 |
Друг или враг, все должны,
|
|
|
|
Перед гранью.
Пролог.
Стоять и смотреть на падающий дождь всегда грустно. Но еще больше грустно, когда ты понимаешь, что все начинается с хорошего, а заканчивается плохим. И сколько ошибок будет в нас до тех пор, пока мы не поймем, что есть в нашем мире верно, а что является лишь глупым недоразумением. Все начинается так же хорошо, как и в любом фильме ужасов. Начинаешь сначала искать любовь, а затем борешься за нее, и переходишь все известные грани, думая, что сохраняешь любовь, но на самом деле, ты просто становишься рабом, рабом своих мыслей и чувств, а когда ты теряешь ее, то оковы рабства становятся лишь сильнее. Такой путь прошел мой наставник, мой друг, и моя первая жертва. Он жил в этом заколдовано круге, убегая из него всеми способами, лез на высокие стены, которые были слишком круты для него. Он мучился, страдал и любил, но так и не смог ничего сделать. А потом, она убила его, и пусть я стал ее инструментом, и помог уйти ему, но все – равно, это она убила его. Пусть говорят, что убийцы не могут любить и чувствовать, пусть говорят, что они всего лишь куклы в руках опытного кукловода, это все не так, потому что истинным кукловодом является любовь. Я не упрекаю ее за это, я не стараюсь оправдаться перед ней, я сам люблю, и буду любить. Цена, которую я заплатил за нее, слишком высока, настолько высока, что я сам стал убийцей, и принял проклятие на себя. Я не убивал ради удовольствия, я не убивал ради жизни других, я убивал ради той, которую любил, и люблю до сих пор. И кем я теперь стал? Убийцей, монстром или же всего лишь воином, который защитил свое счастье, не испугавшись помощи смерти? Где была та грань, которая сделала меня таким? И было ли это случайностью, или же жизнь сама сделала меня таким, какой я сейчас? Увы, я не знаю ответов на все эти вопросы. Любовь изменяет человека, но способен ли он ее изменить, сделать другой, сделать подвластной себе? У учителя не получилось, она оказалась сильнее. Я не решился делать это, потому что боюсь потерять все, или же разделить его судьбу. Из всех вопросов, я ответил лишь на два. Стоит ли любовь жизни? Стоит. Стоит ли любовь смерти? Стоит. А стоит ли убийца любви? И счастье смерти? Вот в чем вопрос, на который я еще не нашел достойных ответов. Их искал еще мой наставник, теперь ищу и я. Возможно, когда – нибудь я найду на них ответы, и тогда, я буду знать - где та грань, на которой нам нужно остановиться, чтобы не стать убийцами. Возможно, ответ где – то близко, возможно он в песне, которая была первой, которую я услышал в тот день, и которую пронесу с собой на всю жизнь? Вот эта песня.
|
|
|
На грани
Гонит ветер осенний листвы отзвеневшую медь
Замолчала душа, не хочет ни плакать, ни петь
Выход ищут слова, оставляя на чистом листе след
Воскрешая из памяти отзвуки прожитых лет…
Перекрестки миров открываются с боем часов
Слышишь ты голоса и тревожные звуки шагов
О бетонные стены домов разбивается твой крик
От желанья уйти, до желанья остаться лишь миг…
Припев:
Снова, Будет
Плыть за рассветом рассвет
Сколько еще будет жить тебе, мир, которого нет
И молчанье в ответ…лишь молчанье в ответ…
Где предел, за которым все можно понять и прозреть
Жизнь бросала тебя, и слепая не трогала смерть
Так захочется встать в перекрестье лучей, в круге света
Чтобы ввысь подняла, закружила небес глубина…
Гонит ветер осенний листвы умирающей медь
Замолчала душа, не хочет ни плакать, ни петь
О бетонные стены домов разбивается твой крик
От желанья уйти до желанья остаться лишь миг…
|
|
|
А может, я и ошибаюсь? Я не знаю, не знаю пока…. И молчанье в ответ…лишь молчанье в ответ…. И больше ничего...
Часть первая.
