 |
Советский космонавт озадачил крестьян 10 глава
|
|
|
|
В один из дней погибает – прямо рядом с поселком врезается на мотоцикле в грузовик – ближайший гагаринский друг и конфидент того времени, сокурсник по Оренбургу Юрий Дергунов; судя по доступным источникам, Гагарин чувствует себя осиротевшим, у него случается приступ депрессии.
Семнадцатого апреля 1959 года у Гагарина рождается первый ребенок – дочь Елена; и вряд ли климат и условия жизни в Заполярье были особенно хороши для младенца и его матери.
Жизнь в закрытом коллективе, где «ничего особенного никогда не происходит», тем временем продолжается. Private-jokes [19] . Много рыбы. Много ягод. Много марксизма-ленинизма. У нас нет данных, что Гагарин жаловался кому-то на жизнь, но, конечно, он чувствовал себя лишенным много чего – света, тепла, родителей, «культуры», личного пространства. По старшим коллегам было понятно, как он сам будет выглядеть через десять и двадцать лет соответственно; перспектива слишком очевидна: есть определенный потолок, выше которого не прыгнешь. Асом, лучшим летчиком полка он вряд ли станет – а просто тянуть офицерскую лямку, медленно и наверняка? И пусть даже, с его коммуникабельностью и склонностью поюморить, он чувствовал себя в этом коллективе замечательно – но характер у него был более моторный, чем у окружающих («мяч-попрыгун» (19)); и он не просто «интересовался космосом».
У Гагарина, несомненно, было историческое чутье – он понимал, что наступил важный момент, страна владеет космической инициативой и готовится к решающему прорыву. Почему бы не предположить, что в какой-то момент перспектива провести жизнь полярным летчиком перестает увлекать Гагарина; как и в случае с литейным делом, он осознает, что если есть шанс пересесть в поезд, идущий в другом направлении, то стоит попробовать. Он начинает писать рапорты: возьмите в летчики-испытатели, возьмите для исследований космоса, возьмите в гражданскую авиацию.
|
|
|
Сразу скажем, что самое пикантное из того, что удалось обнаружить, – это рассказ бывшего приятеля Гагарина по Саратовскому аэроклубу В. А. Калашникова о том, как уже в 1960-м летом он встретил в Саратове Гагарина, оба были в отпуске, и тот рассказал, что, оказавшись на Севере, в какой-то момент хотел уйти работать в «Аэрофлот» – «Ему в Ленинграде предложили переучиваться на Ту-104 вторым пилотом. Собирался уже, говорит, вернувшись из отпуска, написать рапорт на демобилизацию. Но тут по возвращении…» (6).
К счастью для Гагарина – хотя сам он и не знал об этом – кое-кто уже шел ему навстречу с другой стороны радуги.
«В начале 1959 года у Келдыша состоялось совещание, на котором вопрос о полете человека в космос обсуждался уже вполне конкретно, вплоть до того, „а кому лететь?“.
– Для такого дела, – сказал Королев, – лучше всего подготовлены летчики. И в первую очередь летчики реактивной истребительной авиации. Летчик-истребитель – это и есть требуемый универсал. Он летает в стратосфере на одноместном скоростном самолете. Он и пилот, и штурман, и связист, и бортинженер…
Большинство поддержало Сергея Павловича. Было решено поручить отбор кандидатов в космонавты авиационным врачам и врачебно-летным комиссиям, которые контролируют здоровье летчиков в частях ВВС» (3).
И вот осенью 1959-го в Луостари приехала группа врачей; летчиков стали дергать на собеседования.
* * *
Шли полеты. Дело было к осени, летчики были уже тепло одеты, в теплых куртках, шлемофонах. Из-за непростых метеоусловий мы прикрыли полеты. Командир полка в это время сказал, что куда-то наши медицинские работники отобрали молодых летчиков. Ребята здоровые – но почему их пригласили на очередной медосмотр – непонятно.
|
|
|
Никто совершенно не знал и не представлял, куда идут эти люди (7).
