Эстетическая природа и специфика искусства

I/ Понятие искусства. Отличие искусства от науки 2/ Специфика объекта искусства

1.

Понятие искусства. Отличие искусства от науки

 

Искусство — одна из важнейших сфер культуры, причем в отличие от других сфер деятельности (род занятий, профессия, должность и т. д.) оно общезначимо, без него невозможно представить жизнь людей. Зачатки художественной деятельности отмечают еще в первобытном обществе задолго до появления науки, философии. И несмотря на древность искусства, его незаменимую роль в жизни человека, длительную историю эстетики, проблема сущности и специфики искусства до сих пор остается во многом нерешенной. В чем же тайна искусства и почему трудно дать строго научное определение его? Дело прежде всего в том, что искусство не поддается логической формализации, попытки выявить абстрактную сущность его всегда кончались или приблизительностью, или неудачей.

Сначала, очевидно, следует определить, какой смысл вкладывается в само слово «искусство». Можно выделить три разных значения этого слова, тесно связанных друг с другом, но отличающихся по своему объему и содержанию.

В самом широком смысле понятие «искусство» (и это, по-видимому, самое древнее его применение) означает всякое мастерство, искусно, технично выполненная деятельность, результатом которой является искусственное по сравнению с естественным, природным. Именно этот смысл вытекает из древнегреческого слова «технэ» — искусство, мастерство.

Вторым, более узким значением слова «искусство» является творчество по законам красоты. Такое творчество относится к широкому кругу деятельности: создание полезных вещей, машин, сюда же следует отнести оформление и организацию общественного и личного быта, культуру повседневного поведения, общения людей и т. д. В наше время успешно функционирует творчество по законам красоты в различных сферах дизайна.

Особым видом социальной деятельности является собственно художественное творчество, продуктами которого являются специальные духовные эстетические ценности, — таков третий и самый узкий смысл слова «искусство». Он и станет предметом дальнейшего рассмотрения.

Ни один вид искусства — живопись, музыка, литература, кино и т. д. — не может существовать без материального воплощения. Живопись немыслима без красок и других материалов, музыка — без звуков инструментов, голоса. Но ясно, что живопись не сводится к краскам, литература к бумаге и буквам, а скульптура — это не просто формированная бронза или мрамор. В художественном творчестве материал — лишь средство для выражения духовного содержания произведений.

Но откуда берется это содержание? Когда речь заходит об искусстве, всегда на первый план выдвигает его творческий характер, поскольку художник не зеркально копирует действительность, а сочиняет, «вымысливает» содержание произведения из своего духовного мира. Не случайно бытует мнение, что художественное творчество — это самовыражение художника.

Однако важнейший вопрос в понимании творчества заключается в том, на чем содержательно основано самовыражение. Ни один художник ничего не может»вымыслить», если его духовный мир не содержит так или иначе переживания, знания, понимания окружающей действительности. Думать иначе — значит признавать опыты с использованием кисти и красок обезьянами или «виртуальные реальности» компьютерного производства за художественные произведения.

Самое смелое воображение основывается на базе приобретенного духовного богатства художника, который, пользуясь фантазией, может создавать невероятные комбинации, но... явлений реальной жизни! Вспомните произведения С. Дали, П. Пикассо. Именно исходя из понимания этой специфической особенности воображения, Леонардо да Винчи давал совет художнику, рисующему «... вымышленное животное — пусть это будет, скажем, змей, — то возьми для его головы голову овчарки или легавой собаки, присоедини к ней кошачьи глаза, уши филина, нос борзой, брови льва, виски старого петуха и шею водяной черепахи».

В принципе, как в теоретическом, так и в художественном познании диалектически связаны отражение и самовыражение автора. С некоторой долей условности можно провести такое сопоставление: в науке — от реальной действительности к гипотезе и через эксперимент или домысел (логические рассуждения, домысливание) к истине; в искусстве — от реальной действительности к замыслу и через вымысел и предметно-условную образность к художественной правде. В гносеологическом плане просматривается определенная близость науки и искусства.

Но что же отличает художественное познание от теоретического, почему наука никогда не может заменить искусство? Остановимся на некоторых точках зрения относительно специфики искусства.