Начало
Кошмар
На улице светило солнце. Погода была чудесная, но, увы, увядающая, т.е. осеняя. Небо еще сохраняло летнюю голубизну, но в нем уже была видна приближающаяся серость, серость грядущей осени и суровой зимы. Деревья обнажались медленно, словно боясь того, что их наряд не вернется к ним следующей весной, а затеряется среди суровых зимних кладовых. Ветер играл с листьями: то поднимал их вверх и подолгу кружил, то резко отбрасывал на несколько метров вокруг, то просто обнажал старую листву, которая ушла на покой в конце лета. На улице стоял ноябрь, месяц от которого ждешь тепла, но, в то же время ждешь и снега. Ноябрь чем – то похож на март, тоже такой же непредсказуемый, и такой же разбитый после зимы. Дождей еще не было, и дороги улыбались не своими зеркалами, а грудами камней и массивными участками грязи, которая знала что ее власти наступит конец, но пыталась оттянуть это время подальше, желая оставить как можно больше своих следов на земле. Грязь не была рождена дождем, она была создана туманами, такими густыми и влажными, что казалось, вот только прошел дождик, оставивший от себя лишь несколько капель на траве и предметах, и не обагривший своими слезами дороги. Наступая на хорошо знакомую нам грязь, шел юноша, одетый в ветровую куртку, и темные джинсы, на голове не было шапки, на ногах были темные ботинки. За спиной он нес дорожную сумку. Звали этого юношу Александр Сокольский. Он учился в соседнем городе, а домой приезжал несколько раз в месяц, что бы повидать родных, а так же свою деревню, ну и самое важное для студента, запастись провизией до следующего приезда. Дорога давалась ему легко, поскольку он привык в детстве ходить по грязи и знал все места, где можно ее обойти. Привычка много двигаться, придавала ему скорости и радости, от того мига встречи, который остается ему перед встречей с родными, по которым он так соскучился. Многие люди говорят, что они бы хорошо прожили без родителей, или, что родители им вообще не нужны. Александр с этим был не согласен. Даже самые страшные эгоисты в душе любят свою семью и своих родных, просто их внутреннее я заставляет их забыть об этом, и вспоминается все это тогда, когда человек находится один, наедине с собой, когда внутреннему я нечего показывать и доказывать. Вот тогда и всплывает истинные чувства эгоиста, его нравственность, а в некоторых случаях даже совесть, которую, кстати сказать, эгоисты думают, что лишены. Дорога все быстрее и быстрее ускользала из – под ног, торопила, звала домой, к семейному очагу, так любимому всеми мужчинами и детьми. Вскоре, грязь закончилась, ее заменил асфальт, местами уже давно исчезнувший, а местами, уступивший место грязи. Идти по нему было легче и приятней, оно и понятно, ничего не липнет к ботинкам, ничего не мешает идти. Идя по сельским дорогам, Александр лови себя на забавной мысли: вот бы здесь проводить все эти гонки на машинах, которые он видел в кино и пару раз в городе, котором учился. Здесь бы победителем был не тот, кто первым приедет к финишу, а тот, кто вообще до него доедет. Представляя себе грязные ауди, мерседесы, порше и тд. Саша невольно радовался, поскольку знал цену родным дорогам и не завидовал бы гонщику, дерзнувшему обуздать коварные сельские дороги. Скоро стали появляться кусты, все большие и большие, затем деревья, в основном березы, но попадались и вербы, и клены, и гиганты тополя. Вот перед ним раскинулась все его родное село, со всеми домами- теремами, единоличником – магазином, родной школой, домом культуры и самым дорогим – родным домом. Сердце уже стучало в груди знакомую мелодию радости, мелодию встречи с тем, кого ты любишь и о ком сильно соскучился. Первым его встретил запах пирожков и грибного супа, все -таки как сердцу не пой, а жизнь студента это не только учеба, но еще и еда, и эти рефлексы просто на автомате у него. Истекая слюной и разрываясь стуком груди, Саша открыл калитку и прошел во двор. Во дворе за две недели ничего не изменилось, лишь только листвы стало меньше. Старая скамейка стояла справа от ворот, которые были массивными, дубовыми, их делал Сашин дед, которого,увы, уже не было на свете. Сараи все так же мирно дремали, лишь иногда крича хрюканьем или клохтаньем куриц. Подвал стоял непоколебимо и стойко, вросший в землю, он напоминал землянку, где хранились партизаны овощи, или же и заключенные в банках фрукты и соления. Подвал – это