка только нет»
А. К. Толстой «История государства
Российского от Гостомысла до Тимашева».
Откуда есть пошла Русская земля… этот вопрос ещё печерский монах-летописец поставил в подзаголовок своему великому труду — «Повести временных лет». Так откуда же, кто создал эту Державу «от финских хладных скал до пламенной Тавриды»?
Летопись говорит так: три северных народа — словене ильменские, кривичи и меря — прогнали собиравших с них дань варягов, но захлебнулись в усобицах.
«Восста род на род, и не бысть в них правды». Устав от резни, три народа послали за море, к варягам-руси, со словами: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет. Придите княжить и володеть нами по праву». И откликнулись три брата — Рюрик, Синеус, Трувор. «И от тех варягов прозвалась Русская земля».
А кто такие эти варяги-русь? На вопрос этот сейчас во многих книжках, и популярных, и сугубо научных, отвечают с «лёгкостью необыкновенной». Имя «русь», оказывается, «не было племенным. Оно обозначало «гребцов» — дружину, участвующую в походе на гребных, вёсельных судах.
|
|
|
Это слово звучало по-шведски как «ротс», а эстонцы — потомки летописной чуди — до сих пор называют Швецию Роотси. Чудь первая встретилась с этими «гребцами» на Варяжском море и передала их имя славянам. Те и назвали варягов, приходящих в Восточную Европу на гребных судах, русью».
Это пишет В. Петрухин в книжке «Славяне», выпущенной знакомым нам издательством «Росмэн», в одной серии с «Викингами». Помните — там ещё славяне оказались «кочевым племенем», заодно с аварами и печенегами «пришедшим из степей». Знаменательное соседство…
И всё вроде бы складно… да только вот незадача — сами-то «гребцы» себя как называли? Эстонским прозвищем? А ведь напрямую из «ротс» слово «русь» не выведешь. Все завоеватели давали завоёванным землям именно своё имя.
Скажем, шотландцы англов сассенахами зовут. Но англы, завоевав Британию, назвали её не Сассенахией, а именно Англией. То же с Францией, Нормандией, Данло… вот других примеров — не единого.
И ещё — они, «гребцы» эти самые, Петрухина, видать, не читывали. Своё имя именно за племенное считали, а не за род войск или профессию. В договорах с Византией Х века: «Мы от рода русского». Послы, что к Людовику Благочестивому за сто лет до того ездили, говорили, что «они, то есть их народ, зовутся Рос».
С Роотси этим эстонским тоже не всё ясно. Эстонцы этим словом то шведов, то ливов зовут, карелы — финнов. И притом — мало ли как за тысячу с лишним лет значения слов меняются?
В XVIII веке, скажем, пруссаки — немцы. А за каких-то полтыщи лет до того пруссами звали племя в Прибалтике, которое не то что немцами не было — ненавидело немцев лютой ненавистью, воевало с ними насмерть. За такой срок — и как смысл слова изменился, а тут вдвое больше прошло. Не убеждает.
Тем более, что и само-то словечко, «ротс» это самое… я про это нарочно напоследок припас. Неудобно. Стыдно просто. Историк всё-таки. Коллега. В общем, не звучало оно по-шведски. Вообще никак не звучало. Не было такого слова.
|
|
|
Ни в каких источниках оно не отразилось. Об этом еще Генрик Ловьмяньский в книге «Норманны и Русь» писал. А русский перевод той книги как раз Петрухин комментировал. Хотелось бы верить, что не знал, но…
Неудобно-то как…
Пуще того. Другой историк, А. Назаренко, недавно в актах немецких IX века слово Ruzzi нашел, в смысле русские. Про купцов. А слово это, по точной науке лингвистике, из «ротс» образоваться не могло. Только из «русь». То есть уже тогда купцы-гребцы эти себя не шведским, а славянским словом называли, в полном соответствии с таможенником арабским, Ибн Хордадбегом.
Помните, тот, что меха да мечи русские в 40-е годы того столетия досматривал? Так он русских купцов прямо «одним из племён славян» именует. И Петрухин об этом тоже знает. Цитирует в другой книжке даже.
Ох… вы простите, уважаемый читатель, что я сейчас так путано… простите, вам не доводилось у коллеги, знакомого за карточным столом прилюдно из рукава пачку козырных тузов вытянуть? И как ощущения? Кто бы в такой ситуации остался спокоен, пусть первый кинет в меня камень.
Можно, конечно, сказать, что он не один такой. Целая школа, неонорманнистами себя называют. Так ведь это не легче, это хуже, когда компанией — и с тузами. Это даже статья другая!
И название ша… то есть школы не очень понятное. «Нео», как известно, означает «новый». Так вот все, что мы у Петрухина и многих других прочли, слово в слово можно было прочесть не у «новых», а у самых что ни на есть старых норманистов — Миллера, Шлецера, Тунманна — в XVIII еще веке. И прочие доводы те же, один к одному.