1. Основатель эстетики Баумгартен считал, что объектом логического познания является истина, а объект эстетического познания — красота; высшая красота осуществляется в природе и поэтому подражание природной красоте есть высшая задача искусства. Эта точка зрения, смыкающаяся с аристотелевским пониманием искусства, долгое время была общепризнанной.

Однако ее нельзя считать полностью удовлетворительной по целому ряду причин. Во-первых, красота здесь сводится лишь к чувственно воспринимаемому, а во-вторых, в искусстве находит отражение не только красота природы, да и вообще не природа как таковая является объектом искусства.

2. Более отчетливо отмечал специфику искусства в сравнении с наукой Н. Г. Чернышевский: наука дает «беспристрастное» знание, тогда как искусство делает «приговор» жизни. Действительно, волнения, переживания ученого в процессе исследования элиминированы в результатах его. Но выводы науки в своей социальной значимости отнюдь не «беспристрастны» — например, в экологии, социологии также содержатся определенные «приговоры» действительности.

3. К суждениям Н. Г. Чернышевского примыкает распространенная сейчас так называемая «аксиологическая» точка зрения: «Отнюдь не отрицая познавательной функции искусства, мы видим специфику художественного познания в оперировании ценностями. В этом заключается его основное отличие от науки, которая имеет дело с истинами» (Берхин Н. В. Специфика искусства.— М., 1984.— С. 24-25). Однако и из научной деятельности никак нельзя исключить ценностное отношение, сама истина является ценностью. Другое дело — какими ценностями и ценностью чего занимается наука или искусство?

4. Л. Н. Толстой в объемистой статье «Что такое искусство?» анализирует более трех десятков различных подходов к определению специфики искусства и не находит ни одного удовлетворяющего его. Сам писатель выдвигает свое суждение: «Признак, выделяющий настоящее искусство... есть один несомненный — заразительность искусства» (Л. Н. Толстой о литературе.— М., 1955.— С. 458). Имеется в виду эмоциональное воздействие, которым безусловно обладает искусство. Однако «заразительностью», способностью эмоционально возбуждать обладают также, например, спортивные соревнования, различного рода игры, далекие от художественного творчества.

5. Наиболее распространенной, традиционной и, можно сказать, общепринятой является точка зрения, по которой специфика искусства в отличие от науки в том, что оно отражает действительность в форме художественных образов, а наука — в форме абстрактных понятий: «Различие научного понятия и художественного образа позволяет выявить специфическую особенность искусства...» (Эстетическое сознание и процесс его формирования.— М., 1981.— С. 7). «Только художественный образ как особый способ отражения жизни в искусстве поможет нам определить специфику последнего...» (Киященко Н. И., Лейзеров Н. Л. Теория отражения и проблемы эстетики.—- М., 1983.— С. 6; см. также: Бесклубенко С, Д. Природа искусства.— М., 1982.— С. 98; Гулыга А. В. Принципы эстетики.— М., 1987.— С. 215 и др.). Эта точка зрения проводится во всех учебниках и пособиях по эстетике (см.: Марксистско-ленинская эстетика.— М., 1983. С. 159; Эстетика.— Киев, 1991. С. 83). Правильно подмечая одно из показательных, так сказать, «технических» отличий искусства от науки, сторонники этой, как, впрочем, и других точек зрения, следствие специфики искусства выдают за ее причину.

Естественно возникает вопрос: а почему искусство отражает жизнь в форме или способом художественных образов, а наука в абстрактных понятиях? Чтобы правильно ответить на этот вопрос надо помнить непреложную истину: форма, способ отражения определяется прежде всего тем, что отражается. Отличие, например химии от ботаники не в том, что первая описывает мир через формулы, а вторая в иной форме, а в том, что в одном случае познаются химические явления и процессы, а в другом — растительный мир. Социология и экономическая теория пользуются примерно одинаковыми способами исследования и описания, но это разные науки, поскольку у каждой свой объект изучения.

Чтобы вскрыть действительную основу специфики искусства, необходимо и для него выявить специфический объект отражения, обусловливающий, в конечном счете, и социальную необходимость, незаменимость искусства, и все особенности способа, формы отражения жизни. Искусство есть не только специфичное отражение действительности, но, и это очень важно, — отражение специфического в действительности. Очевидно, наиболее показательно это можно показать, сравнивая объекты отражения науки и искусства.