лицо любой семьи, чем лучше подвал, а главное чем в нем больше припасов, тем трудолюбивей семья и тем дружней в ней живется. Саша остановился возле крыльца, снял обувь и вошел в дом. За время его отсутствия ничего не изменилось, разве что цветы в вазе, раньше были Астры, а сейчас Майоры. В кухне жарились пирожки, и из – за шипения сковородок мама не услышала приближения,- думал Саша. Войдя в кухню, Александр немного опешил: так никого не было, на плите жарились пирожки, но ни мамы, ни отца в доме не было. Выключив пирожки, Александр задумался: Раньше такого не было, чтоб плита оставалась без присмотра, да еще с пирогами, это уже плохо. Куда могли пойти родители, зная, что их сын должен быть с минуты на минуту, да к тому же бросив все, не боясь пожара в доме. Все это не просто настораживало, а создавало в душе ощущения чего – то страшного, того, что уже случилось, и которое ты скоро ощутишь на себе. Может пожар где – то? – подумал Саша. Выглянув в окно и затем, выйдя на улицу, он не заметил ничего, что бы выдавало присутствие пожара. Куда же все подевались? Вот так приехал в гости на выходных!!! Ладно, может, подожду немного, а там и вернуться откуда – нибудь,- решил он. Съев на плите все пироги и найдя в холодильнике пару сосисок Саша устроил себе небольшой обед, после которого благополучно уснул. Проснулся он поздно, часов в семь, на улице уже темнело, а родителей все не было. Что происходит? Где вообще все? – неслись в голове мысли Александра,- ничего не пойму. Голова налилась свинцовой усталостью, руки стали дрожать, сердце начало стучать яростно, а кровь привала к лицу так, что скоро свободным потоком вышла через нос, завив ковер и половик. Затем мир утратил свою четкость, стал размываться, пока, наконец, его совсем не стало, а все превратилось в большую тень, которая закружила Сашу в своих объятиях. В этой тени не было ни света, ни вообще чего – то яркого, одна сплошная серость, которая шептала «Я с тобой Александр – сан, я в тебе, я есть ты». Саша чувствовал, что все это неправда, все ложь, все не так как говорит она. Что - то в нем говорило, что – то звало за собой, назад, туда, откуда он пришел, что – то теплое и вечное как любовь. Это что – то звало с собой, вытаскивало на свет, на жизнь. Что – то начало превращаться сначала в едва различимые звуки, а потом превращалась в слоги, из которых получилось слова: «Сашенька, проснись!». И он открыл глаза. Перед ним была его мама, она крепко обняла сына за руку и улыбалась: «Вставай соня, утро уже давно началось. Одевайся, кушай, и иди помогай отцу».
|
|
|
|
|
|
Какой сон, - подумал Александр, - как настоящий, ну и кошмар приснился мне, ну дела. Как хорошо, что это всего лишь сон, который закончился, закончился ничем. Как хорошо! С такими мыслями он отправился за стол, на ходу одевая свитер. Подкрепиться и за работу,- сказал сам себе Алекс,- ведь жизнь в деревне это работа и работа, а отдохнем на том свете. Солнце улыбалось так же, как и во сне – ярко, лучисто, искренне, с надеждой и теплом, а главное с жизнью. Помощь отцу заключалась в совместном сборе тыкв, которых в этом году было очень много, и каждая выросла на славу, килограмм по пятьдесят каждая. Таскать их нужно было с огорода под старую грушу. Работа была хоть и нудная, но требующая изрядных сил и времени, шутка ли тащить на себе такую тыкву, да еще с таким- то весом. Саше такая работа давалась нелегко, от природы он был не наделен силой, поэтому после каждого раза делал пятиминутный перерыв. Так вот и прошел весь день: таскать, отдых и снова таскать. Под конец дня не хватило уже сил на прогулку с друзьями, поэтому Александр принял решение просто полежать перед телевизором, а затем пойти спать, тем более через пару дней надо будет снова уезжать на учебу. Телевизор продержал его не долго, сон оказался сильнее и хитрее. Выключив телевизор, Саша отправился к себе в комнату, разделся. Все тело ныло от работы: руки не хотели сгибаться, пресс вообще казалось, лопнет, а шея висела на одних только связках. Рухнув в кровать, он мгновенно отключился. И снова на улице светило яркое солнце, а листья кружили в своей таинственной круговерти. Уже знакомая дорожка вела вдаль, опять к дому, опять к запаху пирожков. Однако, чувство дежаву не отпускало ни на шаг и шептало на ухо «Это уже было Саша, ты это видел и чем закончиться знаешь». Может и знаю,- сказал себе он,- но лучше еще