 |
Необходимость и предпосылки приватизации
|
|
|
|
Приватизация есть процесс преобразования государственной или муниципальной собственности в частную. Частная собственность – это собственность в любых формах, не являющаяся государственной или муниципальной. Возможна смешанная собственность, когда государство имеет долю в капитале компании наряду с частными физическими или юридическими лицами. В таких случаях компанию можно считать частной, если доля государства или муниципальных образований меньше 50%.
Эти определения позволят нам сделать более ясным и недвусмысленным последующее обсуждение.
Частная собственность – ключевой институт рыночной экономики, такой же по значению, как свободные цены. Есть рыночные экономики с более или менее значительным государственным сектором, но нет таких, в которых существует только государственный сектор или в которых государственный сектор преобладает. Если такое случается, то экономика перестает быть рыночной. При этом снижается и ее эффективность. Государственные предприятия могут быть эффективными, но только в среде частных предприятий и при наличии конкуренции. Падение их эффективности происходит при доминировании государственных монополий (ослабление или отсутствие конкуренции – внешние факторы), а также в силу ослабления хозяйственных мотиваций (отсутствие хозяина, эффективного собственника – внутренние факторы).
Эти факторы главные. Именно они определили упадок и крах коммунистической утопии. Напомню, еще в Коммунистическом манифесте Маркс и Энгельс писали, что уничтожение частной собственности – это квинтэссенция программы коммунистов. С ней вслед за Руссо и Фейербахом они связывали едва ли не все человеческие пороки и считали, что если бытие определяет сознание, а частная собственность есть буржуазное бытие, порождающее падение нравов, то уничтожение частной собственности обеспечит укрепление морали и торжество десяти божьих заповедей. Сотрудничество вместо конкуренции, мир и дружба вместо закона джунглей, войны всех против всех. Они также утверждали, что развитие производительных сил подрывает частную собственность. Она экспроприируется монополиями, а затем и экспроприаторов экспроприируют. И, можно сказать, почти до середины XX в. их прогнозы как бы подтверждались.
|
|
|
Самым лучшим "подтверждением" марксистского учения стало социалистическое плановое хозяйство в России: национализация более 90% предприятий, торжество общенародной (государственной) собственности. И полный провал в конечном счете. Повреждение нравов получилось еще больше.
В 1989 г. со ссылкой на теории Х и Y Макгрегора относительно моделей человека как объекта управления* я писал о двух моделях человека советского, моделях «Ш» и «Щ».
* Шоннеси Дж. О. Принципы организации управления фирмой. М.: Прогресс, 1979. С. 133–134.
«Одну из них рисуют учебники политической экономии и непритязательные пропагандистские публикации. Это образ человека, который в силу господства общественной собственности на средства производства активно заинтересован в эффективном ведении общественного хозяйства, и это – прямой и основной побудительный мотив его трудовой деятельности. Его личные интересы совпадают «в коренном, в главном» с общественными. Он коллективист, главные черты его взаимоотношений с другими членами коллектива и вообще согражданами– товарищеское сотрудничество и взаимопомощь. Труд его постепенно перестает быть только средством к жизни, превращается в творческую деятельность, источник радости и наслаждения. «Высшей наградой за такой труд является он сам, его результат...» (Курс политической экономии/Под ред. Н.А. Цаголова. М.: Экономиздат, 1963. Т. 2. С. 135–136). Пусть это будет модель «Ш»... Она показывает, каким должен быть человек, чтобы соответствовать идеалам социализма и, заметим, чтобы командно-бюрократическая система не знала с ним забот.
|
|
|
…Другая модель встает со страниц многочисленных ведомственных инструкций. Здесь человек– полная противоположность первому. Он ленив, без понуканий работать не станет. Не любит новшеств. Стимулы воспринимает самые простые – плати больше. Но баловать нельзя: заплатишь много, будет считать, что так и положено. Если где-то что-то можно ухватить, не преминет это сделать... Вороват; у соседа, может быть, не украдет, но хищение общественной собственности воровством не считает (вспомним инструкцию, даже обсуждавшуюся в печати: она предписывала сжигать канцелярскую мебель на том основании, что злоумышленники могли бы списывать себе на пользу еще годные столы и стулья)"*.