Всякое отражение, теоретическое или художественное, в принципе начинается с обращения к конкретным проявлениям действительности, к реальным фактам. Но непосредственное бытие, живые факты являются для науки лишь исходным условием постижения сущности как специфического объекта теоретического познания. Беспощадное лезвие научного проникновения в действительность рассекает непосредственное бытие, отчленяя случайное, индивидуально-единичное, внешнюю видимость. Между тем не меньший интерес для людей представляет отражение, воспроизведение всего богатства, всей жизненности непосредственного бытия реального мира. Как подметил Н. Г. Чернышевский, «... в жизни всегда есть эти подробности, не нужные для сущности дела, но необходимые для его действительного развития; должны они быть и в поэзии» (Чернышевский Н. Г. Избр. соч.— С. 438).

Сама задача науки выделять, выкристаллизовывать сущность предполагает определенное «выхолащивание» картины мира. Благодаря вторжению научной мысли скудеет богатство бесконечно многообразной природы, ее весны никнут и переливающиеся краски тускнеют. Живые страсти и поступки конкретных людей, полнота привлекательных и чудесных, комических и трагических явлений превращаются в абстрактные всеобщности. Цель науки отражать действительность в ее всеобщих связях приводит к тому, что она не останавливается на открытии сущности одного факта, а углубляется в сферу существенных отношений, выражаемых в законах.

Открываемые наукой законы еще «дальше» стоят от непосредственного бытия в смысле отвлеченности от живой, подвижной реальности. «Царство законов — это спокойное содержание явления; явление есть то же самое содержание, но представленное в беспокойной смене и как рефлексия в иное» (Гегель Г. Наука логики. В 3-х тт. Т. 2.—М, 1970-1972—С. 140).

Таков уж удел науки: ее законы не могут содержать непосредственного соотношения прошлого, настоящего и будущего, ибо законы отражают «спокойное», так как качество, сущность, закон могут быть поняты как моменты относительного покоя, выделенные из массы движущихся явлений и случайностей действительности. Даже когда теоретически исследуется развитие, то его законы должны быть выделены, «оторваны» от живой конкретной динамики жизни и зафиксированы в абстрактных категориях.

Искусство же способно воспроизводить конкретную динамику жизни, связь времен, и эта способность обусловлена специфическим его объектом.

2.

Специфика объекта искусства

 

С законами науки, с их открытием и практическим освоением, естественно, имеют дело не все люди. Да и те, кто связан с ними, занимаются небольшим кругом данной науки. К тому же законы науки имеют опосредованный характер отношения к жизни людей, и поэтому интерес к ним тоже опосредованный. Иначе говоря, законы науки обладают не личностным, а социальным значением. Искусство же всегда личностно и непосредственно.

Принятые в нашей эстетике утверждения, что объектом искусства является «не вся действительность, а жизнь общества по преимуществу», «человек в жизненном процессе», «сложность и многомерность его отношений к действительности» еще не дают конкретного определения специфического объекта искусства. Общество, человек в сложности и многомерности его отношений являются объектом и философии, и научного познания.

В качестве исходного пункта для уяснения специфического объекта искусства можно взять положение Н. Г. Чернышевского: «... сфера искусства обнимает собою все, что в действительности (в природе и жизни) интересует человека — не как ученого, а просто как человека» (Чернышевский Н. Г. Там же. С. 446). Правда, положение это довольно абстрактно, но оно содержит важное рациональное зерно о человеческом характере объекта художественного отражения и ставит проблему отличия объекта (»сферы») искусства от объекта науки. В чем же это различие, где и как расходятся пути отражения действительности наукой и искусством, что в реальной действительности является «сферой искусства»?

Расхождение путей науки и искусства начинается уже в том, что если теоретическое познания определяется переходом от непосредственного бытия к сущности, то для искусства характерно воспроизведение действительности в живой непосредственности, то есть в чувственной реальности, органическом единстве необходимого и случайного, единичного и общего, являющегося и сущностного. Это единство сущности и явления в философии принято обозначать категорией «существование». Гегель определяет существование как «неразличенное единство сущности со своей непосредственностью— существование или «вещь» (Гегель Г. Там же.— С. 112). Именно непосредственное бытие или существование оказывается исходным объектом искусства, воспроизведение которого возможно лишь художественным способом. Поэтому само искусство становится своеобразным аналогом, «удвоением» жизни, живым как жизнь.