раз попробовать, чем убегать куда – то. Идя уже по знакомой грязи, Саша стал замечать, что – то не так, от прошлого сна есть небольшие отличия: листья не такие желтые как обычно, ветер более колючий и холодный чем был. В самом воздухе все тоже переменилось, он стал колючим и холодным, стремящимся заморозить все вокруг, небо вдруг стало не ясно синим, а каким – то серо – синим, словно в него налили серости и убрали светлые тона. Прошло всего ничего, и солнце уже поменялось на серебряную луну, холодную и вечно ждущую кого – то в небесах. Начала меняться и сама земля, стала не такой рыхлой и рассыпчатой как прежде, на ней появились следы разломов, а затем она стала каменной. Из ее недр прорастали лишь мхи и лишайники, трава из привычной, стала несколько оранжевой, ядовитой и неприглядной на вид. В воздухе начал разноситься запах серы и гари. С небес посыпался град из пепла и камней, а следом за ними полилась и горячая кровь земли – лава. Медленно и тягуче она поднималась из неоткуда взявшегося жерла вулкана, а сам Александр вдруг оказался в горах. Но эти горы были другими, не такими как на картинках в учебниках или в фильмах. В них не было чувства тревоги и опасности, им был не ведом страх смерти и разрушения, всем своим видом они показывали свою незыблемость и твердость, непоколебимость и гордость. Стоя в этом месте, чувствуешь себя сильнее и увереннее, даже не смотря на то, что радом с тобой смерть в виде крови земли. Казалось, в этом месте отсутствует чувство смерти и чувство безнадежности. Все звало к жизни, к светлому, к высокому и недостижимому. Потоки лавы надвигались на него, и не смотря на всю свою ленивость с каждым поворотом становились ближе и ближе. Оглядев место и увидев одну единственную тропинку, которая вела в обратную сторону, Саша побежал по ней. Под ногами была не земля как раньше, а твердый гранит, который как назло был твердым и ухабистым, по такому долго не побегаешь. Но инстинкт выживания давал силы и Александр бежал, бежал назад к спасению. Неожиданно тропинка оборвалась широкой пропастью. Дальше путь был, по расстояние в пять метров не перепрыгнешь. Нервно смотря по сторонам, Саша увидел небольшую выемку в скале. Она была вся обита мхом, словно квартира войлоком. Потоки лавы продолжали преследовать беглеца, поэтому для раздумья времени не было, оставалось лишь принять необходимое решение. Была - не была,- сказал себе Александр и побежал к выемке в скале. Скала с первого раза казавшаяся легкодоступной вдруг стала крутой и неприступной. Но времени на слезы не было, оставалось лезть, иначе смерть. Кое – как ухватившись за небольшой уступчик Александр начал подниматься. Это давалось необычайно трудно, но времени на стоны и плач не было, только цель в голове – «надо». Поднимаясь на верх, он случайно зацепился за один из камней, а тот с вою очередь увлек за собой еще парочку, и один из них угодил ему как раз в живот, от чего Сашу сначала ослепило от боли, а затем резко замутило. После такого лезть дальше не было ни смысла, ни сил. Взобравшись на короткий порожек, он оперся на мшистую скулу скалы. В голове неслись траурные мысли и чувство позора, позора за свою неподготовленность и слабосилие. От негодования он стал стучать кулаком по скале, в результате чего содрал себе руки и часть мха. За этим мхом он обнаружил непонятную надпись, которая сначала показалась ему причудливым рисунком самого горного камня, но присмотревшись внимательней, он заметил, рисунок был вырезан. Александр потер рисунок рукой, чтоб отряхнуть от остатков мха, а заодно сделать его лучше видимым. Потерев его немного, стало ясно, что надпись сама такая старая и темная. Смотря на нее, Александра не покидало чувство знакомости этого рисунка, казалось он знаком ему, но где Саша его видел - не было времени вспоминать. Скользнув по рисунку взглядом, он увидел, что кроме самого рисунка есть еще и надпись, часть которой по прежнему скрывает мох. Не долго думая, он содрал остатки мха и прочитал текст:
|
|
|
Путь смерти и жизни
Короток. Но правда ли
Что честь верна и вечна?
А рядом видимо был ответ, но написан он был немного не так как первая надпись:
Путь веры, путь чести
Едины. Лишь дух укрепи
И смертью воина умри.
Дальше ничего не было, да и времени тоже, потоки лавы догнали свою добычу и проглотили, заключив в свои смертельные объятия. А дальше темнота и уже знакомый голос: «Сашенька, просыпайся».