Наши полномочия касались всей полноты отбора. Мы должны были отобрать кандидатов не только по медицинским показаниям, а с учетом профессиональной подготовки, морально-политических качеств, психологических особенностей отбираемых. Мы с А. П. Пчелкиным разработали для выполнения этой задачи четкий план. Вероятно, другие группы разработали примерно такой же план действий. После доклада командиру части (соединения) о цели нашей командировки мы по данным медицинских документов (медицинской книжки) проводили предварительный ориентировочный отбор по состоянию здоровья и росто-весовых показателей (нам дали данные по максимальному росту и весу и возможных отклонениях). После этого отобранные кандидаты нами обсуждались с командованием и политработником… нам предоставлялась подробная характеристика профессиональной работы, моральных качеств, особенностей характера, в частности коммуникабельность этих лиц, вредные привычки и пр.
При отрицательной или неопределенной оценке указанных качеств отобранные по медицинским книжкам летчики отбраковывались (5).
Кроме обычных вопросов – даты и места рождения, семейного положения – в конце беседы задавали в основном три вопроса. Первый – «Желаете ли Вы летать на более современных типах самолетов, на новой технике?» Как правило, на этот вопрос все летчики давали положительный ответ. Второй – «Хотели бы Вы летать на новых типах самолетов и работать летчиком-испытателем?» Большинство летчиков давали свое согласие и интересовались, когда это будет. А когда задавали третий вопрос – «Хотели бы Вы полететь на ракетах вокруг Земли?» – то по мимике лица, по взгляду сразу можно было определить, желает ли этот человек полететь или нет (4).
90 процентов наших собеседников первым делом спрашивали: «А летать на обычных машинах мы будем?» Это были ребята, действительно влюбленные в свою профессию, гордящиеся званием военного летчика. Примерно трое из десяти отказывались сразу. Отнюдь не от страха. Просто им нравилась их служба, коллектив, друзья, ясны были перспективы профессионального и служебного роста, налажен семейный быт и ломать все это из-за дела туманного, неизвестно что обещающего, они не хотели (3).
|
|
|
Из десяти прошли трое. Это были Гагарин <…> Вязовкин и Георгий Шонин, который потом тоже стал космонавтом. Когда они вернулись в полк, пришла бумага из Москвы с приказом дать им максимальный налет (20).
Всё совершается в свое время, тогда, когда должно совершиться: человек подсознательно был уже готов и хотел встретиться с космосом, и кто-то начал думать о том, чтобы использовать для этой цели ракету, кто-то – взять на себя ответственность за всё, что случится, а те, кому предначертано было лететь, готовы были ради этого рискнуть головой (2).
Глава седьмая
ГАГАРИН И КРЕСЛО БАРАНИ
О серьезности намерений командования отобранные в первый отряд летчики могли судить по двум признакам: во-первых, их начальником стал генерал Каманин, очень крупная фигура из советского героического пантеона; во-вторых, в начале марта 1960 года их, простых лейтенантов, повели знакомиться к маршалу ВВС Вершинину. Затевалось что-то ОЧЕНЬ КРУПНОЕ – и настолько секретное, что лучше всего было просто прикусить язык и не задавать лишних вопросов: в космос так в космос, по ходу тренировок всё объяснят.
В массовом сознании предполетная подготовка космонавтов обычно ассоциируется с вращением на центрифуге; недаром даже Джеймс Бонд в одной из серий едва не гибнет внутри этого аппарата – умение справляться с космическими перегрузками считалось sine qua non [20] для джентльмена 1960-х годов. Гагарина, естественно, тоже крутили; однако по яркости негативных впечатлений моделирование перегрузок далеко уступало другим испытаниям. Два, судя по величинам информационных всплесков, главных и наиболее длительных стресса – это месячная парашютная подготовка и десятидневное пребывание в сурдокамере. Это только кажется, что раз Гагарин и так был летчиком, то несколько лишних прыжков с парашютом стали для него лишь дополнительным удовольствием.
На самом деле общеизвестно, что летчики – которым иногда приходится катапультироваться и, чтобы не терять форму, совершать раз в год тренировочные прыжки – прыгают крайне неохотно (если вы когда-нибудь прыгали хотя бы с 800 метров, то поймете, что шагнуть из самолета в небо вообще обходится психике не так уж дешево). И уж конечно в тот момент, когда они соглашались стать потенциальными космонавтами, их никто не предупреждал, что придется совершить 40 сложных прыжков – в том числе затяжных, ночных и с приводнением; что будут и нераскрывшиеся основные парашюты, и чудом не совершившиеся приземления на ЛЭП, и сломанные ноги, и затенения куполов… Разумеется, однажды подписавшись на участие в парашютной программе, дальше соскочить было невозможно – не струсишь же перед товарищами. Приходилось преодолевать себя, и бог знает, каких сил это стоило Гагарину.
