Глава 2. Социологические идеи П.А. Кропоткина

Будущее общество он представлял как добровольную федерацию общин, производственных ассоциаций, артелей. Кропоткин часто приводил в пример железнодорожные компании, которые без участия центральной власти, на основе взаимных договоров организуют движение поездов по всей Европе. Точно так же, без участия правительства, считал он, можно организовать любое дело. Например, "у крестьян одной деревни всегда есть много общих интересов. им по необходимости приходится соединяться друг с другом ради всевозможнейших целей. Но такого соединения государство не любит. Оно дает им школу, попа, полицейского и судью - чего же им больше? Если у них появятся еще какие-нибудь нужды, они должны в установленном порядке обращаться к церкви и к государству".

Кропоткин исходил из того, что государство существовало далеко не всегда. Русский мыслитель рассматривал историю как циклическое чередование цивилизаций, которые проходили в своем развитии четыре этапа: род, общину, городскую коммуну и государство. Хронологическими рамками этих периодов применительно к современной европейской цивилизации он считал, соответственно, первобытность, V-Х вв., XI-XV вв. и с XVI в. до современной ему эпохи. Такая периодизация была во многом необычна для тех времен. Во-первых, Россию он включал в современную европейскую цивилизацию, что шло вразрез с идеями многих русских мыслителей, подчеркивавших особую судьбу и культуру русского народа. Во-вторых, теория циклов вообще не была характерна для историографии XIX в. Тогда господствовал позитивизм и преобладала вера в прогресс и прямолинейное, поступательное развитие всего человечества. Впрочем, когда речь шла о современности, сам Кропоткин нередко пользовался понятием "прогресс", а теория исторических циклов, пессимистическая в своей основе, не оказала заметного влияния на его социальную теорию, напротив, преисполненную оптимизма. Первые три этапа каждой цивилизации, согласно Кропоткину, - безгосударственные. Так, не было, по его мнению, государств в средневековой Европе. Но в XV-XVI вв., считал он, королям при поддержке легистов и духовенства удалось захватить власть. Более того, правители сумели убедить своих подданных, что без государства наступит хаос, приучили их надеяться во всем на власть имущих. Однако полностью подчинить себе местную инициативу, завоевать все сферы жизни государству не удается. Кропоткин показал широкую панораму ассоциаций, возникших помимо государства и играющих немалую роль в обществе: кооперативов, артелей, клубов, благотворительных организаций, профсоюзов, добровольных обществ и т.д. Все это, по его мнению, доказывало, что без государства можно и должно обойтись, а также подтверждало силу и жизненность духа взаимопомощи. Именно учение о биосоциальном инстинкте взаимной помощи, выработанном в ходе эволюции всей живой природы, - краеугольный камень мировоззрения Кропоткина. Попытки охватить природу и общество едиными законами были распространены в позитивистской науке XIX в. Не обошло стороной это веяние и Кропоткина. Он был убежден, что лучшие шансы уцелеть и оставить потомство имели группы альтруистов. Отсюда следовал вывод, что порочна не человеческая природа, а социальная система. Не взаимная злоба и борьба, а взаимопомощь и сострадание - вот нормальное человеческое состояние, вот цель, за которую стоит бороться против бесчеловечного общественного строя. И, как бы ни торжествовало зло, добро неистребимо, потому что оно - сама сущность человека. Вот здесь-то и начинается социальная утопия Кропоткина. Поскольку человек добр и способен на жертвы ради ближнего, то перед ним открываются самые головокружительные перспективы. До Кропоткина анархисты представляли отношения собственности в будущем обществе так: средства производства принадлежат коллективам производителей, а произведенный продукт распределяется по труду. Для этого придумывались боны, трудовые чеки и т.д.

Кропоткина это явно не устраивало. Ему казалось безнравственным, когда люди "дают только при условии, что и получают (за это)". Споря со своими оппонентами, он утверждал, что "вопрос не в том, что мы придем когда-нибудь к коммунизму. Вопрос в том, чтобы начать социальную революцию коммунизмом". Но как? Уже в XIX в.? Да, именно тогда. "С теми могучими средствами производства, которыми мы располагаем в настоящее время, если бы все работали и если бы общество не тратило благодаря богатым треть национального труда на роскошь, то четырех часов работы в день было бы достаточно, чтобы дать всем без исключения довольство, каким сейчас пользуются лишь состоятельные буржуа". В этой связи нельзя не вспомнить английского анархиста конца XVIII в.В. Годвина, который вычислил, что поскольку лишь 5% англичан производят продукты сельского хозяйства, то если бы на поля вышли все, каждый мог бы работать полчаса в день. Но как быть с лентяями, которые к тому же потребуют для себя "хоромы из 12 комнат" и соболью шубу? А очень просто: лентяями делает людей несправедливая социальная система и с ее ликвидацией они исчезнут. Отношения между человеком и обществом будут строиться на основе общественного договора: "Мы готовы обеспечить за вами пользование нашими домами, магазинами, улицами, путями сообщения, школами, музеями и пр. С условием, что. вы будете посвящать четыре или пять часов в день одной из работ, признанных необходимыми для жизни". Кропоткин не пытался нарисовать в деталях картину будущего общества, считая любые подобные проекты умозрительными. Но основные положения были им намечены. Поскольку он отстаивал анархо-коммунистическую модель общества, то и собственность должна была стать, как бы мы сейчас сказали, общенародной. Но людям нашей эпохи ясно видна отвлеченность этого понятия. Реальными же распорядителями собственности у Кропоткина фактически оказывались ассоциации производителей и пользователей, которые, однако, не торговали на рынке, а предлагали и получали все необходимое безвозмездно, Главным стимулом, движущей силой этого сложного механизма должна была стать не корысть, а инстинкт взаимной помощи, альтруистические чувства людей, гораздо более естественные. Так что такое анархия?