Хайку
Второй раз просыпаться было легче, то ли сон был проще и не таким страшным, то ли сам Александр начал привыкать к своему роду «мини» кошмарам во сне. Мамы рядом уже не было, очевидно, разбудила и ушла на кухню. Вставать так не хотелось, ощущение тепла влекло за собой, снова в сон, снова к отдыху, но нужно было просыпаться и вставать с постели. Сделав недюжинное усилие, Саша поднялся, и сразу же вспомнил о вчерашних тыквах. Эти воспоминания отзывались во всех частях тела, причем, чем больше делаешь движения, тем больше они болят. Кое – как поднявшись с постели и одевшись, Александр поковылял на кухню. Почему поковылял, да потому что ноги не хотели просыпаться, а каждый шаг заставлял пробуждаться связки и мышцы на ногах, которые в ответ огрызались приступами боли. Позавтракав, Саша вышел на улицу. Его взгляд встретило солнце, которое разливалось по всему небосклону, который в свою очередь начинал уже сереть и готовиться к приходу зимы. В воздухе кружились пожелтевшие листья, которые уже сорвались со своих ветвей и подгоняемые ветром гадали, в какое же путешествие их он позовет через пару минут. На дворе было пусто и как – то серо: сочная и зеленая трава превратилась в желтые комки, деревья из пышных и стройных превратились в нагих и худых великанов. Даже вечно голубое небо и то стало наливаться серыми оттенками грусти и печали. Глядя на весь этот угасающий мир, самому хотелось уйти куда-то далеко и неизвестно с кем. На душе была какая –то всегдашняя осенняя слякоть, которая не хотела уползать, а держала все в своих цепких лапах. Дорога вела Александра к дому бабушки, которая умерла несколько лет назад, но воспоминания звали за собой, манили, уговаривали прийти и вспомнить, и Саша не мог им отказать. Сегодня на улице было пустынней чем обычно, наверное, все сидят дома и смотрят телевизор, укутавшись в одеяло и потягивая чашечку горячего кофе. Идя вдоль дороги, Сашу посещали разные мысли: как там его друзья и чем они занимаются, что сейчас происходит в мире интересного, не выпустила ли какая – нибудь его любимая группа нового альбома и т.д. Мысли были самые бредовые, но в тоже время лишь по ним можно было судить, кто же ты на самом деле. Грязь от луж разъедала асфальт, который превращался в кашу из песка, асфальта, щебени и грязи. По такой дороге было очень неудобно ходить, а падать еще больнее. В детстве Саша упал с велосипеда и здорово себя разукрасил царапинами и даже шрамами. Впрочем, нельзя и сказать о том, что человек существо редкостное и приспосабливается легко к любым условиям, иными словами говоря, все привыкли в деревне к таким дорогам и знали каждую ямку. Дорога вела дальше, извилистыми кустарниками и тягучими комьями листвы, вела вперед, вела к дому. Существуют такие места, которые увидишь один раз и запоминаешь на всю жизнь, и даже если долго не видишь их, остановив свой взгляд на одном из зданий, начинаешь узнавать в нем что – то знакомое до слез. Так же было и с Сашей. Дом его бабушки не отпускал его от себя, манил, заставлял его приходить сюда снова и снова. Почему так происходило Александр не знал, но каждый раз возвращаясь сюда, душа обретала спокойствие и безмятежность. Казалось, время за порогом останавливается, и ты находишься в какой – то коме, которая тянется и тянется, заставляя тебя забывать обо всем, давая возможность подумать и осмыслить, что же ты делаешь и как тебе поступить. Сам дом был старым, кое – где уже обветшалым, но благодаря своему отцу и самому Саше, он вполне выглядел жилым, и при возможности, в нем можно было прекрасно устроиться и жить. Стены дома были из обычных досок, окрашенные в простой красновато – бардовый цвет. Дом окружала стая берез, которые раскинули свои рукава – ветви во все стороны, как в древности девы в красивых платьях встречают гостей с хлебом – солью. На их стволах было много ран и порезов, которые со временем стали зарастать, оставляя лишь рубцы, которые не давали забыть о прошлом. Подножья дома украшали травы и соцветия, которые за весну успели пробраться и в сам дом. Но пришла осень и забрала с собой цвета, оставив лишь размазанные блики и неяркие краски, краски умирающей природы. На фоне всего этого цвет дома казался просто взявшимся из неоткуда, но как ни странно, гармонировал со всем остальным и это нравилось Саше больше всего. Умела бабушка выбирать вещи,- думал Александр,- будь то краска или же корова или шкаф. В ее таланте Саша не сомневался, но за собой этого не замечал, стало быть, ему не быть «счастливым выборщиком». Открыв старую калитку, он шагнул вперед, во дворик, который был его игровой площадкой все детство. Сейчас сам двор напоминал нечто похожее на заросли, дикие и непроходимые, но как, ни странно, в них было больше жизни, нежели чем за калиткой или на дороге. В зарослях его можно было заметить кузнечиков, а возле лавки вырос одинокий гриб. Привет дом,- сказал Саша,- как ты без меня тут, стоишь ли? Александр любил разговаривать со старым домом, всегда молчаливый, он казался идеальным слушателем и собеседником. Открыв дверь ключом, который все так же лежал под крыльцом, Саша вошел в дом. Крыша его, несмотря на старость, еще не дала течи, а с потолка лился запах сухого сена, так приятно щекотавший нос. Каждому шагу вторила половица, стараясь запомнить каждый шаг гостя, передать его стенам и крыше. Перешагнув порог, Александр вошел в прихожую. Его встретил старый