|
|
|
Крайне изматывающей, и психологически, и физиологически, – несмотря на бодрые доклады в автобиографии – была отсидка в сурдокамере. Зачем их туда законопачивали? Затем, что, если корабль выйдет на нерасчетную траекторию и не удастся затормозить его, пилоту придется летать 10–15 суток внутри, по сути, консервной банки – и надо было хоть как-то подготовить его к этой, далеко не чисто гипотетической, проблеме. Сурдокамера была не только трудным аттракционом; отделенная от внешнего мира посредством сложных механизмов и, в случае экстремальных ситуаций, трудноразблокируемая, она представляла собой еще и опасное предприятие – хотя бы потому, что вероятность погибнуть в ней, как оказалось, составляла 1 к 20 (по состоянию на 2010 год смертельный риск совершения самого космического полета оценивается как 1:62).
По существу, сурдокамера была не чем иным, как психологической пыткой.
Непонятно, невероятно, с какой стати взрослый, 26-летний, уже сформировавшийся, семейный человек без принуждения позволяет истязать себя на протяжении многих месяцев, больше года. Есть простое объяснение: во-первых, Гагарин был мужчиной, и ему предлагали пройти интересный обряд инициации; во-вторых, его брали «на слабо». Это достойное объяснение – однако, каким бы мачо вы ни были, если вам предложат просто «на слабо» выдержать перегрузку 12 g, совершить ночной затяжной прыжок с высоты 11 километров и просидеть пару недель в помещении размером с ящик из-под холодильника, вы, скорее всего, откажетесь.
Почему же он согласился? Чтобы понять, что происходило в голове у Гагарина после того, как его выдернули из Луостари, попытаемся очертить горизонт ожиданий его и других молодых людей, которых отобрали «на опыты». Сейчас, когда границы космоса вот уже 50 лет как пройдены человеком, можно прибегнуть к такому аналогу. Представьте, что вас отобрали в группу людей, которым предстоит осуществить первое в истории человечества путешествие во времени. Перспектива очень странная; ясно, что никакой гарантии – ни успешного протекания эксперимента, ни возвращения – никто вам дать не может. Тем не менее вы, скорее всего, во-первых, представляете, что вас ждет в случае успеха (и обложка журнала «Time» – это самое скромное предположение); во-вторых, вам чертовски интересно – вы читали про это множество книг, видели кучу фильмов, вы смотрели в детстве «Гостью из будущего» – так неужели вы откажетесь залезть в машину времени? Да нет, конечно. Как бы счастливо ни складывалась ваша жизнь, какими бы мизерными ни были шансы на успех, каким бы благоразумным, рассудительным и даже трусливым вы ни были, есть такие вещи, от которых глупо отказываться – даже если они смертельно опасны.
|
|
|
Так что Гагарин, несомненно, осознавал, что он выиграл в лотерее – и несмотря на то, что у него была семья, которую он подвергал риску остаться без кормильца; что, простаивая без полетов, он терял с таким трудом добытую летчицкую квалификацию; что очень велика была вероятность отчисления из отряда за малейшую провинность или «отсева» из-за внезапно проявившегося несоответствия по медицинским параметрам; несмотря на крайне непрочный социальный статус (никакой страховки, ни психологической, ни финансовой, не предусматривалось – в случае чего ему просто пришлось бы отправиться обратно за полярный круг дослуживать в полк, где за время его отсутствия коллеги продолжали делать карьеру, а он потратил время зря); несмотря на новую беременность жены; несмотря на чередование воодушевляющих и нервирующих известий о запусках ракет, которые то летят хорошо и куда надо, то летят плохо и взрываются; несмотря на все это – игра стоила свеч.
Это была скорее беготня вокруг стульев под музыку, длившаяся целый год; и то, что стулья иногда убирали, а иногда нет, без поддающейся прогнозированию закономерности, вряд ли могло служить утешением. Сами будущие космонавты потеряли за этот год много сил и нервов[21], но из них делали – и сделали – настоящую элиту. Их осознанно, намеренно не только тестировали и «объезжали», но еще и «гуртовали» – и, скрепив их совместно пройденными испытаниями, сколотили из них уникальную социальную ячейку – первый отряд, который, как ни крути, был аналогом самых славных институций.