* Ясин Е.Г. Хозяйственные системы и радикальная реформа. С. 21– 22.
Это модель «Щ». Она выкована советским социализмом. Ясно, какая реалистичней.
В другой своей работе* я попытался обобщить опыт социалистического хозяйствования на основании анализа взаимозависимости собственности, заинтересованности и ответственности. В анализ включены понятия присвоения, дающего возможность некому субъекту пользоваться или распоряжаться определенным благом (ресурсом), а также его форм – пользования, распоряжения, владения и собственности, объединяющей все эти возможности. Частная собственность предполагает возможность присвоения полного эффекта от пользования и распоряжения благом, но она также возлагает на субъекта собственности полную ответственность, все риски. Именно частная собственность создает поэтому наиболее сильные хозяйственные мотивации.
* Его же. Общественная собственность, экономические интересы и хозрасчет//ЭКО. 1984. №12. С. 80-83.
Функции распоряжения, а во многих случаях и пользования делимы. Поэтому возможна коллективная собственность, предполагающая распределение и полезного эффекта, и рисков. При ней распределяются и мотивации. Если эффект, даже распределенный между членами коллектива, больше частного эффекта, то мотивации могут быть еще сильнее. Но обычно и интерес, и риски, а значит, и мотивации ослабевают. Чем больше организация, реализующая интересы коллектива собственников, тем ослабление мотиваций больше. Их могут поддержать только внешние стимулы, например более острая конкуренция.
|
|
|
Государство представляет самый большой коллектив собственников, и если оно владеет всеми средствами производства, то и конкуренция невозможна. Тогда сила хозяйственных мотиваций стремится к нулю, а упадок и распад системы, основанной на государственной собственности, становятся неизбежными. Ее жизнь может продлить только закрытость, лучше даже полная изоляция, как в империи инков.
Поэтому вопрос о частной собственности и о приватизации приобрел в ходе реформ первостепенное политическое, идеологическое, а также и практическое значение. Реформаторы были полностью убеждены (как прежде марксисты), что создать процветающую экономику можно только на базе частной собственности. Это к вопросу о необходимости приватизации.
К тому же тенденции монополизации и национализации, имевшие место в развитых странах еще после Второй мировой войны, вместе с "неоконсервативной волной", с возвратом экономического либерализма сменились противоположной тенденцией: приватизация повсюду стала модой. Наиболее известны реформы М. Тэтчер в Великобритании, осуществившей в их числе приватизацию значительной части угольной промышленности. В США проводились эксперименты с передачей в частные руки даже тюрем и таможенных служб. Лозунг национализации исчез из программ всех социалистических партий. Социалист Ф. Миттеран предпринял во Франции последнюю крупную попытку национализации, которая полностью провалилась, и он сам вынужден был пойти на попятный. В такой атмосфере начинались российские реформы.
Споры о программе
К тому времени у нас в государственной собственности находилось более 90% средств производства. Кооперативно-колхозный сектор был фикцией, поскольку находился под полным контролем государства. Стояла задача: создать жизнеспособный частный сектор, который охватил бы большую часть экономики страны.
|
|
|
О первых шагах в этом направлении мы уже говорили: кооперация и аренда, введенные еще как бы в рамках идеологически приемлемых штампов, на деле означали возрождение частного предпринимательства и частной собственности. Но затем стало ясно, что эти рамки тесны. Стихийные процессы "прихватизации", захвата и растаскивания государственных активов, прикрытые флером псевдосоциалистической фразеологии, грозили привести к разорению страны и социальному взрыву. Нужна была программа, которая ответила бы на следующие вопросы:
медленно или быстро;
по какой цене, бесплатно или за деньги;
кому достанется собственность.
В зависимости от ответа на эти вопросы можно выделить две основные модели приватизации:
• медленно, за деньги, эффективному собственнику – западная модель;
• быстро, бесплатно или за символическую цену, всем – восточная модель.