Казалось бы, ответ ясен: это общество, где нет государственной власти. Но анархисты вовсе не отрицали необходимость организующего начала в обществе. Где граница между организующим началом и государственным принуждением? Кропоткин признавал в крайнем случае возможность исключения нарушителей из анархистских ассоциаций в будущем обществе. Демократическое государство может отправить в тюрьму по приговору присяжных, диктаторское - по желанию тирана. Разница огромна. Но где качественный барьер, переходя через который, мы можем сказать: вот это принуждение, а это - нет? Вот характерный пример: как уже отмечалось, Кропоткин считал, что в средние века государство отсутствовало, а общество строилось по принципу анархистской федерации гильдий, городских коммун и других корпораций. На первый взгляд, вопрос покажется ясным: конечно, он неправ! Но если вспомнить признаки государства по Энгельсу, то нетрудно заметить, что многие из них - регулярные налоги, постоянное войско, четко установленные границы (любое целое делилось на части) - отсутствовали в X-XIII вв., а закон представлял собой кодификацию обычного права. Из этого вовсе не следует, что с Кропоткиным надо соглашаться, однако нужно обратить внимание на то, что сама граница между наличием и отсутствием государства во многом условна и зависит от того, как человек трактует это понятие. Многие анархисты считали Парижскую коммуну анархистской, Кропоткин характеризовал ее как демократическое государство, а Маркс и Энгельс увидели в ней диктатуру пролетариата. Точно так же многие анархисты усмотрели анархию в первых Советах в России, а современный анархист П. Гудмен считает близкими своему идеалу Североамериканские штаты до принятия конституции 1787 г. Плеханов очень точно подметил суть расхождения: "То, что он (речь идет о П.Ж. Прудоне) отнимает у "государства", он преподносит "общинам" и "департаментам". На месте одного большого государства возникает множество мелких". Иными словами, то, что один человек считает анархией, другой - назовет государством, хотя и весьма децентрализованным. Если принять такой подход, то можно, разумеется, сколько угодно спорить, достижима ли эта цель в данной конкретной обстановке, но нельзя не согласиться с тем, что в принципе она достижима.

Кропоткин занимает своеобразно-промежуточное место между научным социализмом и утопизмом. Он не настолько утопист, чтобы не пытаться обосновать "естественно-научно" свое мировоззрение, но не настолько научен и объективен, чтобы не подчинять бессознательно-научные доводы своему моральному идеалу. Это-то делает особенно трудным анализ кропоткинизма, это же накладывает на все учение печать некоторой туманности и расплывчатости, несмотря на изумительное техническое умение ясно, соблазнительно ясно, излагать свои мысли.

Кропоткин применяет свой излюбленный индуктивно-дедуктивный метод по отношению к социологическим исследованиям, Боровой (один из исследователей работ П.А. Кропоткина) отмечает явную слабость теоретической аргументации и явную недостаточность исследования такого основополагающего аспекта анархической доктрины, как вопрос о возникновении государства, а если взять шире, - то идеи Кропоткина об эволюции как основном социологическом законе.

"Вся книга Кропоткина, - пишет Боровой, - является по существу сплошным обвинительным актом по адресу государства. И такая точка зрения была бы совершенно понятной, если бы мы подходили к государству в любой из его исторических форм с этическим мерилом. В своем историческом исследовании он сам приходит к выводу, что история не знает непрерывной эволюции, что различные области по очереди были театром исторического развития; при этом каждый раз эволюция открывалась фазой родового общежития, потом приходила деревенская коммуна, позже свободный город; государственной фазой эволюция заканчивается. Он, как натуралист, должен был бы искать причин, почему история любого человеческого общежития, начав с "свободы", кончает неизбежно "государством-смертью".

Кропоткин приходит к идеализации "всякой коммуны, на какой бы низкой ступени правосознания она не стояла.

Кропоткин приходит к чрезмерно романтической оценке таких основополагающих факторов своей теории, как творчество масс и взаимопомощь, к необоснованному противопоставлению обычаев, вырабатываемых обществом, и законов, якобы возникающих по произволу жрецов, колдунов и вождей. Критикуя эти стороны кропоткинского учения, А. Боровой писал: "необходимо признать, что в самом "народе", в самих "народных массах" могут также жить и развиваться освободительные стремления, как и лукавый страх перед благосостоянием сегодняшнего дня, грошевый утилитаризм, способный и саму свободу сделать предметом торга. И само государство есть также продукт творческих сил масс, а не выдумка случайных прирожденных "злодеев", желающих во что бы то ни стало портить человеческую историю".