По сути они были советские рыцари Круглого стола – ну или королевские мушкетеры – или джедаи из «Звездных войн»; суть аналогии ясна. Соответственно, они имели право пользоваться, абсолютно заслуженно, преимуществами и благами этого статуса. Если СССР был хоть сколько-нибудь патерналистским государством – то окончательно отобранным членам первого отряда удалось ощутить на себе эту отеческую заботу на 200 процентов. Они испытывали много приятных чувств: социальной защищенности, причастности к братству, причастности к государственной военной тайне, к армейской элите. Уже в 1960-м, до полета, их позвали на трибуну мавзолея в праздник 7 Ноября: знак уважения. После того как инициация была пройдена, можно было не сомневаться, что если они будут соблюдать условия контракта, то и государство обойдется с ними по-честному.
События неполных двух лет – начиная с осени 1959 года и до весны 1961-го – описаны полнее, чем какие-либо другие в жизни Гагарина (разумеется, тоже с гигантскими лакунами). Ничего удивительного: хотя Гагарин еще не был тогда поп-идолом, он все время находился не просто на виду, но под контролем – обвешанный датчиками, иногда почти сюрреалистическими; говорят, что под койками, на которых они с Титовым спали в ночь на 12 апреля, стояли приборы, фиксировавшие количество поворотов во сне; это тоже входило в правила игры, и он не возражал против такой абсолютной прозрачности. По существу, это была жизнь-за-стеклом; за ним наблюдают: начальство отряда космонавтов, врачи, лаборанты, жена, инженеры-коллеги Королева, ракетчики, конкуренты/товарищи по отряду – уцелевшие и сошедшие с дистанции, отдельные инструкторы, журналисты (в этом смысле очень ценен опубликованный недавно дневник журналистки Т. Апенченко, которой позволено было присутствовать во время испытаний первого отряда – чтобы потом написать «повесть»; повесть вышла, однако шанс свой она не использовала, советским Томом Вулфом не стала, но некоторые нюансы происходящего ухватила очень живо), инструкторы по специальным дисциплинам, обслуживающий персонал, случайные знакомые.
Однако вся эта информация до поры до времени была доступна лишь для внутреннего использования. Задним числом американские источники подтрунивают над завесой секретности, которая якобы очевидным образом свидетельствует о низменном, неспортивном характере советской программы и открыто-соревновательном, высоко-романтическом – американской. Да, НАСА еще в 1959 году, осознав, что космонавтика – это запасной театр военных действий, а астронавты – группа воинов-поединщиков эпохи холодной войны (40), показало «международной общественности группу из семи отобранных опытных летчиков-испытателей» (11) и развернуло широкую информационную кампанию, представляя «„великолепную семерку“ как „right stuff“ – лучшее американской нации, сияющих знаменосцев американской цивилизации. На устремленных к победе космических парней (Space-Boys) был возложен нимб прототипов нового человеческого вида и создателей будущего» (11).
У СССР тоже были парни, которые собирались «искать путь во Вселенную», – но ни в какой «Огонек», «Лайф» или «Пари матч» их не сдавали. СССР приходилось отказываться от свободного рынка информации и принимать протекционистские меры – но не потому, что это был Мордор, населенный подлыми орками, а потому, что денег было много меньше, а задачу требовалось выполнить ту же самую. И если бы имена будущих космонавтов и тех, кто готовил их полеты – Королева, Келдыша, Глушко, Тихонравова, Чертока, Пилюгина, Феоктистова и т. д., – широко рекламировались в печати – то где гарантия, что ЦРУ, чьи финансовые возможности были практически безграничны, не пошло бы по кратчайшему пути достижения цели?
Осознавая, что обладают колоссальным потенциалом популярности – они ведь знали о том, что творится в Америке с их коллегами из конкурирующей фирмы, участниками проекта «Меркурий», – члены первого отряда испытывали странное, труднопередаваемое ощущение: их распирало от внутреннего превосходства. Они (и особенно Гагарин, выигравший поул-позишн) понимали, что они не такие, как все, что еще чуть-чуть – и плотина прорвется; по-видимому, это наполняло их жизнь особенной силой. Гагарин в конце 1960-го сам был как ракета, заправленная топливом и готовая лететь: и даже не важно, как там она полетит, – уже сам вид ее был невероятно величественным. Оставалось только показать ее по телевизору.