Первую модель я называю западной, поскольку наиболее последовательно, в канонической форме она была реализована Маргарет Тэтчер. Она, кроме сказанного, предполагает:
подготовку объекта к продаже, т.е. его реорганизацию, и инвестиции, позволяющие сделать объект привлекательным для инвестора;
продажу за деньги из принципа "То, что досталось задаром, не ценится". Какая цена – не главное, иной раз выше ценятся обязательства покупателя производить дальнейшие инвестиции и сохранять рабочие места;
наличие рынка капиталов, с которого могут быть привлечены инвесторы с необходимыми средствами и который предлагает информацию, позволяющую хотя бы приближенно оценить рыночную стоимость объекта;
возможность привлечения квалифицированных менеджеров, консультантов, оценщиков, способных грамотно подготовить объект к приватизации.
Вся приватизация на Западе с 1970-х гг. шла по этой модели. В странах с переходной экономикой, т.е. в странах Центральной и Восточной Европы и бывшего СССР, таких условий не было. Там исходные условия характеризовались следующими особенностями:
• отсутствием капиталов, необходимых для приобретения приватизируемых объектов, и их владельцев, которых можно было бы считать эффективными собственниками. Теоретически можно было привлекать иностранные капиталы, но возможности для этого были ограниченны, и тем больше, чем больше рисков представляли для инвесторов приобретения в данной стране, чем меньше они ее знали;
• полным отсутствием рынка капиталов и специалистов, которые обеспечили бы решение задач оценки и подготовки объекта к продаже. Единственной доступной оценкой была балансовая стоимость основных фондов, отражавшая затраты на приобретение их элементов, притом в разное время;
|
|
|
• сложными политическими условиями переходного периода, революционными сдвигами, в результате которых происходила смена элит. Старая номенклатура сопротивлялась, и ее силы возрастали по мере того, как в ходе трансформационного кризиса снижались производство и уровень жизни, росла социальная дифференциация. Ее сила во многом была связана с государственной собственностью, управление которой осуществляли в основном ее представители. Неудержимый процесс расхищения государственной собственности после декларирования перехода к рыночной экономике и экономической свободе также создавал серьезные угрозы. В России, на родине "развитого социализма", в колыбели мирового коммунизма, в метрополии огромной и только что распавшейся империи, опасности реакционной реставрации были особенно велики или казались таковыми, по крайней мере непосредственным участникам событий. Во вчерашней сверхдержаве были, кроме того, сильны настроения ксенофобии, "распродажа родины" иностранным инвесторам нередко встречалась в штыки. Быстрая приватизация, пусть и не такая качественная, могла устранить угрозу реставрации, предлагая всем, прежде всего старой и новой номенклатуре, вместо укрепления госсобственности и восстановления прежних порядков участие в ее разделе. Корыстный инстинкт собственника должен был помочь подавить ностальгию по былой власти и величию.
Отсюда и следует формула восточной модели приватизации – быстро, бесплатно, всем, чтобы снизить социальное напряжение и сохранить гражданский мир. Но это, можно сказать, формула первого этапа. После него, когда уже будет обеспечено преобладание частного сектора, следует переходить к западной модели приватизации. Неизбежен и массовый процесс передела собственности, поскольку эффективный собственник находится не сразу.
Возможны исключения. Например, в Восточной Германии благодаря наличию старшего брата, Германии Западной, можно было попытаться осуществить быструю приватизацию по западной модели. Польша могла затянуть процесс приватизации государственных предприятий, поскольку, во-первых, рыночные реформы совпали по времени с национальным освобождением и коммунизм никто не защищал как строй, навязанный извне, во-вторых, сельское хозяйство и до реформ на 90% было частным; в-третьих, имел место значительный приток иностранных инвестиций, прежде всего полонийных (зарубежных поляков), в создание новых частных предприятий.
Об опыте польской приватизации, которую нередко противопоставляют российской как более разумный, уравновешенный пример, М. Бойко пишет: 'Там начали продавать собственность на денежных аукционах. И что же? Из-за отсутствия иностранных и внутренних инвестиций продажа за деньги двигалась черепашьими темпами и приносила бюджету не такие уж большие деньги. За первые два года реализации программы (с середины 1990 года до середины 1992 года) удалось продать контрольные пакеты акций только 32 крупных и средних предприятий. Это принесло в бюджет всего 160 млн. долларов–намного меньше запланированного"*.