Варяги — это-де общее название скандинавов, значит, и русь — норманны. Имена русов — скандинавские, «русские» названия порогов у Константина Багрянородного — тоже. Да и послов русских Людовик Благочестивый принял за «свеонов» (eos gentis egge Sveonorum).
Не будем говорить про клинические случаи, когда из этой теории пытались вывести неполноценность славян перед норманно-тевтонскими «сверхчеловеками» (помните юного испанца из первой главы?). По-моему, теория эта обидна как раз для скандинавов.
|
|
|
Воля ваша, но нет ничего «сверхчеловеческого» в том, чтобы за два века от призвания варягов до крещения напрочь раствориться в этих самых «неполноценных» холопах и данниках, позабыв буквально всё, вплоть до родной речи и Богов.
Между прочим, члены королевской семьи франков, на которых любят кивать неонорманнисты, до Х века говорили между собой и заключали дипломатические соглашения на германском языке, а романским наречием подданных почти не владели.
Это через полтысячи лет после завоевания франками Римской Галлии! Для сравнения представьте Дмитрия Донского, пишущего к Михаилу Тверскому или Олегу Рязанскому письмо на шведском языке, норманнскими рунами.
А ведь франки по сравнению с завоёванными были сущими дикарями, уж, казалось бы, кому, как не им, у римлян учиться… да, первое негерманское имя появилось у франкских государей ещё век спустя, в третьей династии, и не было оно ни римским, ни галльским. А у нас первое бесспорно славянское имя возникает в третьем поколении первой династии. Это имя — имя нашего героя. Святослав.
Да неужто норманны были беспамятней франков? Великолепная самобытная культура, прекрасный эпос, религия с развитым культом, пантеоном и мифологией — и от всего этого, за каких-то неполных два века — ни следа?! Нет, эта теория — сплошной поклёп на скандинавскую гордость. Это их, а не славян, она изображает неполноценными.
Но, ещё раз — оставим в покое клинику. Почтенные немцы, создавшие в заснеженном Санкт Питербурге теорию, как просвещённые норманны цивилизовали диких славянских мужиков, были истинными учёными. Для своего, XVIII, века.
А теперь представьте: вы берёте с полки книгу по географии и читаете там, скажем, что южнее Австралии суши нет, а Амударья впадает в Каспийское море. Или книжку по химии, где современный автор повествует про флогистон Шталя. Или геолог рассуждает о полой Земле по Цеприцу. Или астроном пишет, что метеоритов не может быть, «оттого, что на небе нет камней». Правда, странно?
Поневоле заглянешь в выходные данные — уж не первого ли апреля выпущен том? Научные теории имеют свойство меняться. И в этом нет ничего странного. Со временем появляются новые данные, новые факты, и теория, основанная на устаревшей информации, вынуждена уйти.
|
|
|
Это жизнь науки. Порой, при сохранении данных, приходится пересматривать выводы. На небе действительно нет камней, но метеориты всё-таки падают. Это факт, наука не может не признавать факта и оставаться наукой.
А норманнская теория неизменна. В книгах Петрухина и его поде… э-э-э, единомышленников мы, слово в слово, встречаем те же доводы и доказательства, той же почти трёхсотлетней теории. Некоторые подновления погоды не делают.
Так, Тунманн выводил эстонское «роотси» от Рослагена (побережье шведского Упланда), но выяснилось, что название это возникло в XIV веке. Тогда и произошла некрасивая история со словечком «ротс». Его попросту выдумали, чтоб спасти теорию, как спасают проигрышную партию пятым тузом из рукава. В остальном же — неподвижность. Так что же — неужели норманнская теория — не наука?
Но, быть может учёные немцы из Петербурга — гении? Может, они прозрели почти на три века вперёд все открытия, находки, источники и создали сверхустойчивую теорию? Может, они уже тогда знали всё, что нам известно о той эпохе, и делали выводы на основе этого мистического знания?
Отчего бы и нет… я тоже человек, читатель, мне тоже хочется верить в сказку, в чудо. Мне приятно было бы думать, что в столице моей страны два с лишним столетия назад жили три величайших гения моей, исторической науки, совершивших неповторимое. И пусть они немцы, что ж с того? Разве мы меньше ценим Беллинсгаузена или Даля из-за их немецких корней?
Было бы …
Увы, читатель, чуда не произошло. Полнейшая незыблемость доводов и выводов норманнизма ещё заметнее на фоне полнейшей же перемены наших знаний о том периоде.
Шлёцер считал славян совершеннейшими дикарями, живущими в лесах «жизнью зверей и птиц». К смущению своего почитателя Карамзина, почтенный немец даже утверждал, что славяне платили варягам дань белками оттого, что «не имели орудий» для охоты на медведей.