Или не по телевизору. На yotube есть запись – трехминутный документальный фильм под названием «Аварийная работа с изделием 8 К 64. 24 октября 1960 г.». Там показан взрыв этого самого изделия – ракеты – на старте, взрыв, случившийся меньше чем за полгода до 12 апреля, взрыв, при котором погибли 74 человека, в том числе один маршал, Неделин. Гагарин этот фильм видел и прекрасно понимал: где 74, там и еще один – никто и не заметит; информация о неудаче будет скрыта – и никто даже не узнает о подвиге, разве что через полвека на youtube вывесят еще один ролик. Посмотрите и подумайте, хватило бы у вас смелости дать согласие оказаться даже не рядом с точно такой же ракетой – а, по существу, внутри нее.
Можно сколько угодно сегодня скептически пожимать плечами – а что такого, ну подумаешь, «космонавт», тоже мне, – но надо понимать, что Гагарин был как минимум одним из самых смелых людей в своем поколении. Члены первого отряда космонавтов, даже неслетавшие, – как пилоты, выступающие в «Формуле-1»: среди них есть такие, которые годами не поднимаются на подиум, которых вечно все обгоняют на круг, однако надо осознавать, что при всем при том эти «плохие» гонщики – реально самые быстрые люди на планете, прошедшие, чтобы попасть в эти соревнования, колоссальный отбор.
Гагарин прошел – добровольно, и показал себя первым номером – в 1960 году такие испытания, что говорить, будто он всего лишь более сложный по сравнению с собакой или крысой организм, который, ну да, слетал, запихнули в капсулу, куда ж деваться, – нечестно. Каким бы деревенским простаком он кому-то ни казался, он был – при этом или вопреки этому – сообразительнее, выносливее, храбрее многих, многих и многих; да что там многих – всех. И именно поэтому он оказался внутри «Востока» – а не «случайно».
На случайность можно списать то, что Гагарин оказался в нужном году в том полку, куда медики приехали отбирать кандидатов; но дальше случайность заканчивается – он на протяжении тринадцати месяцев доказывает, что он правда – номер один.
* * *
В 1959 году наши медики отобрали в частях ВВС около двухсот кандидатов. Теперь их надо было вызывать в Москву на медицинскую комиссию. Центральный госпиталь ВВС в Сокольниках сразу обследовать, причем тщательно обследовать, такую массу народа не мог, поэтому летчиков вызывали партиями по 20 человек (10).
Николай Каманин:
В ноябре прошлого <1959> года я фактически возглавил всю работу по освоению космоса, проводимую в ВВС (9).
Клаус Гества, немецкий историк космоса:
Снова и снова превозносимый советской пропагандой континуитет истории воздухоплавания и космонавтики, мост между героическими деяниями Великой Отечественной и триумфальными достижениями холодной войны олицетворял генерал Н. П. Каманин, известный летчик-герой 1930-х годов и увенчанный наградами военный командир. С начала 1960-х он был ответствен за отбор и подготовку космонавтов и в этой должности превратился в публичную фигуру (11).
…они прибывали в госпиталь с октября до конца декабря 1959 г. (например, Г. С. Титов появился здесь 3 октября, Ю. А. Гагарин – 24 октября, а, скажем, Г. С. Шонин – только 30 декабря). Поэтому комиссия завершила свою работу и подвела окончательные итоги лишь в начале 1960 г. В итоге этого отбора был сформирован первый отряд советских космонавтов в составе 20 человек (2).
Павел Попович:
В отдельном флигельке, на первом этаже была палата, мы еще называли ее палата лордов (3).
Герман Титов:
– Будем знакомы, Юра! – И он протянул мне руку. Чуть сдвинутая фуражка придавала его юному лицу выражение какого-то озорного мальчишества.
– Герман, – отвечаю я и крепко пожимаю руку своему новому товарищу. «Станем ли мы друзьями?» – мелькает в сознании.
А Юра сдвигает фуражку на затылок, – я вижу чистый без единой морщинки лоб, – таинственно озирается по сторонам и, сощурившись, говорит полушепотом:
– Есть идея…
Не понимая его толком, я удивленно взглянул на Юру, а он, наклонясь ко мне, прошептал: «Бросаем авиацию и подаемся в писатели. – А потом добавил: – Псевдоним я уже придумал… – И тут он громко и весело воскликнул: – Юрий Герман…» (77).