* Приватизация по-российски / Под ред. А.Б. Чубайса. М.: Вагриус, 1999. С. 59.
Это как раз пример реализации западной модели на Востоке.
Другую позицию предлагает Г. Колодко. По его мнению, в 1990–1991 гг., т.е. в начале реформ, госсектор подвергался дискриминации. Зато позднее, в 1996–1997гг., когда он был вице-премьером и министром финансов, в Польше стали уделять больше внимания корпоративному управлению на госпредприятиях, которые превращались в государственные корпорации и ставились в условия конкуренции и жестких бюджетных ограничений. Этим он объясняет, что спад начала 1990-х сменился экономическим подъемом. «Чем хуже управление государственным сектором, тем больше спад производства в переходный период, а чем лучше работает администрация госсектора, тем легче путь к восстановлению экономики»*. Тем самым он поддерживает медленную приватизацию западного типа. Но вместе с тем признает, что в Польше важную роль в росте частного сектора играла не приватизация прежних госпредприятий, а создание новых изначально частных компаний. В Польше в 1994–1997гг. около миллиона человек получили работу в новом частном секторе, а в 1998 г. малый и средний бизнес обеспечивал третью часть ВВП и примерно 60% рабочих мест. Сходные явления имели место в Словении, Хорватии, Венгрии, Литве**. Ясно, что при этом приватизация старых неэффективных госпредприятий не является столь актуальной, да и политический конфликт внутри элит в этих странах не был столь острым. В России все обстояло не так.
* Колодко Г.В. Указ. соч. С. 155.
** Там же. С. 152.
Такова объективная основа дискуссий о путях приватизации. В действительности споры и практика были много разнообразней.
В середине 1980-х гг. в ЦЭМИАН СССР появилась самиздатовская книга Виталия Найшуля «Другая жизнь». Помню, как мы читали ее затертые страницы 5-го машинописного экземпляра. С автором можно было поговорить, он работал в том же здании. Сознание, напичканное марксистско-ленинскими догмами, с трудом воспринимало смысл идей Найшуля: все раздать поровну! По сути он первым в мире предложил идею ваучерной приватизации.
Март 1990 г. Мы стоим с Петром Авеном в центре Вены после семинара, за спиной дворец Хофбург, и страстно спорим, нужно ли проводить быструю приватизацию по Найшулю. Я был против. Но это еще казалось академическим спором о том, чего не может быть. Еще ничего не состоялось, еще все возможности были открыты. Но уже через 17 месяцев в России был принят Закон о приватизации, предполагавший применение именных приватизационных счетов. Во время революции события развиваются быстро и притом порой по наименее вероятным сценариям.
Официальная идеология периода перестройки предполагала разгосударствление, т.е. постепенное преобразование госпредприятий в акционерные общества, паевые товарищества и т.п., поначалу с контролем со стороны государства. Мелкие и средние предприятия можно преобразовать в кооперативы, сдавать в аренду с выкупом, продавать.
Эта идеология, близкая к западной модели, в условиях слабеющего государства оказалась ущербной. Она просто подтолкнула процесс стихийного растаскивания госсобственности.
Одним из первых акционерных обществ стал КамАЗ. Инициатива его преобразования в АО исходила из Комиссии Совета Министров СССР по экономической реформе, которая и помогала продвигать этот проект. А идею генеральному директору КамАЗа А.И. Беху первым, кажется, подал я в ответ на предложения перевести гигантский завод на аренду. В июле 1990 г. появилось постановление Совмина СССР, утверждавшее Положение об акционерных обществах и об обществах с ограниченной ответственностью, положившее начало цивилизованным формам прав собственности.
А. Чубайс пишет о двух преобладавших схемах:
«Чаще всего работали две схемы захвата госсобственности. Первая: имущество госпредприятия просто переписывалось как составная часть имущества некоего вновь создаваемого акционерного общества. Вторая: госимущество становилось частной собственностью в результате проведения нехитрой операции «аренды с выкупом».
