Иаков II в Ирландии. Битва на реке Бойн, 1690 г.

Дела в Ирландии представляли больше затруднений правительству; туземное, древнекельтийское население стояло за короля и его великого союзника, истребителя еретиков, Людовика XIV, уже вследствие одной своей ненависти к протестантским властям и притеснителям. Только Север, города Лондондерри и Эннискилен, опора протестантства на острове, держали сторону Вильгельма и Марии; в остальной стране перевес был в пользу Иакова, который прибыл сюда лично с французским вспомогательным отрядом, и в течение всего 1689 года счастье ему благоприятствовало. Но при всем том необузданный и непостоянный характер ирландцев, одушевленных, преимущественно, жаждой мести и насилия, ставил Иакова в весьма затруднительное, даже опасное положение. Решительная битва произошла 11 июля 1690 года при реке Войн, протекающей к северу от Дублина, приблизительно на середине восточного побережья острова, и впадающей в Ирландское море. С юга надвинулись сюда франко-ирландские войска, под начальством французского генерала Лозена и бывшего английского короля; с другой стороны пришла армия самого пестрого состава: в ней были английские, голландские, датские, бранденбургские отряды, но все это были воины испытанные и между ними находился один полк, набранный из изгнанных французских гугенотов, которому представлялся теперь случай сразиться с виновниками их изгнания. Эта армия, состоявшая из 36 000 человек, шла под начальством короля Вильгельма и маршала Шомберга, который как протестант тоже оставил французскую службу в 1685 году, чтобы поступить в ряды бранденбургской армии, и принял теперь охотно участие в предприятии Вильгельма.

Фридрих, маршал фон Шомберг. Гравюра работы Б. Пикара с портрета кисти Г. Кнеллера

Этот замечательный военачальник пал сам в этой битве, но войска Вильгельма одержали решительную победу и Иаков должен был покинуть остров вместе со своими союзниками. В течение некоторого времени ирландцы держались еще под начальством вождя, католика Тирконеля, которого назначил к ним сам Иаков, считаясь еще их королем; но дело несчастного острова было уже проиграно. Последние надежды Иакова на возвращение себе престола с помощью Франции были уничтожены морским боем при Ла-Гоге (департамент Ла-Манш), 29 мая 1692 года французский флот, на котором Иаков хотел возвратиться в Англию, сразился с англо-голланским, но понес поражение, которое напоминает о поражении, которое потерпела испанская армада сто лет назад. Англия может действительно считать этот день началом своего преобладания на морях.

Морское сражение при Ла-Гоге, 29 мая 1692 г. Уничтожение французского флота соединенным англо-нидерландским, под командованием адмиралов Рёсселя и Альмонда. Гравюра работы Р. де Гуга, XVII в.

Сам Вильгельм, мало ценивший то, что люди называют счастьем, мог теперь, после усмирения Ирландии, принять личное участие в континентальной войне; он повел войско на выручку города Намюра, осажденного французами. Сам Людовик прибыл к своей армии, как он это делал обыкновенно, когда был уверен в успехе. Ему посчастливилось и в этот раз: Намюр был взят, прежде чем подоспел Вильгельм. Нападение союзников на Штейнкирхен было тоже неудачно, и французское оружие несколько ослабело лишь в 1695 году. Осада Люттиха, которой руководил сам Людовик, осталась безуспешной; движение дофина на Верхний Рейн было тоже отражено маркграфом Людовиком Баденским и курфюрстом Саксонским. В июле того же года, в сражении под Нервинденом, французы снова одержали блистательную победу: ими командовал маршал Люксембургский, и Вильгельм потерял здесь 75 орудий, 66 знамен и 12 000 человек; но если счастье ему не благоприятствовало, то несчастье не заставляло его падать духом, как некогда и адмирала Колиньи, с которым он разделял стойкость, лучшее качество военачальника, состоящего в то же время и главою большой партии. Он сохранил свое положение, и если в Италии и за Пиринеями французы одерживали победы, как, например, Катина при Марсале, то они все же не достигали ощутимого успеха: Барселона оставалась невзятой. Повсюду, вопреки их обычной военной системы, французам приходилось вести оборонительную войну. Представитель этой системы безрассудного натиска и захвата, министр Лувуа, умер уже в 1691 году. В 1695 году Франция утратила лучшего из своих военных вождей, маршала Люксембургского, который сам обращал внимание Людовика на видимое улучшение неприятельских войск. Сверх того, одновременное ведение войны на столь многочисленных пунктах требовало громадных средств, в которых уже ощущался недостаток; французское правительство начинало сознавать тот вред, который оно нанесло Франции бессмысленным преследованием гугенотов. Король Людовик видел неисполнимость своих планов на этот раз; но он, посредством патриотического налога, успел собрать еще денег на новый поход (одно духовенство пожертвовало 10 миллионов), и 100-тысячная армия, под начальством маршала Вильруа, выступила против Нидерландов. Вильруа не решился, однако, на генеральное сражение, и Вильгельм, у которого был Когорн, инженер, стоивший Вобана, успел отнять у французов Намюр. На море французы уже не могли тягаться с англо-голландским флотом и должны были ограничиваться каперской войной.