Сценарий игрового фильма «Гагарин – первый человек в космосе»:
Сцена 14. Унылая советская действительность.
Осень 1959 года. Валя стоит в длинной очереди женщин в мешковатых одеждах с пустыми сетками в руках. Рядом в коляске лежит закутанная шестимесячная Лена. Эта часть города лишена ярких красок, здесь уныло и аскетично. Задыхаясь от волнения, к очереди спешит офицер ВВС Юрий.
Юрий: «Валя! Валя! У меня потрясающие новости!»
Юрий от восторга не контролирует себя, он вытаскивает Валю из очереди.
Валя: «Юра! Я потеряю свою очередь!»
Юрий пытается жестами объяснить, что он не может говорить в присутствии других людей.
Юрий: «Это очень важно!»
Валя неохотно позволяет ему отвести ее в сторону.
Юрий (понизив голос): «Я подошел им!»
Валя: «Правда? Но для чего?!»
Юрий: «Это… Я не могу тебе сказать!» (5).
11 января 1960 года в Министерстве обороны СССР вышла совершенно секретная директива ГШ ВВС № 321 141 «О формировании в/ч 26 266 и группы ВВС № 1». Так были зашифрованы будущий Центр подготовки космонавтов (ЦПК ВВС) и первый отряд космонавтов (6).
Весной в жизни молодых летчиков произошло событие чрезвычайной важности: 7 марта их принял сам главнокомандующий ВВС, Главный маршал авиации Константин Андреевич Вершинин. Надо быть молодым военным летчиком, который считает своего комэска наместником Бога на земле, чтобы понять, что это для них значило: беседовать с главкомом! Сидели, как зайчики, прижав ушки и поедая начальство глазами. Вершинин был ласков, приветлив, поздравил с новым назначением, пожелал успехов (10).
Николай Каманин:
…и об отважной шестерке космонавтов. Я познакомился с ними месяцев десять тому назад в кабинете Вершинина, когда Главком впервые принимал группу космонавтов (9).
Утром 11 марта <1960> Гагарины и Шонин улетали к новому месту службы, в Москву. Хотя Валя плохо переносила воздушные путешествия, но на этот раз и она согласилась на полет, понимая, что всякие опоздания для Юрия исключены. Столица встретила будущих покорителей космоса сдержанно, даже буднично, в спешке. Временно их разместили в небольшом двухэтажном особняке армейской спортивной базы на территории Центрального аэродрома имени Фрунзе. Первой, 10 марта, в нем поселилась семья Поповичей, Павел и Марина с дочкой Наташей (8).
Павел Попович:
Не было никаких удобств, стульев. Только солдатские койки. А на полу расстелены газеты с надписями: стол, стул, ногами не вставать. Позже генерал-лейтенанту Василию Яковлевичу Клокову, замполиту начальника Института авиационно-космической медицины, удалось убедить чиновников в Моссовете, что мы – будущие космонавты и нуждаемся в более достойном жилье, нежели полуразрушенные бараки. И нам выделили каждому по комнате (3).
Гагарины получили маленькую комнатку на первом этаже, почти без мебели. Две кровати, стол, два стула, солдатская тумбочка, бывалый шкаф для одежды. Женатые, но бездетные, и холостяки разместились на втором этаже. Размещение получилось, как у новобранцев. Но всё же женщины и тут сказали свое веское слово. Вскоре на коммунальной кухне уже что-то варилось и жарилось для вечернего коллективного обеда… Так начала складываться «космическая команда» на Ленинградском проспекте в столице.
Утром 14 марта, в воскресенье, на небольшом автобусе приехал полковник Карпов и разом увез всю мужскую половину. Для космических новобранцев в это воскресенье началась новая жизнь. По Ярославскому шоссе автобус доставил их на территорию будущего Центра подготовки, где в двухэтажном особняке обосновались его управление, учебные аудитории и столовая. Полковник Карпов объявил о порядке занятий на первую неделю и предоставил слово генерал-лейтенанту Каманину (8).
Он <Каманин> так и сказал:
– Не за горами то время, когда люди полетят на Марс и на Венеру, и на многие другие планеты. Мы должны сейчас уже начинать готовить этих людей!
На Марс и на Венеру! Уже сейчас готовить!