Общие положения о непосредственном бытии, существовании как первом отличии объекта искусства нуждаются в конкретизации, уточнении специфического содержания применительно к художественному воспроизведению. Прежде всего, существование чего может найти отражение в художественных произведениях? Часто полагают, что искусству доступно отражение всего существующего. И в самом деле кажется, что в природе, социальной и частной жизни, быте человека нет ничего, что было бы не «подвластно художнику». Однако при таком расширительном понимании объекта искусства опять теряется его подлинная специфика, так как все это по-своему «подвластно» и ученому.

Воспроизводить жизнь в искусстве — не значит описывать все существующее в ней или копировать ее. Будь это так, искусство, художественные произведения не нужны были бы совсем. Да и вряд ли заинтересует искусство отражение таких явлений, взятых самими по себе, как радиация, температура магматической лавы или язвы желудка.

Итак, возникает антиномия: с одной стороны, искусству подвластно все, а с другой — чтобы оставаться искусством оно не может воспроизводить и не воспроизводит буквально все существующее. Решение этой антиномии возможно на основе выяснения принципа конкретизации общего объекта искусства, критерия отбора из непосредственного бытия того, что подлежит именно художественному отражению и определяет его глубинную специфику и незаменимую социальную необходимость. И здесь важно заметить, что объективная действительность, предстающая перед человеком как непосредственное бытие, интересует его не как ученого, а просто как человека в том случае, если она становится человеческой действительностью, бытием самого человека.

Следовательно, в объект художественного отражения входит не вообще действительность, а именно «очеловеченная», когда, по словам К. Маркса,«... все предметы становятся для него (человека — С. Т.) опредмечиванием самого себя, утверждением и осуществлением его индивидуальности, его предметами, а это значит, что предметом становится он сам» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 42.— С. 121). Предметный мир, непосредственное бытие выступает объектом искусства, лишь включившись в человеческую жизнь, став пережитым человеком.

Отсюда становится понятным, что и как входит в объект искусства из окружающей природы, социальной и бытовой жизни. Леса и горы, моря и степи, небо и цветы, вообще все природные явления становятся художественным объектом не как внешняя среда человеческого обитания (это, скорее, является объектом естествознания), а как «очеловеченная» природа, не только осознанная, но и прочувствованная человеком с позиций законов красоты. Между прочим, здесь кроется отличие наглядных пособий по природоведению от произведений искусства о природе.

Таким образом и социальные, и бытовые события, и явления во всем их многообразии находят отражение в искусстве, став утверждением и осуществлением индивидуальности человека, прошедшие через его переживания. Сущность человека как социального существа, как известно, характеризуется совокупностью тех общественных отношений, в которые он вступает, но в то же время «сущность человеческой личности находит свое завершающее выражение в том, что она не только развивается как всякий организм, но и имеет свою историю (Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии.— М., 1946.— С. 682). Как обозначить ту реальность, в которой осуществляется личностью «очеловечивание» действительности в процессе «своей истории»? Какое понятие, термин были бы наиболее подходящими для этого подлинно специфического объекта искусства?

Личная жизнь человека и социальные отношения, в которые он вступает, интимные переживания и события всенародного значения, все, с чем сталкивается человек, и что становится ему небезразличным, его жизнь, прожитое и пережитое, память и чувства, размышления и волнения — все это входит в емкое понятие человеческой судьбы и входит именно личностно.

Применительно к объекту искусства следует прежде всего удалить из понятия судьбы различного рода религиозные, астрологические ее толкования. Под судьбой в данном случае разумеется совокупность и процесс сцепления непосредственных и опосредованных фактов и событий в жизнедеятельности человека, вся полнота его отношений и переживаний, размышлений и чувств, из которых складывается жизненный путь, содержание и форма человеческой жизни. Судьбу не следует рассматривать лишь как стечение внешних обстоятельств или как временную последовательность событий. Более или менее активно человек противостоит обстоятельствам, и это личностное отношение к жизни также входит в судьбу. Чем шире и глубже отношение человека к жизни, тем богаче его судьба.