шкаф, который еще с детства был знаком ему, потому что именно там бабушка прятала конфеты и свои бумаги и справки, этакая копилка, для всех. На дверях шкафа были разные деревянные рисунки, а так же разные надписи на каких – то непонятных языках, хотя Саше все время казалось, что это всего навсего, просто украшения, оставленные мастером, для товарного вида покупки. Сейчас шкаф пустовал, все, что можно было забрать, родители забрали с собой, не выбрасывать же вещи на ветер. А вот шкафу места не нашлось, поэтому было принято решение оставить его тут. Кроме шкафа, в прихожей стоял маленький столик, пара тумбочек и большая печка в углу. На этой печке Саша нежился зимними вечерами, когда вьюга пела свои песни и кружила воздух своими вихрями. Как жалко, что все ушло, оставив за собой лишь воспоминания, которые грели душу, а иногда терзали ее пуще самого жестокого палача. Окинув взглядом всю комнату, Александр подошел и лег на кровать. В воздухе витал истинный запах дома – запах горькоты, которая напоминала об ушедшем и погибшем. Дом умирал, и запах его разлагающегося тела становился все острее и острее изо дня в день. Лежа на кровати и закрыв глаза, Саша думал об этом, думал о том, что все мы умрем, что как бы мы не старались все равно, конец известен, а это огорчало его, ведь все люди такие разные, а конец для всех один и тот же, некрасивый и бесславный. Как и у всех людей у Александра был тот же страх за свою семью и за свою жизнь, но кроме этого в его душе была еще одно желание, и это желание – желание справедливости. Порой это желание играло злую шутку с Сашей, принося ему проблемы и неприятности, которые к слову говоря, были очень неприятные. Чего только стоил разговор Александра с директором, после которого его чуть не выгнали из учебного заведения, и после которого Саша стал относиться к нему как к человеку – кукле. Кровать у бабушки была большая и крепкая с резными ножками, и пуховым матрацем. Не понятно было почему родители забыли его забрать,- думал он,- надо будет сказать им, не пропадать же хорошим вещам. Думая над всем этим, Саша не заметил, как к нему начал подбираться сон: сначала он влетел в окно легкой струйкой ветерка, сквозь маленькую трещину в стекле, потом его путь продолжили половицы, убаюкивающее скрипя своими голосами, а потом, превратившись в мягкость кровати, которая вскоре утянула на дно за собой, в пучину снов и образов. Вечер. Туманные рукава простираются над всей горой, а под ее склонами стоит Александр. Вокруг ничего не видно: упрямый туман заставляет закрываться глаза, от его дыхания глаза быстро наливаются кровью, а затем исторгают слезы, которые вмести с кровью льются из глаз. Закрыв глаза, Саша сделал несколько шагов вперед, стараясь идти медленно, прощупывая левой ногой дорогу. Пока на его пути встречались лишь небольшие камни, которые вскоре начали заметно увеличиваться в размерах, а затем и вовсе превращались в огромных великанов-валунов, которые, несомненно, веками не видели ничего, кроме как своей тени и капель дождя и снега. Ходить с закрытыми глазами Саше было не впервой, в детстве он, чтобы не будить всех в доме вставал и с закрытыми глазами шел до двери, во – первых, спать все – таки хотелось, а во-вторых, глаза быстрее привыкают к темноте, если они сами были в темноте, а яркий свет, это еще полторы минуты времени для привыкания глаз. Шаг за шагом, сердце Александра стучало все яростней и неистовей, оно словно хотело предостеречь Сашу от опасности, которая несомненно таил в себе этот туман, который к слову, становился все более влажным, и одежда на нем стала покрываться капельками воды, что несомненно являлось хорошим знаком, значит скоро туман должен кончиться. Ступая по каменной тропе, Саше все нетерпелось открыть глаза и посмотреть, а что же там впереди, ведь тумана с его едким дыханием почти не чувствовалось. Открыв глаза, он взглянул поверх своих посеребряных век на то, что было впереди, а впереди как ни странно ничего не было. Ну, не то чтобы совсем ничего не было, скорее это ничего не могло добавить ясности в то, что происходит, и, несомненно, добавляла досады за столь долгий, закончившийся ничем пути. Впереди была стена, обычная каменная стена, на которую «ни трактором, ни самолетом, ни на крыльях не взлетишь» сказала бы бабушка Саши. Стена была абсолютно ровной, абсолютно, и гладкой, словно какой -то мастер отполировал ее до блеска и гладкости, не оставив ни единого утесика или даже самой малой выпуклости. Посмотрев вверх, Александр заметил, что стена уходит далеко вверх, а на самой ее вершине есть какая – то тень, которая однако, могла оказаться всего-навсего обычным валуном причудливой формы. Подойдя к стене вплотную, Саша погладил стену, еще раз убеждаясь в ее гладкости и неприступности. Стена была явно меловая, потому что взглянув на руку, он увидел на ней следы белого цвета, словно он вымазал руки обычным школьным мелом, который стерся в руках очень и очень быстро. За стертой полосой начали видится какие- то надписи, которые первоначально были скрыты за пылью мела. Стерев остатки мела со стены, Александр наконец- то смог прочитать надпись, которая несомненно была предназначена для него. Сначала слова казались какими –то непонятными и смысл доходил не сразу, но потом, сделав над собой усилие, Саше все же удалось сложить все строки в одно целое, и вот что у него получилось:
Где же правда?
