 |
Наблюдение же истинной истории ведет нас к познанию Христа Иисуса и далее к познанию, необходимому нам для познания судеб души.
|
|
|
|
In Christo Morimur
Углубление внутрь, духовное переживание ведет к познанию сущности души в повторных земных жизнях и ведет, взятое в связи с тем, в чем оно живет, со спиритуальным, к видению Духа Святого.
Per Spiritum Sanctum Reviviscimus
Трихотомия лежит в основе не только тела, души и духа, но также и всех тех путей, по которым мы должны идти, дабы составить себе ясное представление о мире. Наше хаотически мыслящее время не разбирается в этих вещах и даже не пытается.
Вы знаете, что существуют атеисты, отрицающие Бога, есть люди, отрицающие Христа, дух — материалисты. Сделаться атеистом возможно только при неспособности ясно разбираться в процессах внешней природы, телесности. Но это возможно только при притуплении телесных сил. Ибо если они не притуплены, то тогда невозможно стать атеистом. Ведь Бога переживаешь постоянно. Атеизм есть поистине болезнь души. Отрицание Христа Иисуса является не болезнью, ибо Его нельзя найти в процессе человеческого развития. Если Его не находишь, то не находишь и той силы, которая спасает душу за пределами смерти. Отрицание Иисуса, отрицание Христа является несчастием для человеческой души. Заметьте это различие. Отрицание Духа является самообманом. Очень важное значение имеют медитации над этими тремя понятиями: атеизм, как болезнь души, отрицание Иисуса — как несчастье и отрицание Духа — как самообман. Это как бы три великих заблуждения человеческой души: болезнь души, несчастье души, обман души — самообман. Все это крайне необходимо, если хочешь заложить краеугольные камни для приближения к Мистерии Голгофы, ибо необходимо познать отношение Христа Иисуса к человеческой душе. Но тогда необходимо рассмотрение судеб самой человеческой души в процессе земного развития, а также и обратного воздействия импульса, исходящего от Христа, на человеческую душу, на человеческий дух.
|
|
|
А затем, для конца, чтобы мы все до послезавтра немного бы продумали все это, я дам вам нечто, для подготовления к рассмотрению глубин Мистерии Голгофы.
Посмотрим, как наблюдает природу по современному воспитанный человек. Она протекает по своим естественным законам, по которым составляется представление о начале, середине и конце Земли. Все наблюдения основаны на естественных законах. Наряду с этим имеется и моральный мировой порядок. Подчинение категорическому императиву, как у кантианцев, связь с моральным мировым порядком. Но вспомните, как ослабла в наше время идея, представление об объективной реальности этого мирового порядка, реальности, связанной с представлением о природе. Какие бы ни были материалисты, например Геккель, Аррениус, они все-таки думают, что Земля идет, конечно, навстречу остыванию, или энтропии, назовите, как хотите, и те маленькие божки, которые они называют атомами, будут, правда, рассеяны, но зато сохранятся. Сохранение материи, как и подобает современному мировоззрению. Но эти представления о материи не допускают мысли о том, что станется с моральным мировым порядком, когда Земля остынет или достигнет энтропии. Ему нет места в мыслимом подобным образом земном бытии. Куда денется весь мировой порядок, когда исчезнет физический человеческий род? Другими словами: моральные представления, с которыми чувствуешь себя связанными, к которым стремится совесть, человеку, конечно, необходимы, но они совершенно не связаны с порядком природы, тем, что реально необходимо, что называется необходимым по воззрениям на эту природу. Нужно честно сознаться себе, что эти представления потеряли свою силу. Они еще достаточно сильны, чтобы направлять поступки человека, быть связанными с ними благодаря совести, но они не имеют уже достаточной силы, чтобы позволить думать, что то, что представляешь себе под какой-нибудь моральной идеей, есть нечто реально действенное. Для этого необходима сила, заставляющая эту идею быть реально действенной. Что же это? Это Христос. Это одна сторона Сущности Христа.
|
|
|
Пусть все, что живет в камне, в растении, животном, человеческом теле, в земных элементах тепла или воздуха, пойдет по пути, о котором говорит естествознание. Пусть все человеческие тела обретут могилу в конце земного бытия. Из естествознания следует, что все, что заставляло нас жить, следуя морали, рассеется. Но по христианскому представлению в Существе Христа заложена сила, завладевающая нашими моральными представлениями и образующая из них новый мир. «Небо и Земля пройдут, но слова Мои не пройдут». Это сила, уносящая на Юпитер моральное начало земной жизни.