Обычно возникает такая ситуация: как только человеческая жизнь начинает сущностно осмысливаться в науке, то исчезает индивидуальная судьба, живой человек превращается в научную абстракцию, остается социальная детерминация, всеобщее. За пределами науки остается огромный пласт бытия — конкретная реальность общих законов в индивидуальной жизни людей, т. е. человеческие судьбы и переживания. И лишь искусство способно во всей непосредственности и в то же время художественно-обобщенно отражать этот пласт бытия. Именно человеческие судьбы и переживания составляют уникальный объект искусства.

В связи с этим возникает проблема соотношения судьбы и характера человека, поскольку нередко встречаются утверждения, будто лишь характеры, а не судьбы людей являются объектом искусства. Характер можно определить как форму, тип отношения человека к окружающим явлениям. Но проявляются, реализуются эти отношения только в самых жизненных обстоятельствах. Иначе говоря, характер может раскрыться, выявиться и вообще быть только через человеческую судьбу, только в судьбе. В то же время жизненный характер — это своеобразный колорит человеческой судьбы. Типы, типические характеры оказываются отражением судеб людей или даже одного человека, судьба которого может стать прототипом художественного персонажа.

Понятие судьбы охватывает не только характеры, но и обстоятельства, включенный в жизнь человека природный, социальный и бытовой мир.

Значительную роль в судьбе человека играют такие явления, как любовь и семья. Любовь, может быть, как ничто другое из человеческой судьбы, является конкретно-историческим социальным проявлением человека и в то же время сугубо индивидуальна и неповторима. И только искусству доступно живое воспроизведение любви во всей социальной и индивидуальной сложности, прелести и неповторимости.

В людских судьбах своеобразно сливаются общее, единичное и особенное, необходимость и случайность. Искусство может через случайное проявить необходимое, через явление вскрыть сущность. Часто то, что в социальном аспекте является мелкой случайностью, в индивидуальной судьбе оказывается важнейшим, определяющим дальнейшее направление судьбы.

В судьбе человеческой «житейские мелочи», до которых наука в своем стремлении к сущности не может «снизойти», оказываются очень значительными для индивида и искусства. Для научного исследования абсолютно не важно, что чиновника звали Акакием Акакиевичем, а в его жизни это очень значимый факт, поскольку «... сами собой случились обстоятельства, что никак нельзя было дать другого имени, и это произошло именно вот так». Столь же неважно для науки, что «... чиновник нельзя сказать, чтобы очень замечательный, низенького роста, несколько рябоват, несколько рыжеват, несколько даже на вид подслеповат, с небольшой лысиной на лбу, с морщинами по обеим сторонам щек и цветом лица, что называется геморроидальным...». Надо ли доказывать, что все это оказывается существенным в судьбе чиновника и именно отображение судьбы, жизненных перипетий Акакия Акакиевича и дало замечательную повесть Н. В. Гоголя «Шинель», а не социологический трактат о мелком чиновничестве.

Однако было бы ошибочным полагать, что «житейские мелочи» имеют абсолютный характер для искусства. Увлечение ими в многосерийных телефильмах нередко приводит к скуке, к снижению уровня художественности. Подлинная художественность предполагает диалектику конкретной индивидуализации и типизации, раскрытие общего через единичное и особенное. То, что Башмачкин ничем не «замечательный», «несколько рябоват, несколько рыжеват» и т. п. лишь подчеркивает заурядность, серость, забитость, духовную бедность и приниженность мелкого чиновничества. Поэтому для искусства важен не просто единичный момент судьбы сам по себе, а его человеческая значимость, соотнесение со всей жизнью человека, ее смыслом и социальным содержанием.

Здесь мы подходим к еще одному важному вопросу конкретизации специфического объекта искусства. Если таковым являются судьбы и переживания, то можно ли написать роман, в котором воспроизводилась бы вся судьба хотя бы одного человека во всех случаях, поступках, деталях, минутах жизненного пути? Такой роман потребовал бы тысячи томов и был бы крайне скучен, да и не нужен. Из судеб людских отбирается лишь то, что имеет определенный социально-личностный смысл. Благодаря этому художник, не нарушая жизненной правды, вычленяет из судьбы, переживаний самое интересное, важное, достойное отражение. Смыслы различных фрагментов судьбы могут быть разными в зависимости от их социальной значимости, ценности, масштабности.

В масштабе 1:1 смысл существует — смысл для индивида, для других людей этот смысл может быть незначительным или даже бессмысленным.