Ризвикский мир, 1697 г.

Людовик находил нужным поберечь на время свои средства для того, чтобы иметь возможность приступить к новой большой войне за испанское наследие, в случае смерти испанского короля Карла, которому нельзя было уже предвещать долгой жизни. С самого начала 1696 года шведский король Карл XI начал заботится о мире. В военных действиях наступило некоторое затишье и известным успехом для Франции было лишь отпадение герцога Савойского от континентального союза; но Людовику пришлось уступить ему Казале и Пинероль за переход его на французскую сторону. Мирные переговоры начались в мае 1697 года, в Ризвике, замке или загородном дворце Вильгельма близ Гааги, приспособленном для приема уполномоченных европейских держав. Людовик улучшил свое положение победами над испанцами в 1697 году: в Европе он взял у них Барселону, а по ту сторону океана, в Дариенском заливе, на северо-западном берегу Южной Америки, Картагену. Но 20 сентября, в Ризвике, был заключен мир между Францией, Англией, Нидерландами и Испанией, а 30 октября – между Францией и императором. Мир с Англией и Нидерландами последовал, относительно территориальных условий, на основе Status quo ante bellum. Большой и тяжелой уступкой для Людовика было то обстоятельство, что он должен был теперь признавать своего исконного врага за короля Англии и дать обещание не помогать его врагам ни прямо, ни косвенно. Поэтому для Иакова, с которым он продолжал, впрочем, обращаться с королевской и рыцарской вежливостью, исчезала теперь всякая надежда. Испания получила обратно отнятое у нее французами в Каталонии или Нидерландах, впрочем, это не особенно огорчало Людовика, потому что он надеялся вскоре увидеть принца своего дома на испанском престоле. Стоимость этой войны и этого мира пала на Германское государство. Людовик отдал обратно завоеванное им в Эльзасе или «присоединенное» им там с помощью замечательного истолкования прав, или, лучше сказать, превращения бесправия в право. Теперь были возвращены: Фрейбург, Брейзах, Кель, Филиппсбург, герцогство Цвейбрюкен. Герцог Лотарингский получил свои земли согласно Status quo 1670 года, с Нанцигом, Битшем, Гамбургом, Людовик удержал Саарлуи и Лонгви. Ему пришлось отказаться от покровительствуемого им самозванного курфюрста Кёльнского, спор о Пфальце предоставлялся на решение папы, но за то Франция продолжала владеть всем, что приобрела на левом берегу Рейна, в особенности Страсбургом. Город был приписан к «галльской короне» и вычеркнут из имперского списка. Людовик сыграл ловкую иезуитскую шутку и, без сомнения, с согласия императорских уполномоченных, в самую последнюю минуту, он прибавил, что в возвращаемых им областях условия католического исповедания должны были оставаться в том виде, в каком находились теперь, при подписании договора. Между тем, эти условия были только что утверждены здесь им, завоевателем, и с насилием, о котором свидетельствуют его преследования гугенотов. Но все были утомлены борьбой и никто не желал более поднимать меча из-за этих французских эмигрантов или из-за туземных пфальцских протестантов.

Людовик XIV в возрасте 51 года. Гравюра работы П. Симона, 1694 г.

Последствия

В общем, однако, последствием этой великой войны было ослабление французского могущества, это проявилось, например, в том, что при очищении польского престола в 1697 году, за смертью Яна Собесского, был избран не французский кандидат, принц Конти, а императорский, именно, курфюрст Саксонский, Август. Далее будет указано, насколько эта великая война и одновременные с нею события на Востоке и Севере послужили известному укреплению немецкой народности. Во внутренних делах Франции было тоже заметно уменьшение высокомерных притязаний Людовика. Под влиянием госпожи Ментенон, с которою он был тайно обвенчан с 1685 года (о ней будет еще речь впереди), он отступил несколько от той церковной политики, которую преследовал с 1682 года, и находился в лучших отношениях к папе; та часть гугенотов, которую его драгуны обратили в католичество, пользовалась теперь тоже известной терпимостью, происходило это, без сомнения, не из человеколюбия и не из просвещенной религиозности, убедившейся в том, что эти новообращенные оставались чуждыми прочему населению, не смешивались с ним и питали глубокую ненависть к правительству. Король просто убеждался в том, что безрассудные преследования принесли один только громадный вред численности населения, торговле и промышленности французского государства.

Франция

В последнее десятилетие этого века католицизм понес, вообще, большие утраты. Год 1688 и рождение сына у английского короля Иакова можно считать апогеем стремлений и надежд католической партии, возникших с 1648 года. Но потом дела приняли оборот, исключавший всякую будущность для католицизма как в Англии, так и вообще на севере Европы. Это было вполне очевидно, потому что в Англии решающее слово по религиозному вопросу принадлежало даже не какому-либо просвещенному или фанатично-преданному протестантской идее деспоту, а всесильному сознанию самостоятельного народа, тогда как во Франции все решалось под влиянием одного ханжества.