Представьте себе Землю, как представляете себе растение, моральный порядок — как семя внутри, а силу Христа — как то, что заставляет произрастать семя как будущую Землю, как Юпитер, — и перед вами возникает представление Евангелия, как оно дается духовной наукой. Но каким образом может это осуществиться? Как может представление, живущее по натуралистическим понятиям, только в мысли, представление, с которым чувствуешь себя морально связанным, как может быть оно переведено в реальность, подобную той, которая горит в каменном угле или летает вместе с пулей в воздухе? Как уплотнить такие тончайшие представления, как моральные? Для этого необходим импульс. Эти моральные представления должны быть захвачены каким-то импульсом. Но где же он, этот импульс? Вспомните сказанное нами раньше: вера не должна быть суррогатом знания. Вера должна быть действенна.
И действие ее должно заключаться в превращении наших моральных представлений в реальные. Она должна перенести их и создавать новый мир. Важно то, чтобы представления веры были не просто недоказанным знанием, тем, чему верят, потому что не знают, а чтобы в том, во что верят, таилась бы сила, способная превратить в реальное мировое тело семя морали. Эта сила должна была быть принесена на Землю через Мистерию Голгофы. Эта сила должна была быть заронена в души учеников, когда мы говорили о том, чем не обладали имеющие писания. Вся суть в силе веры. И если не понимают, что приносит Христос словами «упование», «вера», то не понимают и того, что вошло в развитие Земли во время Мистерии Голгофы.
|
|
|
Вы видите теперь, что речь идет о некоем космическом значении. Ибо то, что мы называем внешним природным порядком, следует по своему естественному пути. И как на известной ступени развития развивается семя естественного растения, так новым семенем явилась Мистерия Голгофы для будущего развития Юпитера, в котором примет участие вновь воплощающийся человек.
Так выясняется из рассмотрения собственной природы существа Христа, каким является Оно в космосе, как Оно в известный момент развития Земли вливает в него юную силу. Иногда это может проявиться грандиозно, но только для того, кто постигает это космическими познаниями, как, например, автор Евангелия от Марка. Когда после предательства Иуды приходят за Христом, автор Евангелия от Марка, смотря духовными очами на эту сцену, видит между убегающими юношу, одетого только в плащ. Его хватают за плащ, но он вырывается и убегает. Это тот же самый юноша, который в том же Евангелии от Марка возвещает в белых одеждах у гроба, что Христос воскрес. Так запечатлелось в имагинативном познании это место в Евангелии от Марка. Перед вами имагинативно встреча прежнего тела Иисуса с зародышем нового мирового порядка.
Почувствуйте, мои милые друзья, связь этого с тем, что я говорил недавно, что тело человеческое по своей организации не подлежит смерти, но, как тело, предрасположено к бессмертию. Продумайте это в связи с той истиной, что животное, вследствие своей организации, смертно, но не человек. Ибо человек смертен благодаря своей душе, которая подверглась разрушению. Но это последнее остановлено Христом. Продумайте это и вы поймете, что в человеческом теле должна произойти какая-то перемена в связи с появлением в земном развитии Мистерии Голгофы. В конце земного развития разрушающая человеческое тело сила, появившаяся как следствие грехопадения исчезнет, и тело будет восстановлена вновь силой Христа, и человеческое тело явится тогда в своем истинном физическом образе.
|
|
|
Признание трихотомией тела, души и духа восстанавливает значение «Воскресения во плоти». Иначе его не постигнешь. Современный просвещенный человек сочтет это за ретрограднейшую мысль, но тот, кто из источника истины познал повторность земных жизней, тот познает и реальное значение воскресения человеческих тел в конце земного развития. И если Павел прав, говоря: «А если Христос не воскрес, то тщетна и проповедь наша, тщетна и вера наша», — то это и доказывает истину, как мы уже знаем из нашего духовнонаучного рассмотрения. Если это истинно, то истинно, с другой стороны, и следующее: если бы земное развитие не привело бы к сохранению человеческого тела, образующегося в течение развития Земли, если бы это тело погибло в течение земного развития, и человек не мог бы воскреснуть силою Христа, то тщетна была бы Мистерия Голгофы и вера, которую она принесла. Это необходимое дополнение к словам Павла. Этим мы начнем послезавтра, в четверг, нашу лекцию.
Четвертая Лекция
ФИЗИЧЕСКОЕ И МОРАЛЬНОЕ
12 марта 1917 г., Берлин.