Сейчас мы можем уверенно говорить, что славяне находились на том же уровне материальной культуры, что и скандинавы. Кое в чём незначительно опережали, кое в чём незначительно уступали. Но воинов в «железных нагрудниках» и шлемах с забралами, сходящих с многомачтовых кораблей к испуганным лесовикам в звериных шкурах, что мерещилось современникам Шлёцера, конечно, не было.
Тунманн полагал, что славяне пришли к Ильменю с юга, от Дуная, через заселённые финской «чудью» земли. Логично было предположить, что и название для приходящих-де с севера скандинавских «находников» они позаимствуют у туземцев.
|
|
|
Сейчас выяснено, что Приильменье заселили (притом — примерно одновременно с финскими племенами) выходцы из вендского Поморья. Там их предки встречались с датскими и шведскими соседями за тысячи вёрст от ближайшего финна.
Естественно, им не было никакого смысла называть их финским или эстонским словом, как украинский крестьянин не стал бы называть татарина-крымчака удмуртским «бигер» или марийским «суас».
Считалось, что в древнерусском языке очень много норманнских заимствований. Князь, смерд, гридень, вира, вервь — все эти слова считали норманнскими. Понятное дело, не могло же двухвековое господство иноязычного племени не оставить следов в языке.
Датчане, лет пятьдесят хозяйничавшие на части английской земли, и то обогатили английский язык 10% корней. Один такой корень мы сами нынче нередко употребляем, называя благополучный исход «хэппи-эндом», или распевая на именинах приятеля «Хэппи бесдэй ту ю!», или подбирая на Новый Год открытку с надписью «Happy New Year!».
Шутка Судьбы — слово для счастья принесли в английский язык кровожадные завоеватели, датские викинги.
В XIX веке И. И. Срезневский произвел ревизию «заимствований». Выяснилось, что часть из них встречается в языках иных славянских народов, причём в краях, куда живой скандинав отроду не забредал, другие — превосходно объясняются из славянских корней.
Например, русское «гридь» — дружина — нашло подобие в хорутанском «грида» — ватага, гурьба. Производное от него «гридень, гридин» — дружинник, воин — в чешском «грдина» — герой, богатырь.
Достоверных заимствований Срезневский насчитал… 10 слов. Не 10 % корней — 10 слов. И то иные — «тиун», «щеляг» — могли быть заимствованы через посредство западных славян. У тех же поляков были «тивун» и «щелонг», с теми же значениями старосты-управителя и серебряной монеты.
И так далее, и так далее, и так далее… рухнули или рушатся едва ли не все современные норманнской теории научные представления о прошлом нашего народа…
Была в Средние века такая легенда: в городе Мекке, в тайном покое гроб пророка Магомета висит. Без цепей, без опор, силой неведомой держится.
В городе Мекке не был, не знаю. А в науке нашей висит такой, без соседей, без опор, тень непроглядную наводит на начало величайшего в мировой истории государства, на происхождение нашего народа. Норманнская теория звать.
Силы же, её держащие, вполне ведомы. Не место и не время говорить обо всех их. Но одну читатель уже узнал. Эта та же сила, что мешает игроку спокойно сказать: «Я проиграл, господа», и выложить на стол проигранную ставку, заставляя вместо того подтирать на картах очки и тянуться к манжете за запасным козырем.
Остальные тоже имеют не больше отношения к науке. Возьму на себя смелость сказать — Шлёцер, настоящий учёный, по-немецки острый и честный ум, в наше время не был бы «неонорманнистом».
Что наше время — уже в XIX столетии честным учёным в Магометовом гробу становилось душно и неуютно. Не зря же М. П. Погодин, почитавшийся за столпа норманнизма, цитировал Гельмольда — «Маркоманнами называется обыкновенно люди, отовсюду собранные, которые населяют марку.
В славянской земле много марок, из которых не последняя наша Вагирская провинция, имеющая мужей сильных и опытных в битвах, как из датчан, так и из славян» — и восклицал: «Чуть ли не в этом месте Гельмольда, и чуть ли не в этом углу Варяжского моря заключается ключ к тайне варягов и руси».
Что значит — истинный учёный! Ведь он почти угадал… но, — увы, пойти дальше не успел или не посмел. В его время норманнизм уже неотвратимо превращался из научной теории в Магометов гроб, неохотно отпускавший свои жертвы.
Новому же поколению постояльцев, в отличие от великана Погодина, в гробу уютно и просторно. Они ревниво защищают его от посягательств извне. Я бы сказал, что они прижились… но разве в гробах — живут?
Не будем, читатель, уподобляться некромантам и искать в гробу ответ на наши вопросы. Как говорил Шергин — «живой живое и думает».
Русь — варяги, говорите? Хорошо, пусть.
А кто такие варяги?
|
|
|
