Социально – экономические проблемы в деятельности Временного правительства России

Каждый состав правительства заявлял о своей решимости остановить падение экономки, наладить хозяйственную деятельность в условиях продолжавшейся войны. Все обещали «крайнюю бережливость в расходовании народных денег", «установление твердых цен на предметы первой необходимости» и доставку их населению по «возможно заниженным ценам». Все составы правительства сходились на необходимости государственного регулирования экономики и усиления контроля за деятельностью частных торговцев и предпринимателей (за это стояли не только социалистические партии, но и кадеты). Министр земледелия кадет А.И.Шингарев говорил летом 1917 года: «Суровая экономическая необходимость момента неизбежно будет толкать всякую власть – социалистическую или несоциалистическую – на этот путь монополизации.»⁹25 марта 1917 года появилось постановление Временного правительства о передаче хлеба в распоряжение государства. То есть была продолжена продразверстка. Вслед за этим были установлены твердые цены на нефть, уголь, металл, лен, кожи, шерсть, соль, яйца, мясо, масло, махорку и т. д.

Принимались экстренные меры для уборки урожая. На сельскохозяйственные работы было направлено около 500 000 военнопленных и более 500 000 тысяч солдат тыловых гарнизонов. Впервые в истории страны «для содействия производству сельскохозяйственных работ» было решено «образовать трудовые дружины учащихся». Правительство пыталось изъять хлеб путем принуждения. Была создана «Хлебармия снабжения», в деревню за хлебом направлялись вооруженные отряды (а демократы утверждают сегодня, что продотряды придумали большевики).

Летом все настойчивее в самых разных кругах стала звучать мысль о необходимости «сильной власти» для решения насущных экономических и политических проблем. «Первое и основное средство... для борьбы с хозяйственной разрухой - это установление сильной власти,» - утверждал П.Б.Струве. Религиозный философ, князь Е.Н.Трубецкой восклицал: «Неужели не очевидно, что мерами принуждения надо обеспечивать добычу хлеба и снабжение населения хлебом?»¹⁰ У части политиков различных направлений была очень популярна идея всеобщей трудовой повинности.

Любое, даже самое лучшее, начинание Временного правительства тонуло в бесконечных словопрениях и дискуссиях. В результате постоянно откладывалось решение любых проблем, в том числе, экономических и социальных. Последнее особенно касалось тяжелого положения рабочего класса. Между тем, именно среди рабочих степень недоверия Временному правительству была изначально значительно выше, чем в других слоях населения (хотя, безусловно, немалая часть рабочих весной 1917 года правительству верила).

Сразу после свержения царизма рабочие требовали введения 8-часового рабочего дня, повышения заработной платы, законодательного признания свободы профсоюзов и стачечной борьбы, введения государственной системы социального страхования. В ряде случаев речь шла о совсем элементарных требованиях. Например, рабочие Орехово-Зуева в мае настаивали на отдельных раздевалках для мужчин и женщин, установке умывальников с мылом и полотенцем, отмене детского и женского труда во вредном производстве, устройстве яслей, предоставлении женщинам до- и послеродового отпусков.

Правительство говорило о понимании нужд рабочих, однако эти требования вызывали раздражение в буржуазных кругах. Например, П.П.Рябушинский рассуждал, что «одна страна не в состоянии ввести 8-часовой рабочий день» из-за конкуренции других стран. Улучшение же социального страхования он отодвигал на то время, «когда будущий парламент признает возможность изыскать ресурсы и провести в жизнь социальные реформы». «Сейчас ни до социальных реформ, ни до 8-часового рабочего дня», - объясняла солидная московская газета. О том же и практически теми же словами говорил видный деятель партии кадетов, профессор И.Х.Озеров: «Сейчас не время социальных реформ и социальных экспериментов.»¹¹ Свое недовольство выражали и промышленники: «… современное требование рабочего класса об огульном и почти всеобщем повышении заработной платы может получить удовлетворение только за счет предпринимательской прибыли». Тут и комментариев не нужно - весь классовый интерес налицо.

Все эти люди оперировали цифрами экономических расчетов, не желая понять срочную необходимость хоть в какой-то степени сократить колоссальное социальное неравенство. В свою очередь умеренные и левые круги обвиняли буржуазию в стремлении к наживе путем взвинчивания цен, обхода торговой монополии, в припрятывании товаров и других ухищрениях. Монопольное положение ряда отраслей способствовало такому положению в стране.

Тем временем правительство создавало все новые комиссии и комитеты. Они, как правило, рождались и тихо умирали, не оставив реального следа, кроме кипы бумаг. Один из их участников, видный политический деятель 1917 года, экономист Н.Н.Суханов писал впоследствии: «В условиях растущего голода и бестоварья два раза в неделю вел странные академические словопрения экономический совет... Тут не было не только практического подхода к делу, но не было и постановлений, резолюций - одни доклады и возражения, как в добропорядочном ученом обществе.»

В целом экономическая и социальная политика Временного правительства отличалась полумерами, боязнью ответственности, стремлением отложить окончательное решение всех важных вопросов до Учредительного собрания. К каким результатам для экономики и страны это привело, рассматривается в следующем параграфе. Что же касается рабочего класса, то он окончательно потерял всякое доверие и к Временному правительству и к входящим в него политическим партиям и практически полностью перешел на сторону большевиков.

В первые недели своей деятельности министры выражали уверенность, что положение налаживается. В начале мая министр земледелия А.И.Шингарев заверял: «Страна выходит на путь возможного обеспечения населения и армии продовольствием,... страна оправляется от разрухи прошлого режима.» Более того, видный государственный деятель империи Н.Н.Кутлер отмечал «вначале... порыв к труду, увеличение производительности»12.