В первом случае всякий здравый смысл игнорировался открыто и бесстыдно. Скажем, берется имущество такого предприятия, как НПО «Энергия», и вносится во вновь создаваемое акционерное общество. А другую долю в этом акционерном обществе может составлять интеллектуальная собственность некоего товарища Петрова. Или денежный взнос товарища Петрова в размере одной тысячи рублей. Поскольку технология оценки долей никак не прописана юридически, ничто не мешает тому, чтобы имущество НПО «Энергия» было оценено так же, как интеллектуальный взнос товарища Петрова. При этом имущество НПО оценивается по остаточной стоимости на дату последней переоценки. А последняя переоценка была год назад, и за это время номинальная стоимость производственного объединения в результате инфляции выросла в 25 раз...
Что интересно: открутить обратно такие сделки, как правило, невозможно. Потому что вновь созданные акционерные общества тут же вносятся в какие-нибудь другие акционерные общества, и в составе этих обществ они еще раз оцениваются, и переоцениваются, и вновь куда-то вносятся... через два-три оборота появляется такая хитрая категория, как «добросовестные приобретатели», которые, широко открыв глаза, уверяют вас: «Да, может быть, на первой стадии приватизация и была незаконной, но я-то тут при чем? Я пришел потом, объединил искомое вами НПО со своей живопыркой, и это уже совсем другое предприятие...»
Абсолютно непробиваемая схема. Абсолютно неограниченных размеров хищения. Я почему вспомнил НПО «Энергия»? Именно с этим объединением была провернута самая крупная, самая скандальная сделка по вышеописанной схеме. Акционерное общество «КОЛО» называлось все это безобразие. В это «КОЛО» были внесены цеха, производственные мощности крупнейшего космического комплекса России. А вместе с ним – интеллектуальный вклад товарища Кравченко, например, телевизионного начальника, бывшего руководителя первого канала. И не его одного. Много там было уважаемых людей в акционерах и в совете директоров.
Я долго и тяжело разбирался с этой историей как только пришел. Юридических инструментов в моем распоряжении ведь никаких не было. Уволил тогда своего зама Юткина, который подписывал документы по этому «КОЛО». Пытался создать хотя бы пропагандистскую атмосферу, чтобы люди поняли: этого нельзя, ребята; это что-то нехорошее.
Распространенным ответвлением вышеописанной схемы было такое явление, как создание бесконечных дочерних конторок при любом заводе, предприятии. Это была не совсем приватизация, так как до прямого передела собственности в этом случае не доходило. Но через «дочек» чаще всего проводились мощные финансовые потоки. Экспорт, всякий прибыльный бизнес– все это, как правило, контролировали «дочки», высасывая и опустошая материнское предприятие. Стоит ли говорить, что количество «дочек» обычно соответствовало количеству близких родственников директора.
Вторая же типовая схема приватизации предприятий – аренда с выкупом. Это просто классика. Все абсолютно законно и очень «рыночно»: есть объект имущества, есть арендодатель (как правило, директор) и есть арендатор. Директор подписывает договор об аренде с фирмой «X» сроком на пять лет. В договоре арендная плата устанавливается – смехотворная. А уж что там уходит по карманам!..
Оценить объемы такой спонтанной приватизации было совершенно невозможно. Потому что невозможно было отделить легальное от нелегального. Потому что не было единой формы учета. Потому что – элементарно – не было места, где бы регистрировались все арендные договора"*.
* Приватизация по-российски / Под ред. А.Б. Чубайса. С. 29–31.
Можно указать еще одну схему: госсобственность с правом «полного хозяйственного ведения» – полная свобода без ответственности.
На Шопронском семинаре в июле 1990 г. выдвигалась идея корпоратизации крупных предприятий, весьма близкая идее разгосударствления: создание государственных компаний в форме АО с принадлежностью государству поначалу 100% акций и их последующей постепенной продажей. Мелкие и средние предприятия предлагалось продавать.