Мои милые друзья!
Чем дальше углубляешься при помощи духовнонаучных принципов в Мистерию Голгофы, тем больше убеждаешься, что грядущие времена должны, как бы в силу естественных событий, все глубже проникнуть в эту Мистерию Голгофы. И в отношении многого станет ясно, что то, что понято до сих пор из Мистерии Голгофы, есть лишь как бы подготовление к истинному пониманию самой Мистерии и прежде всего того, что должно было быть изжито человечеством благодаря Мистерии Голгофы. Не подлежит никакому сомнению, что все поясняемое нами сейчас в области духовной науки таким сложным и, как многие утверждают, «трудно-понятным» образом, при помощи всевозможных пояснений, все это в будущем будет даваться совершенно просто и в немногих словах. Это вполне допустимо. Но таков уж ход духовной жизни, что великие, простые, постигаемые в немногих словах истины должны быть сначала завоеваны, проработаны, и не в каждый момент могут даваться глубочайшие истины в простой форме. И карма нашего времени именно такова, что нам приходится еще много трудиться над тем, чтобы понять душою всю важность и значение Мистерии Голгофы.
В сегодняшней лекции, составленной тоже в форме афоризмов, я принужден снова оттенить ту же точку зрения, что чрезвычайно важно усвоить себе представление об «уповании» и о «вере», как о чем-то, несущем в себе источник силы.
|
|
|
Нужно уяснить себе, что внешнее материалистическое мировоззрение стремится исключить при рассмотрении мира моральную сторону этих вещей. Я уже много раз указывал на то, как стремится не только научное, но и популярное, самое простое мышление наших дней исключить моральное из понятия о развитии мира. В настоящее время считается весьма важным выяснить, благодаря каким физическим законам возникла из мировой туманности наша Земля, каково было ее начало и какими физическими законами будет обусловлен ее конец. Наши моральные представления как бы отступают перед этими физическими, и я уже указывал на то, что они не обладают достаточной силой реальности. Мы осуждены на это в наше время. И развитие подобных представлений будет идти еще дальше. Человеку, твердо стоящему на точке зрения естественнонаучного воззрения, конечно, покажется крайне фантастическим, полным суеверия представление о том, что в начале нашего земного бытия произошел некий факт, о котором можно судить только с точки зрения морали, как это и делается в Библии в рассказе о грехопадении. И современное мировоззрение не может представить себе такого развития морального вплоть до конца нашего земного бытия, по которому это самое моральное перенесет, все наши физическо-химические процессы, как бы изменив их, в другое планетарное бытие, в бытие Юпитера. Представления физического и представления морального идут рядом и не переносят друг друга. Естествознание стремится совершенно устранить моральное, а моральное начинает как бы свыкаться с тем, что не обладает физической действующей силой.
Современная религиозная догматика пытается заключить компромисс с естествознанием, причем естествоиспытатели особенно обращают внимание на то, чтобы как можно тщательнее отделить моральное от разных физических, химических, геологических и других процессов.
Вам может показаться, что сегодняшняя исходная точка моего рассмотрения не имеет ничего общего с ним, но впоследствии вы увидите, что она именно к нему и приводит. Сначала я обращу ваше внимание на то, что не все люди, занимающиеся рассмотрением мира, исключали все моральные суждения, обращаясь к высшей природе и процессам ее. Это в высшей степени интересно. Современному ботанику ни за что не придет в голову применять какие-либо моральные понятия при изучении законов роста растения. Он счел бы наивностью применение морального масштаба к произрастанию растений, точно можно у растения спрашивать о морали. Представьте себе, какой бы вид имел человек, провозглашающий нечто подобное. Но не все люди были таковы. И, как на характерный пример, я укажу вам на одного человека, который не походил на других, на человека, слывущего у многих не за истинного христианина, но бывшего в своем мировоззрении лучшим христианином, чем многие другие. Откройте любое католическое сочинение о Гете и вы увидите, что к Гете, конечно, относятся с известной снисходительностью, считаясь с ним все-таки, как с величиной, все время подчеркивая, однако, что он недостаточно серьезно относится к христианству. Но в Гете таилось гораздо больше христианского, чем в тех людях, у которых, по известному изречению, всегда на языке: «Господи, Господи...». У Гете не было на языке этого «Господи, Господи», но все же его миросозерцание было полно самого настоящего христианства. Я обращу ваше внимание на то, на что обыкновенно не обращают внимания, говоря о Гете. В своем учении о метаморфозе Гете пытался, как известно, составить представление о росте растений.