Но политика словопрений, оттяжек и полумер быстро сделала свое дело. С каждым месяцем, с каждой неделей, вопреки министерским заверениям, положение в экономике становилось все более угрожающим. На совещании в начале августа один из выступавших мрачно предрекал: «Неизбежно в середине зимы закрытие 50% всех петроградских заводов и фабрик… Остается только готовиться к ликвидации петроградской промышленности. Петроград спасти уже нельзя».

Все жаловались на безобразную работу транспорта. Железнодорожники считали, что «с наступлением зимнего периода разрушение подвижного состава пойдет гигантскими шагами».

Нарастал финансовый кризис, Вместо сокращения государственные расходы росли гигантскими темпами. Стремительно поднималась стоимость «потребительской корзины». Промышленники, землевладельцы, почтово-телеграфные чиновники доказывали убыточность существующих цен и тарифов, настаивали на их увеличении. Рабочие и служащие в свою очередь требовали повышения зарплаты, ссылаясь на бешеный рост цен.

За фунт хлеба, стоивший до войны 3,5 копейки, в марте 1917 платили 7, а в июле – 20 коп. Бутылка молока в марте стоила 25 коп., с конца июля – 45, а с 21 октября – 70 коп. Подобными темпами росли цены на мясо и прочие продукты первой необходимости.

Денежный печатный станок в таких условиях работал все быстрее. Стали выпускаться деньги достоинством в 20 и 40 рублей. Они печатались неразрезанными, на плохой бумаге, без всякой нумерации, с большим количеством ошибок.

Ярче всего экономический кризис проявлял себя на рынке товаров. С рынка исчезали сахар, белая мука, масло, обувь, ткани, мыло, дешевые сорта чая и многое другое. Печатные издания жаловались на нехватку бумаги.

Все это – обесценивание денег, рост цен на промышленное сырье и предметы потребления, дефицит товаров – вело к разрушению торговли, замене ее простым товарообменом. Уже в конце весны отмечалось «запрещение вывоза хлеба из одной губернии в другую», осенью управа Кишинева предлагала Москве продукты в обмен на калоши. Правительство пыталось выйти из положения за счет увеличения импорта мяса, рыбы, обуви и т. д., регулируя потребление, вводя карточную систему по всей стране. Нормировалась также продажа промышленных товаров. (Стоит вспомнить 1991 год.) Но даже карточки не гарантировали приобретение указанных норм продуктов. Правительство предупреждало: «Нормы снабжения и потребления не составляют обязательства продовольственной организации доставить потребителю именно это количество продукта.» (И опять «перекличка» с недавним прошлым - удивительное сходство с положением из горбачёвского «Закона о государственном предприятии»: «Государственное предприятие не отвечает по обязательствам государства».)

В стране начинался голод. Еще в августе министр продовольствия С.Н.Прокопович говорил: «Москва и Петроград все время получают уменьшенный паек - 3/4 фунта хлеба на душу,... запасы в этих городах упали до минимума. Острую нужду в хлебе в течение всего лета испытывали также губернии: Калужская, Владимирская, Ярославская, Костромская, Нижегородская, Тверская, Смоленская, Витебская, Могилевская,... голод испытывает также Туркестан... Продовольственное положение фронта сильно ухудшилось»13. При этом, по сообщениям с мест, на Волге «с открытия навигации по 7 мая было утоплено более 1,5 млн пудов хлеба». Осень обострила положение. Официальные донесения местных правительственных и общественных органов сообщали в октябре о реальном голоде, охватившем ряд городов и губерний: "Голод в Калужской губернии разрастается... Дети умирают массами. Голодные люди ринулись за хлебом в соседние губернии... В Егорьевском уезде Рязанской губернии наступил настоящий голод. Вместо хлеба жителям выдают подсолнечные выжимки,... жители получают 7 золотников (1 золотник = 4,26 грамма) масла и 1/4 фунта сахара в месяц. Были случаи голодной смерти." О подобном писали из Гомеля, Саратова, Симбирска и других мест. Продовольственные трудности испытывало даже население Украины. (Здесь вспоминается ещё одна любимая песня демократов о голоде, якобы искусственно организованном большевиками. Голод большевики получили «в наследство» от старой власти, как и разруху.)

Резко увеличилось имущественное расслоение населения. Примером является номер кадетской газеты «Речь» от 21 октября 1917г. В одной газете - сообщение Петроградской городской управы о том, что в течение 4-й недели октября будет выдаваться по одному яйцу на недельный купон; объявление аукционного зала о приеме на комиссию мебели, бронзы, ковров, золота, серебра, бриллиантов, мехов; извещение городского головы о катастрофическом положении с топливом; желание некоего господина Девятова приобрести доходный дом в центральной части Петрограда с доплатой от 200 до 500 тыс. руб.

Все эти месяцы правительство призывало народ к терпению и к новым жертвам на «алтарь Отечества». Характерен отрывок из воззвания Временного правительства: «Рабочие металлургических заводов юга России!… Напрягите все усилия, увеличивайте настойчиво и непрерывно производство металла. Восстановите в полном объеме работы на заводах. Не теряйте ни одного дня, ни одного часа....Нам нужно единение, порядок и внутренний мир». При этом не решался ни один из острейших вопросов, стоявших перед страной: аграрный, войны и мира, национальный, политического устройства, преодоления разрухи. А что меняла в реальной жизни села пустопорожняя фраза из правительственного документа: «Интересы Родины и всего народа требуют, чтобы весь урожай был собран без малейших потерь» (и это нам хорошо знакомо)?

Лидер кадетов П.Н.Милюков рассуждал позднее: «Продержаться на поверхности такая власть могла лишь до первого сильного толчка».