В программе "500 дней" содержался примерно такой же план приватизации. Его главным автором был Л.М. Григорьев, будущий председатель комитета по иностранным инвестициям образца 1992 г., сформировавшийся в ИМЭМО как специалист по корпоративному управлению. Это была западная модель, в которой основное внимание уделялось подготовке предприятий к приватизации. Всерьез обсуждался вопрос о том, сколько нужно квалифицированных специалистов, откуда их взять и как готовить. Подсчеты показывали, что только для этого понадобилось бы по меньшей мере 15–20 лет, в течение которых экономика находилась бы в неопределенном состоянии. И это в предположении, что процесс можно будет строго контролировать посредством компетентных чиновников, пекущихся только о благе государства.
Нереалистичностъ подобных планов бросалась в глаза и вызывала скептическое к ним отношение буквально при первом размышлении. Они не соответствовали революционной обстановке, потере управляемости плановой экономики, необходимости и возможности энергичных и быстрых действий.
Решительные и быстрые действия предлагала Л.И. Пияшева, ультрарадикальный либерал, автор нашумевшей в годы перестройки статьи "Чьи пироги пышнее". Г.Х. Попов в конце 1991 г. назначил ее начальником департамента в московском правительстве, дав ей возможность реализовать свои идеи. Они были предельно просты – отдать все трудовым коллективам, немедленно и бесплатно. Малая приватизация в Москве, особенно в торговле, была осуществлена в значительной мере по этому рецепту. Ее опыт показал, что формальная быстрота приводит к реальным последствиям, отличным от желаемых: сохранению прежнего руководства, криминализации.
Но все-таки это была приватизация, которая потом перемалывала последствия быстрой трансформации. Для малой приватизации, в конце концов, с ними можно было смириться. Но для крупных и средних предприятий такие рецепты не годились. Нужно было делить на всех, раз собственность общенародная, а не только на работников данного предприятия. Таким образом, ни медленная основательность западной модели, ни безумная поспешность Л.И. Пияшевой не представлялись подходящими для наших условий.
Тогда-то уже в практической плоскости, всплыли идеи В. Найшуля. Они нашли пристанище в Верховном Совете РСФСР, в Комитете по экономической реформе во главе с С.Н. Красавченко и его замами П.С. Филипповым и В.Ф. Шумейко. Главным заводилой был Филиппов, имевший представление об идеях Найшуля еще по Петербургу, по дискуссиям в кружке молодых ленинградских экономистов. Глава Госкомимущества РСФСР, созданного весной 1991 г., М. Малей также выступал с идеей ваучера, дающего каждому гражданину право на приобретение части государственной собственности. Он предлагал ставить специальный штамп в паспорте каждого гражданина, погашаемый после совершения покупки*.
* Приватизация по-российски / Под ред. А.Б. Чубайса. С. 48–49.
В июле 1991 г. Верховный Совет РСФСР принял два закона: о приватизации и об именных приватизационных счетах*. Тем самым выбор был сделан уже тогда в пользу экзотического, еще практически нигде не испытанного варианта. В Чехии сходная схема к тому времени еще не была реализована.
* В подготовке первого закона главную роль сыграли П. Филиппов и П. Мостовой, второго – Д. Бедняков.
В августе мы с Л. Григорьевым напечатали в «Известиях» статью под названием "Мы этого не советуем". Мой главный аргумент против состоял в том, что затея с ваучерами может оказаться успешной только при высоком уровне организации, а это, как известно, не сильная сторона российских властей, тем более в период трансформации. И таких, как мы, сомневающихся было много, в том числе и А. Чубайс. И последующая волна недовольства, казалось бы, подтвердила, что выбор был сделан неудачный.
Никогда не следует спешить с выводами. В тот момент, когда принимались решения о массовой бесплатной приватизации, недостатки западной модели для условий России были достаточно очевидны. Вопросы, которые нужно было решить для ее реализации, не имели ответа. Представим себе только один момент: в 1996 г. перед вторыми президентскими выборами контроль над финансовыми потоками был бы не в руках "отвратительных" олигархов, а в руках прокоммунистически настроенных директоров государственных концернов и административной иерархии государственного управления экономикой. Медленная приватизация – не значит эффективная, но точно – более опасная, более криминальная. И чем дольше размышляешь, тем больше достоинств обнаруживаешь в том варианте, который был осуществлен в России.
|
|
|