Друг или враг, все должны,
Прийти и уйти,
Встретиться и расстаться
У заставы Холмы встреч.
Ниже шла надпись, а точнее подпись «Семимару». Ну и, - подумал Саша,- что тебе из этого, Семимару тебе не рожать, по заставам тебе точно не лазить, они ушли еще со времен войны, а «Холмы встреч», это вообще откуда? Конечно, можно предположить что это стих, и скорее всего стих японский или как там у них, хокку или хайку, но безусловно имеет какой – то смысл, иначе смысл его писать тут. Итак,- сказал он себе,- что мы там знаем о хокку или хайку? «Хайку-, вспомнилось ему,- состоит их трех строк, но включает в себя весь окружающий мир и требует взамен лишь немного фантазии, внутренней свободы и воображения. В Древней Японии хайку являлось простым народным стихотворением, так же как и частушка на Руси. Даже структура похожа: первая строка – теза, вторая – антитеза, а третья – озарение или катарсис» Больше его память не захотела воспринимать, или запоминать, но это уже не важно. Так,- подумал Саша,- у тебя здесь пять строк, поэтому это либо не хайку, либо хайку в квадрате, шутка ли почти шесть строчек. Посмотрим сколько нужно фантазии на понимание, так называемой «японской частушки». Первая строчка – вопрос, причем вопрос, который меня тоже волнует «Где же правда?», да не ее еще, вот и весь ответ, поехали дальше. «Друг или враг,все должны, прийти и уйти», ну тут тоже все более или менее понятно, жизнь непостоянна и все мы рано или поздно теряем друзей и близких, а так же теряем и своих недугов, причем недругов теряешь значительно реже, чем друзей. Оставалась последняя строчка, которая как ни странно пугала Сашу больше всего. «У заставы Холмы встреч», что бы это могло значить?- подумал он. Что же это за застава такая, где можно встретить и врага и друга, прийти к нему и уйти, причем давалось еще и название заставы, некие Холмы встреч. Интересно, может это все не больше чем выражение «На Кудыкины горы». Может не стоит напрягаться из – за таких вот пустяков, которые к тому, же не приносят ничего хорошего. Холмы встреч…,- думал Саша, Холмы встреч…, что ж вы за холмы такие, и с чем вас едят? Вдруг в стена начала медленно крошиться, а затем послышался резкий треск, треск самой стены, которая как ни странно, начала рушиться, стремительно и неуклонно. Пытаясь выбраться из под падающей стены, Саша побежал в направлении ядовитого тумана, надеясь, что там он сможет укрыться от обломков. Однако ноги не захотели двигаться, они, словно приросли к земле и не хотели отрываться от нее. А между тем от стены откололся огромный валун, напоминающий чем – то снеговика, который, правда, был без рук и ног, но нес за собой конкретный и ясный итог. Стоя на месте и наблюдая как смерть начала считать секунды его жизни, Саша задался одним вопросом: Почему я и когда же все это кончиться? Сделав еще одну попытку оторвать ноги от земли, которая так же закончилась неудачей, Саша смирился и с покорностью стал ждать камня, так стремившегося его раздавить, а камень в свою очередь не заставил себя долго ждать, пара секунд и темнота покрыла все, даже стену и туман.