Я слышала такие разговоры от ребят. Кто-то из начальства рассказывал об их дальнейшей роли: якобы они будут готовить к<осмонав>тов в ближайшем будущем, учить их. И когда начнется новый отбор, их тоже возьмут в полки для отбора. Вот слетает кто-нибудь из них, затем еще кого-либо пошлют, а уж потом они будут учить других. А чтобы учить других, надо самому быть высокообразованным. Ребята это тоже понимают, и все собираются будущей осенью поступать в институт, кажется авиационный. Туда, потому что по специальности и там их знают – вероятно, кто-то из института преподавал у них (14).
Николай Каманин:
Мои встречи с космонавтами стали более частыми; я был председателем экзаменационной комиссии, знал их подготовленность к полету, их анкетные данные, но я почти не замечал их различий между собой – все они были для меня космонавтами и только. Вот уже пятые сутки мы все время вместе. Я провожу с ними занятия, мы вместе занимаемся спортом, едим за одним столом, играем в шахматы, смотрим кино. Все они доверчиво и с уважением относятся ко мне, а я начинаю подмечать их сугубо индивидуальные черты и интересы. Вчера, например, когда мы все после ужина пошли в кино, Титов попросил разрешения не идти с нами, а почитать Пушкина – оказывается, он увлекается поэзией и много читает. Попович, Николаев, Быковский и Нелюбов прилично играют в шахматы, иногда садятся и за преферанс. Юра Гагарин безразличен к картам и шахматам, но увлекается спортом, не оставляет без внимания остроумного анекдота или веселой шутки (9).
Часть субботы и воскресенье начальство предоставило «учебному контингенту» посвятить устройству быта. Холостяки получили места в офицерской гостинице, а семейные – благоустроенные квартиры на Ленинском проспекте в столице. Тут же полковник Карпов предупредил подопечных, что со следующей недели вводится новое расписание: три дня будут посвящены теоретическим занятиям, а три – спорту (8).
Объем тренировок будущих космонавтов… так, например, за одну тренировку по тяжелой атлетике каждый из моей группы поднимал в среднем от 5 до 8 тонн. Годовая кроссовая подготовка составляла в сумме 300–400 километров плюс 500 километров лыжной. За одно занятие по плаванию ребята преодолевали 1500–2000 метров. Количество прыжков в воду на одном уроке колебалось от 50 до 70, в зависимости от того, с чего они выполнялись – с трамплина или вышки… Когда мне впервые довелось увидеть Юрия Алексеевича в спортивном зале, то я, откровенно, по-доброму позавидовал ему. Небольшого роста, коренастый, быстрый и отлично координированный, он бросался в глаза (15).
– Фигура атлета.
Гагарин смеялся в ответ, отшучивался:
– Стараемся, действуем, как умеем (16).
Как ни странно, но занятия боксом скорее вредны для будущего пилота. Наблюдения показали, что у курсантов авиационных училищ, начавших заниматься боксом, появляются на первых порах обучения серьезные недостатки в управлении самолетом из-за излишней резкости движений. Дело в том, что во время занятий боксом спортсмен, хотя и должен реагировать быстро, само движение всегда совершает в полную силу. И конечно, если пилот будет дергать рычаги управления тоже на «всю мощь», то из этого ничего хорошего не получится. В спортивных же играх, особенно в коллективных, воспитывается точное взаимодействие с партнером, развивается чувство соразмерности движений (17).
Марина Попович:
Слово «космонавт» тогда вслух еще не произносилось. Мы, жены, знали лишь о том, что наши мужья летчики-испытатели (18).
В апреле 1960 года в Энгельсскую дивизию дальней авиации, где находилось подразделение НИИ ВВС имени Чкалова, прибыла необычная группа курсантов. Очень скоро лица большинства из них стали известны всему миру. Но вряд ли сейчас знали бы мы многое об этом периоде жизни первого отряда космонавтов, если бы не начальник парашютно-десантной службы военной части в Энгельсе майор Максимов. Очень скоро «секрет» пребывания в Энгельсе первого отряда космонавтов был раскрыт. В летном городке новых курсантов окрестили «лунатиками». Ходили слухи, что таинственную группу готовят к полету на Луну. Постоянно закрепленного за отрядом космонавтов самолета не было. Использовали то старенький Ли-2, то вертолет Ми-4. А чаще всего летали на «аннушке» – Ан-2 (20).
|
|
|