Я уже часто упоминал о разговоре, который он имел с Миллером по поводу этого учения о метаморфозе, после лекции венского профессора Барча. Миллеру не нравилось, как Барч говорил о растениях: по его мнению, не следовало так разлагать на отдельные части, а лучше прибегнуть к иному способу рассмотрения. Гете набросал в ответ несколькими штрихами идею своей метаморфозы растений, чтобы показать, что можно подразумевать как духовную связь между отдельными явлениями растений. «Это не действительность», — возразил Миллер, — «это идея, не обусловленная опытом действительности, а идея». Гете, не поняв этого, как следует, возразил: «Если это идея, то я вижу мои идеи глазами». Он не понимал, следовательно, идеи, не воспринимающейся из действительности, подобно звуку или цвету. Он утверждал, что видит свои идеи глазами. В этом уже кроется указание на то, что Гете пытался созерцать и духовное в росте растений. Но Гете всегда ясно сознавал, что все, что он имеет сказать современникам, может быть им сказано до известной границы, ибо для многих вещей еще не настало время.
Затем оказалось, что гетевское учение о метаморфозе дало как бы известный импульс некоторым ученым естествоиспытателям, специалистам, как, например, ботаникам Шельверу и Геншелю. Они писали весьма странные вещи о росте растений, вещи, за которыми Гете следил с живейшим интересом. Современному ботанику покажется совершенным безумием этот обмен мнений между Гете, Шельвером и Геншелем. Очень полезно вспомнить по этому случаю слова апостола Павла, что безумие перед людьми есть часто мудрость перед Господом. У Гете мы встречаем несколько афоризмов по поводу впечатления от способа представления Шельвера. Я в нескольких словах укажу на то, что хотел сказать Шельвер. Шельверу был до крайности противен тот способ, посредством которого люди, и в частности ботаники, рассматривают растения; вот что говорит он: «Посмотрите, как люди представляют себе растения. С одной стороны, в цветке развивается пестик, с другой — тычинки. Пестик, по мнению людей, оплодотворяется тычинками, и благодаря этому происходит новое растение». Шельвер с этим не соглашается. Подобная идея совсем не в духе растительного царства, в действительности же каждое растение единственно в силу того, что оно (растение) в состоянии воспроизводить себе подобных. А оплодотворение рассматривается Шельвером как явление побочное, даже как нечто искусственное, как ошибка природы. Правильнее было бы и более согласно природе, если бы каждое растение было бы в состоянии воспроизводить из себя, без оплодотворения, дальнейшее растение, чем это делает, например, ветер, бросая на пестик пыльцу и способствуя таким образом развитию растительного царства.
Гете, всегда внимательно следивший за превращением растений, листа в цветок, рассматривал как нечто само собой разумеющееся, что все растение, метаморфизируясь, может воспроизвести новое растение. Идея Шельвера ему понравилась, и последствием этого явился афоризм, созданный им совершенно серьезно, но являющийся для современного ботаника совершенным безумием. В очерке, посвященном Шельверу, мы находим следующие слова: «Это новое учение об опылении можно только приветствовать, оно крайне уместно, когда приходится читать лекции перед молодежью и дамами. До сих пор преподавателю приходилось всегда испытывать неловкость, когда подобным невинным душам, желавшим учиться далее, попадалась какая-нибудь ботаническая книга, то нравственное чувство их было всегда глубоко оскорблено, эти вечные надоедливые свадьбы, при которых моногамия, эта основа нравов, закона, религии, превращается в какое-то неопределенное сладострастие, всегда останутся отталкивающими для чистого человеческого ума».
Итак, представьте себе: Гете бросает взгляд на растительное и находит невыносимым, что там происходят вечные свадьбы, вечное оплодотворение, было бы уместно, по его мнению, если можно было совсем об этом не говорить более, а только о том, что растение собственной силой может воспроизводить себе подобных. И он развивает это далее:
«Ученых филологов часто упрекают, и не без справедливости, в том, что они, как бы желая вознаградить себя за безрадостную сухость своих трудов, тратят гораздо более, чем это следует, труда на толкование не очень пристойных легкомысленных мест у древних авторов. В этом же повинны и некоторые другие естествоиспытатели, которые, заметив у доброй матери-природы некоторые упущения, не преминули отнестись к ней, как к древней Баубе, с весьма недвусмысленными шутками. Я припомню, что видел где-то арабески, в которых весьма наглядным образом, по античному образцу, были представлены внутри цветов отношения полов».
Гете считает, значит, весьма желательным, чтобы эта половая точка зрения была бы удалена из растительного царства. Даже в его время это считалось безумием, в настоящее же время, в эпоху психоанализа, когда стараются объяснить все сексуальностью, было бы сочтено за еще большее безумие, если бы кто-нибудь выразил мнение, что наблюдение природы протекало бы успешнее, если бы к нему не примешивался этот аморальный сексуальный принцип. Гете подчеркнул: «Шельвер является весьма крайним, он осмеливается на многое». Но нигде Гете не говорит, что ему неприятна эта крайность, наоборот, он приветствует ее появление с радостью.
Нужно заглянуть глубже в душу Гете, в его христианскую душу, чтобы понять, что лежит в основе всего этого. Тот, кто наблюдает природу с современной естественнонаучной точки зрения, тому нечего делать с подобными представлениями, ибо для них необходимы известные предпосылки. И предпосылки эти гласят, что растения, какими они являются сейчас, противоречат своему первоначальному предрасположению. Для того, кто углубляется как следует в растительное царство, с необходимостью становится ясным, что когда я смотрю на первоначальное предрасположение растения к росту, то я вижу, что тот способ, как летает и оплодотворяет цветочная пыльца, совершенно не соответствует первоначальному предрасположению растений. Это должно было быть по-другому. А для этого, мои милые друзья, необходимо уяснить себе, что все расстилающееся вокруг нас растительное царство снизошло из первоначально совсем иной формы в ту форму, какую мы видим сейчас.
Свойственное Гете воззрение на природу как бы прозревало в современных растениях то, какими они были бы до грехопадения — употребим это символическое выражение. И действительно, по Гете всякое учение о метаморфозе не понятно, если не проникнешься настроением невинности, наивности, царящим в ней, если не будет понято то, что хотел сказать Гете своим учением о метаморфозе. «Все, что происходит в растительном царстве, не было ему предопределено заранее, оно достигло его только тогда, когда земное развитие спустилось из одной сферы в свою теперешнюю». Исходя из этого вы можете распространить это представление и на минеральное царство, в котором тоже не все так, как было первоначально.
И наблюдающий эти вещи чисто научно с необходимостью должен прийти к тому, что это правильно вплоть до царства животных, пока мы имеем дело с так называемыми хладнокровными животными, но отнюдь не с теплокровными. Минеральное царство, растительное и царство хладнокровных животных не таковы, значит, какими были первоначально. Они спустились из одной сферы в другую и сделались тем, что делает сейчас необходимым проявление в них сексуальности. Эти царства как бы не могут достичь полного развития таящихся в них способностей и требуют помощи. В растении скрыта первоначальная способность не только проходить метаморфозу от листа к цветку, но и воспроизводить новое растение. Но ему не достает сил на это, оно нуждается во внешнем побуждении, потому что покинуло область, в которой обитало прежде. И с минеральным царством было бы по-другому, и с царством хладнокровных животных. Эти существа как бы осуждены остановиться на полпути.
Теперь обратимся к противоположным царствам природы, царству теплокровных животных и царству растений, подвергающихся одеревенению, т.е. деревьев (ибо те упомянутые мною раньше растения, в которых планомерно происходит метаморфоза, суть растения, производящие зеленые листья и стебли, а не деревенеющие растения), а также к физическому роду человеческому. Я уже обращал в предыдущей лекции ваше внимание на то, что физический человек, каковым является он сейчас, отнюдь не отвечает своему предрасположению, ибо тело его, в сущности, предрасположено к бессмертию.
Но это идет еще дальше. Не только созданный для бессмертия физический человек не несет в себе этого предрасположения, но и другие существа, такие, как деревенеющие растения и теплокровные животные, не несут в себе смерть. Они не таковы, какими были первоначально: не то, чтобы они были созданы бессмертными — они спустились вниз, и благодаря этому произошло для них нечто другое. Я сказал: существа минерального и растительного царств и хладнокровные животные не могут развить свои способности до конца, они нуждаются во внешнем влиянии. Существа теплокровных животных, деревенеющих растений — т.е. образующих кору и древесину — и человек не являют в современном своем образе своего происхождения, своего начала. Первые существа, значит, не развиваются до конца, нуждаясь в постороннем влиянии. Существа, обозначенные мною как вторая группа: деревенеющие растения, теплокровные животные и люди, — в том виде, в каком они есть сейчас, не проявляют своего начала, как бы отрицают его.
|
|
|