Прогулка
Неожиданно, Саша открыл глаза, в которых читался небольшой испуг, а так же непонятность, которая разбудила его. Этим гостем была щепка, которая откололась от потолка и упала на лицо. Ну и сны,- подумал Саша,- еще немного и пора пенсию оформлять, иначе инфаркт и баю бай. Дом отозвался лишь тишиной, в которой читался не смех, а скорее мертвенное спокойствие и принятие неизбежности, которая наступит уже скоро. Однако,- сказал себе Александр,- когда же все это закончиться, мне уже порядком надоело видеть во снах вместо чего- нибудь интересного всякую мишуру, которая к тому же еще и не поддается осмыслению. Так,- продолжил он,- начнем вспоминать, как все было. Первый сон мне приснился когда? Первый сон приснился совсем недавно, а если быть точнее то два дня назад, затем второй сон- вчера, а сегодня вот еще приснился один. Но, почему тогда позавчера я ничего не видел, а может и видел и не запомнил, странно все как –то, то сниться, то не сниться. Может быть, есть последовательность какая – нибудь, или что там еще есть у детективов. Представив себя в виде знакомого всем Шерлока, с трубкой и кепи, Саша улыбнулся, а через минуту и вовсе расхохотался,- Александр великий сыщик, Шерлок Алекс, не могу,- заливался он,- остается еще накачаться опиумом и курить трубку, ах да еще раззяву Ватсона найти, дескать, ну ты и тупой, сейчас я тебя просвещать буду. Но потом поймал себя на мысли, что раззява Ватсон это он сам, смеяться прекратил. Ладно,- сказал он,- возвращаемся к нашим баранам, а теперь конкретно, что значат хокку или хайку я не знаю, теперь, последовательность снов тоже мне не известна, короче говоря, маловато материала для поисков, хотя конечно можно кое- что узнать, покопавшись в словаре. Лежа на кровати, Саша думал, что является какой – то щепкой, с которой играет ветер, постоянно играет. Потом его взгляд привлекла щепка, упавшая с потолка. На вид обычная, немного желтоватая, но в то же время еще пахнущая смолой и хвоей, она казалась очень старой, и в то же время запах говорил, что доскам с потолка не больше лет десяти, иначе бы запах был не таким тягучим и приятным. Взглянув в окно, Саша увидел, что на улице уже начинают сгущаться сумерки, которые осенью приходят всегда рано, а уходят так поздно. Пора бы и домой топать,- сказал себе Александр,- мало ли что родители подумают, да и проголодался я. Встав с бабушкиной кровати, Саша направился к выходу, который уже дышал свежестью и прохладой осеннего вечера. Солнца уже не было, оно давно зашло за горизонт, попрощавшись с природой и людьми до следующего дня, дня, когда оно снова будет радовать всех своим теплом и светом, которого бесспорно так не хватает всем нам. Вечер встретил Сашу ударом холодного ветра в лицо и шепотом берез, которых ветер - озорник раскачивал вперед и назад, кружа в своем неистовом хороводе все быстрее и быстрее. Выйдя за калитку, Саша еще раз окинул взглядом дом бабушки. Сейчас, во мгле и темноте уходящего дня он казался химерой, огромной, многоликой, а главное страшной и пугающей своей пустотой и одиночеством. В деревне уже начали зажигаться огни, люди отдыхали от рабочего дня, а может и занимались чем – то, тем, что не успели доделать или не хотели бросать недоделанным. Сам Саша тоже не любил бросать дело на середине работы, если он это делал его начинала мучить совесть, которая доводила его до того, что он возвращался и довершал начатое до конца, даже если на это у него не было времени, потому что муки тела были не такими страшными как муки совести, которая изводила его и укоряла, и которой Александр, несмотря на все тяготы, втайне гордился. Дорога домой заняла чуть меньше времени чем путь до бабушкиного дома. Идя по скользкой грязи и острой каменной присыпке, Саша думал, думал о том, как же меняет цвет всю природу и мир в целом. При свете дня она кажется такой яркой, светлой, а главное разной, непохожей друг на друга. Темнота же делает все одинаковым, уравновешивает цвета и яркости, убивает различия, стирает красоту, оставляет лишь пустую черноту, которая пугает всех, превращая прекрасное и ничто. Идти по улице было уже не страшно, это раньше Саша боялся темноты, потому что боялся, что из кустов выскочит какой – нибудь чертик и схватит его и уволочет в темную нору под землей. Сейчас все казалось проще, а главное безобидней и безопаснее. Теперь кусты были кустами, а ветки деревьев были ветками, а жизнь продолжала нести его по руслу своей реки, руслу, на котором невозможно узнать всех преград, и мест, когда оно оборвется или же обмельчает. На этих грустных мыслях Саша шагнул к себе на двор, а затем разулся и зашел в дом. За прогулку, длящуюся так долго, ему ничего не сказали, лишь только поинтересовались, где был. На часах было шесть ровно, а значит сегодня можно было и погулять с друзьями, тем более у знакомого сегодня было день рождения, и он должен был отмечать его. Поэтому у Александра была еще куча времени на то, чтобы поесть и сделать какие - нибудь мелкие дела, например, прочитать что – нибудь или посмотреть фильм по телевизору. Но Саша телевизор особо не жаловал, поэтому решение было принято в сторону книги, тем более было что почитать. Решив проблемку, Саша
|
|
|