Отображение в искусстве жизненных явлений или переживаний такого смысла делает произведения, интересные, может быть, для самого автора и отдельных эстетствующих снобов. Подобные произведения нередки в современном модернистском искусстве, которое весьма богато различными художественными исканиями и выдумками, но по отношению к ряду из них остаются справедливыми слова Л. Н. Толстого: «Становясь все беднее содержанием и все непонятнее по форме, оно в последних своих проявлениях утратило даже все свойства искусства и заменилось подобиями искусства» (Л. Н. Толстой о литературе.— С. 402).

Более широкий масштаб социально-личностного смысла фрагментов человеческих судеб и переживаний может быть представлен как 1:N, где N обозначает определенные значительные группы людей, социальные слои, для которых этот смысл более или менее важен и интересен. Произведения, отображающие жизненные явления такого смысла, могут создаваться для удовлетворения художественных потребностей национальных, возрастных, профессиональных и иных групп людей.

В судьбах людей содержатся более или менее широко события, поступки, переживания всечеловеческого смысла, который можно обозначить как 1:? (к бесконечности). «Бывают отдельные случаи, отдельные судьбы людей, — пишет Ч. Айтматов в предисловии к роману «Буранный полустанок», — которые становятся достоянием многих, ибо цена того урока настолько высока, так много вмещает в себя та история, что то, что было пережито одним человеком, как бы распространяется на всех живых в то время и даже на тех, кто придет следом, много позже».

Всечеловеческий смысл вечен в судьбах людей, но каждое поколение считает его своим. Поэтому художественная классика прошлого, в которой художественно отражены явления общечеловеческого смысла в конкретных обстоятельствах — гуманизм, честность, верность, любовь, порицание человеческих пороков, — волнует сегодняшних людей; общечеловеческий смысл фрагментов человеческих судеб вечен, ибо может бесчисленно варьироваться, не повторяясь, жить в разные времена, отображаться в шедеврах и современного искусства.

От того, какой или какие из этих смыслов художник считает важными и ценными, зависит интересность, глубина содержания и идейная направленность его произведений, а умение отобрать из человеческих судеб и переживаний важное, социально личностно значимое зависит от глубины и цельности мировоззрения и таланта художника. Неправомерно определять смысл жизненных явлений лишь как субъективную идейно-эмоциональную оценку их художником. Объективная значимость явлений жизни, судьбы человека предопределяют субъективное отношение к ним. Нередко бывают случаи, когда объективная значимость или внутренняя логика бытия и развития судьбы данного персонажа входит в противоречие с субъективными установками и замыслом автора, диктует автору свое поведение. «Одно из очевиднейших доказательств этого для меня, — писал Л. Н. Толстой, — было самоубийство Вронского... Глава о том, как Вронский принял свою роль после свидания с мужем, была у меня давно написана. Я стал поправлять ее и совершенно для меня неожиданно, но несомненно, Вронский стал стреляться. Теперь же для дальнейшего оказывается, что это было органически необходимо».

У А. С. Пушкина в «Евгении Онегине» Татьяна «неожиданно» для автора вышла замуж. Эмма Бовари «неожиданно» для Флобера решила отравиться. Для И. С. Тургенева были «неожиданны» те идейные выводы, которые нес в себе образ Базарова и вся проблематика «Отцов и детей». Автор был на стороне»отцов», а неодолимая логика реалистического образа, или, иными словами, объективный смысл отображаемого определял идейную направленность в пользу «детей».

Не следует думать, что такие «неожиданности» являются правилом художественного творчества. Напротив, в абсолютном большинстве случаев художники заранее постигают объективный смысл отображаемого, насколько это возможно в определенных социально-исторических условиях и насколько этот смысл соответствует мировоззрению и методу художника. Но важнейшим условием художественной убедительности является следование внутренней логике взятой человеческой судьбы, характера. Достичь такой убедительности настоящий художник считает высшей целью творчества. «Точно и сильно воспроизвести истину, реальность жизни, — писал И. С. Тургенев, — есть высочайшее счастье для литератора, даже если эта истина не совпадает с его собственными симпатиями».

Подводя итоги выявления специфического объекта искусства в сравнении с наукой можно вывести такую схему:

________ НАУКА _______________ ИСКУССТВО ______

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: