Король Генрих и герцог Гиз

Герцог Генрих был человек заметный: высокий, красивый мужчина с русыми кудрями, с внушительной, воинственной внешностью. Как полководец ничем выдающимся не отличался, но проявил себя как смелый военачальник, решительный и храбрый, обожаемый солдатами, с которыми делил и труды, и радости их жизни, при этом весьма привлекательный в обращении. Проповедники его партии, восхваляя его, выражались о нем словами Библии: «Саул побил тысячи, а Давид – тьмы». И действительно, рядом с ним Генрих III выглядел невзрачно. Даже город Париж, для которого король сделал более, чем кто-либо из его предшественников, стоял за герцога горой. Все население города, избрав себе по числу 16 кварталов 16 начальников, превратилось в одну сплошную военную ассоциацию.

Генрих, герцог Гиз. Портрет работы Чипьяни

Парижские горожане стали укорять короля в том, что он был себя слишком мягким по отношению к гугенотам, а герцог Гиз лично явился в Париж, чтобы придать более настойчивости требованиям лигистов. Король Генрих попытался поддержать свою власть. Он стянул в Париже войска и из предместий ввел их даже в сам город, где они заняли некоторые важнейшие пункты. Так продолжалось до 15 мая – до того дня, когда на улицах появились баррикады, которыми горожане хотели оцепить королевские войска (всего тысяч шесть). Вскоре горожане, благодаря численному перевесу, одолели их и отряд швейцарцев, находившийся в королевском войске. Солдаты-швейцарцы весьма усердно поднимали вверх и показывали парижанам свои четки, чтобы засвидетельствовать о своей принадлежности к католической Церкви и избегнуть верной смерти.

Тогда король вынужден был послать за своим ненавистным подданным, дабы он успокоил общее возбуждение умов. Герцог проехал верхом по улицам Парижа и восстановил всюду спокойствие, а тем временем король ускользнул через единственные ворота города, оставшиеся незапертыми. Он не желал окончательно сдаться в руки лигистов. Но это бегство не помогло – он не избавился от преобладающего могущества Гизов. Король вынужден был призвать герцога (который теперь действительно выполнял роль майордома), возвести его в звание генерал-капитана и государственные чиновники, собранные им на съезд в город Блуа, объявили себя также сторонниками лиги. Они потребовали, совершенно в духе манифеста Гизов, чтобы решения их собраний могли быть прямо приводимы в исполнение, даже и без рассмотрения их в королевском совете. Все помыслы их были направлены только на одно – искоренение протестантов. Издержки этой борьбы против них должны были, по мнению чинов, с лихвой покрыться конфискацией гугенотских имуществ и земельных владений.

Убийство Гизов, 1588 г.

Находясь в этом стесненном положении, король решился прибегнуть к крайней мере итальянской политики, под влиянием которой он вырос и воспитался: к вероломному убийству. Восьмерым из своих телохранителей, беззаветно ему преданным, он дал известного рода поручение, и затем приказал позвать к себе герцога в кабинет. Тот самоуверенно пренебрег всеми предостережениями и пошел на прием. Едва только он приотворил дверь кабинета, как убийцы на него устремились. Последовала отчаянная борьба, в которой герцог изнемог и, истекая кровью, пал мертвый у кровати короля. В то же самое время, в довершение злодейства, брат герцога, кардинал Людовик Гиз, также был схвачен и без долгих разбирательств казнен по королевскому приказу. Однако третьему брату, герцогу Майеннскому, удалось бежать. Примерно в это же время (в январе 1589 г.) умерла и Екатерина Медичи – то, что она посеяла кровью, еще на глазах у нее уже приносило обильную кровавую жатву.

Генрих III умерщвлен, 1589 г.

Из всех героев Варфоломеевской ночи оставался в живых только один король. Последнее деяние его разверзло широкую пропасть между им и партией лигистов. Возбуждение умов, в особенности в Париже, было невероятное. Проповедники со всех кафедр, во всех церквах, прославляли убитых Гизов, как мучеников, и осыпали их убийцу проклятиями. Доктора Сорбонны, 71 человек, объявили, что народ французский не связан более присягой, данной королю, и все еще раз поклялись, что не станут терпеть долее еретика на французском престоле.

И вот, при содействии испанского посла в Париже, было образовано новое временное правительство, во главе которого королевским наместником стал герцог Майеннский. Все предложения короля были с презрением и отвращением отвергнуты и ему ничего более не оставалось делать, как броситься к гугенотам, к которым присоединились и те католики-роялисты, у которых еще хватало мужества держаться на стороне короля. Он вошел окончательно в соглашение со своим наследником, права которого были им теперь торжественно признаны.

И вот вокруг него вновь собралось сильное и значительное войско; и он – увы, слишком поздно – продемонстрировал надлежащее мужество и двинулся к Парижу, где все население готовилось к отчаянной обороне и силой обезоружило всю ту часть горожан, которая не проявляла интереса к борьбе. По улицам двигались процессии с мощами святых, и в то же самое время всюду раздавались возмутительнейшие речи, в которых проповедовалось, что убийство тирана есть дело не только дозволяемое законом, но и богоугодное. Речи эти нашли себе благодатную почву тем более, что городу суждено было долго продержаться в осаде.

Молодой человек, доминиканец, некий Жак Клеман, решился отомстить убийце Гизов. Но он носил сан священника и это одно удерживало его от исполнения своего страшного умысла. А потому он обратился к своим духовным властям с вопросом: поставится ли в смертный грех священнику, если он убьет тирана? Двусмысленный ответ, данный ему властями, ободрил убийцу. Он немедленно пробрался в королевский лагерь, нашел доступ к королю – и в то время, как тот читал поданное им прошение, заколол короля кинжалом. Вечером того же дня или в следующую ночь, 2 августа 1589 года, скончался последний представитель дома Валуа.

Генрих IV, 1589 г.

И вот, действительно, королем Франции стал гугенот – Генрих IV. Великая религиозная борьба на Западе вступила в свой последний период: на французской почве Филиппу II оставалось испытать только последнее, крайнее средство. Но все же случилось по воле судеб то событие, которое уже делало победу Филиппа здесь невозможной, тем более, что год тому назад у берегов Англии весь его флот был уничтожен.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